Сергей впервые в жизни собирался на встречу выпускников. Так получилось, что всех своих однокашников по суворовскому военному училищу он не видел именно сорок пять лет, прошедших с момента окончания учебного заведения. Практически все выпускники, стали впоследствии офицерами, но их служебные пути с дорогой Сергея не пересекались. Может, потому, что большинство, в отличие от Сергея, выбрали технические военные специальности и стали ракетчиками, радиоэлектронщиками, связистами…. И лишь единицы, включая Сергея, отправились учиться пехотному делу «настоящим образом», став офицерами-мотострелками.
Несколько лет назад Тверское суворовское училище отмечало круглую дату своего основания, и многие бывшие выпускники побывали на этом мероприятии. И представителей «Серёгиного выпуска» было много, но он сам, находясь в это время далеко не только от Москвы, но и от России, в очередной раз не смог приехать. Но вот наступили другие времена, и он сегодня и в училище побывает и многих своих сокурсников повидает. За сорок пять лет, наверное, кто-то изменился до неузнаваемости, а кого-то можно будет сразу узнать, особенно тех, с кем три года проучился в одном классе, или, как принято по-военному говорить об учёбе в суворовском училище – в одном взводе. Сергей, конечно, будет рад им всем…. Но особенно он горел желанием встретиться с одним из своих товарищей.
Всё дело в том, что он часто вспоминал один случай из своей жизни, одну мимолётную встречу, произошедшую лет тридцать тому назад… в Дрездене. Да-да, в центре большого немецкого города, куда служебные дороги, а точнее, возможность отдохнуть от них, на полдня завели Сергея для того, чтобы достопримечательности посмотреть, попить хорошего саксонского пива и, если удастся, то купить хорошую книгу.
Река Эльба, протекая через Дрезден, делит его на две части, на Старый и Новый город. Старая историческая часть со множеством достопримечательностей была практически полностью разрушена в ночь с 13 на 14 февраля 1945 года массированным авианалётом союзников.
К бомбардировке немецкого города, находящегося вообще-то в тылу, в котором и войск-то было немного, союзники подошли с немецкой аккуратностью. Сначала сбросили мощные фугасные бомбы, которые разрушили крыши, а потом забросали всё зажигательными бомбами, превратив город в груду горящих развалин, в которых погибло около двадцати пяти тысяч мирных жителей. Огонь был такой силы, что он буквально выжигал кислород, и люди погибали не только от ожогов, но и потому, что просто нечем было дышать. Ответа на вопрос, была ли в этом какая-нибудь тактическая или стратегическая военная необходимость, конечно же, нет. Как и на аналогичный вопрос о бомбардировке Гамбурга или о взрывах атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки. Десятки тысяч погибших мирных жителей во всех случаях стала жертвами большой политики.
По окончании войны немцы (иначе они не были бы немцами, если бы поступили по-другому) аккуратно разобрали Дрезденские развалины дворцов, музеев, церквей и других исторических зданий, описали все фрагменты и вывезли за город. Остальные развалины просто снесли. На месте города практически образовалась ровная площадка с размеченными не ней границами бывших улиц и зданий.
На момент, когда в этот город попал Сергей, исторический центр во многом был уже восстановлен, но работы ещё продолжались. Уцелевшие фрагменты зданий по возможности использовались, а недостающие каменные блоки и архитектурные элементы вытёсывались заново. Они заметно выделялись более светлыми оттенками.
Сергей, вспоминая прогулку по Дрездену, хорошо запомнил, что из Старого города он по мосту имени Августа перешёл через Эльбу на другой берег. Ещё с набережной Старого города за рекой виднелся памятник, называемый «Золотым всадником». На нём был запечатлён всё тот же Август, бывший правитель Германии. А «золотым» его называли потому, что и всадник и его лошадь были позолочены. Если бы не это блестящее в прямом смысле слова обстоятельство, то он был бы похож на серо-зелёного «Медного всадника» в Ленинграде. Правда, Пётр Первый вместе со вздыбившейся лошадью размещён на каменной глыбе, почти что – на скале. А Август – просто на высоком прямоугольном постаменте.
Значительно позже Сергей узнал, что «Золотой всадник» не пострадал в годы войны от бомбардировок, так как был разобран и спрятан. А после войны его снова поставили на прежнее место.
Этот памятник и был ориентиром для Сергея, потому что за ним, пройдя по прямой улице Хауптштрассе, можно было попасть в большой книжный магазин, который на тот момент являлся основной целью пешей прогулки Сергея.
Вот в районе «Золотого всадника» и произошла та непонятная встреча, которую Сергей часто вспоминал и обстоятельства которой он и надеялся сегодня прояснить.
В толпе людей, стоявших на площади за памятником и перемещающихся в разных направлениях, вдруг промелькнуло знакомое лицо. Принадлежало оно мужчине в светлом костюме, без головного убора, с шикарной шевелюрой тёмных вьющихся волос. Мужчина возник где-то слева, немного впереди от Сергея, затем он повернул налево и пошёл в том направлении, куда и собирался идти Сергей. Сергей двинулся за ним, вспоминая, где же он мог это лицо видеть. Мужчина нёс с собой светлый плащ, перекинув его через левую руку, а в правой он держал головной убор. Это была шляпа, но особенная… с узкими полями, сужающимися спереди. Эдакая… тирольская шляпа. Мысленно Сергей укоротил мужчине длинные волосы, на голову водрузил военную фуражку, затем вместо костюма «надел» на него мундир. Не хватало… погон. Но каких? Офицерские сюда не шли, курсантские тоже…. На эти плечи подходили только алые, то есть суворовские погоны. Причём… с жёлтой окантовкой. Значит, этот мог быть только тот человек, с которым Сергей три года проучился в одном взводе суворовского училища. Звали его «заместитель командира взвода старший вице-сержант Михаил Строков» или, как его все во взводе называли, «Строка».
Сергея абсолютно не интересовало, как Миша появился здесь, в немецком городе, и почему в таком респектабельном виде. Потому что сначала его надо было остановить.
Ускорив шаг, и немного приблизившись к мужчине, Сергей окликнул того:
– Михаил! Миша! Строка!
Мужчина не реагировал, продолжая движение, поэтому Сергей, прибавив шагу, протянул руку и положил её на правое плечо мужчины со словами:
– Мишка, Мишка, где твоя…?
Мужчина резко остановился и всем телом повернулся к Сергею.
Слово «улыбка» с вопросительным знаком на конце так и осталось непроизнесённым, так как мужчина сказал по-немецки:
– Entschuldigen Sie bitte! Ich kenne Sie nicht! (Извините, пожалуйста! Я вас не знаю!)
После этого он улыбнулся и добавил:
– Sie haben sich geirrt! (Вы ошиблись!)
После небольшой, буквально секундной паузы, глядя прямо в глаза Сергею, он закончил:
Es tut mir Leid, aber ich habe es eilig. (Прости, но я спешу!)
Затем он развернулся и ушёл, оставив за своей прямой спиной озадаченного Сергея, не проронившего во время монолога этого мужчины ни слова, хотя всё сказанное он понял дословно. Диплом военного переводчика, полученный Сергеем по окончании суворовского училища, был выдан ему именно за знание немецкого языка.
Казалось, с кем не бывает? Ну, обознался…. Можно было забыть об этой встрече и спокойно жить себе дальше. Если бы не несколько «но».
Сергей понимал, что теоретически в мире может существовать человек, очень похожий на Мишу. Можно даже предположить, что этот человек именно сегодня приехал в Дрезден и их дороги пересеклись. Плащ в руке, когда погода была, в принципе, тёплая и без дождя, как раз свидетельствовал о том, что человек этот не был местным жителем, а приезжим. То обстоятельство, что человек говорил по-немецки, как раз ничего не говорило, так как у Миши был такой же диплом переводчика. Пышная причёска, конечно, смущала.… Сергей знал, что по окончании суворовского училища Михаил уехал учиться в какое-то высшее политические училище. Представить, что у советского военного политработника может быть такая причёска? Нереально! Получалось, что это явно был не Миша. Но тут на вторую чашу весов в этих рассуждениях ложилось два «но».
Во-первых, при всей внешней похожести на Мишу не может другой человек улыбаться так, как улыбался Миша. Когда он несколько минут назад улыбнулся, все слова, в том числе и немецкие, которыми Сергей хотел начать извиняться, застряли в его голове. Так мог улыбаться только один человек в мире. И звали его Строка, то есть – Миша Строков.
Во-вторых, воспитанные люди общаются между собой в соответствии с определёнными правилами этикета, следуя которым, незнакомые между собой обращаются друг к другу на «Вы». Мужчина так и делал. Обращаясь к Сергею, он употреблял выражения «извините», «Вы ошиблись». Кроме последней фразы, в которой чётко и просто, глядя Сергею прямо в глаза, он сказал: «Прости, но я спешу!» Он не сказал «простите», а сказал «прости».
Получается, что только разговор с Михаилом мог бы расставить все точки над «и», прояснив, с кем же на самом деле встретился Сергей в немецком городе Дрездене.
Все эти воспоминания, которыми была занята голова Сергея, пока он в третьем вагоне электрички «Москва-Тверь» ожидал сокурсников, были ими и прерваны. Около десяти человек, громко разговаривая и смеясь, вошли в вагон. Сергей поднялся им навстречу. Начались рукопожатия и объятия. Годы, конечно, изменили многие лица, оставив свои отпечатки на них, но практически у каждого в лице осталось что-то индивидуальное, узнаваемое, знакомое из прошлых лет.
Оказывается, все они собиралась на привокзальной площади между Ленинградским и Ярославским вокзалами. И пока все не собрались, никто на платформу к электричке не выходил. Строкова в этой группе не было, так как Володя Мартынов, организатор и вдохновитель этой поездки в Тверь, сказал, что тот приедет к училищу на машине с товарищем из Красногорска, где Строков «ремонтирует» своё здоровье в госпитале.
– А я тебя как-то раз видел по телевизору, – обратился к Сергею один из его однокашников по имени Виктор. – Это было ещё в прошлом веке, в начале девяностых…
– Так, может, меня показывали ещё раньше… в позапрошлом веке? – пошутил Сергей.
– Не надо меня путать. Я помню точно… Ты в звании «майора» стоял около какой-то кучи с оружием и что-то там говорил корреспонденту. Меня поразила эта «куча», потому что обычно с оружием так не обращаются, его аккуратно складывают. А тут всё свалено, как ветки для пионерского костра.
– Всё ясно, – понял Сергей, о каком эпизоде из его службы идёт речь, – Это был репортаж из Молдовы с Кошницкого плацдарма. Короче, когда в Приднестровской войне подписали перемирие, то молдаванам сказали, что война кончилась. А если она кончилась, то зачем им автоматы? Они же не вояки, они – хлеборобы и виноделы. Вот всё лишнее и побросали. А я там был военным наблюдателем от России.
За расспросами, воспоминаниями, рассказами и, конечно, шутками почти трёхчасовой путь от Москвы до Твери показался намного быстрее.
Выгрузились в Твери. Оказалось, что прибыли первыми. Пока ждали поезд из Питера со второй группой, подъехало ещё несколько человек на машинах, в том числе и Михаил Строков. Конечно, они узнали друг друга. Но сейчас перед Сергеем стоял человек, сильно отличающийся не только от суворовца Миши Строкова, но и от того – человека из Дрездена. Густая шевелюра покинула голову, оставив седые волосы только по бокам. Морщины на лбу, которые раньше прикрывал чуб, стали ещё глубже. А если учесть, что Михаил приехал прямо из госпиталя, в котором лечился в кардиологии, потому что жил с электростимулятором, то…. Но Мишина улыбка и глаза, излучающие радость от встречи, не давали повода усомниться, что это именно он в звании старшего вице-сержанта учился вместе со всеми в этом городе 45 лет тому назад.
Когда все собрались, то сразу же городским троллейбусом отправились знакомым маршрутом в направлении училища, где их встретил один из офицеров воспитательного отдела, провёл по училищу, по казарме, учебным классам, спальному помещению. Вспоминали, где кто сидел в классе, где кто спал…. Посетили и музей училища. Дальше была запланирована поездка на кладбище к могиле начальника училища и, если позволит погода – в училищный летний полевой лагерь со сказочно-умиротворяющим и благозвучным названием «Кокошки». Но, оказалось, что до прибытия заказанного автобуса ещё целый час свободного времени. Решили подождать автобус в кафе, расположенном недалеко от училища.
Сергей с Михаилом вошли в кафе последними. Сели вместе за столик у окна. Миша заказал чай, Сергей – бокал пива.
Пока ожидали свой заказ, Сергей сказал:
– Есть у меня один вопрос к тебе.
– Так мало, – с сожалением констатировал Миша. – У меня к тебе больше вопросов. Например, как ты умудрился единственным из нашего выпуска стать генералом.
– Не уходи от темы. Ты вот дослужился до полковника. Это тоже хорошее звание. Так вот…. Лет тридцать тому назад в городе Дрездене я встретил человека, очень похожего на тебя…
– Бывает, – спокойно отреагировал Михаил, – но прежде, чем ты задашь свой вопрос, давай, я всё-таки послушаю твой ответ на другой мой вопрос. А как ты оказался в Дрездене?
– Вот тебе раз! – запнулся Сергей, не ожидая такого встречного вопроса.
– Да-да! Встретил он неизвестно кого в Дрездене! А сам-то ты что в Дрездене делал?
Пришлось Сергею, хотя ему и не очень хотелось, рассказать Михаилу то, что он практически никогда никому не рассказывал. Многие вещи, в общем, его собеседник и сам знал, но конкретно…. В советское время развитию вооружённых сил уделялось должное внимание, постоянно усовершенствовались техника и вооружение, разрабатывались новые образцы оружия. Конечно, сначала испытывались они на полигонах военных предприятий внутри страны во внутренних военных округах, но, поступив в войска, они, естественно, применялись в ходе стрельб, тактических учений и учений с боевой стрельбой.
Что говорить, когда ещё в 1954 году в Приволжском военном округе на Тоцком полигоне были проведены исследовательские войсковые учения с реальным применением ядерного оружия. И проводились они в Оренбургской области потому, что, как решил их руководитель маршал Жуков, местность здесь схожа с европейским ландшафтом. Сергей, конечно, не участвовал в этих учениях, потому что ему как раз в это время исполнился всего один год, но, став офицером, он прожил в военном городке на краю Тоцкого полигона более десяти лет. Он даже измерил, что от его дома до эпицентра ядерного взрыва было ровно девять километров. Кстати, отсюда он вместе со своим батальоном убыл под Саратов на Шиханский полигон, где участвовал в исследовательских учениях с реальным применением химического оружия. На отдельном участке тактического поля были взорваны несколько снарядов с зарином и его батальон в средствах химической защиты атаковал условного противника на этом участке, успешно преодолев его.
Но первым оборонительным рубежом нашей страны были, конечно, страны Варшавского Договора, а точнее, группы советских войск, расположенные в Германии, Польше, Венгрии и Чехословакии. Поэтому там находились самые боеспособные соединения и части, велась интенсивная боевая подготовка и оснащены войска были самым мощным и современным оружием того времени: танками, бронетранспортёрами, боевыми машинами пехоты, артиллерийскими системами и авиацией. Были там и поступившие на вооружение секретные образцы.
Когда лейтенант Сергей Александров ещё только начинал свою службу в Центральной группе войск в Чехословакии, командуя сначала взводом, а затем – ротой, то даже в этих подразделениях были секретные автоматические гранатомёты и противотанковые средства, и стрелять из них было запрещено при появлении иностранных искусственных спутников Земли, график пролётов которых прилагался и, соответственно, учитывался при планировании стрельб.
А если противник (и не какой-то вымышленный, а конкретные войска НАТО) применит танки, то, как и чем будет отражаться массированный танковый удар? Всеми имеющимися силами и средствами, включая секретные лазерные установки. А где отрабатывать такие действия, например, в Германии, как не на Магдебургском танковом полигоне? Вот выпускника военной академии майора Александрова и включили в небольшую группу, чтобы в ходе показных широкомасштабных учений с боевой стрельбой на этом полигоне обеспечить эффективное, но в то же время безопасное для участников учений применение нового вида оружия. А чтобы избежать ненужных расспросов со стороны «товарищей по оружию» из ГДР по поводу возможностей этой техники, то она подавалась и характеризовалась исключительно как средство борьбы с новыми высокоточными боеприпасами, появившимися у противника, позволяя значительно снизить их эффективность. А то, что главной мишенью этих установок были перископические приборы наблюдения наступающих танков и другой боевой техники противника – этого знать нашим друзьям-товарищам было не обязательно, во всяком случае, пока.
Более двух недель они почти без сна и отдыха колесили не только по полигону, но и вокруг, организуя взаимодействие между частями и подразделениями разных родов войск, объясняя командирам, что и как надо учитывать при использовании таких установок.
А потом было два дня отдыха. Скоро уезжать, а кроме собственно полигона, городов Вюнсдорфа и Веймара ничего в этой Германии они больше и не видели. Когда Сергей узнал, что в Веймаре жила мать Гитлера, и её сын, чтобы маму не беспокоил грохот и лязг городских трамваев, дал команду «выкорчевать» трамвайные рельсы и заменить трамваи в городе на автобусы, то бывший суворовец даже пожалел, что мама Адольфа не жила в Калинине. Тогда по ночам он и его товарищи спали бы спокойнее, потому что трамваи, проезжая рядом с училищем, производили такой шум и визг, что училищный корпус содрогался. Конечно, этой мыслью Сергей ни с кем не поделился, оставив её при себе, а то отдельные окружающие могли бы истолковать его слова по-своему, найдя в его надуманном желании не только двойной смысл, но и тройной подтекст, записав таким образом «правильно ориентированного» советского офицера в неправильные.
Короче, Сергей, сказав старшему группы, что первый день будет отсыпаться, решил с утра поехать в Дрезден. Всё-таки – знаменитый исторический город со множеством музеев, дворцов и парков. Может, «Сикстинскую мадонну» Рафаэля удастся посмотреть. Не зря её советские солдаты в годы войны спасали.
– Вот так я и попал в Дрезден, – закончил свой рассказ Сергей, – Иду по направлению к большому книжному магазину. Я же уточнил у тех наших ребят, кто бывал раньше в Дрездене, где и что там можно посмотреть, и как туда попасть. И на площади у «Золотого всадника» неожиданно, во всех смыслах этого слова, вижу человека подозрительно похожего на Строку. Я даже не успел применить третью степень устрашения, чтобы его расколоть, как он, заявив, что меня не знает, слинял. Если бы в телевизионной передаче «Кто хочет стать миллионером?» был вопрос: «Так кто же встретился мне в Дрездене?», то там предложили бы четыре варианта ответа: «а» - это был Михаил Строков, «б» - это был незнакомый человек очень похожий на Михаила Строкова, «цэ» - это был внезапно объявившийся родной брат-близнец Михаила Строкова и «д»… Четвёртый вариант, Миша, придумай сам. Имей в виду, у тебя все подсказки закончились.
Михаил внимательно слушал собеседника, спокойно попивая чай. Выждав небольшую паузу, он снова задал вопрос:
– Так что тебя смутило в этом человеке?
– Много чего! Откуда у тебя, если это был ты, такая пышная причёска? Ты же уехал учиться на политработника? До «полковника» ты же дослужился не в парикмахерских войсках?
Миша провёл рукой по голове, как будто поправляя волосы пышной когда-то шевелюры, в очередной раз хитро улыбнулся и сказал:
– Я тоже поначалу думал, что еду в политическое училище. Приехал по указанному адресу, показал документы, а мне говорят: «Молодой человек, а вам не к нам надо, а вон туда», – и показывают на здание, расположенное поодаль. А там – ни забора, ни КПП…. Так я и попал, как говорится, в разведшколу… во внешнюю разведку. Из Строкова превратился в Графова…
– Слава Богу, что ты не один такой, – прервал его Сергей. – Вас, как минимум, – двое таких. Было время, что и наш президент Путин на какой-то период своей предыдущей жизни стал Платовым. Так ты хочешь сказать…
– Вот, вот… я и хочу сказать, – в свою очередь прервал его Михаил, – что выполняя одно из восьми своих заданий, я приехал в Дрезден, где среди бела дня оказался на грани провала. Я шёл на встречу с очень важным человеком, приехавшим из Западной Германии к родственникам в Дрезден. Эта встреча очень долго и тщательно готовилась. Ты, наверное, знаешь, что в то время американцы пугали нас наличием у них нейтронного оружия, которое, мол, действует избирательно, поражая, в основном, живую силу противника, а технику, здания, промышленную инфраструктуру поражая, скажем так, в щадящем режиме. Это сегодня мы знаем, что нейтронное оружие и его наличие у американцев – это всего лишь очередная «информационная утка», запущенная в США, а на самом деле никакого эффективного нейтронного оружия не существует. Вот эта встреча и могла дать подробную информацию об этом. Короче, на карту было поставлено многое, в том числе и безопасность наших людей, готовивших и обеспечивающих эту операцию. С человеком, непосредственно отвечающим за неё в Дрездене, я познакомился накануне. Ну, чтобы случайно не принять его за иностранного агента и не натворить глупостей. Всё шло по плану…. И тут – бац! Около позолоченного памятника стоит… красавец… Серёга Александров. Это ещё хорошо, что ты был не в военной форме. Я, как только тебя заметил, так сразу свернул в сторону. Но было поздно…. А дальше ты знаешь.
В тишине, воцарившейся на несколько секунд за их столиком, стали слышны весёлые голоса друзей за столами поодаль.
Сергей, прервав паузу, спросил:
– Так эта встреча… важная… состоялась или как?
– Ну, конечно! Всё прошло нормально. Если бы не нормально, то, возможно, мы и не встретились бы сегодня. И не только сегодня.
– А этому человеку… товарищу, отвечающему за встречу, обеспечивающему тебя, ты доложил о том, что видел меня? Точнее, о том, что я приставал к тебе.
– Если бы что-то пошло не так, то, конечно, я обязан был доложить. Например, если бы ты стал хватать меня за грудки и кричать, обращая на нас внимание прохожих, о том, что ты очень рад нашей встрече. Тем более, что кричал бы ты по-русски. Может даже и матерился бы при этом. Или ты по-прежнему не материшься? – задал вопрос Михаил, доливая себе чай.
– Конечно, нет! Рад, что помнишь моё принципиальное отношение к этому.
– Молодец! По окончании операции мы с ним встретились в тихом уютном местечке. По-ихнему «гаштет», а по-нашему – пивной бар. Отметили, так сказать, успешную работу. Наш человек угостил меня пивом, – Михаил на секунду задумался. – Сейчас вспомню…. Как его?.. Сказал, что это его любимый сорт… «Radeberger» – вот! А я не особый любитель пива. Даже если этот сорт любили Бисмарк и тот самый Август. Но, конечно, за компанию бокальчик выпил. Правда, ты же знаешь эти европейские порядки? Нельзя, чтобы один человек за всех платил. Сразу раскусят, что ты русский. Платили – каждый за себя.
Стало слышно, как задвигались стулья у столов поодаль, так как, вероятно, подошёл автобус, и пора было покидать кафе
– Больше вы с ним не пересекались? – спросил Сергей, вставая.
– Ну, я ему точно на глаза не попадался, а он мне… попадался. И продолжает… попадаться, – ответил Михаил, поднимаясь со стула, смотря при этом в сторону барной стойки.
Сергей тоже повернул туда голову. Рядом со стойкой на стене висел большой плоский телевизор, по которому как раз показывали полуденные новости, и транслировался сюжет о посещении президентом России авиасалона.
Михаил вместе с Сергеем подошли к телевизору поближе. На экране президент остановился около продавщицы мороженого и протянул ей деньги, похоже – тысячерублёвую купюру. Продавщица стала не то, чтобы судорожно, но, во всяком случае, суетливо отсчитывать сдачу. Президент сказал: «На сдачу дайте им!» – и кивнул в сторону сопровождающих его чиновников. Видя, что она растерялась, он добавил: «Проверьте, хватает ли!»
«Если честно, сбилась со счёта», – окончательно смутившись, сказала продавщица. На помощь поспешил один из чиновников и протянул ей ещё пятитысячную купюру. Пока продавщица раздавала всем мороженое, президент, которого показали крупным планом, развернул свой стаканчик и с явным удовольствием лизнул его.
– А ты знаешь, чего я сейчас хочу? – спросил Михаил Сергея.
– Конечно! Только я буду шоколадное. И платить буду я. Мы же не в Европе какой-то и не в Америке… на диком Западе, – сказал Сергей и, отодвинув Михаила от стойки, попросил бармена:
– Пожалуйста, два стаканчика мороженого: белого и коричневого!
Они последними, покусывая вафельные стаканчики, вышли из кафе и направились к автобусу, где уже началась посадка. Метров в десяти от автобуса на краю тротуара стоял Нурхалил, выпускник соседнего взвода их роты, рассматривая центральный вход в училище, который был хорошо виден отсюда.
– Как будто время повернулось вспять, – сказал он подошедшим Сергею и Михаилу, – Так же пушки стоят у входа, такая же улица…. Словно ничего не изменилось.
– Нурхалил Суфергалеевич, – протянул Михаил непривычное для большинства, но хорошо им известное с детства имя и отчество товарища, – ты вот занимался глобальными космическими проблемами, служил в космических войсках, когда их ещё и не было, управлял искусственными спутниками Земли… Ты даже не только номера автомобилей видел, рассекающих просторы какого-нибудь штата Алабамы, но даже лица пассажиров рассматривал, а изменения на улице, приютившей тебя на три года, можно сказать, родной улице, не замечаешь.
Нурхалил повертел головой, сначала направо в направлении сквера, в центре которого высился памятник баснописцу Крылову, затем налево – к зданию училища, и сказал:
– Так Крылов, вроде, не там стоял…. И не туда смотрел.
– А улица, как изменилась? – не отставал от него Миша, и, не дожидаясь ответа, уточнил. – Ты видишь, что трамвайные пути убрали? Трамваи-то теперь здесь не громыхают!
«А точно!», – подумал про себя Сергей, – «То-то в кафе было тихо и уютно».
К ним подошёл Борис и официальным тоном, полностью соответствующим его внешнему виду (тёмному костюму с галстуком) сказал:
– Товарищ генерал, товарищи офицеры, карета подана! А Крылова действительно переместили и развернули в ходе реконструкции сквера.
– Идём, идём! – за всех ответил Сергей и, направляясь к автобусу, добавил. – Боря! Раньше всех местных жителей мы называли калининцами. А вот тебя, проживающего здесь, в Твери, как теперь надо называть? Тверчанин, тверянин?..
– Называйте меня просто хороший человек, – ответил Борис, улыбаясь. – А, чтобы были варианты, то можно называть и очень хорошим человеком!
Они поспешили к автобусу, чтобы дальше продолжить возвращение в своё прошлое, без которого не было бы и настоящего, в воспоминания о годах учёбы, ставших для них трамплином в движении не просто ко взрослой жизни, а к овладению профессией по защите страны.