Старушонка переехала в их дом из соседнего городка по обмену и поселилась в квартире в аккурат над головой Валентины.
Уже через неделю весь подъезд знал, что новую жиличку зовут Марьей Семёновной, что приехала она сюда из-за своей «унученьки» Ларки, которая живёт и учится в местной школе-интернате для слаборазвитых детей. И если бы не Ларка, она бы «ни в жисть» не променяла свою крупногабаритную квартиру на эту двухкомнатную «конуру»!
Первой старушонка посетила Валентину – пришла знакомиться! За чаем новая жиличка с гордостью рассказала о «шибко умной» старшей дочке, живущей под Ленинградом и работающей бухгалтером. О младшей же – Ларкиной матери – упомянула вскольз, обозвав её Шалавой.
Похоже, она ещё долго сидела бы с разговорами, но в это время пришёл с работы муж Валентины, и старушка, низко кланяясь и приговаривая:
- Спасибочки за чай, спасибочки! – скоренько ретировалась.
- Что это за Божья коровка у тебя сидела? – поинтересовался муж. Валентина рассмеялась:
- А ведь и правда Божья коровка! – с тех пор это прозвище так и прилипло к Марье Семёновне.
Конуру свою старушонка обживать не торопилась, а вот соседей своих начала посещать сразу. Только Валентина прибежит на обед, Божья коровка тут, как тут! Валентина торопится, на часы поглядывает, а соседка всё сидит и сидит, да о Ларке своей повествование ведёт! Пришлось Валентине как-то сказать:
- Извините, Марья Семёновна! У меня просто нет времени, я ж работаю!
С тех пор Божья коровка Валентину от своих набегов избавила, переключившись на соседок – пенсионеров.
Какой же замечательный был в то время их подъезд! В десяти квартирах жили старенькие бабушки – чистенькие, аккуратные, улыбчивые! И лишь в четырёх – семьи из 3-х, 4-х человек. Поэтому раздолье в плане посиделок у новой жилички оказалось обширным. Да и старожилы первое время привечали её охотно. Тем более, что двери своих квартир старушки, если находились дома, на ключ редко днём закрывали, частенько собираясь по двое-трое чайку попить!
На площадке с Валентиной жила тётя Паша – красавица в молодости, она и в старости была хороша! Несмотря на полноту и невысокий рост, двигалась плавно, смеялась заразительно, а уж пироги какие пекла…! Ни у кого, и никогда Валентина не ела такой стряпни!
- Можно к тебе? – открывая входную дверь, спрашивала тётя Паша по воскресеньям. Валентина, улыбаясь, кивала головой и, глядя на тарелку с пирогами, которую протягивала ей тётя Паша, начинала медленно дышать носом, втягивая в себя неуловимо ванильный дух творожной ватрушки, или сливочный запах румяных картофельных калиток, или сладковатый аромат пряженцев!
- Ешьте, пока горячие! – говорила тётя Паша и, оставляя тарелку, уходила. После её ухода содержимое тарелки домочадцами Валентины поглощалось в течение двух-трёх минут, а возвращая посуду с конфетами или пряниками, Валентина всегда испытывала чувство неловкости, что за столь великолепное угощение она благодарит тётю Пашу такой банальностью!
Поэтому Божья коровка, прихватив из дома пару конфеток, частенько посещала и тётю Пашу, и Анну Акимовну, и бабу Катю! С удовольствием кушала тёти Пашины пироги, пила чай то у одной соседки, то у другой, и всё говорила, говорила, но только на одну тему – о Ларке! И ещё о том, что хотела бы она оформить опекунство на «унучку», но почему-то это ей не разрешают!
- Не дают, не дают! А почему – не знаю! – слезливо сокрушалась Божья коровка.
После её ухода и соседки – старожилы вели между собой разговор:
- Почему Марье Семёновне не дают внучку? Старушка вроде благообразная, не пьёт, не курит! Да и Ларке у родимой бабушки всяко уж лучше, чем в интернате! Тем более, что и Ларка, прибегая к бабушке, со всеми в подъезде здоровается, да и с лица пригожа!
Какое-то время спустя Божья коровка у соседей появляться стала реже, а развила бурную деятельность по оформлению опекунства. Облачалась с утра в коричневое драповое пальто, повязывалась зелёным шерстяным платочком и, навесив на руку так называемую «московскую» сумку – большую дермантиновую кошёлку с длинными ручками – отправлялась по инстанциям. Недели же через три пришла к Валентине и, хлюпая носом, со слезами в глазах и в голосе, протянула ей бумагу:
- Подпишись и ты! Документы собираю! – ставя ударение на втором слоге, сказала Марья Семёновна.
Документ являл собой ходатайство соседей разрешить Марье Семёновне стать опекуншей собственной внучки. Анна Акимовна со второго этажа, бабушка Катя и ещё кто-то подробно расписали, что новая жиличка характеризуется положительно, и для внучки станет надеждой и опорой. Подписала документ и Валентина. Да и как не подпишешь? Святое ж дело – внучку на воспитание взять!
Ходатайство пользы не принесло – упёрлись чиновники, и всё тут! Божья коровка опять в слёзы и снова к Анне Акимовне:
- Пойдём со мной в горком партии. Сказали – там вся загвоздка. Похлопочи ты за меня!
Анна Акимовна – ветеран войны и труда, коммунист с многолетним стажем, надев строгий чёрный костюм с орденами и медалями на груди, решительно отправляется в горком.
Божью коровку в кабинет к третьему секретарю не впустили, сказав:
- Посидите в коридоре!
А Анне Акимовне подробно объяснили, что её подопечная уже по второму разу обошла все инстанции, вплоть до горкома, и везде получила отказ: по медицинским показаниям внучку доверить ей нельзя!
- Да каки-таки показания? – возмутилась Анна Акимовна. – Она ещё вполне здорова, не пьёт, не курит! Что-то не так Вы говорите!
- Так, так! – ответила ей секретарь горкома. – Внешне она, может, и здорова – а вот с головой…!
- Так она что, помешанная? – удивилась Анна Акимовна.
- Ну, нельзя сказать, что помешанная, иначе её не выпустили бы из больницы, но поставленный врачами диагноз не разрешает ей стать опекуншей!
Анна Акимовна недоверчиво смотрит на секретаря. Уж очень сказанное ею не вяжется с обликом Божьей коровки.
- Да Вы не волнуйтесь! – продолжает секретарь. – Социально она не опасна, и пусть внучка к ней приходит! Да и Вы живите спокойно!
Анна Акимовна в растерянности выходит из кабинета.
- Ну что, разрешили? – кинулась ей навстречу Божья коровка.
- Да нет! – смущённо ответила Анна Акимовна. – Сказали, что с документами у тебя не всё в порядке!
- Ну, я им покажу документы! – потрясая сухоньким кулачком, гневно сказала Марья Семёновна.
И ведь показала! Пальто и платок – на себя, сумку «московскую» на руку; и если раньше ходоки, то она – поездом покатила в Москву! Там, то ли в «Комитете Советских Женщин», тряся документом – ходатайством, побывала; то ли до самой Терешковой дошла – только разрешение на опекунство выхлопотала и Ларку к себе поселила!
Соседки в подъезде искренне этому радовались и меж собой посмеивались:
- Вот вам и "медицинские показания"!
Между тем Ларка подрастает и учится всё в той же школе. Естественно, что и друзья интерес к Ларке проявляли. Божья коровка в квартире их не жаловала, поэтому началось веселье, гам и топот не только днём, но и ночью – на лестнице.
Вот тогда соседи покой и потеряли, да и не только покой!
Электролампочки, горевшие ранее в подъезде по году и дольше, теперь выкручивались уже следующей ночью. Соседи для их сохранности ставили на патроны каркасы из проволоки, но в тёмное время суток лампочки отдирали вместе с проволокой и патронами!
Старушки в своих квартирах теперь и днём на ключ стали закрываться и Ларкиных друзей опасаться!
Сама же Божья коровка всё меньше и меньше ходит по соседям; и Анна Акимовна, и тётя Паша ночью из-за шума в подъезде не высыпаются, поэтому поить чаем вполне освоившуюся соседку больше не торопятся!
А Ларка всё хорошеет, да хорошеет! И друзей у неё – пруд пруди! Но пруд прудить надо днём, когда светло! А их почему-то тянет к Ларке тогда, когда стемнеет!
Бегут по лестнице, горгочут; внизу лампочку разбили, повыше – вывернули, но Ларкину дверь, даже в темноте, находят безошибочно! И давай звонить! Божья коровка дверь не открывает и начинает на Ларку кричать! Кричит так – что слышит весь подъезд! Но «унучку» это не останавливает! Раз бабка её друзей не впускает, то Ларка собственной персоной выходит на лестницу!
Каждую неделю и тётя Катя, и Анна Акимовна, и Валентина, вооружившись вёдрами и тряпками, смывают и счищают словесные изыски, оставленные, где мелом, а где – углём, ночными пришельцами, предварительно изучив их. Валентина у своей двери читает:
- « Тимнота – друк маладёжи!» Анна Акимовна у своей:
- « Волера + Лориса = любофь!» А 65-летняя тётя Катя, в прошлом библиотекарь, подняв в недоумении брови, на лестничном пролёте шепчет:
- « Лаура, я тибя очин лублу! Нафсегда твоя Мурзик!»
И на всех панелях по несколько раз упомянуто главное слово ночной жизни – «секс», начертанное без единой ошибки! А на площадке у тёти Клавы даже по английски «secs»!
Ибо в стране уже свершилась сексуальная революция, когда после стольких лет нравственной пропаганды, в одночасье с телеэкранов полилась такая волна эротики, порнухи, извращенства и прочей, как говорят теперь, «сексапильности», что остановить её уже было просто невозможно!
Если действия подростков в семьях ещё как-то контролировались родителями, то на дискотеках, ночных тусовках и увеселениях всё это похабство и безобразие расцвело махровым цветом!
Разумеется, не минула сия чаша подростков и в социальных заведениях. У Валентины в таком доме работает подруга и рассказывает о детях, воспитателем которых является:
- Учиться не хотят, ничего делать не желают! Обстирать себя, или убрать дом, где живут – проблема! Есть и прачечная, и электроутюги, и пылесосы, но это не для них! В голове одни развлечения! Когда летом подросткам была предложена работа сажать ёлочки, «митрофанушки» ответили:
- Это мы за двести рублей будем гробиться на ёлочках? Да мы лучше в лагерь поедем – там три раза кормят, и каждый вечер дискотека!
Очень много детей больных, у большинства родители – пьющие. Зато «органы движения» в 14 – 15 лет вполне сформировавшиеся!
Валентина тогда спросила:
- Ну, а отдача-то есть от них какая? Выпускников же от вас уже много вышло?
- Да какая отдача? Единицы нашли своё место в жизни. Остальные только требуют.
Девочки, почти все, матери-одиночки. Из ребят в армию призван один, остальные – с отклонениями. Одна из выпускниц родила уже троих, а ей всего девятнадцать! Первый ребёнок живёт с нею, второго воспитывает мать, а третьего оставила в больнице!
- Мы же всех должны обеспечить жильём! – продолжает подруга. – Этой девочке жильё дали в деревянном доме. Вот она, родив третьего, и сказала:
- Благоустроенную квартиру мне не дали, а были обязаны, поэтому ребёнок мне не нужен!
Таким образом и Ларка, и её друзья, не думая о последствиях, тешили себя теми удовольствиями, какие им нравились!
Божья коровка сначала ликвидировала звонок на двери. Начали стучать в дверь кулаками, ногами; барабанят до тех пор, пока Ларка не выйдет!
Чтобы отвадить Ларкиных ухажёров, Божья коровка обзавелась собачкой, неизвестно какой породы.
Месяца через три туловище симпатичного прежде животного стало похоже на длинный чулок с большой головой. Хозяйка денег на собачку практически не тратила, а еду ей собирала на помойке.
Теперь Божья коровка уже вместе с собачкой отбивалась от Ларкиных ухажёров. В дверь стучат – бабка кричит, собачка лает – подъезд не спит! Часов до трёх ночи Божья коровка воюет, часа в четыре все угомонятся; а для того, чтобы с прибылью вернуться с помойки – встать следует пораньше, иначе всё то, что ещё можно съесть – унесут местные бомжи. Божья коровка рано проснуться не может, поэтому собачка так исхудала, что на улицу её вывести стало стыдно! Чисто Страшилка! А голодная собака – злая собака! И хоть Марья Семёновна кормит её один раз в день и непонятно – чем, но Страшилка слушается только хозяйку, а на прохожих – рычит и бросается!
Поэтому соседи, опасаясь Страшилкиных зубов, попросили тогда Марью Семёновну выгуливать свою собаку только на поводке рано утром и поздно вечером. Обиделась тогда Марья Семёновна, со многими здороваться перестала и совету не вняла. Хорошо, если раз в сутки собачку выведет. А Страшилка сидит – сидит взаперти и, не успев добежать до улицы, форму лестницы «содержанием» своим и выпачкает! Божья коровка зыркнет по сторонам:
- Ага, никто не видел! – Страшилку за поводок, и юрк к себе домой! Потом это «содержание» и киснет в подъезде!
- Кому ж хочется за Страшилкой убирать?
На соседей же волком смотрит и каждый раз отпирается:
- Не моя собака это сделала, не моя!
У Страшилки же друзей не меньше, чем у Ларки, поэтому они днями стаями сидят у подъезда и поджидают свою зазнобу – соплеменницу!
К этому времени случилась у Марьи Семёновны «нечаянная радость» - из мест заключения вернулась её младшая дочка – Шалава, да не одна, а с сынишкой лет трёх! Божья коровка прописывать её к себе не торопится, а дочка ещё сил полна и «органы движения» на месте, поэтому в квартире у Божьей коровки песни, пляски и гульба – море разливанное!
Дочка – Шалава не боится ни Страшилку, ни бабку – выгонит её на лестницу, захлопнет дверь, и продолжается гулянье!
Божья коровка на площадке в голос ревёт и причитает. Это, значит, вызывает она соседей, чтобы за неё заступились. При этом голос у неё визгливый и противный до невозможности! Соседи бабкину беду понимают, но на помощь к ней никто не спешит. Все уже сыты и Ларкой, и её друзьями, и Страшилкой, и самой бабкой!
Видя, что ни одна дверь не открылась, Божья коровка визг сразу прекращает, стучит в свою квартиру и через дверь слёзно уговаривает дочку – Шалаву:
- Да впусти ты меня! Я ж вся околела! Завтра пойду и пропишу тебя!
Ну, дочка, поверив матери, и впустит её! И действительно, на следующий день Божья коровка идёт в милицию, но не для того, чтобы прописать дочку, а очень даже наоборот!
Через несколько дней Шалаву вызывают в отделение; она думает, что за паспортом, поэтому бежит резво и радостно. А там ей объявляют, что в городе ей оставаться нельзя, мол, есть такая установка: возвратившихся из мест заключения отправляют кого – на стройку; кого – ещё куда-то; а её поселят в этом же районе, но жить она будет в деревне за 100 километров и трудиться на ферме. Работать там стало некому – а сельское хозяйство надо укреплять!
Шалава в слёзы, но ничего не попишешь и через установку не перепрыгнешь!
Вечером она устраивает отвальную, наутро выгребает из холодильника все продукты, и вместе с сынишкой едет на чужбину укреплять сельское хозяйство!
Тем временем Эпоха развитого социализма канула в Лету, и наступило время великих перемен!
У них в подъезде тоже перемены: нет уже тёти Паши, нет и тёти Кати! Из первых жильцов остались Анна Акимовна, да Валентина; в остальных квартирах жильцы сменились, но по - прежнему хорошеет Ларка, да какает в подъезде Страшилка! Ларке уже 18 лет, она заканчивает седьмой класс своей школы, собираясь после этого пойти в вечернюю.
Божья коровка свою «московскую» сумку износила и ходит с тканевой. Бегает ещё споро и тихо ненавидит как старых соседей, так и новых, которым тоже Страшилкино «содержание» на лестнице не по нраву!
Как-то раз они вчетвером, уличив Страшилку в содеянном, все вместе отправились к Марье Семёновне. Анна Акимовна и Валентина, хорошо зная Страшилкину хозяйку, остались стоять на нижней лестнице, тогда как новые соседки – молодые и образованные – решили Марье Семёновне сделать выговор и предложили убрать за собачкой. Но та, недолго думая, обложила их по матерному, затем схватила кухонный нож и выскочила с ним на лестницу!
С тех пор соседи Божьей коровке замечаний не делают, так как понимают, что болезнь, указанная в диагнозе, обострилась! Сама же Марья Семёновна от тихой ненависти переходит к действиям: сверху Валентине устраивает потоп; пока Анны Акимовны нет дома – набросает к её двери Страшилкиного «содержания», а встретив её на лестнице, заявляет:
- Ишь, бл… старая! Ещё и губы накрасила! Как дам тебе сейчас сумкой!
После этого левый глаз у бесстрашной фронтовички стал косить! Именно слева стояла от неё в тот день Божья коровка!
Между тем дружбу свою с прежними школьными приятелями Ларка закончила, и появился у неё новый воздыхатель – цыган! Черноглазый красавец, а уж певун…!
Бабке и он шибко не нравился, но Ларка её уж не больно и спрашивала. И сколько бы Марья Семёновна ни кричала, да Страшилка ни лаяла, Ларка отпирала красавцу дверь и закрывалась с ним в своей комнате. Ох, и пел же тот цыган! Ну, чисто Сличенко в молодости!
- Ах, е-хх-а-ли на трой-ке с ббу-ббен-н-цами…!
Валентине с утра на работу, а у неё над головой цыганская песня сменяет одна другую, да так задушевно, да забористо, что не может она уснуть! Струна гитарная звенит, Ларка цыгану подпевает, потом оба пойдут плясать, да топать – потолок дрожит, сон от Валентины бежит!
Часа в три ночи пение стихает, начинают мебель передвигать!
- Да что за напасть? Переезжают они, что ли? – ругается про себя Валентина.
Как-то раз, встретив Ларку на лестнице, спросила:
- Что вы ночью мебель-то всё двигаете?
- А мы шкафом дверь подпираем! – ответила та.
- Зачем? – удивилась Валентина.
- А бабка подглядывает! – услышала в ответ.
Чуть позже цыган захаживать к Ларке стал уже с братом, да и сестра их – ровесница Ларки – подружкой ей стала. Теперь уже каждый вечер над Валентиной поют или братья Жемчужные, или трио «Ромэн»!
- Ой, да зза-зз-ноби-и-ло! Нны, нны, нны!
У Валентины утром голова, как пустой горшок, а ночью ей в Ленинград с отчётом ехать! Сидит Валентина на работе за письменным столом, смотрит бездумно в бумаги: ей бы сосредоточиться, ещё раз всё пересчитать, найти эти исчезнувшие 298 рублей, да свести всё воедино, а у неё в голове:
- Ой, да зза-ззно-би-ило! Нны, нны, нны…
- Тьфу! Пойду домой! Всё равно ничего не соображаю! – собирая бумаги в портфель, думает Валентина. – Хоть днём пару часов посплю… Глядишь, после этого и найду ошибку!
Анна Акимовна, увидев её в окно, открывает свою дверь и просит зайти.
- Ты хоть жива там? – кивая на потолок, спрашивает соседка.
- Да жива, только выспаться никак не могу! – устало отвечает Валентина.
- Да! – вздыхает Анна Акимовна. – Скоро весь табор к нам переедет!
- А что, есть новости? – пугается Валентина.
- Да есть, есть! Ларка беременная, уже приходила старая цыганка, чтоб, значит, сын её, да Ларка расписалась! Божья коровка не знает – как этому помешать, гонит Ларку в больницу и кричит:
- Не нужен мне твой приплод! Не нужен!- Ларка же пока ушла к цыгану. И бабке своей заявила, что и аборт делать не будет, так как он у неё третий; и цыгана, как поженятся, на жилплощадь бабкину пропишет!
- Да, дела! – поднимаясь со стула, говорит Валентина.
Но Марья Семёновна и тут умудрилась найти выход из положения. Ногу на дорогу – и к «шибко умной» дочке под Ленинград. Вернулись уже вдвоём, быстренько приватизировали жильё, и завещание на квартиру Божья коровка оформила уже на старшую дочку.
После этого сбегала в дом, где жила цыганская семья, перед носами старой цыганки и её сына покрутила фиги:
- Вот вам фиг, а не квартира! – Покричала там, плюнула и домой…!
Через какое-то время вернулась к Марье Семёновне и Ларка.
У Валентины над головой затишье, ночами подъезд спокойно спит, а Ларка готовится стать матерью.
Божья коровка в тканевой сумке, да в целлофановом пакете шустренько носит Ларке не первой свежести заграничные шмотки, которые Запад в виде гуманитарной помощи в больших количествах поставляет ещё недавно сильно вооружённой, но голопопой России! И Ларке, как инвалиду с детства, помощь такая полагается!
Из роддома Ларку с сыном приводит одна бабушка!
Между тем младшая дочка Марьи Семёновны, укрепляя сельское хозяйство, будучи ещё в добром здравии и при упругих грудях, охмуряет деревенского парня лет тридцати, который, на свою беду, оказался неженатым. И живёт парень со своим отцом в собственном доме.
Последний раз Валентина видела Шалаву в период всенародной ваучеризации, когда та приехала в город и спустилась к Валентине, чтобы позвонить в деревню. Поставив ножку на банкетку, держа в руке с оттопыренным мизинцем сигарету, Шалава пьяненько ворковала в телефонную трубку:
- Сеньк, привет – это я! Да, да, ваучеры сдала! Купила водки, яблок! Скажи деду, что купила ему пряников – уценённых! Почему уценённых? Потому что твёрдые! Ничего – размочит! Ага! Да! – Сеньк! Ты смотри, деда там без меня не обижай! А то приеду – убью!
Больше Валентина Шалаву не видела, а вот голос по телефону того Сеньки слышала. Как-то в квартире Валентины раздался телефонный звонок и мужской голос попросил её пригласить к телефону Марью Семёновну.
- Да не пойду я её приглашать! – попыталась отказаться Валентина. – Там злая собака, да и…Звонивший со слезами в голосе перебил её:
- Вы извините! У нас же ребёночек умер, девочка! Я ведь только завтра могу приехать, поэтому хотел бы узнать – как там жена после родов себя чувствует?
Похоже, и думал тот деревенский Сенька, что семья у него появилась, девочку хотел…!
Впоследствии же с Шалавой запил, вместе с дедом сгорел дом: сами же – голы, босы – едва успели из него выскочить!
Как-то в лютый мороз часов в 6 утра наверху опять застучали, забарабанили, но Марья Семёновна Шалаву с внуком своим в квартиру не впустила. После чего Шалава отправилась в приют, и сына своего оставила у дверей.
Что сталось с Сенькой, и где теперь Шалава – не знает никто! Как приказало «долго жить» и то сельское хозяйство, которое «укрепляла» Шалава!
У Ларки после рождения сына инвалидность сняли, и она теперь работает – фасует в магазине продукты. До двух лет с правнуком сидела прабабушка, а потом Ларка устроила его в детский сад. Васеньке уже четыре года и, похоже, тоже будет инвалидом, плохо ходит – ножки колесом. При ходьбе переваливается уточкой, а как только побежит – сразу падает! Ларка по этому поводу не расстраивается и беспечно говорит:
- Мне Бог дал прямые ноги, а Васеньке – такие! Что ж тут поделаешь?
В последнее время к Ларке опять захаживает цыган – Васенькин отец. Ларка всё ещё привлекательна и к цыгану, как и прежде, любовное влечение имеет.
Песен наверху больше не поют, но бабка кричит всё также! Нет и собачьего лая. От голодной жизни Страшилка стала бросаться на Васеньку, поэтому Марья Семёновна увела её в лес и там со своей заступницей расправилась!
Анна Акимовна квартиру свою продала и съехалась с дочкой, и теперь из старожилов в подъезде осталась одна Валентина. В дождливую погоду к подъезду без резиновых сапог не подойти; всё замусорено, загажено, заплёвано!
От бабкиного крика наверху Валентина опять не спит, но вставать ей рано утром не надо – она пенсионерка, поэтому есть время поразмышлять о телепередаче, которую видела накануне. Речь шла о пособии на ребёнка, составляющем аж 70 рублей!
Главный распределитель – «пособляльщик» велеречиво разъяснял как присутствующим в студии, так и телезрителям, что государство «пособляет» сейчас 18-ти миллионам детей; и что уже разрабатывается новая программа, когда «пособлять» будут адресно, так как средств на всех не хватает!
Но почему-то утаил господин министр количество детей, проживающих в социальных домах, где государство содержит их на полном пансионе, а при выпуске и жильём обеспечивает, и крупной суммой денег «пособляет».
Похоже, что тайной за семью печатями остаётся и та огромная сумма денег ( а не 70 рублей ), какая отпускается на содержание ребёнка в социальных домах!
В тот же день пришла к Валентине подруга и рассказывает:
- Посижу хоть у тебя! Кирилл ещё плавает, девчонки уехали, а на работе такой концерт был, что одна в доме находиться не могу! Надо выговориться!
- Что случилось? – усаживая гостью за стол и наливая чай, спрашивает Валентина.
- Да ты понимаешь, сегодня ребятам новую обувь выдавали. А Маше – воспитаннице моей кроссовки не подошли. Ей четырнадцать, а нога – во! И 40-го размера не оказалось. Что тут было! Я ей говорю:
- Ну, потерпи! Походи пока в туфлях!
Она на кровать упала, рыдает и вопит:
- Вы обязаны, вы должны! Надо было раньше думать, а не сейчас!
Подруга отхлебнула глоток и. минутку помолчав, продолжила:
- Маша! – говорю ей. – Что ж делать, если так получилось? У тебя туфли ещё хорошие, на улице же пока сухо!
Так она, схватив туфли, подбежала к окну и выбросила их в форточку. А мне заявила:
- Вот Вам «хорошие»! И учтите, что в школу завтра я без кроссовок не пойду! - и давай снова рыдать!
Валентина покачала головой и спросила:
- Ну, и что ты делать собираешься?
- Не знаю! – ответила та. – Когда работала в детском саду, где в группе было 30 ребятишек, я так не уставала, как сейчас, а их всего десять. И там я видела отдачу.
- Помнишь, я говорила тебе, что летом встретила свою бывшую воспитанницу? – оживилась подруга. – Она, как и я, закончила Герценовский, и рассказывает:
- Марья Сергеевна! Я работаю воспитателем, у меня ещё первая группа, и когда возникают трудности, я сразу вспоминаю Вас, как Вы легко управлялись с нами – и проблем нет!
- А сейчас? – задумчиво крутит фантик подруга. – Ноги на работу не идут! Будь в нашем заведении самые лучшие педагоги, социальные работники и психологи – выхода я не вижу!
- Ну, Маш! Полно! Тебе ль не знать детскую психику? – успокаивает её Валентина.- У тебя ж две дочки, и я своим парням всегда твоих девчонок в пример ставила!
- Да знаешь ли ты? – вскипела подруга, - Что у моей Аньки тоже кроссовок нет, а у Ирки куртка на рыбьем меху! Вот Кирилл закончит навигацию, получит отпускные – тогда и приоденем девчонок! А Кирилл уже 9 лет в отпуске не был! И сейчас, как поставят судно на прикол, пойдёт работать в котельную! Уже звонили оттуда. Он ведь не напьётся, и не прогуляет!
- Этт точно! – соглашается Валентина. – И девчонки у тебя всё лето на даче вкалывали!
- Ещё бы им не вкалывать! Кирилл плавает, я целый день на работе! Думаешь, им больно хотелось полоть, да поливать? Щас!
Я вечером приеду, со шлангом вразвалочку ходят и канючат: - Каждый день поливай! Только вчера последнюю грядку допололи, а на первой опять травища вылезла! Особенно Ирка ноет – она ж младшая!
А я хвать ведро или тяпку, окучиваю, да к Ирке обращаюсь:
- А ну-ка, вспомни! Ты в прошлом году туфли новомодные себе купила, так чем после института питалась? Картошечкой, да салатиками, какие в баночки закручивали? Вдруг и в этом году надумаешь купить себе что-то незапланированное, вот капустка, да морковочка и пригодятся! Так ведь?
Глядишь – девчонки заулыбались, да и бегать порезвее стали!
Валентина подруге молвит:
- А говоришь, что ты плохой воспитатель!
- Да! – веселеет подруга. – Я говорила тебе, что на семинар ездила?
- Ну! – утвердительно кивает Валентина.
- Так вот, слушай! Нас там целую неделю учили – по какой методике детей воспитывать, разные программы объясняли, ну, и примеры из жизни приводили. Рассказывали, что в социальных домах не все подростки желают находиться. Армия беспризорников тусуется в Москве, Петербурге и других крупных городах. Они уже стали грозой не только для госчиновников, но и для иностранцев! Пока дородный американец или сухопарая англичанка глазеют на купола златоглавой – российский пострелёнок хвать сумочку – и был таков!
Подруга улыбнулась и продолжила:
- У нас в группе женщина была – смешная такая! Вот она попросила слова, вышла на трибуну и толкнула речь: - Так, может, не нас надо учить, а тех, кто собирается в Россию! Они ж полоротые – эти самые иностранцы! И ни одной англичанке даже в голову не может придти, что ещё на берегах туманного Альбиона, перед вылетом в Москву, ей следовало бы лишние фунты стерлингов спрятать в чашечки бюстгальтера. А жене американца – туриста не мешало бы заранее побеспокоиться о сохранности долларов – то есть на трусы своего мужа, обязательно с нательной стороны, пришить карман с кнопочкой!
- После её выступления – завершила рассказ подруга – вся наша группа вместе с преподавателями долго смеялась!
Валентина тогда оставила подругу ночевать, но сон не брал ни ту, ни другую. Они ещё долго беседовали о том, что государственное обеспечение – это ж не манна небесная! Это налоги, которые платит старший сын Валентины – дальнобойщик, сутками просиживающий за рулём; её младший сын – учитель, подрабатывающий, где только сможет; дочка Анны Акимовны – участковый врач, с утра до вечера бегающая по этажам; Кирилл – который по полгода пропадает на судне, и ещё миллионы и миллионы обычных граждан, живущих в этой стране. И никто не считал , сколько же этих налогоплательщиков за последние 15 лет ушли из жизни, не доучив собственных детей? У большей же половины воспитанников социальных домов родители живы, и ещё вполне работоспособны!
Вот и у Марьи Семёновны, нашей Божьей коровки порода – то бишь «генеалогическое дерево» ещё крепкое, и стоит на земле твёрдо! Уже и Валентина, самая молодая в подъезде, состарилась, а Божья коровья всё ещё зимой ходит без рукавиц и, повесив на руку тканевую сумку, ходко семенит за гуманитарной помощью – теперь уже для Васеньки. При этом также зыркает по сторонам глазками – буравчиками, да шмыргает остреньким носиком!
2003 год