Елена Прекрасная
Повесть
На мне сбывается реченье старое,
Что счастье с красотой не уживается.
И.В. Гёте
Часть III
Как должно
А я не признаю реализма. Я — за магию. Да, да, за магию! Я хочу нести ее людям. Заставлю их видеть факты не такими, как они есть. Да, я говорю не правду, не то, как есть, а как должно быть в жизни. И если тем погрешила, то будь я проклята именно за этот грех — ничего не имею против…
Теннесси Уильямс
Глава 3.6 Хабанера
Утро выдалось тихое и безоблачное. Припекать стало чуть ли не с самого восхода солнца. Отдыхающие, до завтрака побывав на пляже, быстренько перекусили и вновь спешили к морю — занять лежаки, открыть лучам свои объятия и обугливаться на зависть северным друзьям и коллегам.
— Как насчет купаний и загара? — спросил Адам.
— Я бы еще поспала, — отозвалась Каролина. — Пожалуй, вздремну.
— А я наверх, найду Елену с бабулей. Парень наверняка у них.
— Ты знаешь, в какой они квартире? — встрепенулась дамочка.
— На ресепшене скажут. Она Краснова, побеждала в разных конкурсах.
— Я с тобой!
— А бай-бай?
— Какое там!
— Обижаешь, Кралюшка. Я что, schwach*?
— Да нет, Адамчик, тут другое.
— Ясно. Не швах, но не шах. Ну как знаешь. Посиди в теньке. Смотаюсь за цветами.
____________________
* слабо (нем.)
С букетом цветов и коробкой конфет они поднялись по длинной, проклятой не раз Кольгримой, лестнице к дому. В регистратуре им назвали номер квартиры. Лифт бесшумно доставил гостей наверх. Позвонили в дверь.
— Ухажер пожаловал! — Лена увидела на экране Адама. — Леш, открой!
Алексей открыл дверь. Пред ним в цветах и улыбках нарисовалась сладкая парочка.
— Это мы! — представился Райский. — На чашечку чая! Не прогоните?
— Проходите, раз пришли, — послышался глуховатый голос Кольгримы. — Лауреатам и членам всегда рады! Простите, не встаю, ноги слабы.
— Алексей! — звонко воскликнула Каролина, схватив молодого человека за руку, приостановив свою мысль, но она и без того была видна.
— Каролина! — натужно отозвался фотохудожник.
— А где Леночка? — обратился Райский к старушке, сидящей в кресле. — Хочу засвидетельствовать ей мое почтение! — Он открыл коричневую коробку конфет. — Ассорти шоколадно-волшебных бутылочек. С алкогольной начинкой. Для де-евоче-ек! Как съешь конфетку, так и воспаришь духом в эмпиреи! Производитель не абы кто, не «Красный Октябрь»! Сам Anthon Berg, датский шоколадмейстер!
При слове «производитель» Кольгрима ухмыльнулась, уж очень оно подходило этому ходоку! А вспомнив картину «Ходоки у Ленина» старушка и вовсе прыснула от смеха.
— Да ты садись, лауреат! Положим, милок, настоящих шоколадных конфет от фабрики «Красный Октябрь» ты в жизни не пробовал! — сказала она.
— Да чего там! — отмахнулся режиссер. — Совковая продукция!
— Сам ты совок мусорный! — обозлилась Кольгрима. — Весь мусор со своего кино собрал и тут вываливаешь мне! Антон Берг! Антон Берг! Что ты знаешь о нем?
— Вот, ассорти.
— Это был бакалейщик, славный парень, Антон. Знавала его. По Копенгагену. Он там открыл свой первый магазин в самом конце девятнадцатого века.
Райский услышав эту подробность биографии основателя фирмы-«Поставщика Королевского Двора Дании» от живой еще свидетельницы, беспомощно оглянулся, но Алексей кивнул, подтверждая, что, да, именно в конце девятнадцатого века.
«Сумасшедшие все!» — нарисовалось на физиономии Райского.
— Так где же Леночка? — заерзал он на стуле.
— Антон стал использовать лучший шоколад, марципан, карамель, нугу, джем... — с издевкой продолжала тетушка.
— Ее нет? — спросил Адам.
— Нетерпеливый! Одевается! — буркнула Кольгрима. — Это ж девица, а не солдат. Тебе, мужику, штаны натянул и хоть в Госдуму! Но погляжу в нее, там многим и штаны не нужны!
— Я тут! — Из спальни вышла обворожительная шатенка в шляпке, поля которой прикрывали глаза, в несколько старомодном платье в крупную продольную полоску. Красавица сделала реверанс. Райский бросился целовать ей ручку, как замужней даме, запамятовав, что девушке лучше было бы просто поклониться. От божественной руки шатенки Адам и вовсе ошалел.
Кольгрима с ехидцей поглядывала на них, ожидая, вспомнит ли режиссер о второй даме.
— Да, а вторая дама, брюнетка в красном — кто была?
— Фантом! — небрежно бросила Лена, так что тетушка даже крякнула от удовольствия. — Вы, Адам Львович, чересчур заточены на красоток! Смотрите, истончитесь!
Кольгрима подскочила с радостным воплем в кресле и прошлась вокруг остолбеневшего Райского с Хабанерой:
— У любви, как у пташки, крылья, / Её нельзя никак поймать. / Тщетны были бы все усилья, / Но крыльев ей нам не связать. / Всё напрасно – мольбы и слёзы, / И красноречье, и томный вид, / Безответная на угрозы, / Куда ей вздумалось — летит. / Любовь! Любовь! Любовь! Любовь!
Тетушка была уже не тетушка с больными ногами, а порывистая брюнетка в красном платье, чистейшее сопрано. Райский так и сел и стал машинально одну за другой поглощать конфеты, а Каролина и вовсе онемела. Она даже вспотела от потуги прокомментировать как-то эту фантастическую сцену. Был бы тут Миша, подсказал и сам весь день повторял: «Обалдемон! Обалдемон!»
Добила гостей Елена, когда пропела то же самое глубоким бархатистым меццо-сопрано на французском:
— L’amour est un oiseau rebelle / Que nul ne peut apprivoiser, / Et c’est bien en vain qu’on l’appelle / S’il lui convient de refuser. / Rien n’y fait, menace ou pri;re. / L’un parle bien, l’autre se tait. / Et c’est l’autre que je pr;f;re. / Il n’a rien dit mais il me plait. L’amour! L’amour! L’amour! L’amour!
В отличие от тетушки племянница была очень собрана. Собственно, чего ожидать другого от дамы безукоризненных манер? Весь ее облик говорил о большом внутреннем напряжении, которое может вынести только сильная женщина. Был виден тонкий рот, слегка выдающиеся скулы, тонкие очертания лица,
Алексей с восторгом смотрел на поющую красавицу, Едва шатенка замолкла, он выскочил на середину комнаты и стал петь, но не короткую солдатскую песню, как дон Хозе в этом месте оперы где-то на задворках сцены, а куплеты Эскамильо:
— Tor;ador, en garde! Tor;ador! Tor;ador!*
_________________________________
* Тореадор, смелее! Тореадор! Тореадор! (фр.)
— Вам бы, Адам Львович, вот что снимать! — сказала тетушка. — Классику! Любовь! Трагедь! — Она незаметно оказалась в кресле в прежнем облике. — А то снимаете черт знает что! Бабенок на панели! Ладно бы снимали их только себе, а то угощаете ими всех нас!
Райский пощупал слабой рукой сидение стула, встал и на слабых ногах тихо-тихо, не прощаясь и не оглядываясь, покинул пристанище ведьм. За ним вымелась и Каролина.
— Фу! — вздохнула тетушка. — Воздух стал чище!
Рисунок из Интернета