Утром проснулся в пять пятнадцать. В комнате темно, настенных часов не разглядеть, только горят маленькие циферки на ресивере у телевизора, явно всунутые туда просто для порядка, настолько невзрачны. С сонных глаз долго навожу резкость, пытаясь угадать всё таки шесть пятнадцать или пять пятнадцать, цифры лгут расплываются и капризничают, пытаясь превратиться даже в восемь, но общая квёлость организма подсказывает что пять это куда ближе к правде. Пока я борюсь с химерами, Стёпа прочуял что я уже не сплю (он на этом «собаку съел») и потягиваясь вскарабкавшись на диван, плюхается на меня сверху всей мохнатой массищей и при этом ещё и лапами к верху т.е. на спину. Это знак, что надо срочно чесать ему пузу, перебирать брыли, легонько прощипывать рыло и усики возле нырок носа (при этом он слюняво чихает, встряхивая лошадиной головищей). Массаж может быть сколь угодно долгим, но глаза Риты такие обидные (она лежит в ногах), что процесс не затягивается обычно дольше десяти – пятнадцати минут. Вздыхаю и говорю – Ну что, надо вставать! Отбивая мне всё нутро, Стёпа кубарем скатывается с меня на пол и начинает постанывая топать ножищами к входной двери в коридоре и обратно, вздыхая при этом с эротичным стоном (что думают при этом соседи я даже представить затрудняюсь). Я же переворачиваюсь к Риточке, целую пупсика в ледяной нос и разминаю в руках коготки передних лап. Она меня уже простила и чуть улыбается, пару раз вздрагивая хвостом (она особа сдержанная и стонов себе, как Стёпа, никогда не позволяет). Теперь и вправду можно вставать. На улице темно, чорт меня поднял в такую рань, однако натягиваю штаны. Выходим. Вроде и не холодно, и не тепло. Удивлённо рассматриваю корочку льда на лужах, изобильно содеянных двухдневным непрерывным дождём и недоумеваю, почему пар изо рта почти не идёт раз заморозок. Доходим до середины обычного маршрута и тут нас накрывает проливным, мелким снегоградом. Листья под деревьями шуршат, будто их гоняет метлой безумный дворник и быстро, быстро пейзаж становится совершенно зимним. Рита расщеперив пальцы лап, цаплей скачет по траве – она тоже рада снегу, как и я, и лишь Стёпе не до этого, он в заботе - нюхает следы и росписи – на наше несчастье видно по соседству у кого-то потекла собака. Вот же блин! Глаза в кучу, слюни рекой, башка не варит. Скрипя снежинками-градинками топаем с Риточкой домой, слюнявый Степано-Ромео плетётся следом, с кровоточащим сердцем.
Ныне у меня стоит в планах съездить на дачу. Глянул в сети, гисметео клянётся всеми богами про хорошую погоду и может даже про солнце! (Про солнце врут конечно, но если день будет без дождя, это уже здорово и я им всё прощу!) Чемпионская овсянка проглочена, (моя с корицей, ихняя с мясом) миски вылизаны (не ко мне, у меня тарелка), видя что я беру с телевизора ключ от машины Стёпа скачет козлом – готовность номер раз! Заруливаем за дедушкой с бабушкой и прочь из города! Припорошённые снегом поля игриво украшены валиками сена как пуговками, лес благодаря ёлкам частично зелен, небо сплошной сумбур – тут вам и солнышко сквозь облачка и чёрные тучи и высоко-высоко белые пёрышки серебристых облаков, ветер треплет рипсы (это лохмотья - блистаю северными словечками) - жёлтой старухи травы. Свернув с трассы в наш дачный посёлок, взмываем по угору вверх к нашим линиям. Дорога сплошь прикатанный до состояния льда снег: – Зима-а-а! тяну я, и летняя резина сразу соглашаясь со мной, жужжа протаскивает нас далеко мимо поворота к нашему дому. Ну, точно зима! Будем аккуратнее! В доме холодрыга, в бочках с водой, что стоят под водосливами с крыш, на поверхности ледок. По-каратистски рублю его в куски указательным пальцем. Собаки в восторге. Пока колю дрова для печек и растапливаю, с тревогой гляжу на небо, не подгадит ли погодка – больно уж охота прокатиться на лодке в лес, полюбоваться, поснимать и побродить. Кроме того, лишний раз оправдываюсь перед собой и тем, что в баке у мотора остался ещё бензин и негоже так оставлять на зиму, надо спалить. Моей идее, что я уеду в лес на лодке, ни кто не рад, приходится в качестве компенсации кидать собакам снежки вдоль проулка и поить их молоком с овсяным печеньем (частично, но всё равно бессовестно, обкрадывая этим дедушку). Скриплю коляской с лодкой с горы. Вёсла громыхают в такт ухабам. Закреплённый на транце и поднятый горизонтально моторчик машет винтом вслед всем кочкам, как собака хвостом с привязанным к нему цветочком. Вот и речка. Издалека, вижу, как рябит течение, похоже, вода опять высокая. Целое лето, её уровень благодаря снежной зиме и летним дождям, держится почти как в половодье! Перебарываю желание сделать на берегу пару-тройку снимков и скорее отпихиваюсь от берега. Стартер на себя и вот уже под бурчание мотора нос моего крейсера бойко распихивает воду по сторонам. На речке весьма свежо! Встречный ветер ни чего не может сделать с зимней милицейской фуфайкой, но руки в тонких нитяных перчатках теряют за градусом градус. Еду и шевелю пальцами как безумный пианист, скорее бы уже дойти до леса – там река делается ужее, деревья подступают ближе, и ветра не бывает почти никогда. Солнышко сквозь тучки, играя вершинами деревьев, обещает тепло, но увы, конечно же безбожно врёт. Последний поворот у АЛТИшной дачи (турбаза САФУ) и мы в лесу. Далее вверх по течению жилья нет. Илас зверски петляя, описывает огромную дугу на восток и на юг к своему истоку – гигантскому, топкому Иласскому болоту с одноимённым озером посередине. Я там правда не был, но гугл-земля просветил меня в два счёта, что тут и откуда, и как. Самой дальней границей моих изысканий этим летом стал, бог знает, какой по счёту поворот сделанный нашей Амазонкой на этой дуге из болот, и я думаю, из лодочников-мореходов я там был первый и единственный, столько заторов и коряг мне пришлось преодолеть. Звёздной мечтой, имею проплыть до слияния Иласа с речкой Кузьминихой и подняться по ней до озера из которого она вытекает, но беспощадное время держит меня в строгой узде – собаки ждут и заставлять их терпеть (извините за бестактность) без туалета более шести часов я не могу, а этот путь до озера (туда и обратно) займет, небось, целый день, а то и более. Чапаю на малых оборотах, густая, полная невидимых кристалликов льда волна разбегается в след и тяжёлой ладошкой почёсывает траву и деревья по берегам. Чёрные деревья и кусты удивительно заточены до дикой контрастности снежком, приклеенным к ним сверху. Вся картина поражает неимоверной открытостью красок. Что чёрное - то чёрное, что серое - то серое и так далее, все осенние цвета разложены по полочкам и не пересекаются. Воздух так прозрачен, что его просто нет! Фотоаппарат щелкает, не остывает, но его глаз не в силах объять необъятного. Сердце воет: - Люди! Смотрите люди, как красиво!!! Но вокруг никого.
Ещё весной встретил я, идя на большой своей лодке так же вверх (большой по сравнению с той на какой я сейчас 3.4м против 2.1м) целую семью туристов на длинной надувной вёсельной пироге (папа, мама, дети и бабушка!) и доволок их до приемлемого для стоянки места. Встречал их потом и летом на том бережке, они его обжили и даже соорудили там, из прутьев, веток и полиэтилена, круглую юрту-шалаш, трезво рассудив, что дождей выпавших на нашу долю этим летом неподъёмно для обычных палаток. Полные туристского задора герои даже ночевали там временами на выходные! И вот эта юрта медленно выплывает на меня из-за поворота. Причаливаем. Ей богу, дорогие товарищи, НЛО выглядят много жиже! В глухом лесу прозрачный шар! Красота! Щёлкаю затвором – батареи пищат и умирают на боевом посту, но нас так просто не взять – меняю обойму и продолжаю обстрел. Солнышко не подгадив, выглянуло с боку по течению реки вызолотив её до блеска, тучки разъехались в стороны, рождая голубейшее небо – снимай усатый не спи! В экстазе жгу новые батареи! Поглощённый фотооргазмом, краем уха слышу непонятный шелест сзади, как будто неподалёку балуют с полиэтиленовым пакетом в ладонях, словно енот полоскун. Бли-и-и-н, уж не медведь ли скрадывет бедного сладострастника фотографа? Зорко оглядываюсь, прямо таки слыша утрешний голос жены, твердившей мне перед отъездом: - Доплаваешь дурень в свои леса. Съест тебя медведь! Сейгод в лесу их прорва, аж в городе по окраинам ходят! Стою робею. НИКОГО. Уши метровыми лопухами лезут из-под милицейской кепки и ворочаются локаторами по сторонам. ТИШИНА. Стою. И ОПЯТЬ ШЕЛЕСТ. Вдруг вижу - высоко и левее меня, в кронах деревьев, по остаткам листьев, крупой топочут градины мутным пологом приближаясь к нашему кусочку замершей солнечной красоты. Знать пора сниматься с якоря. Иду снова вверх. Град нагоняет нас и по ярким от солнца берегам, по палубе на носу лодки по козырьку кепки и моему шнобелю, густо скачут белые колючие шарики. Речка шипит и кипит. И опять красиво и здорово до одурения! Чем выше иду, тем более ясно намекает мне течение, что река идёт совсем в другую сторону. Лодку начинает на поворотиках мотать из стороны в сторону и окутывать водоворотиками и пузырьками, однако твёрдо решаю идти до «моего островка» и уже там причалить и побродить. Берёзы и осины, и прочие лиственные дерева, конечно, не пропадают вовсе, но всё сильнее разбавляются толстыми тёмными ёлками. Лес всё темнее и всё сурьёзнее. На моём островке я решил проведать два гриба чаги, живы ли, целы ли. Я не сколупнул их сейгод буде пусть растут и зреют. Дома ещё изрядный кус есть, к чему жадничать, но проверить своё имущество надо. Обшариваю остров и сердце спокойно – висят родимые. Выхватываю фотоаппарат, добиваю остатки карты памяти и батареи. С воды снимать интереснее, но подлое течение не даёт ни как спокойно постоять и поснимать. Цепляюсь за хилые кустики свисающие с берега – впору коготьё на пальцах выращивать как у кота. Жаль якоря то у меня нету! Обзаведусь! Сто раз здесь был, и сто раз всё по-новому тут и всякий раз уйти от красоты здешней нет сил, но нет возможностев и остаться Небо темнеет, на часах уж пять – шестой. Э-эх, пойду обратно! Прощай речка до весны.