Цена чести
-1-
-Здесь он вышел на дорогу. Вот и семнадцатый километр. И автобусная остановка, правда, далековато. Всё совпадает. Но где же старая ольха?
По обеим сторонам дороги сплошной стеной стоят сосны вперемежку с берёзами и ни одного даже ольхового кустика.
- Что же ты, Валерий, так глупо врал? Но не мог ты, не мог придумать такое – на бархатно чёрном фоне ольховых серёжек ослепительно сверкала звезда. Поэтично, весьма. Этого у него не отнять.
Насколько помнил Ребров в душе Валерий всегда был поэтом, хотя, кажется, не сочинил ни строчки.
- Что же ты наделал? Как поднялась твоя рука, на кого? Это же твоя первая и последняя любовь. Не верю. Даша, Даша. 45. Так мало.
Ребров расстроился окончательно.
От этой поездки сюда, на семнадцатый километр, он ничего не ожидал, кроме смутной надежды на что-то не предвиденное, способное перевернуть ситуацию ;но всё оказалось – напрасно.
Он пошёл к автобусной остановке. Там уже стояла женщина с большой плетёной корзиной, прикрытой пёстрым платком.
На его приветствие она ответила задорным тенорком :
-И вам не хворать. Вы тоже в город?
-Да, но по этой дороге-трясогузке полчаса трястись, как вспомнишь. Скажите, до Шишкино сколько вёрст?
-Сколько? Да километра полтора.
-А электрички, не знаете, часто оттуда ходят?
-Какие электрички? От Шишкино?- Она звонко рассмеялась.- Да от этой деревушки 15 километров до ближайшей электрички.
-Странно, а я слышал, что ходят.
-А вам что – на электричку надо? Так вот по этой просеке метров триста и выйдете на шоссе Лесное.(-Это же то самое.-У Реброва кольнуло в сердце.) Мы его промеж себя Пригожинским кличем. Пять лет назад Пригожин дорогу асфальтировал до самой Сосновки. У него там дача. Так вот – садитесь на трёхсотый автобус и он вас за 15 минут доставит к самому вокзалу. А вот и наш родной восьмисотый. Так что – решайтесь.
Ребров взглянул на приближающийся автобус.
Почему восьмисотый, когда трёхсотый, но тут же понял, что ошибся.
Он пожелал женщине счастливого пути, перешёл дорогу и вышел на просеку.
- Чем трястись, лучше пройтись,- решил он.
- Лесное… Лесное,- твердил он, торопливо шагая тропой, петляющей в зарослях черники, и наполняясь горьким тоскливым чувством, всегда возникающим в душе при приближении к месту преступления.
Тело Даши нашли на пятнадцатом километре Лесного шоссе, на обочине. А её вещи и медальон Приходько нашёл на семнадцатом, но на дороге в Шишкино.
Он так рьяно, со слов Юрия, уверял всех, что всё нашёл именно здесь и потом сел в автобус №800 и вернулся домой на электричке.
Конечно, все посчитали ложью его уверения в находке на старой ольхе, которой здесь и в помине нет, в чём и сам Ребров убедился, и ни до какой электрички не мог довести его восьмисотый автобус, если верить словам этой женщины с остановки.
- Допустим, он вернулся домой на электричке. Но отсюда ближайшая остановка в Сосновке. Значит он мог туда доехать только на трёхсотом. А он уверял- на восьмисотом. Я принял 800 за 300. Издали 8 похоже на 3.
Мысль так поразила его простотой, что он остановился.
- Валерий просто вместо тройки увидел восьмёрку. На самом деле, он сел в автобус №300. Значит семнадцатый километр на Лесном шоссе. Выходит не зря я приехал. Интуиция всё-таки не подвела. Не подвела, матушка!
Ребров радостно потёр ладони, довольный собой. Вскоре он вышел на дорогу.
Ему повезло –проскочивший мимо «жигулёнок», проржавленный, забрызганный грязью, очевидно, поздно заметил отчаянные взмахи руки Реброва, но остановился и задом подкатил к нему.
-До семнадцатой версты подкинешь?
-А чего не подкинуть, садитесь.
-2-
Ребров смотрел на обочину, жёлтобурую от прошлогодней травы и листвы, считал километры и, когда проезжали пятнадцатый, он зажмурился не столько от внезапной колики в сердце, сколько от не желания видеть место преступления.
Он вдруг вспомнил её пятнадцатилетней Дашкой - Муму, дерзко отчаянной и драчливой. Прозвище приклеилось к ней, когда изучали Тургенева с его Герасимом и Муму. Отца Даши звали Герасимом. Отсюда и Муму. Когда её так обзывали, она сразу пускала в дело кулаки, расквасив не один нос.
Они с Валеркой были влюблены в неё и, однажды, даже подрались. Да, это было в девятом классе. Даша пила воду. Школьный бачок с водой, алюминиевая кружка на цепочке (чтобы не украли). Они стояли в очереди за её спиной в нетерпении ожидания, когда она поставит кружку, чтобы первым схватить её и поднести к губам, касаясь ими того края кружки, что хранил тепло её пухлых ярких губ.
Ребров улыбнулся и открыл глаза. Промелькнул 17-ый километр.
- Стой! Проехали!- вскрикнул он.
Машина резко затормозила.
- Простите, я задумался и не за…
-Я тоже не заметил,- перебил его Ребров, - спасибо, что подвёз.
Он вынул бумажник из кармана.
- Не надо,- отмахнулся шофёр.
Ребров пожелал счастливого пути, помахал рукой вслед отъезжающей машине и обмер, когда повернулся и увидел у дорожного знака нависшие над ним чёрные ветви раскидистой высокой ольхи. Значит Приходько не врал. Вот он 17-ый километр и та самая ольха с которой он снял медальон, и автобусная остановка в пяти метрах.
Выходит в то утро убийства он здесь был. Именно в то время. Иначе кто-нибудь из ожидающих автобус заметил бы на обочине Дашину одежду.
-Как он мог изнасиловать её и задушить на обочине дороги, на виду, если смерть её наступила между 6-7 часами утра, как считает эксперт, когда уже и машины едут, и люди идут к автобусной остановке. Надо быть безумцем или слепым от страсти.
Ребров подошел к ольхе, потрогал ее бархатисто-черные сережки, в изобилии свисающие с каждой ветви, и словно увидел как рука Приходько тянется к ним, цепко держащим медальон. Бедняга. Он же никогда не брал чужого. Видимо жизнь довела. Нет! Не мог он, нет. Всё странно в этом преступлении. На теле Даши никаких следов насилия. Ни синяка, ни царапины, если верить эксперту.
Получается, что половой акт добровольный. Но в это не верится. Даша была морально всегда чиста, тем более у всех на виду – жена первого секретаря горкома. Ребров, когда приезжал в отпуск, был частым и желанным гостем в их квартире. Кажется, она была счастлива.
Он ещё немного постоял у ольхи и уже направился к автобусной остановке, как что-то хрустнуло под каблуком. Он оглянулся. В побуревшей листве что-то краснело. Носком ботинка он разгрёб листву и обомлел – красная женская туфелька с тонким каблучком.
Он поднял её. Каблук переломлен пополам.
- Надо же, раздавил,- Ребров сокрушённо покачал головой.- Где-то должна быть вторая.
Он почему-то был уверен в этом. Сунув в карман туфельку, он стал разгребать руками листву и траву; и ему опять повезло. Да это были туфли, те самые модные лодочки, жгучая мечта каждой женщины.
- Они алиби для тебя, Валера,- обрадовался Ребров.- Какой же грабитель выбросит такую обувь, если за неё любая модница готова выплатить любую сумму. Да, Юрочка, сегодня я тебя удивлю.
Юрий побледнел и как-то сразу сник.
Дрожащими пальцами он теребил бахрому скатерти, глядя себе под ноги. Ребров сидел рядом и молчал. Он смотрел на Дашины туфли, лежащие на столе, на газете, и думал о жестокой несправедливости жизни. Какие-то жалкие туфли продолжают жить. Их можно изготовить десятки тысяч. А человек – один. Не повторим.
- Выходит я посадил невинного человека,- прошептал Юрий, нарушив затянувшуюся тишину. Он смотрел на Реброва страдальческими глазами. -Да, туфли тёти Даши. Я подарил их в прошлый день рождения. Купил с рук. Ну поймите, Борис Ильич, она же моя тётя. Тётя Даша меня воспитала. После смерти мамы, вы же знаете, я ей многим обязан. Я тогда был в шоке. Я же ни на йоту не сомневался, что он убийца. Все улики против него.
- Знаю, Юра, знаю. Я тебя ни в чём не виню.
-Но я же упустил из внимания электричку, а вы сразу заметили. Я думал, что он врёт и про ольху, и электричку, и семнадцатый километр.
- Ты же сам говоришь, что был в шоке. Тебя отстранили от следствия как её родственника. Следствие закончили без тебя. Суд посчитал его виновным.
А нам с тобой теперь надо отыскать настоящего убийцу. Так что давай думать вместе.
-3-
Ребров Борис Ильич, бывший следователь, а ныне уже шестой год адвокат, по пути в Сочи, где собирался провести отпуск заехал на пару дней в город своего детства с целью навестить могилы родителей и своего друга, убитого в перестрелке с вооружённым жульём. Остановился он в гостинице. Приехал под вечер, но до закрытия магазинов успел купить банку краски, две кисти и букет гвоздик, с чем на следующее утро отправился на кладбище.
Он выкрасил ограду, возложил цветы на могилы и, уже покидая кладбище, задержал взгляд на высоком постаменте из чёрного мрамора, сверкающего позолотой букв и цифр. Он подошёл поближе. –Дарья Герасимовна Пригожина… Даша!? Не может быть! –Сердце защемило, перехватило дыхание…-1935 г. 17.09 – 1980 г. 15.09 –
Это она – Дашутка. Его первая школьная любовь.
-Что же случилось? Уже больше пол года, а я ничего не знаю. Как жаль … Даша, Дашенька.
Он сразу же решил навестить Олега, её мужа. Домашнего адреса их он не знал – они в прошлом году переехали в новую квартиру-, поэтому он отправился в горком. Уж там домашний адрес первого секретаря, разумеется, подскажут.
После часовой проволочки с оформлением пропуска и переговоров с секретаршей и ожиданием выхода из кабинета последнего посетителя, Ребров, наконец-то, обнял располневшее тело Олега.
После банальных вопросов и ответов, всегда сопутствующих нежданным встречам, он спросил о смерти Даши.
Олег поморщился, глубоко вздохнул.
-Последний раз я её видел на вокзале, перед отъездом. Как сейчас вижу – перрон, горящие фонари и её, машущую рукой. И её последние слова: - Поеду на дачу на недельку. Грибочков тебе насушу.- Будь она проклята эта дача! Для меня её гибель как нож в спину. Самое ужасное, что узнал о её смерти почти через неделю. Был в командировке, на областной партконференции, а после неё разъехались по районам инспектировать районную шушеру.
Меня искали, говорят, но я день там, день тут, всё время в дороге. А когда вернулся… Это ужасно, Боря. Опознание. Морг. Суд. Кладбище. Как пережил – не знаю. Убили мою Дашеньку, Боря, убили. И кто думаешь? Наш общий знакомый, твой бывший друг. У меня от его фамилии першит в горле... Приходько.
- Валера!?. Не может быть! Ты что, Олег, спятил! Прости… Валерка и Даша, ты же знаешь… Это тебе повезло, она была твоей. Он до последнего ждал, что она уйдёт от тебя. Он же любил её безумно.
-Любил да убил. От любви до ненависти, лучше меня ты, Боря, знаешь. Улики говорят за себя. Неопровержимые, Боря. К тому же он сам сознался, сучонок. Я требовал от прокурора к стенке его, но… наш советский гуманный суд, а как же – он раскаялся, пошёл навстречу следствию. Влепили ему 15. Всего лишь 15! А эти следаки! Неделю труп на руках, а у них ни одной версии.
Какому-то молокососу следствие поручили, кажется, племяннику Даши. Я им разнос такой устроил! Три дня дал на расследование. Сам полковник Бурков взялся и что? Что ты думаешь – через два дня нашли. Вот так мы работаем, Боря.- Он широко улыбнулся, обнажив белоснежный ряд превосходно ухоженных зубов.
В силу профессиональной привычке (азарт сыскаря в нём не угас) Реброва интересовали мотив и орудие преступления, но в данной ситуации даже подумать об этом было бы бестактно.
Об этом он уже спросил у Юрия Алексина, молодого следователя, сына погибшего друга Реброва.
Юрий жил в трёхкомнатной родительской квартире и потому возмутился и даже обиделся на Реброва, за то, что тот остановился в гостинице, а не у него. Когда он обижался, смешно, как-то по кроличьи, дёргалась его верхняя губа, что всегда умиляло Реброва и каждый раз ему хотелось приласкать его. Он обнял его за плечи.
- Я сегодня был на кладбище. Увидел могилу Даши. Посетил Олега, но толком ничего не узнал. Он сказал, что ты вёл следствие. Расскажи, что произошло?
Они присели на диван. Юрий пригладил непокорный вихр на затылке, одёрнул рубашку.
- В то утро, Борис Ильич, я дежурил. Уже должна была скоро прийти смена, как вдруг звонок. Звонил водитель автобуса, так он представился, сообщил, что на обочине пятнадцатого километра Лесного шоссе лежит труп женщины. Мы прихватили эксперта, вызвали «скорую». Там уже нас поджидал какой-то парень. Его оставили сторожить тело. Я её узнал ещё издали.
В одной комбинации, в белых носочках... Я не смог смотреть и отошёл к машине. Эксперт доложил: смерть наступила между 6-7 часами утра. Следов насилия не обнаружено. Ни одной царапины, ни единого синяка. Свежий след полового акта. Вот и всё, что я знаю. Зато в отделе началась паника. Сами понимаете, Борис Ильич, ещё бы - тётя Даша жена первого секретаря горкома партии.
Самого Пригожина на месте нет. Уехал в обком на партконференцию. Звонили туда. Оказывается конференция через пять дней. Где он, где его искать? Искали не столько убийцу, сколько разыскивали самого Пригожина. Когда он появился, устроил такой разгон всем, мало не покажется. А шеф мой, Бурков, на меня указал, что следователь молодой, опыта мало. Так что и мне досталось под горячую руку
.
А через два дня - везуха, честное слово, Борис Ильич. Иду мимо дежурки, а меня окликает дежурный. Мол из ломбарда звонит приёмщик: какой-то подозрительный тип принёс медальон, очень дорогой, а в нём портрет молодого Пригожина. Я ему кричу : -Пусть любым способом задержит его на 10 минут.- А сам в машину. Успели вовремя. Его лицо показалось знакомым, но тогда я не мог вспомнить.
Я уже тогда считал, что он убийца. Я спросил его- откуда у него медальон? Отвечает: - От матери остался.- Я раскрыл и сунул ему под нос. Это ты или твой отец? Он сощурился и растерянно выдохнул:– Олег?- и тут же продолжил, что нашёл в лесу, на дороге, где восьмисотый автобус ходит. На 17 километре.
Солнце поднялось над лесом и осветило дорогу. И на фоне бархатно чёрных серёжек ольховых ослепительно сверкала звезда. Я запомнил эту фразу… Уж больно поэтическая... Звезда оказалась медальоном. И здесь же на обочине, у самого края асфальта, он указал где, лежала женская одежда.
Одежду в корзину, медальон в карман. Сел в восьмисотый автобус и на электричке вернулся домой без грибов, но с хорошим уловом. На следующий день на барахолке продал вещички. Всю неделю пил. Когда деньги кончились, вспомнил про медальон.
На 17 километре, ни вблизи, ни в дали ни какой ольхи и остановка автобуса не рядом, как он уверял, а в метрах пятидесяти. 800-ый автобус был, проехал мимо.
Он ошалел просто, орал, доказывал, что здесь на этом месте нашёл. Но может быть не ольхе, а на берёзе. Конечно, врал.
Я тогда был уверен, что он придумал всё на ходу. Я сказал, что он подозревается в убийстве Пригожиной Дарьи Герасимовны. Он вдруг закатил глаза, одни белки, и рухнул на землю без сознания.
После этого, как я слышал, от него не добились ни слова. Словно онемел. С обвинением согласился. На суде говорят, только кивал в знак согласия. Суд был закрытый. Ни какой прессы. Был он до суда на обследовании у наших психиатров. Заключение – вменяем, но пока из психологического шока не вышел.
Меня, Борис Ильич, смущает его поведение. Да и, вообще, много туманного и странного в этом деле. Когда тело Даши унесли, меня удивило, что земля, где она лежала, в каких-то рытвинках, в ямках. Они слегка затёрты, приглажены телом, когда его, вероятно, волокли за руки. Там где лежала голова, следы каблуков, явно женских. Узких, на конус.
До этого шли дожди и на влажной земле следы хорошо отпечатались. Они сначала привели к асфальту, перпендикулярно к дороге, потом продолжились по обочине. Я насчитал семь шагов. Судя по длине шага женщина крупная, тяжёлая. Меня насторожило, что все мужские следы направлены в противоположную сторону, думаю, к автобусу. Она же уехала на машине.
Я заметил след от шин. На четверть шины машина заехала на обочину. След поверхностный, не глубокий. Явно от легковой машины.
Ребров мысленно восхитился профессиональной наблюдательности молодого сыщика.- Чувствуется школа Евгеши Алексина. То был сыщик-асс.
-Выходит, что она была раньше автобуса,- продолжал свой рассказ Юрий, - потому что женщин в нём не было со слов того парня, что сторожил тело до нашего приезда. Я доложил об этом начальству… Даже во внимание не приняли. Посмеялись. Проезжала баба, увидела тело, остановилась, подошла, испугалась и укатила подальше от греха. Вот и всё.-
- Это – тоже версия,- заметил Ребров,- но не для нас. Ты, на сколько я помню, сказал, что на обочине после дождей была грязь. Поэтому женщина выбрала кратчайший путь до асфальта и пошла прямо, перпендикулярно, как ты отметил, к дороге. Я уверен, чтобы закрыть заднюю дверь. Тело было вытащено с заднего сидения. Она могла обойти машину сзади, но надо было перешагнуть через ноги трупа.
Видимо, не решилась почему-то и пошла по обочине. Она была одна в машине. Если бы за рулём сидел ещё кто-то, то она села бы на заднее сидение или на переднее, рядом с шофёром. Ты же насчитал семь шагов, которые женщина сделала, идя по обочине. Если длина шага 60-70 сантиметров, то габарит машины больше четырёх метров. Это не «запорожец», и не «москвич», и не «жигули», а скорее « победа» или «волга».
Машина шла в город. На этой трассе ни одного поселка, кроме Сосново. Значит нам надо ехать туда и выяснить, сколько там «волг» и «побед».
В Сосново они приехали на электричке. Пожилой, жизнерадостный толстяк объяснил им, как им пройти к гаражам.
-По асфальту, ребята, честно, крюк большой. А во-он по той дорожке, у озерка, полсотни метров и вы на месте. Там через недостроенный гараж сразу окажетесь на территории нашего кооператива.
-4-
Толстяк не обманул. Через десять минут они уже были на проходной. Кооперативный гараж был небольшой.
-Хоть здесь повезло,- обрадовался Ребров.
-41 гараж,- пояснил сторож с седым поредевшим на темени бобриком и усталыми, очевидно, от бессонной ночи глазами.- Какие «волги», ребятки! Да у нас половина гаражей пустые. Копят пока мужики на машины, копят. А так – велосипеды, мотоциклы, десяток «москвичей» и «жигулей». А «волга»? Одна есть. Но она горкомовская, Геннадий Пестов, пригожинский шофёр, оставлял иногда на ночь, когда Олег Никанорович приезжает на свою дачу. Ну бывает, что и сам Генка на выходные заезжал.
-А что вы фиксируете?- заинтересовался Ребров, заглянув раскрытую тетрадь, где столбиками выстроились одни цифры.
- А, это? Так это блажь нашего председателя. Писать время въезда и отъезда. К чему? Говорит, что так требует устав гаража.
-А за прошлый год не сохранились записи?
- Да была тут тетрадь. Я её на растопку пользую.
Он выдвинул ящик из стола и достал тетрадь.
- Вот я уже от июля оторвал.
- Разрешите?- Ребров полистал мятые страницы. Нашёл сентябрь.
-Вот оно, Юрий. 15 сентября в пять часов сорок минут. Выезд из гаража. Чёрт подери! А почему у всех номера указаны, а у «волги» нет?
- А что здесь такого? Волга она есть волга. Другой нет… К чему номера?- пожал плечами сторож.
-А кто был дежурный тогда?- спросил Юрий.
- Я не помню, что делал вчера. Чё ты смеёшься надо мной, сынок.
—Но если так важно, подай-ка тетрадь.- Он надел очки.
- Так… Так тож мой почерк. Я в энту ночь дежурил.
- А как вы записываете номера? Отсюда навряд что увидишь.
- А шофера сами заходят и говорят.
- Не помните, тогда из «волги» кто вышел?
- Да никто! Опять ты за своё. Разве я вспомню. А, вообще, Геннадий никогда не выходил.
«Волга» она есть «волга». Прошлой осенью он чуть дуба не дал. Отравился грибами, жинка сказывала, еле откачали. С той поры он без «волги». Теперича на самосвале гоняет. Уволился, говорит, сам. Чего – то с Пригожиным не поделили. Брешет, конечно. Ктой-то сам откажется от, сами понимаете, при власти оно-то сытней и привольней.
-Адреса его не знаете?
- С чего бы не знать. Пестовы мои суседи. Пушкинская 27. Сёдня он выходной. Дома. Небось баню затопил. Он каждую пятницу топит.
Действительно, Геннадий уже собрался идти в баню – на столе лежала стопка белья и махровое полотенце.
Высокий, атлетического телосложения, с густой шапкой волнистых чёрных с синевой волос, брови в разлёт, наглый взгляд самца, уверенного в своей неотразимости. Перед таким молодцом любая не устоит - одним взглядом оценил его Ребров.
Выглядел он лет на 35-38, что нельзя было сказать о его жене, Антонине Семёновне, женщине тоже высокой с тяжёлой отвисшей грудью и выпирающим животом, но с очень миловидным кукольным личиком с голубыми глазами в прищур, утонувшими в удивительно густой поросли длиннющих ресниц. Скорее всего они покорили сердце такого красавца, резюмировал Ребров.
Увидев документ, представленный Юрием, Пестов в недоумении уставился на него.
- Я нарушил правила? Задавил кого-то? Я чист, товарищи. Ни одного прокола за полугодие.
- Вы не волнуйтесь, у нас к вам всего лишь один вопрос,- успокоил его Юрий.- Вы работали до этого в горкоме шофёром. На «волге». Вспомните, куда вы поехали 15 сентября прошлого года в 5 часов 40 минут утра, согласно гаражной записи?
- Что-о? Прошлого года? Что я должен помнить об этом? Да мало ли куда надо было ехать Пригожину! Он хозяин. Его и спрашиваете,- возмутился Геннадий.
-Нет, вы должны были запомнить этот день. На пятнадцатом километре от вашего дома было обнаружено тело Дарьи Пригожиной.
Брови Пестова взметнулись к нависшей на лоб пряди волос. Он остолбенело впился взглядом в Юрия.
- И что? Я тут при чём? Я всё рассказал следователю Буркову. Я отвёз её на дачу и больше не видел в живых.
- Но вы в то утро проезжали мимо места преступления. Вы ничего и никого не видели? Может быть стоящую на обочине машину. Или…
- Он ничего не мог видеть, - отчеканивая каждое слово, безапелляционным тоном прервала Юрия Антонина Семёновна.
Реброва удивила мгновенно изменившееся выражение её лица. Его кукольность была вызвана прищуром её глаз, явно демонстрирующим красоту её ресниц. Раскрытые глаза словно удлинили, расширили её лицо, убрав детскую припухлость щёк.
Что-то жёсткое, мужское проявилось в очертании её лица, в сжатых в ниточку губах.
- Это я ехала в тот день. Геночка отравился грибами. Был почти без сознания. Пришлось мне везти его в больницу.
- И вы ничего не видели на дороге?
- Мне было не до этого,- она взглянула в глаза Реброва и лицо её словно просветлело, вернув обратно миловидную кукольность,- какая-то машина стояла на обочине. Не знаю на каком километре, но точно стояла.
- На обочине или на дороге,- впервые заговорил Ребров,- это важно.
- Наполовину, я едва не врезалась в неё. Было темно, а она серого цвета. С темнотой почти сливалась. Я чуть…
- В какую больницу вы его повезли?- перебил её Ребров.
- В больницу?- спросила она, вздрогнув, словно чего-то пугаясь.-
В какую? В обыкновенную. В нашу. А может в ближайший медпункт. Я была в таком состоянии, что до сих пор не помню ничего. Он там пробыл до вечера. Промыли его, прочистили и я привезла его домой. Не хотел оставаться, упрямец. Ведь он у меня котик домашний.- Она погладила мужа по спине. – Зато неделю провалялся на диване. Так что я не помню точно, где его откачивали.- Она мило улыбнулась.
-5-
-Ты заметил, как она растерялась и даже почему-то испугалась, когда я намекнул про больницу?- спросил Ребров, когда они уже сидели в электричке.- Меня, Юра, настораживает эта растерянность, да и внезапное, непонятное увольнение Пестова. И сам Пригожин, где он пропадал пять дней? Мне он тоже врал: пять дней после конференции мотался по области. А на самом деле – наоборот. Нам надо прощупать самого Олега. Ты что-нибудь знаешь об их личной жизни?
- Фактически ничего. Тётя Даша меня изредка навещала, но к себе домой не приглашала. Видимо из-за Пригожина. Олег Никанорович поссорился с нашей роднёй, из-за чего не знаю, и отказался общаться.
- У Даши же были подруги?
- Конечно, с одной она всю жизнь дружила. Она её сестрой звала. Левченко Надежда Ивановна, я её хорошо знаю.
Даша и Надя – подруги не разлей вода. Десять лет они сидели за одной партой. Одевались в одинаковые платья, заплетали одинаковые банты в косы, обе были задирами и стояли друг за друга горой.
Всё это вспомнилось, как только Ребров разглядел в маленькой, худенькой женщине, подвижной как ртутный шарик, не знающей куда усадить, чем напоить, ту далёкую Надьку-шкодницу, запустившую в него чернильницей-непроливайкой, когда он чем-то обидел её подругу.
-Вы разве не знали, что у Даши с Валерой был довольно долгий роман? Неужели? Все институтские годы они любили друг друга. Но вы же помните какой характер у Даши? Валерий чем-то её обидел и она назло ему, ух же этот Дашкин норов, стала встречаться с Олегом. А Валера тоже хорош, с таким же глупым норовом, приударил за Валентиной Глушко, помните такая цыганистая, жгучая брюнетка. Когда Даша узнала об этом, она не задумываясь, выскочила замуж за Олега.
Тот как-то незаметно, как она мне призналась позже, окрутил её вниманием и дорогими подарками. Когда она спохватилась, было уже поздно. Она забеременела. А Валерий сразу же оставил Валентину и запил. Он потом долго лечился. Жалко парня. Я никак не могу поверить, что он повинен в смерти Даши. Это ни в какие ворота, ради бога, не говорите ничего. Я не хочу слушать… Это не он. Это вопиющая несправедливость!
- Вот за этим мы к вам и пришли – восстановить справедливость.- Ребров провёл ладонью по её руке.
- Вы тоже не верите?!- обрадовалась она.
- В этом деле много неясного, Надежда Ивановна. Если вы знаете - какие отношения у Даши с Олегом? Особенно последние годы.
- Какие?! Отвратительные. Олег оказался ловеласам. Дашка дура, терпела, а он в последние пять лет обнаглел : каждый месяц на два-три дня уезжал куда-то в район с инспекцией, как он объяснял ей. На самом деле где-то у него была любовница. Однажды она нашла письмо от неё. Оказывается у него от неё сын. Будь я на её месте давно бы сбежала от него. Дочка удерживала.
Девочка очень привязана к отцу. Даша боялась, что она останется с отцом, если им развестись. Два года назад дочь Алёнка, бросив институт, улетела с военным лётчиком в Барнаул. Это был удар для Даши. Сколько обидных слёз она пролила, если бы вы видели.
А в прошлом году, летом, да, в конце августа, она, честно говоря, мне как-то не по себе, неудобно, я бы никогда, никому не рассказала, но вам, если для дела, - лицо её покрылось красными пятнами ,- она призналась, что с кем-то встречается. Мужчина – красавец, ни имени, ни фамилии не назвала.
-Итак, Юрий, появилась у нас ещё одна версия.- Ребров явно был взволнован, судя по необычной суетливости его рук. Он как будто не знал, куда ему деть их: то совал в карманы брюк, то за лацканы пиджака, то прятал их за спину.
- Интуиция мне подсказывает, что в смерти Даши повинен её любовник. Они перед смертью имели половой акт. Потом что-то случилось.
Версия следствия – удушение. Но ты говоришь, что никаких следов насилия не обнаружено. Я тебя прошу – ты можешь посмотреть её дело? Надо конкретно знать причину смерти.
- Конечно, я смогу. Я могу сейчас сбегать в архив. Тут же рядом. Степаныч - свой мужик, договорюсь. Вы пока в кафе посидите. Я через минут двадцать вернусь.
Он ушёл. Ребров зашёл в кафе.
Прошло уже сорок минут, Ребров заказал уже третью чашку чая, а Юрий всё ещё не появлялся. Ребров не выдержал и вышел из кафе и буквально столкнулся с Юрием. Вид у него был растерянный.
- Ничего не понимаю, Борис Ильич, нет дела. Пропало. Степаныч клянётся, что никто не брал. Он никому не давал. Он в панике. Такое в архиве – первый раз. За всё время лишь один запрос на её дело был, когда кассационную жалобу хотели написать… Но тогда сам Бурков вернул и сам положил на место.
- Странно. Тебе не кажется, что,- какая-то туманная, невнятная мысль промелькнула, оставив в душе неприятный осадок. Ребров поперхнулся, дважды кашлянул.- Ты меня удивил и расстроил. А как у тебя с анатомичкой?-
- Два месяца назад Ивана Сергеевича похоронили. Инсульт. Вы же помните его? А новый паталогоанатом, конечно, не в курсе.
- Ну что ж, остаётся ещё одна ниточка – Пестов. Нам надо узнать в какую больницу привезла его жена. Что-то странное в её забывчивости.
Пациент, Пестов Геннадий Алексеевич, с пищевым отравлением нигде не зафиксирован – таков итог их многочисленных звонков по всем медицинским объектам города.
- Звонки звонками, Юрочка, но я всё равно считаю, что Пестова привезли в ближайшую от Сосново больницу.
А это известная вам Пироговская №2, что на улице, если мне не изменяет память, Советской. Не так ли?
-6-
В приёмном отделении дежурная, явно обиженная судьбой и красотой, и статью, с откровенным нежеланием брезгливо полистала толстую тетрадь.
- Как его? Повторите, - процедила она сквозь зубы.
- Пестов Геннадий,- повторил Юрий.
- Пестов... Пестов. - Она провела пальцем по странице сверху вниз и снова вверх.
- Нет такого.
- Должен быть. 15 сентября около 6 утра. Посмотрите ещё раз,- настаивал Ребров с откровенным упрямством, - должен.
- У меня пятнадцатого один человек, в 2 часа ночи. Женщина.
- И больше никого?
- Да. И пятнадцатого и шестнадцатого – никого. Вообще- то, странно. В мою смену никогда такого не было, чтоб ни одного пациента. От них отбоя нет, особенно по ночам. А тут за два дня и ни одного. Как его, напомните?
- Пестов Геннадий Алексеевич,- напомнил Ребров, всё более удивляясь происходящему.
- Это не горкомовский ли шофёр?
- Он самый, - подтвердил Ребров.
- Лежал он у нас. Я же помню как вся больница стояла на ушах, когда сам Пригожин приезжал навещать его. Дважды, причём.
- А вы не помните с каким диагнозом он лежал?
- Кажется угарным газом отравился. Но почему не записан? Как будто лист вырван.- Она в удивленной растерянности взглянула в глаза Реброва.
- Догадалась,- подумал Ребров, озадаченный внезапно появившимся не предвиденным обстоятельством.
- Итак, что мы имеем на сегодняшний день?- размышлял Ребров вслух, шагая рядом с молчаливым Юрием.- Пестова скрывает истинную причину отравления мужа. Почему она скрывает? Вопрос первый. Где он мог отравиться угарным газом? Вопрос второй. В бане? Но пятнадцатое сентября был вторник, я заглянул в календарь, а он топит баню, по словам соседа, только по пятницам. Значит баня отпадает.
Дома?. Тогда бы угорела и жена. Тоже отпадает. Остаётся гараж. Вернёмся немного назад к женским следам на обочине. Дашу привезли на машине. Ты заметил её след. Молодец. У тебя нюх ищейки. Это редкость.
Привезла женщина. Об этом говорят следы от женской обуви. Она вытянула тело с заднего сидения и выволокла на обочину.
Тебя удивили ямки и рытвинки под телом Даши. Это следы той же женщины. Она пятилась задом, когда тащила тело, медленно переступая ногами. Тело тяжёлое, Даша женщина крупная, полная.
Она вернулась к машине, закрыла заднюю дверь. Обойти машину сзади не решилась – надо было перешагнуть через ноги мертвеца. Она пошла по обочине, обойдя машину спереди.
Если бы это была случайный очевидец, то, поняв что перед ней лежит труп, она бы в ужасе метнулась от тела в сторону, подальше от него, но не к багажнику, где лежали ноги, а наискосок к капоту. Но таких следов нет. Значит случайность отпадает.
- От Сосново до сюда, Борис Ильич, минут десять-пятнадцать езды. Около шести Пестова проезжала здесь. –
- Не проезжала, а здесь остановилась.
- Это она!? – вскрикнул Юрий.- Но как тётя Даша могла оказаться в машине? Да ещё раздетая.
- Всё, Юрочка, банально просто. Я сам удивлён не менее тебя. Даша и Пестов. Гена Пестов – тот самый мужчина – красавец, о ком поведала нам Надежда Ивановна. Вижу – сомневаешься. У меня же сомнений нет. Я вижу полную картину происшедшего.
Проводив Пригожина, они поехали на дачу. Прибыли в Сосново в десятом часу. Здесь у меня сомнений, Юрий, нет.
Пригожин упомянул, что на перроне горели фонари. В это время их включают около восьми. Потом дорога через весь город и 30 километров по шоссе. Оставлять машину возле дачи было бы неосмотрительно : вдруг жена или любопытный глаз соседей. Они поехали в гараж и там занялись любовью.
Возможно выпили, устали и заснули. Ночью Пестов проснулся от холода. Включил мотор, чтобы подогреть салон и заснул. Антонина Семёновна или сама видела проехавшую в гараж машину, или ей кто-нибудь сказал.
То, что он задержался там, её не очень беспокоило - мало ли что случилось с машиной. Возможно мелкий ремонт. Она не дождалась мужа и тоже заснула. Утром проснулась, а мужа нет.
Разумеется, она испугалась и помчалась в гараж кратчайшим путём, по которому мы шли, иначе сторож бы заметил её. Дальнейшее всё понятно. Муж жив, но без сознания. Она понимала, что надо везти их в больницу. Но что она скажет врачам, Это мой муж, а это –кто? Тем более - они же оба обнажены. Что о ней подумают? Я понимаю её состояние, её мучительную ревность. Она приняла решение и выбросила Дашу на обочину, очевидно, даже не задумываясь – жива она или нет.
- А почему одежда и медальон оказались на семнадцатом километре?
- Проехав два километра, она заметила одежду Даши. Возможно она лежала на полу. Она вышла из машины и через капот бросила скомканную одежду на обочину. Вернувшись, увидела там же на полу туфли и медальон. И снова, не отходя от машины швырнула их через капот.
В больнице он пролежал больше недели, если Пригожин навещал его дважды. Теперь о пропавшем уголовном деле и вырванном листе в приёмном покое. Кто- то чего-то боится и не хочет, чтобы знали посторонние причину смерти Даши и причину болезни Пестова. Кто? Тот, кто может заставить и главврача и начальника милиции изъять компрометирующие его документы.
Кто в силах это может сделать? Тот, кто обладает неограниченной властью. Но в чём компромат, исходящий от Даши и Пестова? Их преступная любовь. Пригожин догадался об этом, как только ознакомился с заключением экспертизы о смерти Даши и посещения больницы, где лежал Пестов.
Ещё бы - оба отравились газом в один и тот же день и в одно и тоже время. Это был страшный удар по его авторитету, чести. Первый секретарь горкома - рогоносец. Это же не смываемый позор. Но тут возник Приходько и, с перепугу быстро состряпанное уголовное дело, спасло Олега от позора. Его жена убита грабителем. Это же другое дело, здесь он уже сам косвенная жертва преступления.
Понимая, что он тоже совершает преступление, пусть косвенно, сажая безвинного человека на 15 лет, он вынужден замести все следы, связанные со смертью Даши. Главврач Игорь Никитенко и Сашка Бурков верные друзья ещё по школе, разве они откажут в просьбе начальствующего друга? Вот потому исчезло дело из архива, я уверен и медкарта Пестова также.
Не было ни какого больного по имени Гена Пестов, которого он сразу же уволил с работы. Вот почему жена Пестова уверяла нас, что Гена неделю пролежал дома на диване, отравленный грибами. Пестовых Пригожин больше не трогал. Он понимал, что для них лучше молчать и они будут молчать до конца своей жизни.
Так что, дорогой Юрий, у нас нет ни одной улики, кроме наших голых рассуждений и воспоминаний дежурной из приёмного покоя. Но она их быстро забудет, если её хорошенько припугнут.
-Грустно и обидно, - горестно вздохнул Юрий. - Жаль только имя Валерия Приходько останется замаранным. Но ему уже безразлично - он же умер от инфаркта через неделю после суда. Родственников не осталось, вы же знаете, он сиротой рос.