Шестая грань бытия - 11. Контригра

Юрий Циммерман
(Предыдущая глава: http://proza.ru/2017/11/26/1086 )

11. Контригра

Сегодня Свияру не повезло. Подумаешь, всего и делов-то – подстрелил пару зайцев в заповедном герцогском лесу. Он, что ли, последний?! Мужику – ему мяса надобно, одним хлебом да молоком сыт не будешь. Просыпаешься бывало с утра, так желудок аж сводит от голода. Жрать-то всем потребно, небось, а не только бля-ародным. Надел землицы от отца достался – меньше некуда, корова того и гляди копыта откинет, корчмарь пива в долг не дает... Нет, ну ведь все мужики по соседним деревням потихоньку в герцогский лес шастают, не он один. Да и егеря барские обычно сквозь пальцы смотрят – он же не лося загнал и не оленя какого, а так, пару зайцев подстрелил. Всего лишь пару каких-то жалких занюханных зайцев. Этих зайцев в лесу, блин, хоть задницей ешь, всю кору уже на деревьях обгрызли, обнаглели вконец, людей не боятся. Так за двух паршивых зайцев налетать оравой в дюжину всадников, с собаками, гнать пол-лиги, а потом так оглоушить дубиной, чтобы дух отшибло?!

Да, не повезло Свияру по-крупному. Ранним утром все егеря и лесничие получили строжайший наказ: усилить охрану заповедных лесов, а в назидание обнаглевшим вконец браконьерам – двух-трех воров изловить сей же день и до захода солнца доставить в господский замок для вящего наказания. И ведь надо было, чтобы именно нынче нелегкая понесла бедолагу за свежей зайчатиной! Оно конечно, человек более образованный да сведущий мог бы за пару лет смекнуть, что все эти строжайшие приказы на удивление совпадают с балами и приемами в замке Монферре. Но деревенским мужикам из соседних поселений расписание светских раутов почему-то не сообщают, вот ведь незадача какая. Так что будь он даже семи пядей во лбу, угадать тот самый день, когда герцогский лес с самого рассвета окажется перегороженным заставами и утыканным егерскими засадами, не было никакой возможности.

Не повезло сегодня Свияру-недотёпе, ох не повезло! И когда его со связанными руками и заткнутым в рот кляпом протащили мимо конюшен, где обычно полагается пороть мелких нарушителей, и поволокли дальше, во внутренний дворик и куда-то в подвалы, горе-браконьер понял, что шансов дожить до завтрашнего дня у него становится все меньше. Он даже успел обделаться под себя, пока его приковывали к стене в мрачном закутке с полукруглыми сводами и узеньким зарешеченным оконцем под самым потолком. Но невысокий служитель с каменным лицом просто молча подтер за ним пол и удалился, так и не произнеся ни слова. Поначалу Свияр выл, бился головой об стену, звал кого-нибудь, своим мычанием сквозь кляп суля любому откликнувшемуся попеременно райское блаженство и ужасы преисподней. Потом все-таки притих. Голод и жажда постепенно брали свое, но главное – сердце сковал страх.

Легенды о подвалах герцогского замка ходили самые жуткие. В детстве мальчишки рассказывали, что там водятся упыри и вурдалаки. Что призраки доводят до смерти щекоткой от своего прикосновения, а василиски обращают в камень одним лишь направленным на тебя взглядом. И еще всякие разные ужасы и страшилки. Взрослые же мужики просто умолкали при упоминании об этих подземельях, сводя ладони в молитвенном жесте Арману – "Да мИнет нас!" А старые бабки орали вослед какому-нибудь прохиндею, стащившему у них курицу со двора: "Чтоб тебе издохнуть в барском подзёме!" Накликали, блин.

Время шло своим чередом, медленно сочась по капле из каменных стен подвала. В узилище и было-то не сказать что светло, а теперь оконце вовсе заволокло кромешной тьмой. Свияр обессиленно полу-стоял, полу-висел на своих цепях, икая от холода, и покорно ожидал... Чего? Да чего угодно, лишь бы все это хоть как-нибудь закончилось. Наконец, в проеме одной из арок свода забрезжил едва различимый свет, и в помещение стремительно ворвалась неясная фигура. Узник смог различить только лишь шелест ткани над полом и бледные очертания рук и плеч. Неужто баба?

– А ничего себе мальчишечка, хоро-о-ош, – прозвучал хриплый от возбуждения женский голос. Да, это была женщина, причем не из простых. Она медленно обошла его с разных сторон, шурша длинными юбками и поблескивая обнаженными плечами. Рассматривая пленника, обнюхивая и словно бы прицеливаясь. Вдруг два ярко-красных глаза полыхнули огнём, мгновенно обездвижив и без того не чуявшего под собой ног Свияра. Последнее, что тот успел увидеть – это раскрывшийся рот госпожи, пунцовые влажные губы и две пары клыков, молниеносно устремившиеся к его шее. Боли он уже не почувствовал – только сладкий дурман, облегчение и долгий-долгий полет куда-то в заоблачные дали, пока его тело расставалось с кровью. Звезда невезучего охотника закатилась навсегда.

...

– Ну что же здесь все-таки не так?!

Надсадное ощущение общей неправильности, дисгармонии, ускользающего несоответствия сегодняшнего вечера привычному порядку вещей жужжало в голове Филофея надоедливой мухой, никак не давая расслабиться и насладиться моментом.

Ведь казалось бы, чего еще можно себе пожелать, если ты – ректор Магического Университета, то есть особа, равная по рангу министру, и собеседники обращаются к тебе не иначе как "Ваше превосходительство"? Учебный год успешно закончен, свежеиспеченные маги-выпускники разъехались по местам практики, остальные студенты – на каникулы, и целых три месяца ты свободен от каждодневной рутины. А его императорское величество лично отметил успехи возглавляемого тобой университета в своей ежегодней речи в день солнцеворота. И можно наконец расслабиться и бросить опостылевшую столицу, чтобы навестить любимую племянницу и ее мужа, герцога Монферре, в их родовом замке.

Если бы ректор направлялся в замок Монферре по делам, а тем более по неотложной нужде, он вне всякого сомнения воспользовался бы телепортацией – это позволяли и его магическая сила, и должность, и чин. Но насколько приятнее проехаться с ветерком в уютной карете, двинувшись в путь спозаранок! Налегке, только с парой сопровождающих верховых слуг, ибо от обычных разбойников путешественники были надежно прикрыты магической завесой, отводящей глаз любых лихих людей, если только те сами тоже не маги. А уж нападать при помощи магии на второго по мощи волшебника Империи, да еще и в непосредственной близости от средоточия его силы – Хеертонского Университета – было бы чистым самоубийством. Так что Филофей вполне мог теперь безмятежно наслаждаться зрелищем колосящихся полей, стадами тучных коров на заливных лугах, небрежно кивать из окошка пейзанам, низко кланяющимся при виде гербов Магической Гильдии на дверцах экипажа... И ближе к вечеру увидеть, наконец, знакомый твердокаменный замок на Железной Горе и родовой герцогский стяг династии Монферре – пурпурный дракон на бело-зеленом поле – горделиво реющий над главной башней в золотистых лучах заходящего солнца.

Железная гора, а точнее, богатые рудные залежи составили основу процветания и славы герцога Монферре в куда большей степени, чем подвиги на ратном поле. И в самом деле, что значит любая воинская доблесть без крепкого булатного меча? Кому нужны зоркость и твердая рука лучника, если у метко пущенной стрелы не окажется железного наконечника? Много ли захваченной добычи увезешь с поля боя без крепкой тележной оси? Так что вассальную дань императору герцогство выплачивало не пшеницей, не пушниной или самоцветами, но многими и многими пудами каленого железа. Рудознатцы, кузнецы и углежоги окрестных селений жили в достатке, да и почетом обделены не были. А зерна – с хорошим-то железным плугом – собирали по осени вполне довольно; голодных годов не выпадало уже давненько, и на крепкий самогон крестьянам тоже оставалось. Вот и парил над городами и селениями веселый красный дракон герцогских знамен, воплощая своим огненным дыханием ровное гудение горнов в кузнях и мастерских.

...Отхлебнув изрядный глоток светлого пива, Филофей вернул на стол большую глиняную кружку, лениво вытер льняным платком пену с усов и вернулся к своим неторопливым размышлениям.

Казалось бы, все идет своим чередом, без затей и неожиданностей. Как бы ещё мог встречать Его Светлость высокого гостя из самой столицы, а племянница Ирма – нежно любимого родственника?! Отдохнув и освежившись с дороги в предоставленных аппартаментах, ректор к назначенному часу спустился в залу, где в его честь уже были накрыты столы. На деревянных лавках восседали приглашенные титулованные вассалы с супругами и отпрысками, а чуть поодаль рядами располагались отважные гвардейцы и обходительные придворные. В самом дальнем конце теснились приживалки, компаньонки и прочая шушера, каковой неизбежно обрастает любой мало-мальски значимый двор. Сам же Филофей сидел рядом с герцогом по центру главного стола, располагавшегося поперек всех остальных, и расслабленно наблюдал за гостями, одновременно слушая краем уха оживленный разговор герцога с лордом Двартоном.

Адриан, герцог Монферре, был мужчиной среднего возраста и среднего роста, но очень выразительной внешности. Его рыжевато-коричневые волосы уже успели изрядно поредеть, так что изрезанный глубокими морщинами лоб дотянулся едва ли не до самой макушки, а острый нос и не менее острый подбородок придавали лицу Его Светлости отчетливое сходство с геральдическим драконом, украшавшим герцогские знамена. Но главное – это глубоко посаженные глаза. Глаза, взгляд которых буравил подданных насквозь и читал словно раскрытую книгу. Нет, Адриан не обладал магическими способностями, не был он ни вампиром, ни оборотнем, но окружавшая его аура власти была мощной и плотной. Сюзерен не питал иллюзий и знал подлинную цену всем, от последнего нищего землепашца до собственной супруги.

– О да, – улыбнулся Филофей, – только такой мужчина и способен справиться с Ирмой; если не укротить ее, то хотя бы удержать в каких-то рамках.

Сейчас же герцог внимательно слушал Двартона – посланника, только что вернувшегося из Шэньчжоу. Предмет специальной миссии лорда в столице государства Чжэнь-го, разумеется, не был предназначен для сотни пар ушей вокруг. Поэтому лорд всего лишь излагал свои путевые впечатления и рассказывал немудреные байки про нравы и обычаи узколицых чжэнгойцев. Потом разговор плавно перешел на свежие сплетни из Энграма, в котором он ненадолго оказался проездом. Юная фаворитка у монарха, неурожай на виноград, какой-то новый знахарь при дворе, расплодившиеся по окрестностям Вильдора вампиры, фальшивые заверения официального двора в скорейшем выздоровлении великой княжны...

– Все насквозь фальшиво, – тоскливо подумалось Филофею. – Мир пропитан фальшью, словно она стала еще одной стихией мироздания, наряду с землей, водой, воздухом, огнем и эфиром. Как безбожно фальшивят, например, музыканты, особенно вот этот, с виолой! И пусть блюда сегодня хороши, но "суп из фальшивой черепахи", даже поданный налитым в хрустящие булочки, никогда не станет супом из черепахи настоящей, джербской. Вино погребов Монферра вполне заслуживает похвалы, но то, что наливают здесь под видом белозерского бальзама – явная подделка, сварганенная не далее чем в ближайшем асконском городишке.

Да, фальшь царит повсюду, начиная с императорского двора. Принц Веррен заказывает молебны за здравие папаши, а сам потихоньку продумывает планы убийства венценосного родителя. Его же Величество делает вид, что доверяет наследнику важнейшие дела государства, а сам следит за каждым шагом сына, подтверждая или отменяя его приказы по собственному разумению. Герцоги и графы лицемерно уверяют друг друга в совершеннейшем почтении, продумывая при этом, как бы половчее обвинить соперника в государственной измене. А на какие только низости не пускаются высокородные дамы, чтобы очернить при дворе ту, которая посмела оказаться красивее их самих!

Увы, ничего не поделаешь: так устроен мир, и если я сегодня воздержусь от подлости, то завтра другой подлец будет лицемерно проливать слезы над моей могилой. Ах, какой ужас – в Энграме расплодились вампиры! Да добрая треть нашего собственного дворянства не прочь в полнолуние вонзить клыки в подвернувшуюся деревенскую девку, с тем, чтобы поутру посылать стражников на поиски тех неведомых вампиров. И кстати, а куда подевалась Ирма?

Ненадолго исчезать в разгар празднества было неистребимой привычкой Ее светлости. Всякий раз в тот момент, когда очередной бокал вина начинал заметно ударять пирующим в голову, обильная трапеза тяжело оседала в желудках, а движения становились неуверенными – она, деликатно извинившись перед гостями, удалялась из общего зала. И через некоторое время возвращалась на удивление посвежевшей, похорошевшей и с каким-то шалым задором в глазах, снова пленяя всех мужчин своим обаянием и энергией.

– Ну мы-то знаем, куда ходят герцогини, – саркастически подумал Филофей. Для дядюшки не были секретом ни вампирская привычка его племянницы подкрепиться парой глотков свежей крови посреди любого приема, ни обыкновение припасать для таких случаев проштрафившихся мужиков и девок, коих все равно ожидала смертная казнь. Несколько раз магу случалось даже самолично накладывать заклятие вечной немоты на доверенных стражников, которые присматривали за жертвами.

Впрочем, Ирму нельзя было назвать неблагодарной. Или, по крайней мере, любезность Филофея не оставалась безответной. Вот и сейчас Ее светлость быстрым шагом влетела в общий зал – сияющая, разгоряченная, явно довольная жизнью и собой – и сходу расцеловала сначала мужа, а потом и любимого дядюшку.

Герцогиню Монферре трудно описать в двух словах – настолько переменчив был ее облик. Глубоко посаженные глаза ежеминутно меняли свой цвет, представляясь то зелеными, то карими, а то и льдисто-голубыми, практически бесцветными – и это только в человеческом облике. (Разумеется, жертвам, подобным Свияру, доводилось увидеть эти глаза и ярко-красными, и белесыми, но рассказать об этом злосчастные очевидцы не смогут уже никогда и никому.) Также и волосы леди Ирмы – не найдется во всем круге земель художника, который смог бы уловить переменчивый оттенок их цвета – то пепельно-седой, то густо-каштановый, то золотисто-рыжий, а порой даже проблескивающе черный, смоляной... Сегодня герцогиня была одета в стиле "порочная невинность": волосы незатейливо пущены локонами по открытым плечам, кружевной корсаж подчеркивает талию и лишь слегка приоткрывает ее небольшую грудь, но юбки шокирующим образом приподняты над полом и даже позволяют заметить иногда щиколотки Ирмы, что для высшего света было на грани неприличия. Да, племяннице Филофея случалось представать перед окружающими растерянно-робкой, почти невинной мышкой – и тут же становиться требовательной, жесткой и хищной, словно рысь или росомаха. Она могла и умела подчиняться, если этого требовали обстоятельства, но предпочитала все же повелевать... Вряд ли хоть один человек во всем Вестенланде посмел бы утверждать, что он хорошо знает Ирму де Монферре, хотя ее дядюшка был к этому знанию, пожалуй, ближе всех. И когда она из-под полуоткрытых век бросила на чародея свой особенный, исполненный бесстыдства взгляд – предсказать то, что случится через несколько минут, можно было и безо всякой магии.

– Адриан, дорогой, ты ведь не будешь возражать, если похищу у вас нашего достопочтенного ректора, чтобы поболтать с ним чуть-чуть по-семейному?

– Ну конечно же, радость моя, о чем речь! Разумеется, твоему дяде совершенно не интересны те мелкие политические дрязги, которые мы тут обсуждаем. – Как уже говорилось, герцог не питал иллюзий по поводу верности своей супруги, но и не особенно горевал об этом: при дворе хватало дам, готовых с удовольствием помочь его светлости развеять тоску. В последнее время, например, он находил утешенние у леди Сиенны – невысокой полненькой брюнетки с пышным бюстом. Вот и сейчас она кокетливо улыбнулась Адриану со своего места за столом, моментально угадав, что ее благосклонность может оказаться востребованной уже очень скоро.

Тем временем, Филофей с Ирмой неспешно проследовали в покои герцогини. Впрочем, неспешным их движение казалось всем присутствующим только лишь благодаря заклинанию, которое Филофей заготовил заранее и сейчас только активировал. Это было хорошо продуманное и профессионально сработанное волшебство, многоплановое и сложносоставленное. Прежде всего, дядя и племянница оказались в совершенно ином временнОм потоке. И за те полтора часа собственного времени, которые сладкая парочка собиралась уделить излюбленному семейному развлечению, окружающие успеют разве что выпить бокал вина. Кроме того, все остальные разом потеряли всякий интерес к хозяйке и ее почетному гостю, так что даже если бы те решили сейчас поджечь замок, вряд ли хоть кто-нибудь из присутствующих обратил на это внимание – за одним лишь исключением. Тем единственным из гостей, кто заметил волшебство ректора и мог бы даже нейтрализовать его, был шевалье Эрдр – старший маг герцогства. Но он и сам был выпускником Университета, а стало быть – учеником Филофея, так что магическая способность заметить заклинание мэтра гармонично дополнилась дипломатическим умением сделать вид, что он ничего не замечает.

Последняя фаза заклинания Филофея сработала в тот момент, когда они с Ирмой скрылись за портьерой, ведущей в спальню герцогини. От одного лишь прикосновения пальцев чародея все застежки на платье и белье женщины мгновенно расстегнулись, а шнуровки ослабли, так что ей осталось только лишь передернуть плечами, чтобы предстать полностью обнаженной перед своим родственником и любовником, перед своим первым и оттого незабываемым навеки мужчиной.

– Возьми меня, дядя Фил! Возьми меня сейчас же!

Ректор хорошо помнил, когда именно он впервые осознал вампирскую сущность своей племянницы. Это было в их первую ночь; в тот самый миг, когда Филофей пролил ее девственную кровь. В том, что дядюшка растлил юную дочь своей сестры, была прежде всего ее собственная заслуга: девушка тогда изрядно постаралась, откровенно и бесстыдно приставая к нему на протяжении двух недель, прежде чем Филофей позволил их обоюдному влечению одержать наконец верх над всякими приличиями. Но лишение невинности неожиданно обернулось инициацией Ирмы как вампира; кровь и мужское семя сплавились в эту ночь воедино, и с тех пор кровавое пиршество и неуемное вожделение рука об руку правили бал в душе герцогини де Монферре. Вот и сегодня, насытившись чужой крови, она едва ли не жаждала пролить свою:

– Да, милый, да, бери меня сильнее! Еще сильнее, мальчик мой! Раздери меня в клочья, ведь ты же волшебник, в конце концов! Так наколдуй же свой уд длиннее и толще, я хочу, чтобы ты измочалил меня и порвал на клочки, слышишь?!

Филофей был несколько озадачен: сегодня герцогиня превзошла саму себя. Волшебник даже начал подумывать, не стоит ли остудить чуть-чуть ее пыл, пока отчаянные вопли не пробились сквозь магическую завесу тишины, которая тоже входила в его заклинание. А племянница заводилась все сильнее, содрогаясь в крике и отчаянно царапаясь:

– Да, да, дери меня до упора, Филюшенька, ненаглядный мой мерзавец, засади в меня изо всех сил, проткни меня насквозь, и пусть это будет сегодня самой сильной твоей магией, превосходящей все пять стихий!

Озарение настигло Филофея именно в этот момент. Последние сладострастные слова герцогини словно шарахнули его сиятельство обухом по голове, и ему в мозг вонзился колючий шип: "Здесь! То, что сказала сейчас Ирма. И то, не давало покоя весь предыдущий вечер – оно где-то близко, на грани осознания! Только понять теперь, что же именно..."

И после этого Филофей уже совершенно механически продолжал привычные телодвижения, но в его голове тем временем внимательно отматывались назад все события предыдущего вечера. Что-то он чуть было не упустил; что-то очень важное осталось на обочине восприятия. Так, попробуем еще раз: ужин, приветственная речь Адриана, черепаховый суп, лорд Двартон, чженгойские похождения, новости из Энграма, новый знахарь при дворе Ренне... Юрай...

– Юрай!!!

"Двартон упоминал это имя в своем рассказе. Преподобный Юрай – так зовут нового советника энграмского князя. Имя в здешних краях редкое, типично малоросское... В совпадение верится с трудом. Точнее, не верится вообще. То есть что же получается, всплыл тот самый еретик-малолетка, иодай-недоучка, от которого я избавил сообщество магов много лет назад?! Воплощавший энергию плотского соединения в легендарную якобы шестую стихию?"

Филофей все еще продолжал размашисто двигаться торсом вперед и назад, вколачивая свою мужскую стать между широко распахнутых полноватых бедер постанывающей от удовольствия Ирмы, но тревожный звоночек в голове звучал все громче, напрочь отшибая все плотское удовольствие.

"Плохо. Очень плохо. И опасно. Если этот мальчишка соберется расшатывать структуру пяти потоков... Да нет, конечно, ничего у него не получится – это задача для богов. И никакое высочайшее покровительство ему тут не поможет. Но если он теперь дорвался до магии – то начнет он с того, что будет мстить. И мстить, естественно, мне – кому же еще?!"

– Ну что же ты, Филли, ну кончи же в меня! – недоуменно и капризно захныкала Ирма, снова превращаясь из разъяренной тигрицы в избалованную маленькую девочку.

– Что? Ах да, маленькая, ну конечно же... – Дать племяннице желаемое было делом техники, однако мыслями его сиятельство был уже совсем далеко.

"Завтра же поутру – обратно в Хеертон, и причем не мешкая, телепортом. Этого сопляка надо раздавить. Раздавить немедленно – и окончательно."

(Следующая глава: http://proza.ru/2017/11/26/2081 )