(эти короткие рассказы включены в некоторые главы большой повести "Безликое Воинство")
Вчера вечером за партией в пуговицы(1) наш доктор рассказал очередную забавную историю, которой он лично был свидетелем: про толстого лоцмана. Несложно догадаться, кто вдохновил его вспомнить этот случай! А я вот решил, что в честь 13 вахты и на свежую голову стоит это записать. История попроще той, что я записал в прошлый раз, но зато её смело можно отнести к флотским байкам.
Вот она.
С началом войны Арзе пришлось оставить работу в госпитале, так как его призвали служить во флот. Первым его судном оказался десантный корабль, укомплектованный неопытным ещё экипажем, так что вместо боевых операций они занимались транспортными челночными рейсами, перебрасывая личный состав и оборудование наших гарнизонов из южных провинций, которые мы тогда теряли одну за другой, в более спокойные и защищённые районы на севере. Часто те места, откуда они забирали людей и грузы, были плохо оборудованы для приёма судов, а то и вовсе представляли собой дикий берег, а времени на погрузку отводился минимум. Судоходную карту такого места не всегда можно было найти, поэтому командование набирало лоцманов из местных моряков, в основном отставных гражданских. Однажды их судну, уже частично загруженному, пришлось ещё забрать небольшой гарнизон из провинциального приморского городка, который располагается по берегам узкого пролива. Для проводки по проливу им прислали очередного лоцмана – бывшего штурмана с торгового парусника, возрастом под 40 лет(2) и необычайно толстого. Арза тогда осмотрел его и под благовидным предлогом взвесил – стрелка весов, градуированная до 130 килограммов(3), упёрлась в максимальную отметку и едва не погнулась! При этом лоцман живо двигался и для своего возраста обладал завидным здоровьем.
Думаю, все представляют себе двухпалубный десантный корабль: нижняя палуба сплошная, с фальшбортами и откидными аппарелями, а верхнюю, приподнятую на балочных конструкциях метра на 4 над нижней, делит на две неравные половины судовая надстройка с ходовой рубкой, имеющей по бокам размашистые крылья-балконы. Часть верхней палубы от надстройки до носа обычно занята орудийными башнями и ракетными установками, а та часть, которая позади надстройки, представляет собой площадку под дирижабль. Дирижаблем(4) их судно не было укомплектовано, а из вооружения стояли только одна пушка и один противовоздушный комплекс, так что обе части верхней палубы использовались как грузовые. В городке десантник благополучно причалил, опустил аппарели, и на борт взошли сотни две служащих гарнизона и заехало несколько военных грузовиков и мотоколясок. Люди разместились на нижней палубе, туда же заехала колёсная техника, а на верхнюю палубу подняли судовыми кранами ещё несколько десятков тонн груза. Когда загружали верхнюю палубу, вахтенный капитан(5) переживал за крен и остойчивость судна, но в итоге вес туда поместили не такой уж значительный, распределили и закрепили как следует, кэп успокоился, судно отчалило и пошло тем узким проливом – ведомое толстым лоцманом. Как только десантник начал движение, лоцман этот, вооружившись биноклем и прибором связи, принялся переходить то на одно крыло рубки, то на другое – в зависимости от того, ближе к какому из берегов проходил фарватер, и высматривал он оттуда даже не отмеченные буями рифы, банки или мели, а корпуса судов, затонувших в результате авианалётов – эти корпуса по спокойной воде хорошо было видно сверху. Хотя их оттаскивали к берегу подальше от фарватера, они имели свойство иногда перемещаться с приливами и течениями. По набережным города толпились горожане, среди которых было много провожающих – тех, у кого на этом десантном корабле уплывали на север родственники или друзья. И вот все присутствующие в рубке наблюдают такую картину: лоцман идёт на правое крыло, и вскоре судно начинает изрядно кренить на правый борт. Через какое-то время он переходит на левое, и судно вслед за этим получает крен на левый борт. Мало того: собравшиеся на набережных люди, как только судно к ним наклоняется, начинают отчаянно махать всем, чем придётся, кричать и подавать какие-то знаки! Когда городская застройка закончилась, пролив расширился, лоцман вернулся в рубку и судно перестало кренить. Но водоизмещение у десантника больше двух тысяч тонн! Сколько бы ни весил лоцман... Что только не передумали в рубке, как только не гадали: и про смещение груза, и про попутную волну, и даже про критическую остойчивость и эффект рычага, однако потребовать объяснений от самого лоцмана не решились, побоявшись прослыть в его глазах невеждами. Тем временем десантник прошёл широкую часть и вновь вошёл в узкую. Там опять по берегам собрались провожающие, а толстяк с биноклем вновь принялся переходить то на одно крыло рубки, то на другое, высматривая в воде препятствия. И это повторялось раз за разом: на какой стороне появлялся толстый лоцман, на ту сторону у судна случался крен... В общем, команда десантного корабля, наблюдавшая за хождениями лоцмана, пребывала в шоке и ступоре и не верила собственным глазам. А толстяка, похоже, эта ситуация нисколько не смущала: он спокойно выполнял свои обязанности так, как будто крен судна под ним – дело обычное...
Пролив в итоге прошли благополучно и за лоцманом пришла лодка, чтобы увести его домой. Никто так и не решился испросить у него объяснений по поводу странного поведения судна, и лоцман, выполнив свою работу, молча покинул десантный корабль.
Они уже шли в открытом море, а члены экипажа в рубке всё никак не могли успокоиться, теряясь в догадках. Когда, наконец, наверх поднялся один из вахтенных офицеров, дежуривших на нижней палубе, он услышал от своих собратьев по команде совсем уже жуткую и суеверную версию: что де лоцман этот послан не командованием флота, а самим чернобородым Ардугом, и он перевернул в этом проливе немало судов, и что именно эти суда и лежат теперь на дне по сторонам от фарватера. А население городка отлично об этом осведомлено и пришло поглазеть, как перевернётся и затонет очередное судно, а заодно помочь утопающим. Выслушав такое, офицер с нижней палубы, как говорят, свалился под штурвал. Он-то и объяснил, сотрясаясь от смеха, что на деле всё было проще простого: беженцы на нижней палубе, в точности как и лоцман, переходили к тому борту, который в данный момент был ближе к берегу. Только высматривали они, конечно, не корпуса затонувших судов, а своих родственников и друзей на берегу, пришедших их проводить, и обе стороны при том усердно махали друг другу руками, платками и шапками и что-то кричали. Из рубки не могли видеть, что происходит на нижней палубе, но именно перемещение там сотен людей с борта на борт и давало этот крен. Как только берега опустели, беженцы угомонились и судно перестало крениться.
Вот так озадаченный экипаж десантника озарило Второе удовольствие Хардуга!(6)
Мне интересно, до чего бы ещё додумались офицеры этого судна, если бы при прохождении пролива никто из экипажа не дежурил на нижней палубе?..
Арза ещё отличный рассказчик, и он так уморительно изображал толстого лоцмана, не вставая даже с кресла, на котором сидел, что мы с Жалящим в Нос нахохотались над его рассказом до резях в животе.
Для того мира, который описан в повести:
(1) – настольная игра, ещё называют "кошки-собаки", похожа на игру го.
(2) – после 40 лет люди в этом мире – старики, до 50 редко кто доживает.
(3) – типичный вес взрослого мужчины – 40 кг.
(4) – дирижабли гораздо больше распространены, чем самолёты или вертолёты
(5) – ответственные руководящие посты дублированы, так на судах обычно по два равноправных капитана
(6) – имеется в виду строка из духовной книги: "Кто долго осмысливал, и вдруг осознал, кто искал истину и вдруг нашёл, кто мучился загадкой и разрешил её, тот познал удовольствие озарения."