Дерибас 3-6. Ужин не по нашему

Михаил Бортников
Заканчивался третий мой контракт на "Дерибасе" осенью, в Румынии, точнее -  на  судоремонтном заводе под Констанцей. В город мы не ездили. Далеко, некогда, ещё и береговые наши пропуска въезд туда ограничивали. Объём ремонта был достаточно большой, только в доке мы простояли не меньше недели, работали допоздна.

По вечерам с ноутбуками ходили к зданию заводоуправления, где был устойчивый сигнал бесплатного вай-фая. Разговаривали с жёнами по скайпу, обменивались сообщениями с друзьями, читали в интернете последние политические новости, смотрели футбольные трансляции. Устраивались, кто как сможет, кто ящик найдёт, кто стул с судна принесёт, кто просто с телефоном ходит взад-вперёд.

И вот, перед окончанием ремонта, нас с капитаном пригласили в ресторан. Нет, не румыны пригласили, как часто бывает. Судовладелец греческий, его звали Алекс.
Кроме нас троих должны были присутствовать ещё два работника компании, капитан Черствилов Лев Николаевич, и суперинтендант, Андрей Евгеньевич Сенченевич. Оба они, конечно, украинцы, но на тот момент жили с семьями в Пирее.  Обоих мы хорошо знали, да и с Алексом были знакомы.

В ноябре было уже прохладно, и мне в ресторан буквально одеть нечего было. Весь рейс  мы были в тропиках, у меня даже джемпера с собой не было, только легкая  джинсовая куртка. Её я и надел поверх рубашки.  Ещё и подумал: не презентабельно. Ехать предстояло в Констанцу, и какого рода ресторан, было неизвестно. Но капитан тоже не во фраке к трапу вышел, скромно был одет.
 
Мы сели в присланный за нами автомобиль и поехали в город.  Долго ехали, минут сорок. В центре к нам присоединились Алекс и Лев Николаевич, оба в джемперах, так что я на их фоне не так уж затрапезно и выглядел. А когда в ресторане увидел Сенченевича, то и вовсе развеселился. Тот был приодет по молодёжной моде, в джинсах с наполовину оторванным задним карманом, в яркой майке с какой-то вызывающей надписью, и в "косухе" поверх неё.

В ресторане была летняя крытая веранда, осенью  уже не обслуживаемая, и мы прошли сквозь неё в просторный зал с высоким потолком, и заняли один из столиков.

Неподалёку расположилась компания, празднующая то ли крестины ребёнка, то ли именины. Они занимали с десяток столиков и все нещадно курили, невзирая на присутствие виновника торжества и других детей, постарше.

Видно было, что поход в ресторан для них - явление не рядовое, и вот они-то были одеты нарядно: многие женщины в вечерних платьях, с украшениями, мужчины же все в костюмах, в галстуках. Я даже высказался по этому поводу, когда наши деятели стали обмениваться замечаниями, дескать, так сейчас в ресторан не одеваются.

Подошёл официант, и Алекс спросил, кто что будет пить. Все почему-то заказали пиво, один я попросил сто пятьдесят водки, и стакан томатного сока, так как про закуску разговора ещё не было.

К спиртному у меня вообще, отношение сложное. Не могу я сказать что-то конкретное о своих предпочтениях двумя словами. Всегда надо уточнить - где, с кем, когда.

Поэтому и непонятно, что заказывать, когда неизвестна программа вечера. Чувствуешь себя круглым дураком. Был у меня похожий случай во втором ещё контракте в 1994 году в Балтиморе, когда мы с электромехаником накинулись на первые лёгкие закуски, как с голодного края. Так что, когда горячее подали, уже не есть, ни пить не могли. А мясо принесли трёх сортов, так что было обидно.

Вот и здесь так же. Но вечер только начинался, и мешать напитки в желудке не хотелось. Соседи мои с удовольствием прихлёбывали пиво, я же с отвращением цедил глотками тёплую водку. Не залпом же её было пить в таких условиях?

Разговор за столом шёл на двух языках: погромче - на английском, из уважения к Алексу, и вполголоса между собой, по-русски. Я сидел между Львом Николаевичем и нашим капитаном, Владимиром Владимировичем Пикузой.

Тем временем пиво, которое подавали в высоких бокалах, заказали повторно. На этот раз я предложение Алекса проигнорировал, ограничившись остатками своей водки и сока.

Только через час он подозвал официанта, и предложил каждому выбрать себе содержимое ужина с помощью меню. Не помню сейчас, что именно я выбрал. Для меня, привыкшего пить и закусывать, вечер был уже испорчен.

Тем временем на столе появились две бутылки водки, и все переключились на неё. У меня же ещё первая порция застряла где-то в пищеводе, и мясо своё я еле доел. Делать за столом было мне нечего, и я вышел прогуляться, сначала на веранду, а потом и на улицу. Вернулся минут через сорок, сел на место. Самочувствие чуть-чуть улучшилось.

Коллеги мои пили, ели, а моя тарелка оставалась пустой.
- Чиф, а ты почему не пьёшь? - спросил Алекс.
- Мне работать утром. Гребной винт отрихтовали, завтра на место будут ставить.
- Ну, то завтра. А сегодня можно расслабиться. Или ты вообще не пьёшь?
- Я ТАК не пью. У нас по другому пьют.
- Это как же - по другому? - не отставал Алекс.

- Водка - это в первую очередь аперитив. Только закусывать её положено не через час, а сразу. Красной рыбкой, или тюлечкой с лучком и вареной картошкой. Икоркой замечательно. Грибами маринованными, огурчиками да мало ли... Капусточкой квашеной ещё хорошо!
- Понятно излагаешь. Что же ты сам не заказал сразу?
- Неудобно как-то. Меня пригласили, я под других подстраиваюсь.

- А сейчас? Выпьешь ещё? - допытывался Алекс.
- Ну, сейчас уже могу. Только закуску надо.
- Рыбу?
- Поздно уже для рыбы. Давай сыр закажем. Под сыр выпью.
- А пить водку будешь? Или коньяк?
- Пойдёт и водка.

Принесенная официантом сырная доска была круглой, на ней по периметру располагался сыр пяти-шести сортов, нарезанный небольшими прямоугольными кусочками, а посредине стояла розеточка с мёдом. Алекс налил мне большую рюмку, поднял свою, и мы одновременно выпили.
 
На сыр сразу же нашлись и другие желающие. Так неудачно начавшийся вечер потихоньку становился всё приятней. Сенченевич нашёл какого-то знакомого яхтсмена, потом пошёл танцевать с дамой. А у нас за столом развязались языки, и по-английски мы уже говорили, как по-русски, не напрягаясь.

Домой ехали с капитаном и с Сенченевичем на машине, настроение к тому времени поправилось. Капитан отпросился уехать первым, а мне еще предстояло неделю быть на борту.