Нашумевший перформанс «мальчика из Уренгоя» в немецком Бундестаге всколыхнул российскую общественность. Большинство возмутила попытка молодого человека (а совсем не мальчика) обелить преступления немецкого фашизма на территории Советского Союза во время Великой Отечественной войны, снять с него печать «злодейства» и переставить эту печать на государство по имени Советский Союз.
Чтобы понять, как это могло произойти, я предлагаю перевернуть ситуацию следующим образом: я предлагаю рассматривать в качестве источника не эту речь, а интересы стороны, которой такая интерпретация нужна.
Кому это выгодно? Cui prodest? С этого вопроса начинается расследование каждого уголовного преступления.
Кому выгодна, кому нужна именно такая интерпретация истории? В данном конкретном случае – политикам в Германии.
Какая она, Германия? Как она переварила историю Второй мировой войны? Как она относится к её результатам 75 лет спустя после её окончания?
Сказать, что все нации разные, значит, ничего не сказать. У немцев масса качеств, вызывающих симпатию и уважение: трудолюбие, например, честность, скромность, уважительное отношение друг к другу. И это далеко не полный список.
Но есть качества, вызывающие, мягко говоря, настороженность. Немцев отличает христианское отношение к жизни, что, по идее, должно только приветствоваться. В христианском мировоззрении безусловное подчинение Богу является отличительной чертой. Тоже замечательно. Но это подчинение Богу автоматически переносится на любую верховную власть. Немцы безропотно принимают верховную власть, какой бы она в конце концов ни оказалась. Спрашивают иногда, а как это немцы дали расцвести в своей стране нацизму пышным цветом? Вот таким вот образом: Гитлер пришёл к власти законным путём, и нация его приняла и оправдала, потому что он представлял на тот момент верховную власть.
Получается, что у любого, даже самого положительного, качества есть оборотная сторона.
Отрезвление было ужасным: поражение в войне, гибель шести миллионов, страна, лежащая в руинах, потеря трети территории. И чувство вины. Ничем не заглушаемое чувство вины. Когда на страну ли, на человека наваливается несчастье такого масштаба, единственное, что помогает удержаться, чтобы выжить, чтобы не сойти с ума – это работа. Немцы накинулись на работу с жадностью. Разгребли руины своих городов и посёлков, восстановили и заново отстроили страну. Тут и американские кредиты подоспели вовремя и очень кстати – они помогли восстановить экономику.
Ужасы войны постепенно отступали, отодвигались в прошлое, они даже почти забылись. Церковь и государство воплотили в жизнь программу по воспитанию позитивного мышления. Это когда во всём нужно искать положительную сторону и сосредотачиваться только на ней. Попробуйте, это занятная игра. Идёт дождь? Но природе это нужно. Вы потеряли работу? Но у вас появился шанс попробовать себя в какой-нибудь новой ипостаси, уделить больше времени семье, посвятить больше времени воспитанию детей. Ваша машина вдребезги разбилась в аварии? Но вы остались живы, а жизнь важнее. И так далее.
И на факт неоспоримой вины Германии за развязанную войну и за зверства немцев на оккупированных территориях был найден позитивный контраргумент – но всё это в прошлом, и у нас теперь всё хорошо.
Есть ли здесь место чувству вины? Можно ли его так глубоко задвинуть, чтобы уж совсем не вспоминать о нём? Американские психологи решили, что нельзя. Американские психологи решили создать для этого чувства вины шлюз, чтобы немцы сбрасывали его и освобождались от него таким образом.
Вы ещё не забыли про американские кредиты? Это не было благотворительностью. Америка начала формировать послевоенное гражданское общество в Германии. Америка же озаботилась и школьным образованием в Германии после войны, особенно содержанием такого учебного предмета как история. Уже много поколений западных немцев выучили, что своим освобождением от нацизма они обязаны «союзникам», а именно Америке и Великобритании. Упоминаются ли на уроках истории Красная армия или Советский Союз? Да, упоминаются. Русские, войдя в Берлин, стали насиловать немецких женщин.
Когда одна моя знакомая, узнав, что я русская, стала мне рассказывать, что её мать изнасиловал русский солдат, я ей ответила, как счастливы были бы многие советские женщины и девушки, если бы их только изнасиловали, а не сожгли, не расстреляли, не повесили, не закопали заживо… Она не поняла, о чём я говорю – она ничего об этом на знала.
Шлюзом, придуманным американцами для сбрасывания немцами чувства вины, стала тема Холокоста – геноцида евреев. Холокост изучается на уроках истории на всём протяжении школьной программы. Школьники посещают также бывшие концлагеря, музеи. Холокост – очень большая тема в жизни немецкого общества. В Германии существует закон, по которому Холокост отрицать нельзя – это преступление. И наказание за него не символическое – шесть лет тюремного заключения.
Значение такого решения переоценить невозможно. В Германии отсутствует явный антисемитизм, с ним боролись и борются, и успешно. Есть ли у этой медали обратная сторона? Есть, как и у всякой медали. Если нацию долго тыкать носом в её вину, она начинает тихо ненавидеть жертв своей вины. Но никогда этого не покажет. Только через три или четыре поколения молодые немцы вдруг заявляют: «А я не убивал евреев. Почему я должен каяться?» Так что идея с покаянием за Холокост очень хорошая, но перегибать палку тоже не надо. А «перегибание палки» заключается в такой же интенсивности тыкания немцев носом в вину за Холокост, что и семьдесят лет назад.
Знают ли немцы о Сталинграде, о Ленинграде, о миллионах советских жертв в войне? Разумеется. Правду ведь не скроешь. Кроме того, есть интернет, где можно почерпнуть массу неизвестной информации об этой войне. Наводящее ужас слово Ostfront (восточный фронт) известно немцам. Но не в подробностях – лишь в общих чертах.
Могут ли немцы выдержать ещё и тяжесть этой вины – вины в гибели двадцати семи миллионов, разрушении половины страны и в неимоверных страданиях советских людей? Мне кажется, нет, не смогут. Смогли бы сразу после войны, когда раны с обеих сторон были свежи и ещё не затянулись. А теперь поздно – время ушло. Не смогут и не захотят. По принципу: «А я не убивал русских. Почему я должен каяться?»
Россия и не пытается в настоящий момент напоминать немцам о масштабах этой вины. Абсолютно верная позиция. Немцы – любознательная, неленивая нация. Если не внушать им отвращения к теме, они её раскопают и изучат, будьте уверены. Естественно не все, но лучшие представители в каждой нации всегда пытаются докопаться до истины.
Но вот только нация и политики, представляющие эту нацию – совсем не одно и то же. А что нужно политикам в период расцвета русофобии, очевидно: очернить не только настоящее России, но и её прошлое. В западной политике категории вины не существует – бывает лишь имитация вины для достижения определённой политической цели – а само чувство вины отсутствует.
Она была когда-то. Был Вилли Брандт, упавший на колени перед памятником в Варшавском гетто и попросивший прощения перед погибшими от имени Германии. Был Герхард Шрёдер, отказавшийся участвовать в натовском вторжении в Ирак, сославшись на негативную историю Германии и не желавший её повторения.
Она была. Но уступила место прагматизму американской геополитики, в которой вина как категория отсутствует. И в этой связи очень жаль немцев, которые против, но не могут ничего изменить. Против Ангелы Меркель проголосовало 67% населения, но демократическая система в Германии устроена таким образом, что Меркель вывернется, но всё равно останется у власти и будет дальше проводить свою антироссийскую политику. И эта политика и дальше будет пытаться ставить с ног на голову не только факты сегодняшнего дня, но и историю.
Уренгойского школьника использовали в этой грязной игре. Я не думаю, что у него были шансы раскусить замыслы затейников этой игры – у него слишком мало жизненного опыта. Поэтому ему нужно помочь пережить время, когда наступит его прозрение. Если ему не помочь, его психика вытеснит чувство вины, в лучшем случае. В худшем случае… я даже боюсь говорить.