Очередной учебный год. Вначале именуемый новым. Сколько их уже на счету Аркадия Львовича. Выпускники покидают школу. На смену приходят новые. Это другие дети. Казалось бы разница в один-два года. Особенно заметны различия, когда приходит новое поколение с разрывом в 10-20 лет.
На большой перемене в коридоре, который с некоторых пор стали называть замысловатым — рекреация, Аркадия Львовича вежливо остановил десятиклассник Глеб вопросом.
Вопрос был такой: Разве не справедливо пострадал Платонов? Разве писатель-гражданин должен клеветать на свой народ, вводить в заблуждение читателей своими фантазиями?
Тут же образовалась группа одноклассников. Всем было любопытно, как учитель истории ответит на каверзный вопрос. Глеб по всем предметам любил задавать вопросы, чтобы поставить учителя в неловкое положение. Было несколько случаев на уроках истории, когда Глеб под разными предлогами бросал Аркадию Львовичу вызов: «Вы в советское время не то говорили. Когда Вы неправду излагали ученикам — в то время, от которого впоследствии отреклись или сейчас?» Или. «Можем ли мы верить в Вашу искренность, когда сегодня проповедуете не то, что десятилетиями раньше?» «Вы порицаете КПСС, её высшее партийное руководство, с энтузиазмом разоблачаете культ Сталина, несостоятельную политику его наследников, при этом более двадцати лет, по Вашим словам, оставались в партии. Не было ли это предательством народа, трудящегося народа, его интересов, его будущего? К чему привела советских рабочих и крестьян, разделявших социалистическую справедливость, рыночная экономика?»
Вопросы возникали почти на каждом уроке. Глеб при этом вел себя независимо, выражал не просто недоверие к учителю, но с чувством превосходства и пренебрежения. Иногда Глеб вовсе утрачивал чувство меры. Поддержки в классе не находил, но наглость в обращении к учителю нередко вызывала внутреннее раздражение у Аркадия Львовича. У историка хватало выдержки скрыть раздражение и терпеливо пояснить всему классу: каждый человек имеет право отказаться от внушаемых на протяжении всей жизни заблуждений. Это не отказ от принципов, не измена тем, кому доверял, с кем разделял верно сформулированные идеи о социальном равенстве, социальной справедливости, праве людей труда на достойную жизнь. Это разрыв с ошибочным прошлым. Ничего недостойного и предосудительного в этом нет.
А р к а д и й Л ь в о в и ч: А почему Глеб, Вы обратились ко мне с таким вопросом? Было бы логичнее спросить Людмилу Андреевну. Она более осведомленный специалист в вопросах литературы.
Г л е б: В её профессионализме никто не сомневается. Но Шороховой не нравится Платонов. Она не признает заумный, трудно воспроизводимый язык писателя. Не скрывает, что читала по необходимости, профессионализм требовал. Но не разделяет восторги признанных литературоведов по поводу прозы Платонова. А Вы не боитесь высказать собственное мнение. У Вас всегда есть обоснование «за» и «против». Потому нам любопытно услышать Ваши пояснения.
А р к а д и й Л ь в о в и ч: Начнем с того, что вы, читали у Платонова?
Голоса: Ну, как? «Чевенгур», «Котлован».
С в е т а: «Счастливая Москва». Я взялась читать думала это о Москве, оказалось «Москва» - имя девушки. Читать было любопытно. И язык нормальный. Конечно отличается от привычного языка русских классиков. Но написано все понятно. Хотя и занятно. Некоторые места запомнились наизусть: «В комнате было бедное суровое убранство, но не от нищеты, а от мечтательности: железная кровать эпидемического образца, с засаленным, насквозь прочеловеченным одеялом, голый стол, годный для большой сосредоточенности, стул из ширпотребного утиля, самодельные полки у стены с лучшими книгами социализма и девятнадцатого века, три портрета над столом - Ленин, Сталин и доктор Заменгоф, изобретатель международного языка эсперанто. Ниже тех портретов висели в четыре ряда мелкие фотографии безымянных людей, причем на фотографиях были не только белые лица, но также негры, китайцы и жители всех стран». Конечно Платонов пишет ни как все писатели. К примеру: «голый стол, годный для большой сосредоточенности». Все понятно. Хотя так мы никогда не говорим.
А р т ё м: Я читал фронтовые рассказы Платонова. Он был военным корреспондентом. Не только наблюдателем, но участником жестоких военных операций, подвергал себя смертельной опасности, показал себя мужественным воином.
И г о р ь: Я тоже читал. Язык военных рассказов Платонова прост и понятен, легко читается не шибко грамотными рядовыми фронтовиками. Он не такой замысловатый и трудно читаемый как язык в «Чевенгуре» и «Котловане». Фронтовой язык Платонова далек от изящной словесности, так почитаемой читающей интеллигенцией. Он адресован простым русским людям, занятым простым мужским делом — защитой Отечества.
Героизм не в подвигах отдельных отчаянно отважных бойцов, а в сплоченной силе солдатской массы, образующей наши полки, дивизии, армии. Общими усилиями дается победа над ненавистным врагом.
С т е п а н: Я начал читать «Котлован» и на первых страницах бросил. Заумь какая-то. Книгу читаешь, когда интересно, когда переживания всякие испытываешь. А тут что? Муть несуразная.
В а д и м: Верно. Приходится иногда читать. Для урока. Людмила Андреевна строгая, спуску не даёт.
С т е п а н: К уроку проще. Можно в интернете краткое изложение прочитать и пересказывай потом своими словами. Попробуй догадайся, читал ты или не читал.
И р и н а: Стёпа ты и есть Стёпа. Как будто ты для Людмилы Андреевны учишься. Тем более её на мякине не проведёшь. Сразу посадит в лужу, даст понять, что читать надо произведение, а не краткий пересказ.
Н и к о л а й: Читал «Как зажглась лампа Ильича», «Родина электричества».
А р к а д и й Л ь в о в и ч: Вижу, вы не только из учебников знаете о писателе Платонове. А вам известно, что повесть и роман не были напечатаны при жизни писателя?
Г л е б: Ещё бы, после разноса, который устроил Сталин за повесть «Впрок».
Р о м а н: Это та повесть, на которой Сталин оставил пометку - «Сволочь»?
Б о р и с: У литературоведов произошла путаница. Я читал статью Роя Медведева. Пометка сделана на «Усомнишемся Макаре». Это историк Рой Медведев подтверждает. Он специально исследовал библиотеку Сталина. Но при этом год указывает 1932. «Усомнившийся Макар» издан в 1929. И пометку на нем Сталин точно оставил. «Впрок» прочитал в 1932-м. Не знаю, была пометка или нет, а письмо гневное в редакцию журнала было направлено. Тогда и Фадееву крепко влетело, он же числился ответственным редактором.
К о с т я: И предал Платонова по полной программе. Разоблачительную статью опубликовал.
А р к а д и й Л ь в о в и ч: Здесь всё не так просто. Сталин впервые узнал о Платонове, прочитав его рассказ «Усомнившийся Макар» в 1929 году. По указанию Сталина началась травля писателя. Критики изощрялись, чтобы заслужить похвалу вождя. Уже тогда Фадеев поведал в письме Землячке, что прозевал опубликованный двусмысленный рассказ Платонова «Усомнившийся Макар», за что крепко влетело от Сталина. Ещё больший гнев Сталина вызвала публикация в журнале «Красная новь» повести «Впрок». В этот раз Сталин не скупился на слова. На страницах журнала сохранились пометки: «Дурак», «Пошляк», «Балаганщик», «Болван», «Мерзавец», «Это не русский, а какой-то тарабарский язык».
Направляет в редакцию записку, что это рассказ агента наших врагов для развенчания колхозного движения и опубликован головотяпами-коммунистами». Рассказ опубликован, когда главным редактором «Красной нови» был назначен Фадеев. Сталин вызывает в Кремль члена редколлегии Сутырина и Фадеева. «Вы редактор этого журнала? И это вы напечатали кулацкий и антисоветский рассказ Платонова?»
Г л е б: Разве Сталин неправ? И в наше время, если непредвзято читать рассказ, ясно, что Платонов высмеивает нерадивых коммунистов на местах, которые бездарно проводят работу с крестьянами по коллективизации.
А р к а д и й Л ь в о в и ч: В том-то и дело, Платонов ничего не выдумывал. Писал то, что видел и против чего и выступил. Оказавшись в командировке уже после публикации злосчастной повести, Платонов фиксирует в докладной записке: Социалистического строительства и ударничества нет. Работают по старинке артелью. Строительство выполнено на 25 процентов от плана. Нет гвоздей. Нет железа и леса. Есть случаи, когда рабочие, не получая зарплаты, уходят с работы. Доярки убегают с гуртов, их догоняют верховые и заставляют работать. Утрата поголовья 85-90 процентов.
Кому нужна такая информация? Первым поплатился Фадеев. Ему ничего не оставалось, как признать свою вину. Сталин: Возьмите журнал, на нем мои замечания, завтра же напишите
статью для газеты, в которой разоблачите антисоветский смысл рассказа и его автора.
И л ь я: Я читал в интернете. Редактор «Нового мира», известный журналист Полонский записал в дневнике. Читал статью Фадеева о повести Платонова. Платонов предлагал опубликовать Полонскому. Он отказал и предупредил автора, что повесть контрреволюционна, не надо печатать. А Фадееву нужен был материал, чтобы поднять интерес к журналу. Выполняя указания Сталина, сначала была разгромная статья в «Правде», Фадеев написал ещё круче. Полонский возмущается, Фадеев уговорил Платонова напечатать повесть, когда произошел скандал, даёт большевистский отпор и ни слова, что сам оказался не зорким. Поступил омерзительно, чтобы нажиться на собственном позоре.
А р к а д и й Л ь в о в и ч: Осуждать Фадеева не стоит. Что ему оставалось, когда получил распоряжение от самого Сталина. Кстати, Платонов тоже был напуган. Он пишет покаянное письмо в «Правду». Пишет Сталину, перечитав повесть, уяснил, что не заметил то, что ясно для всякого пролетарского человека — кулацкий дух, дух иронии, двусмысленности, ухищрений, ложной стилистики. Получилась губительная работа во вред колхозному движению.
Письмо в газету не было опубликовано. Пишет новое в «Правду» и «Литературную газету». Полтора года спустя вновь пишет Сталину. Просит дать указание о постановке пьесы. Поясняет, что его обращения всюду получали отказ из-за истории с повестью «Впрок».
Г л е б: Я внимательно изучал биографию антисоветского писателя Платонова. У него проблемы с публикацией своих произведений были с самого начала. Об этом неоднократные письма-просьбы к Горькому. В частности, Горький прочитал в рукописи роман «Чевенгур».
В своём ответе главный пролетарский писатель отмечает, что Платонов бесспорно талантлив и бесспорно обладает своеобразным языком. Ещё бы не обратить внимания на заковыристый язык писателя. При этом Горький заключает, что при всех достоинствах книгу не напечатают, не издадут. Этому помешает анархистское умонастроение автора романа. Я полагаю, если Платонова стали печатать после 1956 года, когда Хрущев выступил против культа Сталина, только потому, что писателя воспринимали как жертву сталинизма. А язык произведений Платонова как был тарабарский, так и остался. Не думаю, что в наше время, а тем более в будущем у писателя будет массовый читатель. Будут читать, морщась, профессионалы, вроде нашей Людмилы Андреевны, литературоведы по долгу службы и чокнутые интеллигенты, чтобы прослыть интеллектуалами-эрудитами.
Л е н а: Ну, ты даешь, Глеб! Всё разложил по полочкам и умозаключение сформулировал. А главное знаешь за всех читателей, будут читать Платонова или нет.
М а к а р: Мне непонятно, почему Сталин не поступил с ним так, как с Мандельштамом, Бабелем и несть числа другими писателями?
Г л е б: Очень просто. Сталин не воспринимал его как серьезного писателя, представляющего угрозу сталинскому строю и советской литературе. Мелкая величина, не заслуживаюшая серьезных мер.
И г о р ь: Может и так. Но Сталин не ограничился запретом на публикации. Не без ведома Сталина был осужден на десять лет пятнадцатилетний сын Платонова.
Г л е б: Я у кого-то читал, что сын рос непослушным, вздорным, неуправляемым хулиганом. Тюремный срок получил по уголовной статье.
И г о р ь: Чушь собачья. Чья-то недобросовестная провокация. Привлечен чуть за шпионаж. Это в пятнадцать-то лет! Следователи не показали родителям, но будто у него изъято письмо, собственноручно написанное. В своих обращениях к Ежову, высшим должностным лицам органов правосудия Платонов доказывал, что сын мог стать жертвой провокации недобросовестных людей. В письме к Сталину пишет, что если сын виновен, отец виновен вдвойне. Отца надо посадить, а сына освободить. Тем более учитывая состояние его здоровья. Надо отдать должное Фадееву. Его ходатайство, вмешательство Шолохова, с которым Платонов был в близких дружеских отношениях, дали результат. Через два года сын был освобожден. Только вернулся больным туберкулёзом. Лечение не удалось и Платонов понес самую большую жестокую утрату в жизни — смерть сына.
Л е н а: Я читала письма Платонова к жене после смерти сына. «Тоше принадлежит вторая половина моей души и весь мой талант. Тоскую о холмике на Армянском кладбище. Когда там буду — не знаю. Ты, наверно, часто ходишь на могилу к сыну. Отслужи от меня панихиду в его вечную святую память». В других письмах: «Всё время вспоминаю нашего первого и единственного сына, вспоминаю детали его жизни и смерти и эти воспоминания мучают меня. Как бы я сам хотел пережить его страдания, чтобы избавить его от них. Остается лишь поклониться и молиться его праху». И о своих литературных планах: «Русский солдат для меня святыня, и здесь я его вижу непосредственно. Только позже, если буду жив, опишу его».
К а т я: Мы рассуждаем. А ведь это письма с фронта, где смерть поджидает на каждом шагу. Я тоже читала, как о нем отзывались и рассказывали о его выдержке и храбрости. Мужественный был человек. Непосредственно участвовал в военных операциях. Из письма жене: «Я видел тут огромные бои, многое пережил, многое видел прекрасного в наших солдатах, многое понял, чего раньше не понимал».
Б о р и с: Пошатнувшееся положение в литературе пошло на поправку, когда Платонов во время войны стал военным корреспондентом газеты «Красная звезда». В письмах домой отмечает: «Дела мои в литературе начали складываться пока что блестяще. На днях будут напечатаны рассказы в «Красной звезде» - самой лучшей газете Красной Армии. В журнале «Октябрь» печатается «Крестьянин Ягафар», в журнале «Красноармеец» - «Дед-солдат»
Пишет, что рассказ «Броня» произвел на редакцию огромное впечатление, привел сотрудников в «дикий восторг» ».
Л е о н и д: Понятное дело. Каждый писатель нуждается в одобрении читателей. Легко ранимы критикой, чаще всего несправедливой. Положительное мнение читателей прибавляет сил, даёт вдохновение. Я бы никогда не смог стать писателем. Уж больно муторная у них работа. Писатель никогда не знает, что принесет ему очередная публикация: радость успеха или разочарование.
Г л е б: Не переживай. С твоими способностями тебе писательское поприще не грозит.
И г о р ь: 1945 год. Война приближается к концу, а Платонов попадает в санаторий, у него туберкулёз. Болезнь заразная. Мнения биографов расходятся. Есть только версии. Факт, что болезнь нередко приводит к смертельному исходу. В письме писателю Бокову, отбывающему срок в лагере, сообщает о своей жизни. В январе 43-го умер сын Тоша от туберкулёза, четвертый год лежит в могиле. От него остался ребёнок, мой внук. Вдова Тоши отказалась, чтобы я его усыновил. В конце 44-го на старости лет (Платонову 45 лет, болезнь удручает, считает себя старым) у нас родилась дочь. И последняя новость — открылся туберкулёз, он мешает существовать.
Ж е н я: Война окончилась, а проблемы с публикациями остались. Положение писателя осложнилось после постановления 1946 года ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград».
С т е п а н: Это когда началась компания против Ахматовой и Зощенко?
Ж е н я: Сталин решил отыграться на известных литераторах, чтобы остальным неповадно было. Напомнили о долге писателей перед советской властью и партийным руководством. Последствия постановления почувствовали на себе все писатели.
И г о р ь: Кроме обласканных Сталиным. В первую очередь лауреатов Сталинских премий. Хотя кандидатуры обсуждались в Союзе писателей и утверждались специальной авторитетной комиссией, решающее слово принадлежало Сталину.
Ж е н я: Новая редакция «Звезды» отказалась печатать рассказ Платонова. На беду писателя
в «Новом мире» в 1946 году опубликован рассказ «Семья Иванова». Критики, воодушевленные постановлением партии, взялись не только за аморальный рассказ как акт вражеской диверсии против советского народа и советской литературы. Подверглись переоценке и военные рассказы писателя. Платонов обращается за помощью к Фадееву, предлагает рукописи к изданию писателю-редактору Саянову. Письмо к Чагину, исполняющему в то время обязанности директора Государственного издательства художественной литературы вместе с рукописью книги возвращено Платонову.
Удается продолжить сотрудничество с Детгизом. Выходит сборник рассказов, «Башкирские народные сказки», готовится к изданию книга русских народных сказок.
И г о р ь: В 1948 году Платонов обращается даже к Жданову, делавшему доклад в 46-м о журналах «Звезда» и «Ленинград» по поручению Сталина: «Я обращаюсь к Вам потому что некому решить этого вопроса, кроме Вас». Речь шла об издании и постановке в театре пьесы «Ученик Лицея».
Ж е н я: В 1948-м Платонов опять в больнице. Снова письма-обращения: к Симонрву, Чаковскому. 1949 — Платонов всё ещё в больнице. Письмо к Фадееву, в секретариат Союза писателей. В редакцию «Правды» Шестаковой с просьбой помочь получить лекарство, чтобы не умереть и жить. На имя Шестаковой, работала в «Правде» в отделе науки, курировала медицину, написано также письмо секретаря Союза писателей Софронова: оказать содействие для получения лечебного препарата тяжело больному туберкулёзом писателю Платонову, инвалиду Отечественной войны 1-й группы. В 1951-м Платонова не стало.
И г о р ь: В издательстве «Советский писатель» обсуждался вопрос о включении в план издательства на 1952 год посмертного сборника избранных произведений Платонова. В обсуждении принимал участие член редакционного совета Чаковский, секретарь секции прозы Союза писателей.
И р и н а: Писатель, который написал роман «Свет далекой звезды»? По нему ещё фильм поставлен.
Б о р и с: Фильм помню. А книгу не читал. Какой смысл, если фильм посмотрел.
И р и н а: Чукча ты, Борис. Экранизация не в состоянии передать все содержание. К тому же многие психологические моменты, душевные переживания не поддаются экранизации. Ты вероятно и кинофильм «Блокада» смотрел. Тоже по роману Чаковского. Только без чтения книги одного фильма недостаточно.
И г о р ь: Так вот этот самый известный и успешный писатель, мастер социалистического реализма, как его представляют литературоведы, не рекомендовал издавать Платонова. По его словам, попытки соединить своё философское мироощущение с принципами социалистического реализма обернулись творческим поражением. Предложить советским читателям произведения, воспевающие страдания и смерть или очерки, не выдержавшие проверки временем, нельзя.
И р и н а: И время показало. Платонов включён в школьную программу. А произведения Чаковского не фигурируют. Останется имя в истории советской литературы как партийного прозаика и литературного функционера.
Г л е б: Ещё неизвестно, как сложится судьба произведений Платонова. Сейчас его печатают, переиздают, всячески рекламируют. А кто будет читать ?
А р к а д и й Л ь в о в и ч: Биография Платонова необычная. Лучше всех её изложила Новодворская. Душевно, с большим уважением и признательностью к писателю.
Г л е б: Это что ли та самя придурковатая правозащитница-диссидентка?
С в е т а: Как тебе не стыдно? Как можно говорить с таким пренебрежением об активном участнике политической жизни в стране!
Г л е б: Да очень просто. Дура набитая. Возомнила себя политической фигурой. Уж если Бог не дал нормальной женской фигуры, соблазняющей мужское поголовье, нечего было лезть в политику. Много самомнения, а дурь так и прет во все стороны.
С в е т а: Ну во-первых, она прилично образованна.
Г л е б: В Википедии сказано: образование — среднее
С в е т а: С серебряной медалью. Знает несколько языков, в том числе древнегреческий и латинский.
Г л е б: Для еврейки неудивительно. Их родной язык под все языки подходит. Не требуется никаких усилий овладеть любым иностранным. А русский она тоже иностранным считала?
А р к а д и й Л ь в о в и ч: Хватит ерничать. Света права, любой человек заслуживает уважительного отношения. И то, что Новодворская как политический деятель не состоялась, можно только посочувствовать. То количество языков, которыми она владела позволяет приравнять к лицам с высшим образованием. А её знание истории превосходит выпускников исторического факультета. Другое дело, что историю она представляет в собственной интерпретации, не соответствующей действительной. Вольное переиначивание исторических фактов и ее хода. Новодворская представляет собой ещё одну кухарку, порожденную социализмом, которая возомнила, что того запаса знаний, которые приобрела усидчивым усердием, достаточно если не управлять государством, то быть полезным референтом-советником у тех, кто это делает.
Новодворская хорошо вписалась в постсоветскую Россию. Осуществилось то, к чему она стремилась с пеленок — с коммунизмом в нашей стране было покончено. Поддержала указ Ельцина о роспуске Верховного Совета в 1993 году. А в 2010 подписала обращение оппозиции «Путин должен уйти». В 2012 вместе с Боровым провела митинг, в числе требований которого была отмена итогов выборов в Госдуму и отмена президентских выборов.
И г о р ь: Это не помешало Путину выразить соболезнование родным и близким в связи с кончиной Новодворской. На похоронах по просьбе собравшихся телеграмму Президента не зачитывали.
А р к а д и й Л ь в о в и ч: Меня Новодворская никогда не интересовала, пока не прочитал её опус — написанную ей биографию Платонова.
Послушайте. Сам рабочий, из рабочей семьи, он поначалу, просто по классовой инерции, двинулся за рабочим классом в коммунизм. Несмотря на модное в 20-30-е годы пролетарское происхождение, он прожил страшную, скудную, голодную жизнь. Жизнь его страшно обделила, обсчитала. Придя в литературу из народа, он сумел самоучкой стать интеллигентом и филологом., употребить свой великий дар, чтобы уйти из народа в вольнодумцы и диссиденты. Во все годы советской власти до 1987-года его шедевры «Чевенгур» и «Котлован» были только в самиздате. Он увидел глазами безъязыкого, слепого, парализованного невежеством и зараженного фанатизмом народа, что происходит в стране и
рассказал об увиденном страшнее всех.
Маленький Андрюша поступает в церковно-приходскую школу, а затем получает образование в городской четырехклассной школе — народном училище. Удел детей бедноты. В четырнадцать лет учеба заканчивается, надо зарабатывать на хлеб, в доме столько голодных ртов. Андрей самый старший из одиннадцати детей.
И вот революция, ветер перемен, можно из ничего попытаться стать всем. Платонов получает инженерную специальность. Но идет гражданская война, и сын машиниста, владеющий этой профессией, находит свой бронепоезд. Стрелок в ЧОН(части особого назначения), пару раз побывал в бою, но судьба его хранила и от смерти, и от убийства. Он знает, что будет писать. Он «верующий Макар», но уже «усомнившийся». Самообразование складывается благоприятно. В 1922 Андрей женится и в том же году Мария Александровна — Маша родила ему сына. Тогда же выходит книжка стихов «Голубая глубина», отмеченная Брюсовым. До 1926 года Платонов занимается электрификацией, работает как инженер-мелиоратор. Он большой инженер, у него изобретения, в двадцать с небольшим получает патенты. Зарекомендовал себя сформировавшимся журналистом. Переезд в Москву, чтобы стать писателем. Дальнейшая судьба нам известна.
С в е т а: Я не могу согласиться с Новодворской, что в коммунизм Платонов пришел по инерции, что был диссидентом. Вольнодумцем — да.
И г о р ь: В этом отношении заслуживает внимания мнение Натальи Корниенко — сотрудника Института мировой литературы, члена корреспондента Российской Академии наук, исследователя творчества Андрея Платонова. С группой ученых-энтузиастов работает над научным собранием сочинений писателя. Государственного заказа на подготовку академических собраний сочинений нет. И всё-таки делают, потому что считают, что нужно. Корниенко в интервью: «Платонов — это чудо русской литературы и культуры. Господь дал ему то особенное и великое, что называется знакомым нам словом «дар», и выбрал его, чтобы он рассказал о времени и о себе». «Платонов — классик уровня Пушкина и Достоевского, нисколько не преувеличивая». «У Платонова есть и будут свои читатели, причем во всем мире, такие же полоумные, чудаковатые и такие же несовременные. В «Чевенгуре» Захар Павлович делает никому ненужную вещь — деревянную сковородку. Приготовить ничего нельзя, но до кипения воду довести можно. Читателями Платонова будут те самые странные люди, которые думают неправильно и изобретают деревянные сковородки». Корниенко считает, что Платонов и не советский, и не антисоветский.
А р к а д и й Л ь в о в и ч: Мне более приемлемо высказывание самого Платонова: «Все думают, что я против коммунистов. Нет, я против тех, кто губит страну».
Раздается звонок на урок.
А р к а д и й Л ь в о в и ч: Ну вот, оставили меня без обеденного кофе.
Г о л о с а: Мы Вас после уроков кофе угостим.
http://www.proza.ru/2017/11/11/2078