КОТЯ
Когда Марк Давыдович заболел, я стала работать с другими сотрудниками в нашей комнате, в первую очередь, с Лидией Петровной Щербаковой, которую все звали Котей, по ее детскому прозвищу. Она была знакома не только со всеми сотрудниками института, но и их семьями. В столе у нее всегда находилось несколько бутылочек валерьянки. Болезни…Похороны… Выезд немедленный. Она постоянно что-то организовывала.
С Лидией Петровной постоянно происходили какие-то истории. Однажды поздно вечером к ней прибежала сестра с телеграммой от подруги их матери. В телеграмме сообщалось, что она дальше жить не может и примет две горсти снотворного. При этом указывался день и время предполагаемого события. Лидия Петровна потом рассказывала, как они, цокая, как кони помчались к Собачьей площадке. Запыхавшиеся, остановились у маленького деревянного домика. Светилось одно окно. В окне двигалась тень:
«Я раздумала, идите домой!»
Сообщила им сочинительница телеграммы.
Со мной Лидия Петровна освоилась очень быстро. Мы обе жили в арбатских переулках по разные стороны Арбатской площади. Лидия Петровна жила с матерью Наталией Николаевной. Их домик в Малом Кисловском переулке врос в землю. Окна маленькие, вход прямо в длинный коридор. Наталия Николаевна резко отличалась от своих дочерей. Держалась очень прямо, может благодаря корсету, к высокой прическе прикалывала черный муаровый бант. Я при ней стеснялась говорить, но она сама нашла, о чем со мной разговаривать – о театре.
Я купила билеты в театр Вахтангова. Наталия Николаевна разоделась в пух и прах. На следующий день мне позвонил бывший студент с нашего потока в МИСИ:
«В каком дворце живет твоя Пиковая Дама?»
ШУРА
В районе Лужников предполагались большие стройки, но пока мы шлепали по болоту кто как мог. Последней на конечную остановку троллейбуса прибывала сотрудница нашего отдела Шура. Она всегда держалась особняком. О своих семейных делах она подробно не распространялась, но незамужним с гордостью сообщала:
«В девках как вы не сижу!»
Очередной муж Шуры работал проводником. Счастьем Шуры был ее голос, прекрасное лирическое сопрано. Она много лет занималась в клубе, где были замечательные педагоги, время этому способствовало, многие певцы из-за войны остались без работы. Но Шуре повезло дважды. На работе у нее был концертмейстер с консерваторским образованием, Вениамин Сергеевич Богословский.
Летом в Москву на гастроли приехал Самарский оперный театр. Вениамин Сергеевич предложил посетить оперу. Гастроли происходили в Большом театре, для посещения выбрали оперу Верди «Дон Карлос». В Большом театре эту оперу не ставили. Собралась небольшая компания из нашего отдела. Мы купили билеты на пятый ярус. Пока мы поднимались на самый верх, Вениамин Сергеевич рассказывал, что он думает об этой опере:
«Там только одна красивая ария короля Филиппа в Эскориале среди гробниц испанских королей, партия для баса.»
Опера была прекрасная. Самарский театр во время воны не закрывался и сильно обогатился за счет знаменитых музыкантов, которые попали в Самару во время войны.
Лидия Петровна с молодых лет посещала Большой театр. Она была страстной поклонницей Собинова, была знакома с его семьей, не пропускала ни одного спектакля с его участием, но после войны Собинов уже не пел. Других современных теноров она не признавала и жила только довоенными воспоминаниями.
В то время царили в театре тенора Козловский и Лемешев. И тот, и другой имели несметное количество поклонниц. Репертуар у них был различный, и они делили между собой славу, в зависимости состояния здоровья и голоса.
ТЕАТР НА ТВЕРСКОМ БУЛЬВАРЕ
В один из летних дней с утра меня вызвал начальник нашего отдела Бежевец :
«Ирина, завтра с утра ты должна обследовать стальные конструкции купола строящегося Музыкального театра Станиславского и Немировича-Данченко на Тверском бульваре.»
Мне не все было ясно:
«С одеждой все ясно, у меня есть ватник, а где взять инструмент?»
Бежевец нехотя ответил:
« Из Моспроекта нашему директору звонил архитектор по фамилии Паладьев, он тебя будет ждать у театра и все разъяснит.»
На следующий день на Тверском бульваре меня встречали высокий симпатичный мужчина и маленький седой суетливый человек, оказавшийся прорабом, работавшим непосредственно с Немировичем-Данченко. Строительство было законсервировано на время войны. Строительная контора располагалась в небольшом старинном доме рядом с театром.
До войны Немирович-Данченко вложил много сил в строительство театра, к проектированию были привлечены архитекторы, художники, скульпторы. Скульптуры были выполнены, установлены, а на время войны обмотаны рогожей. Немирович-Данченко не дожил до конца войны.
Прораб охранял постройку всю войну. Жил в конторе. Архитектор из Моспроекта, по фамилии Паладьев робко мне объяснил, что после гриппа у него осложнение, и он не сможет подняться под купол, не действует правая рука. Мы осмотрели театр, состоящий из зрительного зала и сценической коробки. В купольную часть сооружения во время войны попала бомба. Нужно было обследовать металлический каркас купольной части сооружения. Туда вела примитивная лестница из стержней – ни ступенек, ни площадок. Подниматься было очень страшно.
Я обследовала несущую способность. Коррозия почти не затронула конструкции. Все замеры, которые я производила, заносились на чертежи, которые сберег прораб. Мы вместе составили акт о возможности продолжения строительства. Но театр не получил финансирования, и строительство не возобновилось до 70-х годов. Театр Немировича-Данченко так и не переехал в это здание, оно досталось МХАТ-у.
В это время мне привезли фотографии из Ангарска, где отец работал на строительстве Нефтехимического комбината. Среди фотографий был клуб с прекрасной акустикой и интерьерами:
«Приезжай на время отпуска в Ангарск, у нас замечательный театр, и на Алтай на машине съездим.»