Секрет Пигмалиона

Яшина Елена
 к 95-летию н. а. СССР П. Л Монастырского(в сокращённом варианте)

«В  театр  не приходят, в театр попадают,  как попадают в тюрьму или под поезд!»

- Так говорил  герой Евгения Евстигнеева, - провинциальный актёр – в одном из старых фильмов.  А поскольку случайностей  в нашей жизни мало, попадаем мы непременно туда, куда должны были попасть.

Но я всё равно считаю, что мне крупно повезло,- в начале  90-стых, я попала  в театр Петра Монастырского. Была я  в ту пору барышней  необразованной и весьма  закомплексованной,  оттого  и считала себя девушкой серьезной и сдержанной.


Первые полгода своей работы в  Самарской драме, Петра Львовича я боялась ужасно, буквально до оцепенения.   В моей голове, где была мешанина из ещё детских "табу» и норм поведения советской молодежи, его колоритнейшая личность не умещалась и   не идентифицировалась.

Монастырский,  весь состоявший  из парадоксов,  меня пугал и шокировал:– людям вообще,  свойственно  бояться непонятного.  Я и представить себе  тогда не могла, что в столь почтенном возрасте, и при таком статусе и регалиях( Народный артист СССР - в тогдашнем  моём  понимании, был равен  небожителю) можно так  страстно жить.

Теперь я понимаю, что мой страх Петра Львовича лишь забавлял и раззадоривал, и он играючи, продолжал рушить мои стереотипы, как должны выглядеть, и вести  себя маститые старцы.

С той первичной- «шоковой терапии»  начался мой собственный путь к себе, и четыре года  на этом пути, поводырем и наставником  оставался непостижимый и  эпатажный Пётр Львович Монастырский.

Всё это время я внимала ему, и каждое слово,живую мудрость метра, впитывала  как губка. Кроме синдрома «хорошей девочки», на тот момент у меня не было ни воспитания, ни образования, ни жизненного опыта, но это не мешало  мне(!)с ним (!!!)спорить!!!

И надо сказать, Петр Львович великодушно позволял мне сию  наглость. Моё развитие являлось неизбежным побочным эффектом наших вечных и фривольных дискуссий. Он  учил  меня жизни не назидая, а презентуя её, но те семена, что были им когда то брошены в мой  молодой ум, сумели вырасти, и оформиться в чёткие убеждения, и отношение к жизни.

И чем дальше  я от тех лет, тем  отчетливее осознание того,что ни кто, ни до, ни после  него, не повлиял так на моё становление и развитие. И так было не только со мной.

Молодежь  в театре любили, ни когда не разделяли на технику и артистов.  И вновь пришедшие, сразу попадали в удивительную атмосферу коллективного творчества, коим и является настоящий театр. Нас, вчерашних  школьников, встречали мастера, как сейчас принято говорить – «звезды» нашей  Самарской сцены, не просто  прекрасные  актёры, люди высокой культуры, «золотой фонд»  театра, и все они ни чуть не кичась, общались с нами, молодыми  на равных, не считая эту свою доступность зазорной.

И мы все старались оправдать их доверие. Позже, потеряв свою «альма матер» и попробовав "на вкус" другие театры, я сумела в полной мере оценить, насколько прекрасны были те годы юности в Самарской Драме.

Таких внутри-театральных отношений не было больше нигде, потому что, Петр Львович Монастырский, был только у нас.

Будучи абсолютным хозяином в театре, где ни какой вопрос не решался без его участия, я ни когда не слышала от него:- «мне некогда», или - «я занят». Он всегда находил время выслушать. Никогда ни чего не обещал, но и никогда ни о чём не забывал. Хитрец и тонкий психолог, с подчинёнными ни когда не сюсюкал, пустым капризам не потакал, и потрясающе мог купировать конфликтные ситуации.

О Монастырском часто говорят, как о «женском режиссёре». Действительно, всё годы его руководства, на сцене нашего театра сияла ослепительная плеяда великолепных  актрис. Многие из  этих красивейших  женщин, для меня и моих ровесников уже легенды.

Но при мне на сцене работали ещё неповторимая Вера Александровна Ершова, Светлана Игоревна  Боголюбова, Антонина Фёдоровна Дерябина, Валентина Смыкова, и Галина Дударева, и молодые, тридцатилетние тогда, Ольга Шебуева, Саша Комракова, Лена Орлова, Лена Лазарева, Лена Харитонова, Алла Коровкина, Оля Чудайкина, и совсем юная Нина Чусова.

Одна из причин  создания такой «коллекции», дань традициям русского театра. «Русский театр силён актрисою!» -  Так всегда считал Пётр Львович,  хорошо зная, что  зрителю,  на сцене  всегда интересней  героиня. Внутренний мир женщины, со всеми  его чувствами и переживаниями, это вечный, неисчерпаемый материал для драматургии.

 Мировая литература подарила театру бесчисленное количество ярчайших  женских образов, и  наконец, как говорила  моя любимая героиня -  Нина Заречная -  « В пьесе непременно должна быть  любовь...»
Самому Монастырскому влюбляться всегда полезно:- он был влюблен в каждую свою героиню, и плодом этой любви, неизменно становился большой успех спектакля,  открытие новых  звёзд самарской сцены, и долгая, настоящая  любовь зрителей к "своим" артистам, и "своему" театру.

Двум из блистательных актрис,- Людмиле  Грязновой и Наталье Радолицкой, которых до сих пор  любят и чтут те зрители, кому посчастливилось видеть их в спектаклях,  ставших славой и гордостью нашего  театра -  суждено  было остаться в памяти горожан не только талантливыми артистками, красавицами, и несомненными  примами нашего театра, но и  женами  главного режиссёра Монастырского.

Молодую артистку Грязнову П.Л. «сманил» за собой в Самару из Воронежа.
Прошло более сорока лет, а город до сих пор помнит её  «Варшавскую мелодию». Увы, их  творческий, и брачный союз с П.Л. Монастырским  был не долгим. Что на самом деле произошло,  наверняка знали  только они вдвоём. Время не только лечит, оно расставляет всё по своим местам, и  когда отбушевали страсти, и улеглись обиды, в своих письмах к бывшему  мужу, Людмила Грязнова будет обращаться не иначе как «Учитель».

Говорят, что в Наталью Радолицкую,  П.Л. влюбился с первого взгляда, когда  в 1974 году, у нас в городе  гастролировал Одесский Музыкальный театр.  Приглашая её в свою труппу, конечно понимал, что профессиональный  уровень актрисы оперетты не соответствует уровню  серьёзного  драматического театра.

И  Монастырский  ведёт молодую актрису в драматический  материал постепенно, от постановки  к постановке,  наверное, больше  отталкиваясь от её личностных качеств, нежели от профессиональных возможностей.

История  Элизы Дулитл, что она сыграет  чуть позже («Пигмалион» Б.Шоу), во многом её собственная история. Иван Иванович Морозов, теперь старейшина труппы С.А.Т.Д.  с огромной нежностью всегда вспоминает её, свою любимую партнёршу: - у  неё  был малороссийский акцент, и опереточная, утрированная манера игры, и ей, конечно же, приходилось много работать над собой. Скорее всего весь процесс  проходил дома, где П.Л   помогал ей, потому как на репетиции Наташа  всегда приходила подготовленная, и прилюдно Монастырский её никогда особо не прессовал. По  актерской природе своей,она была уникальной,очень чуткой партнёршей, мы никогда ни о чём не доваривались  перед репетицией, играли, как жили. Искренняя, душевная,  Наташа никогда не «тянула одеяло на себя», никогда не «повышала градус» в труппе,  оставаясь простой артисткой, а не «хозяйкой», и  женой  Главного.»

 Часто слышу,- что где Монастырский,  там и красивые женщины!» - Заметьте, не наоборот! Все женщины хорошеют в его присутствии не случайно, ведь и в жизни и театре «женский режиссёр» - настоящий мужчина!

А настоящие мужчины ни когда не предают, настоящие мужчины никогда не бросают. Для настоящих мужчин не существует «посторонних женщин», настоящие мужчины  щедры и не злопамятны, и ни при каких обстоятельствах с  нами, женщинами, не воюют.

- «Мы показывали в Москве  «Яму» Куприна, и каждый раз, когда начинался спектакль  и открывался занавес,  зал дружно  охал от количества красивых баб на сцене».- Вспоминает  з.а. РФ. Ольга Михайловна  Шебуева.-Сама я работала с Монастырским мало, когда то, по молодости надерзила, выразив  ему своё недовольство им, как режиссёром. Многие из его коллег отправили бы  молодую  артистку в театральное «небытие», при  таких обстоятельствах, а он не только регулярно занимал меня у приезжих  и «очередных»  режиссеров, но и дал мне возможность остаться в летописи театра, наряду с такими мастерами, как М.Лазарев,  Н.Радолицкая и Н.Михеев, увековеченной  Гос. Фильм Фондом.Центральное телевидение снимало  вначале 80-ых телеверсию   нашего спектакля  «Зыковы», я в спектакле не участвовала, и была очень удивлена, когда  П.Л. вызвал меня к себе в кабинет, и сказал мне:- «Я хочу, чтобы ты сыграла Павлу.»

 Ещё одним  дорогим  подарком от него, стала роль Инкен, в пьесе Гауптмана «Перед заходом солнца». Это  нежная и жестокая история о любви семидесятилетнего мужчины и двадцатилетней девушки.

Когда я пришла работать  в  театр, Монастырский спросил у меня:- «Что Вы хотите сыграть?»  Я, не поколебавшись, ответила  ему:- «Джульетту!»  Надо сказать, что тогда мы  все были под большим впечатлением от  фильма  Франко Дзеффирелли  «Ромео и Джульетта».  Юные, прекрасные исполнители главных ролей  Оливия  Хасси и Леонард  Вайтинг, великолепная музыка Нино Рота, исторически правдоподобные костюмы и декорации, этот фильм стал мировым  культурным событием.  «Ты же понимаешь, что я не смогу поставить лучше.»  - Ответил мне П.Л. тогда. Но не забыл. И  когда на  нашей с Юрой Машкиным премьере (он играл Матиаса)   зрительный зал  гремел овациями, и дружно скандировал «Браво!», а  режиссера  спектакля  вызывали так неистово, что  Монастырскому пришлось выпрыгивать на сцену прямо из своей ложи, и он, схватив меня за руку, вместо поздравлений,  почти прокричал мне- «Вот она,твоя Джульетта!"

Вот уже больше десяти лет нет больше в нашем городе «театра Монастырского». Многие из тех молодых актрис, - «птенцов гнезда Петрова», что начинали здесь, у нас, в Самаре, давно уже  «оперились»,  превратились  в прекрасных, самобытнейших  Жар-птиц,  и разлетелись по всему свету, но для нас, их  зрителей, они навсегда останутся своими – «самарскими», родными.

В Малом  театре  блистает Елена  Харитонова, у всех театралов на слуху имя Нины Чусовой,- популярного  театрального режиссёра, в Израиле теперь живёт и работает неповторимая Александра Комракова.  Из родной Тюмени отозвалась Елена Орлова,  ныне уже не только любимая актриса, а  тоже  режиссёр музыкального театра и  педагог, чтобы еще раз поздравить мэтра с юбилеем. Ведь она, как и многие другие, прошла свой путь на самарской сцене, от первых эпизодов вчерашней студентки, до главной своей роли- Настёны – «Живи и помни» Распутина. Вот что она  написала:

 – С Петром Львовичем Монастырским я думаю, всё просто. Он пришёл в этот мир, чтобы быть легендой.  Это - его данность, его  талант, и от  этого - его любовь  к тому делу,  которое он выбрал делом своей  жизни. Он делал дело для дела, а не ради выгоды для себя. К нему по разному относились – кто то его обожал,   кто то - откровенно ненавидел, кто то просто нежно любил, а кто то,"тихо, про себя"  понимал его значимость. Он велик тем, что, будучи удивительно  талантливым руководителем, лидером, он несовременно, по нашим  меркам,  жил. Потому, в театре порядок был, артисты были породисты и ухожены, скромны в своих проявленьях и настроены на творчество. Он умел руководить, умел отличить талант, уважал  трудяг театре,  и часто поощерял их. Я ни в коем случае не хочу идеализировать  Монастырского.  Он разный, но он тот, о ком, люди встретившие  его на своём жизненном пути, будут помнить всю жизнь.После того, как  Монастырский ушел от руководства, наши отношения стали иными: я перестала чувствовать в нём «начальника» и  мне стало проще. Я поняла, что это был умный,  решительный хозяин театра. В интересах дела мог смирять свои амбиции.  Коллекционировал  актёров, и это действительно был уникальный театр, где вырастали отменные мастера.
 У меня не было возможности быть на его юбилее и поблагодарить  за то, что он сделал для меня. А сделал он очень много. Он дал мне шанс познавать ТЕАТР в его театре. Низкий поклон ему за это. Университет по его руководством я закончила , и это была настоящая школа.Спасибо Великому Монастырскому за простые уроки жизни!»

И таких  актерских и личностных  историй  и  судеб за ними сотни. Я  намеренно  открываю здесь, лишь  только «женскую тему», поскольку,  долгие годы горожане  говорят о Монастырском,  как о  неуёмном Казанове.  Что ж, должны быть  у города свои легенды,  а эпатировать  публику Петр Львович всегда умел как ни кто другой!

 Но, его  особая,  почти  утраченная  в нашей стране,  фундаментальная культура   отношения к женщине,  ярчайшая харизма, темперамент, такт и ум, потрясающее чувство юмора,  мало кого  не смогли бы расположить к нему, оставив равнодушным.

 Был день рожденья Ольги Шебуевой. Пётр Львович пришёл в театр с букетом белых хризантем.  Я на бегу,  хулиганя,  кричу ему –«Пётр Львович, это ведь мне цветочки?!» - Что называется, ляпнула, не подумав, и сама напугалась, понимаю,  что поставила себя и его в неудобное положение.  Сказать:- «Нет, не тебе», -  Монастырский не мог.  Его секундное замешательство, и я услышала в ответ:- «В том числе и тебе»…

Давным -давно, когда Монастырский был ещё худруком, а к театру по окончанию спектакля подавались автобусы, однажды, вьюжным зимним вечером,  своего маршрута я среди них не обнаружила, и,  мимоходом,  пожаловалась на своё всегдашнее невезение  супруге Петра Львовича, - Надежде Петровне Монастырской.

–Ничего,- обнадежила меня она,- значит, когда  нибудь,  повезёт  на всю жизнь!
-Вам повезло? - Поинтересовалась я, со свойственным мне, молодым  скепсисом.
- Мне повезло! – Коротко и весомо ответила мне Монастырская. И я поняла, что она имела в виду.        
На самом деле, на всю жизнь повезло всем, кто когда либо  прошёл «школу Монастырского»,- к нам, фигурально выражаясь, прикоснулась  рука мастера. У хорошего садовника, как известно, зацветает и сухая палка, а вдохновенному скульптору дано оживить и камень. Просто больше всего на свете нужно быть по настоящему влюбленным и  верным  тому делу, что ты выбрал главным делом своей жизни, и бесконечно  любить саму  Жизнь, во всех её проявлениях. А в жизни, как говорил мне когда то Пётр Львович, «всегда всё дело в любви»!

Спасибо Вам, Пётр Львович, за наш, -ВАШ- настоящий театр, который не только развлекал, но и давал постоянную пищу уму и сердцу, за время, внимание, редкий педагогический дар и любовь,  щедро отдаваемые  прекрасным  Галатеям,  и таким как я,- «буратинкам».