Неанд. Певчий Гад. Скушный рай

Вячеслав Киктенко
               «Скушный» рай

«Тоска тоскучая – вот-те вся история человечества. Особливо история  грехопадения» – говаривал Великий. И всякий раз на просьбы прояснить картину его мирообраза отвечал совершенно по-разному.
Вообще, эклектичность, разномастность, разнонаправленность его мыслей, высказываний, «максимок», афоризмов, всё это вообще, взятое вкупе, как осозналось потом, много-много позже, создавало то, что называют ёмким и многозначным  словом ОБЪЁМ. А за объёмом проглядывало у Великого – Целое. Вот такой он был, Великий. У других не проглядывало, а у него проглядывало.
Вспомнилось потому, что нашёлся в архиве отрывочек по «теме»:

«…как происходило падение? Долго происходило, нудно, не проследить...
                А начиналось так:
Сатана подговорил Змия, тот прельстил Еву, та Адама. Ослушались. Теперь жалобы: «Нас Бог оставил…». Конечно, на земле и оставил. А где ещё?
      «Против неба не земле…»
Хотели свободы? Пожалуйста. Без границ. Права – сплошь, обязанности – побоку. Женщина – особ-статья. Тварь. Изначально – небесная тварь.
Теперь, спустя века, обнаглевшая донельзя хитрющая лиса, обкрутившая лаской мужика-медведя, видите ли, – «дала».
Да кто ты такая, чтобы давать? Даёт – Мужик. Тварька-лисичка – берёт. Даденное мужиком-медведем высасывает. Выцеживает главное, живородящее, кровь-сперму. Воспринимает. Дала она, вишь ты! Уловка. Как тогда, в райском саду. Миллионы, тьмы, тьмы, тьмущие тьмы уловок…
                Так лишились Отца. – Не обнять, не потрогать.
Кто «из мути безотцовщины» выплывет? Кто вернётся к Отцу?..»

***
«…а  взять однажды и тупо задуматься: откуда Змей в Раю, если это – Рай? Если это Небесный Рай, а не земной, по преданию где-то в Месопотамии?..»

***
          «…Адам давал имена. Не всему сущему, но основному. Обозначал «реперные точки». Вначале было Слово. Слово, как водится в природе, репнуло. – «Созрел стручок». Слова-горошины рассыпались, раскатились по миру…
           Всего не собрать, не обозначить всего. Это уже дело поколений, языков: вырабатывать, обозначать словами все – на основе Главных Слов – размножающиеся, словно бы самоплодящиеся вещи, сущности, явления. Метить их словами.
            Адам знал: всё промыслительно заложено изначала. А в самом начале – в Слове. Затем – в Грамматике. Грамматика – пчелиная рамка с полыми сотами.
            Что далее? Далее главная сладость: заполнение пустующих ниш, заливание их, словно мёдом, словесной массой.  Пусть даже второстепенной, производной от Главных адамовых слов земной массой. Появились «постадамовы» слова, производные от «реперных». Так ли уж сладостен мёд, нет ли? Грамматика молчит, воспринимает в себя всё. Даже неологизмы. Как женщина – любую сперму. Авось, хорошо получится. И ведь – получается, чаще всего неплохо…
           Адам радаров не знал? Лунохода не было?  Компьютера?
Промоутера-менеджера-юзера не было?.. Были! А кто они все, что они? А – продление Рода слов,  производное главного дела Адама. Ничо?
                Ничо, ничо…»

***
«…а вдруг этот «скушный» рай – «фантастическое» видение»? А вдруг это не только тела, но и некая разжиженная биомасса, где совокупляются все без исключения, трахается всё и вся, в любую часть единого организма, в любую его часть. И – вечный оргазм...
Он такой большой, мягкий и ласковый, этот единый организм, эта разжиженная биомасса… и так не вписывается в наши представления о «скушном» рае.

***
…рекоше Великий: лишь однажды в жизни был счастлив не как переменный ток, а как постоянный. И точно определил период постоянного счастья – с рождения до первого утренника в школе. До первого упития, отцовой – на погляд двору – порки, похмелья и побега из дома на чердак.
С первого утренника пошли энергетические сбои, была повреждена тончайшая аура судьбы Великого и ток постоянного счастья, даже блаженства существования, сменился на переменный. То есть, счастье и потом возникало, но лишь проблесками. Быстро, чересчур поспешно оно гасло. Или, напротив, опасно искрило и замыкалось на себе, на обугленном сердце.
А в живом ядре, в неоскорбляемой глубине сердца, несмотря ни на что, всегда сияли ласковым светом отблески милого детства. Они-то и согревали его в бездомьях, в узилищах: везде, где было тяжко и плохо. Давали энергию жить, творить, фонтанировать.
Я знал, он много писал о детстве, писал светло и весело, даже кое-что зачитывал мне, но сложилась ли цельная книга – не ведаю. А впрочем…

***
Впрочем, и грустноватые вирши нашлись среди обрывков. Последние ли? Бог весть. Да из песни слова, как говорится…

«Я устал от тоски и pазвpата,
Я устал от сестpы и собpата,
Я уже изумляться почти пеpестал
Изумpудным сияньям в ночи...
Я устал.
Я пpошу об одном – погодите,
Кpест не ставьте на мне, pассудите,
Может быть я не всё pазмотал,
Вестник pайских щедpот,
И поpока
Мытаpь, мот...
И мотает доpога
Меж болотных огней,
И до сpока
Измытаpился я.
И устал…»