Сопротивление среды
(или ещё одна сказка о премудром пескаре)
Часть 1. Всё проходит, пройдёт и это
Исидору Валентиновичу Павленко природная кладовая отпустила многократное по обычным человеческим меркам здоровье. Несмотря на скромные доходы родителей и простенькое низкокалорийное питание, мальчик Иси рос существом с повышенным иммунитетом практически ко всем детским и подростковым болезням. Пожалуй, только зубная боль изредка тревожила его розовые щёчки. Но даже эта всеобщая пагубная проходимка обозначала своё присутствие исключительно щадящим и в меру колким образом. Все остальные органические структуры Исиного тела работали исправно и ритмично.
Однако наши природные достоинства, пококетничав с молодостью, поиграв с ней в любовь и бессмертие, годам к пятидесяти начинают походить на одежду странника, запылённую в пути и выгоревшую под жарким солнцем перемен. Мы ещё продолжаем фантазировать о будущем, о том, как под руку с удачей пойдём навстречу новым счастливым событиям жизни!.. Но дорожные препятствия и общее сопротивление среды всё более докучают нам, отсекая от потрёпанной жизненной силы фрагменты упущенных возможностей, похожие на сгустки огрубевшей ткани.
Вчера Исидор Валентинович справил очередной, пятьдесят третий юбилей своего рождения (ведь согласитесь, каждое наше личное рождество – событие юбилейное!). Справил тихо, в одиночестве, укутав спину пледом и, как премудрый пескарь, размышляя о превратностях судьбы.
Число «53» – неприметное. Как говорят математики, «простое». Делится только на единицу и на само себя. «На кого ж мне ещё делиться!» – усмехался Исидор, считывая с компьютера поздравительное сообщение. Он ещё не добежал глазами до конца последней строки лайкового текста, как почувствовал в спине, чуть ниже поясницы едва заметную боль. Боль усилилась. Он попытался встать, но расплывчатая болячка сконцентрировалась, надавила на какой-то внутренний орган, и от внезапного напряжения хрустнула маленькая телесная деталь. Стало очень больно.
– Господи, да что же это такое! – пискнул Исидор, судорожно хватаясь за спинку стула.
Боль, видимо, испугавшись собственной прыти, осела, как дорожная пыль. Вскоре всё стало как прежде, светло и терпимо.
Часть 2. Операция
Прошло двадцать лет. Исидору Валентиновичу исполнилось семьдесят три года.
– Полностью раздевайтесь и ложитесь на кушетку, – обратилась молоденькая медсестра к старичку, сидящему с печальным видом на краешке больничной кровати.
Пока старик стаскивал с себя последние украшения старческого тела, девушка подвезла каталку вплотную к кровати.
– Исидор Валентинович, давайте руку, я помогу.
Накрыв старика простынёй, сестричка ловко поплыла с каталкой в операционную.
Голова старика мерно болталась на приподнятом изголовье. Немного мёрзли руки, откинутые поверх простыни. Глазами он рассматривал квадратные узоры потолка, жмурясь на светящиеся люминесцентные лампы. Каталка остановилась перед дверями операционного зала.
– Я вас на некоторое время оставлю, – сказала медсестра, наклоняясь к уху Исидора, – вас сейчас заберут.
Некоторое время Исидор Валентинович наблюдал броуновское движение людей в белых халатах, входящих и выходящих из операционного зала. Наконец его каталка дрогнула, тронулась с места и, миновав широкий проём дверей, перекатилась в пространстве хирургического волшебства.
– Лежите спокойно, – старик услышал над собой приятный мужской голос, – я – ваш анестезиолог. Я сейчас сделаю вам небольшой укольчик, это не больно. И всё будет хорошо.
«Интересно, что этот человек имеет в виду, когда говорит «хорошо». Кому из нас будет хорошо, неужели обоим?» – думал Исидор, разглядывая «лунный интерьер» операционного зала.
– Присядьте, пожалуйста, – попросил анестезиолог.
Исидор, опираясь на поручи каталки, приподнялся и свесил ноги вниз.
– Вот так, – он почувствовал лёгкий укол в позвоночник в районе поясницы. – Вы чувствуете тепло в ногах?
Действительно, тёплый бархатный валик покатился от позвоночника к ногам Исидора, разогревая всё на своём пути.
– Да, чувствую.
– Вот и хорошо. Ложитесь и ни о чём не думайте. Больше вас ничего не касается! – весело пошутил анестезиолог и отошёл в сторону.
Два санитара подвезли каталку под огромную светящуюся рампу, откинули поручи и также отошли в сторону.
Исидор лежал, вживаясь в тепло, разлившегося по всему его телу, и философствовал. Долгие семьдесят три года он жил среди людей, совершая неприметную будничную службу. Люди платили ему какие-то деньги, значит, он был им полезен. Не обзавёлся семьёй, не познал счастье детской пучеглазой преданности. Друзья заводились ненадолго. Он казался им странным и эгоистичным. Все, кому пытался Исидор открыть содержание своих мыслей, с кем строил совместные планы на жизнь, слушали его «трескотню» невнимательно и недолго. Каждому из них хотелось знать собственную перспективу и величину личного житейского барыша. Когда же Исидор говорил им: «Давайте просто изменим жизнь к лучшему!», друзья улыбались в ответ и переводили разговор на более насущную тему. А потом и вовсе расходились, даже не дослушав.
С годами Исидор потерял интерес к преобразованию мира и завёл собаку. Преданная лохматая тварь исправно облизывала изъяны его общественной социализации. И хотя смысловые вертикали по-прежнему торчали в стороны, как копья поставленной в каре римской когорты, Исидор уже не видел в этом проку. Он склонил древко «копьеносца», потом и вовсе опустил долу. А зачем? Противника нет. Откуда ему было знать, что противник, которого он высматривал вдалеке, был вовсе не там, но совсем близко, внутри самого Исидора. Выходит, ощетинившись копьями, Исидор превратился в телохранителя собственного врага. Вот ведь как бывает!
Да, Исидор долго искал свой житейский недуг. И теперь, на операционном столе, обездвиженный после укола анестезиолога, он наконец понял, что злейший враг, который семьдесят три года, как солитёр, выгрызал его жизнь – обыкновенная никчемность.
Никчемность поселилась в нём ещё в ранние подростковые годы. Что же стало причиной её возникновения? Это и непонимание друзей, и ощущение постоянного внутреннего страха перед случайными поворотами судьбы. Да, он мирился с потерями, он спокойно наблюдал, как фураж, предназначенный для его личного Пегаса, какие-то люди отдают чужим скакунам. Забирают, даже не заплатив! Год от года он превращался в пугливого статиста происходящего. Реальная жизнь, с её заботами, победами и поражениями обратилась в виртуальный сгусток телевизионного бреда, в чужой, манящий в никуда видеоряд…
Операция происходила за шторкой. Исидор поглядывал на редкие колыхания материи и прислушивался к звукам, доносившимся из операционного пространства. Жужжание маленькой дрели сменял визг, напоминающий вращение болгарки. Звуки техники сопровождались короткими фразами хирургов.
Операция продолжалась довольно долго. Исидор успел даже пару раз соснуть.
Но вот хирургическое священнодействие подошло к концу. Помощники откинули завесу, и Исидор зажмурился от яркого свечения операционной рампы.
Он лежал накрытый простынёй. Справа, в области тазобедренного сустава, сквозь белую материю сочились капельки крови.
Каталка дрогнула. Над Исидором закружился свод операционной, затем полутёмный кафельный коридор и ярко освещённая лифтовая площадка.
Санитары ввезли каталку в больничную палату и, ловко обхватив больного с двух сторон, переложили на расстеленную больничную койку.
Погасив свет и прикрыв дверь, они удалились.
Исидор ещё какое-то время тупо глядел в потолок, потом прикрыл глаза и крепко уснул, провалившись в остатки операционной анестезии.
Часть 3. Сон Исидора
Снится Исидору аквариум. Огромный светло-серый параллелепипед доверху заполнен водой. И плавают в этом аквариуме не то рыбы, не то люди в хирургических халатах. Белые, зелёные и кремовые халатные пологи развеваются, как хвосты вуалехвостов или мраморных гуппи. Небольшие сомики-санитары копошатся в песке, поднимая вверх клубы мусора и недоеденных остатков пищи. Наверху, в маленькой кормушке, напоминающей двустворчатые двери, плавают россыпи сухого корма. Время от времени в верхних водах аквариума появляются стайки мальков. Их расхватывают зрелые рыбы и беззлобно гоняют по аквариуму туда-сюда. А те послушно выполняют команды старших и незаметно подрастают. «Это, наверное, первокурсники», – подумалось Исидору.
Вот из-за куста широколистного лимонника выплыла огромная полосатая скалярия. Как же она была хороша! Все прочие рыбки засуетились вокруг, пытаясь обратить на себя её царственное внимание. Торжественной манерой двигаться скалярия напоминала заведующую отделением.
Вслед за ней из-за того же куста показался огромный мраморный гурами. Одного взгляда на этого аквариумного исполина было достаточно, чтобы всякий воскликнул:
– Настоящий директор!
– Где ваш протеже? – спросил гурами, оглядывая дно, усыпанное мелкими рачками и стайками гуппи.
– Видите ли, Гурам Николаевич, – ответила пёстрая цветная рыбка, – мы двадцать раз ему говорили: «Исидор Валентинович, да не прячьтесь вы под камни. Плавайте свободно, вы должны развить в себе способность рассекать среду». Он, чудак человек, головой кивает, соглашается, а сам, только мы отплывём в сторону, – прямиком под камни! Вот и теперь. Наверняка сидит неподалёку, слышит нас, и ни гугу.
– У меня всего пятнадцать минут. Если вы его не найдёте, завтра же он будет продан живодёрам на птичьем рынке. В нашей образцовой больничке подобное отношение к смыслу жизни недопустимо!
Гурам Николаевич сделал вольный разворот и медленно удалился в развесистые дебри лимонника. «Да-да, недопустимо, недопустимо!..» – зашевелило губами рыбье сообщество, провожая глазами начальство.
Исидор действительно забился под ближайший камень и не имел никакого желания приобретать навыки к сопротивлению среды. Но последние слова Гурама о возможной встрече с живодёрами его не на шутку обеспокоили. А что если сказанное окажется правдой? Ведь рано или поздно его всё равно найдут, и тогда…
Исидор заёрзал под каменным выступом и уже готов был выглянуть наружу, как прямо перед ним протиснулся в щель между песком и каменным сводом точно такой же пескарь и своим скользким телом загородил выход.
– Пусти! – пискнул Исидор. – Пусти сейчас же!
– Туда нельзя, – пискнул в ответ новосёл, – нас там жрут!
– Как это жрут?!.
Исидору за всю его аквариумную жизнь довелось счастливым образом избежать встреч с актами насилия или несправедливости. То ли он никого не интересовал и попросту был не нужен, то ли везло. Но фактом собственной неприкосновенности он безусловно гордился, считая его особым проявлением житейского предвидения.
Хотя нет, случилась однажды неприятная история. Как-то под вечер в аквариум впорхнула стайка маленьких пираний. Поначалу рыбы на них даже внимание не обратили. Пираньи тут же принялись пожирать крохотных рачков, которые и так всем надоели – вечно присосутся к брюшку, трёшься, трёшься обо что-нибудь, а они, хитрые, переползают, и никак от них не избавиться. Всех рачков эти маленькие прожорливые твари поели в первый же день. На второй принялись за мальков. И так-то ловко у них это получалось! Окружат какого-нибудь малька и постепенно сжимают круг. Потом разом нападают. Секунды не пройдёт, а малька уже нет. Конечно, рыбы были недовольны. С какой стати какие-то мерзкие пираньи уничтожают родовых симпатичных головастиков! Однако повседневные заботы отвлекали внимание рыб на личные нужды, и пираньи безнаказанно продолжали творить своё хищное дело.
Как-то раз одна из них в запале жорства подскочила к Исидору и надкусила ему плавник. Зубы – иголки. Исидор взвился кубарем, осерчал, да как погонит малявку прочь сквозь сопротивление среды! Нет, он не выбился из сил. Немного даже размял сомкнутое неподвижностью тело. Но удовольствия не получил. А только ещё больше обозлился уже на самого себя. Обозлился на сущую бессмыслицу произошедшего: обидчика не догнал, и столько движений произвёл зазря! От обиды схоронился он тогда под камень и три для не появлялся «на людях». Когда же голод вытолкнул премудрого пескаря из пещерки, увидел он вот что…
По белой стремнине аквариума металась, как стая чертей, ватага молодых отчаянных пираний. Ни единой гуппи, ни добряка вуалехвоста, ни пёстрых моллинезий не было. На дне лежал обглоданный скелетик королевской скалярии, этой божественной примы всего аквариумного народца.
Вдруг стая пираний, как по команде, устремилась в сгусток лимонника. Растение дрогнуло сразу несколькими центральными листьями. Чувствовалось, что там, за переплетением черенков происходит невероятная возня. Через мгновение из травы выскочил, как безумный, мраморный Гурам. Его тело кровоточило из сотни маленьких, но глубоких рваных ран. Пятнадцать озверевших пираний моментально образовали вокруг наполовину растерзанной рыбы свой смертельный круг. Гурам, подрагивая хвостом, приготовился к последнему решающему бою. Но в это мгновение огромный сачок спустился с верхней воды и ловко поддел кровожадную стаю и с ними несчастного Гурама. Исидор видел, как даже в сачке эти твари умудрялись надкусить нежную плоть элитной рыбы и как Гурам толстыми, неприспособленными для драки губами пытался оторвать их челюсти от своего тела. Вдруг высшие силы подхватили несчастного Гурама и, перевалив его через металлический край садка, выпустили обратно в аквариум. Обессиленная рыба медленно опустилась на дно, да так и осталась лежать на боку, тяжело шевеля плавниками.
С того дня ни одна пиранья больше не появилась в белом аквариуме. Волей судьбы пескарь Исидор оказался единственным его обитателем, которого не коснулась эта смертельная чума. Но шок от увиденного надолго пленил его ум и память.
День ото дня аквариумная жизнь налаживалась. Вылупившиеся из икры молоденькие рачки постепенно подъели артефакты побоища. Однажды утром в верхней воде все увидели скользящий, наполовину прозрачный, будто шёлковый, предмет. Это новая волнистая скалярия, шевеля шафранами плавников, торжественно опускалась на глубину.
Обескровленный Гурам полтора месяца отчаянно болел и готовился к смерти. Потом в один прекрасный день вдруг пошёл на поправку и через пару недель стал прежним величественным и непререкаемым мраморным айсбергом, хозяином прочей аквариумной челяди и патроном дивной новенькой скалярии.
«Вот видишь, Исидор, сколько вихрей промчалось мимо тебя благодаря твоей осторожности и предусмотрительности, – подумал премудрый пескарь, щурясь на искусственную лампочку аквариумного освещения, – будь и впредь таким же осторожным и осмотрительным!»
Как-то на утренней трапезе к нему подплыл Гурам и спросил:
– Исидор, а где был ты, когда на нас напали пираньи? Что-то я тебя не видел?
Исидор в это время увлечённо рассказывал молоденькой гуппи, как однажды в аквариум ворвались безжалостные пираньи и как все встали на защиту своей родины. И что он – один из тех немногих, кому посчастливилось в неравной борьбе с безжалостным противником дожить до Победы…
Его героический рассказ возмутил Гурама.
– Так! – воскликнул он и ударил хвостом по песчаному дну. – Оказывается, среди нас находятся герои? А я и не знал!
Исидор в ужасе метнулся из кормушки и за долю секунды зарылся в песок под большой камень.
– Гурам Николаевич, как вы его испугали! – вступилась за собеседника молоденькая гуппи.
– Кончено! – вскипел Гурам. – Завтра же на птичий рынок этого подлеца. К живодёрам!
Выпустив вслед сказанному пару огромных воздушных пузырей, он продолжил движение, оглядывая встревоженные порядки трапезного действия.
Вечером того же дня многочисленное семейство вуалевых гуппи окружило заросли лимонника, где Гурам отдыхал от дневных попечений, и стало просить мраморного великана оказать Исидору снисхождение. Этот поступок они совершали из чувства жалости к той самой молоденькой доверчивой гуппи, которая наслушалась небылиц Исидора и совершенно поверила всему сказанному. И теперь лежала в рыбьей хладнокровной горячке, изнемогая от горя и страха за назначенную участь героическому пескарю. «Кажется, я люблю его! – шептала бедняжка. – Он особенный и очень благородный!..»
...Но вернёмся под камень, где прятался Исидор.
– Всех нас велено сдать на «птичку»! – не унимался встречный пескарь, загородивший ему дорогу. – Нас объявили сорной рыбой. Всё, хана!
Глядя в глаза своего биологического собрата, исполненные «щенячьего» ужаса от мысли о предстоящем исчезновении, Исидор впервые в жизни как бы видел на себя со стороны. «Гадко, как же гадко выглядеть вот так!..» – пульсировала мысль в его несоразмерной туловищу голове. Самодовольство, выстраданное за годы крайне осторожной жизни, оказалось полным ничтожеством перед лицом надвигающейся опасности. Ещё не зная толком ни характер противных сил, ни их число, не совершив элементарного анализа возможного противодействия злу, его собрат, его точная биологическая копия, уже впал в панику, уничтожая остатки собственной личности.
– Да пусти ты! – глухо прорычал Исидор. С его губ слетела разновеликая горсть воздушных пузырьков. – Прочь с дороги!
Не отдавая отчёт в собственных действиях, он помчался туда, где его ждала неминуемая смерть. Но теперь смерть была не страшна ему, она не казалась ему ужасной. Более того, сквозь таинственную радужку глаз молоденькой гуппи, смерть виделась Исидору восхитительно прекрасной, в тысячу раз лучше никчемной жизни, прожитой им в попечении о собственных страхах.
Исидор расправил плавники и, оттолкнув собрата вглубь пещерки, стремительно поплыл на большую воду.
– Вот он, вот он! – заголосила стая гуппи. – Он вот!..
Гурам навис над Исидором, как огромный плавучий айсберг, и, сдвинув мраморные брови, уже собрался произнести окончательный вердикт об участи пустяшного пескаря, как вдруг маленькая гуппи метнулась под самым животом гиганта и заслонила своим вуалевым хвостиком кусочек рябой кожицы Исидора.
– Гурам, миленький, не надо!..
– Глупая кроха! – булькая огромными пузырями воздуха, возмутился Гурам. – Этот пескарь не заслуживает даже кары. Он – ничто!
Последние слова прозвучали над Исидором как приговор всей его мертворождённой жизни.
– Нет! – воскликнул он. – Прощай, любимая!
Работая хвостом, Исидор стремительно поплыл вертикально вверх, взметнулся над поверхностью воды и исчез, упав куда-то глубоко вниз за аквариумное ограждение. Он шлёпнулся на стол, перепрыгнул на лавку, ещё раз подпрыгнул и полетел вниз, пока холодные крашеные доски пола не остановили его мучительный акробатический этюд. «Прощай, любимая!..» – произнёс Исидор, задыхаясь и теряя сознание.
Часть 4. Сквозь сопротивление среды
– Просыпайтесь, Исидор Валентинович! Пора делать перевязку, – над больным старичком склонилась молоденькая медсестра. Её золотисто-каштановые волосы, падающие свободными локонами до плеч, напоминали восхитительные вуалевые хвосты королевских гуппи. Мягкие полные губы и большие открытые глаза довершали сходство с элитной аквариумной рыбкой.
Исидор медленно открыл веки, слипшиеся в густом медовом сне. Увиденное напомнило картину пережитой аквариумной переделки. «Фу ты, Господи, – затрепетало его озадаченное сердце, – приснится же такое!»
Сестра освободила рану от перевязи и сказала:
– Павел Петрович, готово.
Над Исидором навис заведующий хирургическим отделением Свешников Павел Петрович, человек огромного роста и необъятных размеров. Он аккуратно пальпировал шов, потом ухмыльнулся и произнёс:
– Ну-с, Исидор Валентинович, как насчёт сопротивления среды? Болезнь – штука вязкая, но преодолимая. Попробуем одолеть?
Исидор загадочно улыбнулся.
– Как вы думаете? – ответил он вопросом на вопрос. – Всю жизнь я старался быть «нормальным героем». Помните песенку: «Нормальные герои всегда идут в обход»? Моей жизненной позицией всегда был тезис о непротивлении злу насилием. При первых признаках опасности я изыскивал возможность устраниться с поля боя, отсидеться в стороне, предпочитая наблюдать, как на моих глазах гибнут отчаянные и смелые. Я бы никогда вам не признался в этом, но недавние странные события, – он взглянул на сестру милосердия, – изменили моё миропонимание. Наблюдая, как исчезает и возрождается мир, я превратился в бесполого статиста. Я всё вижу, всё знаю, может быть, даже чувствую, но ничего не могу! Избегая, как вы сказали, сопротивления среды, я разучился быть человеком. Стал слепком из глины и времени, гулким и пустым коконом. Лучшие годы я пролежал на обочине жизни! И вот теперь вы зовёте меня в путь, призываете к преодолению – не поздно ли? Я понимаю, болезнь – это среда, из которой есть только два пути. И тут тактика «нормальных героев» не катит, кажется, так сейчас говорят – в обход идти некуда. Что ж ведите меня, доктор Гурам! Кажется, я готов идти с вами сквозь сопротивление среды до конца.
– Доктор Гурам? Почему Гурам?! – весело рассмеялась вуалевидная сестрёнка.
– Это секрет, – улыбнулся Исидор, пряча взволнованные глаза.