Первый класс
На другой день Катерина с Кузьмой Ивановичем поехали в Совет, где велись записи о рождении и смерти селян. Написали заявления. Председатель сельсовета внес в книгу регистрации все данные и выдал на Шурку новое Свидетельство о рождении на имя Пищулина Александра Кузьмича. Так Шурка приобрел свое настоящее имя.
Людмила Семеновна, глядя на Катерину, видела, как та хороша, и решила держать ухо востро: «Для этого надо не отталкивать ее, а быть с ней подружней» - решила Людмила Семеновна.
Первого сентября, гордый, в новом костюме, ботинках и с блестящим новым портфелем Шурка пошел в первый класс. Он долго придумывал и примерялся, как бы еще гармошку с собой прихватить. Только она, да портфель были очень тяжелы. Он никак не мог их утащить.
Тогда он попросил Никитку помочь ему. Тот долго смеялся, но тащить его гармошку отказался.
Никитка шел в седьмой класс. Шел он с большой неохотой. После долгих споров с матерью. Учиться ему не хотелось, он бы с большим желанием пошел работать. Катерина со слезами на глазах уговаривала его закончить семь классов.
Шурка взял брата за руку, что делал крайне редко. Да и Никитка не слишком жаловал брата. Первое сентября – это особый день. Никитка вел брата, чтоб все видели, какой у Шурки большой и сильный брат, чтоб никто не смел его обижать. «Мне можно», - думал Никитка, - «А другим нет. Пусть знают, что у Шурки-музыканта есть хорошая защита».
Катерина не пошла провожать детей. Не принято было в деревне это делать.
Школу в деревне построили не задолго до войны. Детей было много в каждой семье. Вот и построили семилетнюю школу. Всего то и было в здании семь классных комнат, учительская, директорская и кипятилка. Отопление было печное, топили из коридора, по этому топить печь могли даже во время занятий, ни кому не мешая.
Много семей в деревне жили бедно. Поэтому чуть не до заморозков многие из учеников ходили босиком. Шурка выглядел, как франт. Был он высок ростом, крепко сложен. Выше его в классе была только Оля Ташкова. Девочка из очень бедной семьи. Очень забитая и стеснительная. Голова ее была пострижена под нуль, зато огромные глаза света темно-зеленого бутылочного стекла, сияли, как два изумруда.
Их с Шуркой посадили на последнюю парту.
Учеников в классе было двенадцать человек.
Глядя на них, Людмила Семеновна думала: «Как же мне построить урок, чтоб этому маленькому человеку, сыну моего мужа, было интересно. Ведь он умеет хорошо читать, да и считает не плохо. Буду ему давать отдельное задание». Людмила Семеновна строила урок так: «Александр, ты знаешь буквы, а вот писать ты не умеешь, поэтому пока мы с ребятами учим буквы, ты будешь учиться писать» - сказала она.
Терпения и старания Шурке было не занимать. А когда его еще по взрослому впервые Александром назвали, он старался изо всех своих силенок. Да ему и нравилось буквы рисовать.
- Я уже все нарисовал, – говорил он гордо.
- Не нарисовал, а написал, – поправляла Людмила Семеновна.
- Не, я их рисую, во, какие они красивые.
Буквы у него действительно получались красивые, ровные и за первые два месяца, он умел писать уже все буквы.
Однажды на уроке, а было это уже в декабре, ребята изучали букву «Ф». Людмила Семеновна подняла картинку.
- Что тут нарисовано? – спросила она.
Поднялся лес рук.
- Алеша!
- Передник.
- Нет. Таня.
-Запон.
- Нет, заулыбалась Людмила Семеновна.
- Кто знает, ребята?
- Напузник, - сказала Оля.
- Нет, нет, ребята, - Людмила Семеновна уже почти смеялась - Шура, что это?
- Фартук, тут написано. Но ведь это правда напузник, Людмила Семеновна.
- Нет не правда! Это в нашей деревне так говорят, а правильно – фартук. И буква эта называется «Ф». Кто еще знает слова на эту букву?
- Флаг. – сказала Оля.
- Правильно. – Людмила Семеновна была удовлетворена уроком, все шло хорошо.
Александр радовал ее каждый день. Она занималась с ним отдельно по программе второго класса. И после зимних каникул Шурка стал второклассником. Жаль было ей расставаться с ним, но держать в первом, она считала для себя преступлением. Он мог избаловаться, облениться, и кто знает, как будет учиться дальше. И второй класс он закончил с одними пятерками. Еще его приняли в октябрята, он был очень горд, когда на его костюме появилась красная звездочка.
Артисты
Только запомнился ему этот первый год обучения тем, что в один из майских дней к ним в деревню приехали настоящие артисты. Они приехали утром. И предложили помочь колхозникам вывести навоз с фермы на поля. Нагружали вилами на телеги и везли в поле, там они раскладывали его не большими кучами и снова возвращались на ферму, потом они ели в полевой столовой суп, им еще на стол мед поставили, и они пили с ним чай.
Шурка видел, что баянист у них был слепой, он остался в клубе, и с ним осталась женщина, говорили его жена. Она выносила из телеги какие-то доски, тряпки. Шурка и другие ребята помогали ей.
- Это декорации, - сказала она, - вечером мы вам спектакль покажем.
Стадо в тот день пригнали раньше обычного. Все торопились управиться с делами. И вот часов в девять вся деревня потянулась к клубу. Все были нарядно одеты, на всех было все самое лучшее. Кто постарше и посолиднее, занимали места поближе к сцене, молодежь шушукаясь и хохоча а конце зала, а ребятня сидела прямо на полу у самой сцены. Народу набрался полный зал.
Первым появился инструктор райкома комсомола. Молодой человек с рябым лицом и почему очень смешливыми глазами. В его глазах прыгали веселые чертенята, но говорил он очень серьезные вещи. О международном положении и о том, как идут в районе весенние работы.
Потом сцену закрыли, все зашумели и тут появился слепой музыкант. Он играл так весело, и так бойко, что у Шурки пропал дар речи. Он впервые видел баян, он знал гармошку, а тут было совсем другое. Пел баян по-особому, раздольно певуче, то грустно до боли, но весело.
Сцену открыли, и Шурка увидел, что такое декорация. Из досок и тряпок появились кустики, деревца, костер, скамейка. Он не запомнил спектакля, но зал хохотал, хватаясь за животы, только Шурка ждал, когда же снова появится баянист.
И он появился. С ним вышла молодая красивая девушка. Она запела:
«За рекою у колодца,
Где студеная вода.
В след за жнейкою вязала
Снопы девка молода…»
Голос чистый, высокий лился легко свободно. Зал замер. Песня кончилась, и шквал аплодисментов оглушил Шурку. Он и сам хлопал в ладоши до боли.
Лились песни, стихи, играл баян. Из клуба шли далеко за полночь. Молодежь еще осталась, остался там и Никитка. Шурка с Катериной шли домой. Он бежал впереди, ему казалось: он летит, ноги его не касались земли. Его душа пела, как пел баян слепого музыканта.
- Я тоже так буду играть. – решил он. – Я обязательно научусь. Вот только подрасту немножко, а сейчас пока на гармошке буду.
Артисты потом еще не раз приезжали, приезжал и слепой музыкант, но тот, первый концерт, был для Александра Кузьмича памятным потому, что этот концерт и игра слепого баяниста зародили в нем мечту быть настоящим музыкантом.
Никита
Никитка в ту ночь пришел домой под утро. Он заканчивал седьмой класс, готовился к экзаменам. После школы он собирался учиться на тракториста. Катерина не спорила. Она была рада, что ей удалось заставить Никиту сделать это. Теперь она просила его, чтоб он поступил на отделение «Механизатор широкого профиля», но тут Никита заявил, что ему и тракториста достаточно. Что он не хочет учиться, ему нравится просто работать. Был он высок ростом, широкоплеч и Катерина рядом с ним казалась маленькой.
Закончив школу, Шурка теперь снова мог целыми днями заниматься на гармошке, что он и делал с большим удовольствием.
Никитка с грехом пополам сдал экзамены и сразу отвез документы в училище механизации.
Летом работал прицепщиком, а осенью уехал в город.
Осталась Катя с Шуркой. Тихо стало в избе, чего-то не хватало первое время. По воскресеньям Никита наведывался домой. Зато Александр по воскресеньям чаще бывал у отца, там ему всегда были рады. Лена уехала в Свердловск и поступила в пединститут. Сергей тоже учился в сельхозинституте. Кузьма Иванович и Людмила Семеновна остались одни, и появление в их доме Шурки было всегда для них большой радостью. Шурка все еще не мог назвать Кузьму Ивановича папой, все звал – дядя Кузьма, чем очень огорчал отца. В деревне все успокоились, никто уже не обращал внимания на визиты Александра в дом председателя.
Шурка учился в третьем классе у Татьяны Ивановны, хоть и был самым младшим, но зато высок ростом и смышленым, поэтому никто и не думал о его возрасте.
Оля Гашкова теперь сидела одна, за год ее волосы выросли, и превратились в веселые кудряшки, ее глаза – изумруды по прежнему блестели, а звонкий заливистый голосок веселил душу. Она хорошо пела и легко запоминала мелодии. Их с Шуркой теперь часто заставляли играть и петь. Татьяна Ивановна специально занималась с ними пением, подбирала им песни, а они их разучивали.
Александр любил, когда по радио разучивали песни. Сидел слушал, а потом наигрывал и напевал. Это у него здорово получалось, каждую неделю была новая песня. Так незаметно бежали дни за днями.
Никита в училище учился хорошо. Ему нравилось возится с деталями. Собирать, разбирать, водить трактор. Он записался для работы на целину и ждал, что ему обязательно повезет.
Любил он так же танцевать. В деревне на гулянках он не стеснялся, а здесь в городе, для него все было в новинку. Танцы в клубе вокруг круглой печки, слепой гармонист и молодой парень с саксофоном, и девчата, казались избалованные, такие строгие и чопорные. Они часто с другом Сашей ходили на танцы, но больше стояли смотрели, слушали.
Однажды на танцы пришла новая девушка со своей подругой. Народу было много. Вначале впустили всех в кино на девять часов, танцорам же пришлось ждать в коридоре своей очереди.
Новенькая была пухленькая, черноволосая с огромными карими глазами. Из-под козликовой шали выглядывали кудряшки. В смущении она покусывала яркие алые губы, от чего они еще больше краснели. Щеки заливал румянец. Она смущенно опускала глаза и только иногда из-под ресниц поглядывала на Никиту.
Ее подругу Никита знал, ее звали Роза. Она была татарочка и очень симпатичная, небольшого росточка с большими, широко посажеными глазами. Роза часто до этого бывала в клубе. Подругу Розы Никита видел в первый раз.
Началось кино. Дверь открыли, все ринулись в зал. Началась веселая давка. Парни шутя пытались обнять девушек, те визжали, весело хохоча. Никита заметил – подруги от стенки не отошли, ждали, пока веселая молодежь зайдет в зал. Когда толчея у дверей рассосалась, Никита с Сашей тоже пошли в зал, за подружками.
Одета новенькая была очень скромно: резиновые сапоги, фуфайка, козликовая шаль и белое в голубой горошек штапельное платье. В руках она держала сверток. «Туфли, наверное» - подумал Никита. Но вместо туфлей оказались самодельные тапочки из кожи и на кожаной подошве, такие у них в деревне шил Михайло Петров. «Тоже деревенская» - подумал Никита.
Все разделись и прошли в зал для танцев. Заиграла музыка. Новенькая с подругой встала в самый уголок. Никита наблюдал за ней. Он решил: «Сегодня я с ней обязательно познакомлюсь». Он подошел и пригласил ее на вальс.
- Нет, нет я не умею, - сказала она, заливаясь румянцем.
- Пойдем, научу, - Никита взял ее за руку. Она смущенно пыталась освободить руку, он потянул ее легонько на себя. Она покорно повиновалась ему. Он смело начал ее кружить и они легко поплыли в вальсе.
- Говоришь не умею.
- Я, и правда первый раз.
- Обманывай. Шутишь?
- Нет.
Кончился вальс, затем танго, фокстрот, полька и краковяк. Она танцевала легко, грациозно. Ему не верилось, что это она делала впервые.
- Как тебя зовут?
- Татьяна.
- А меня Никита. Ты далеко живешь?
- Не очень.
Так началась большая любовь этих двух молодых людей.
Познакомились они под Новый год.
В апреле Никите сообщили, что его не отправят на целину, так как надо чтоб ему было не меньше восемнадцати лет, а ему только семнадцать. Его направили работать в колхоз.
- Еще одну зиму будешь учиться. – сказал директор. – Будешь тракторист-машинист широкого профиля. Летом в колхозе поработай, а зиму еще у нас поучишься. Тогда и на целину поедешь.
Делать нечего. Вернулся Никита в село. Но девушки своей не забывал. И как только появлялся свободный день, мчался в город на свидание. Когда пешком, когда на попутке.