Жаворонки.
Для Никиты, самым долгожданным праздником в марте были Жаворонки. С этого дня начинались весенние каникулы в школе. В этот же день у его отца был день рождения. Рано утром мать напекла замысловатых птичек с глазами – изюминами, которые назывались «жаворонки». А ещё, 22 марта, был днём весеннего равноденствия. После «жаворонок» весна приходила окончательно и надолго. В этом году праздник выпал на начало недели.
Мать разбудила Никиту рано. За окном чуть забрезжил рассвет, а мальчик уже забрался на стог сена и, протянув к небу руки с румяной жаворонкой, громко прокричал: «Жавороночки – перепёлочки прилетите, красное лето принесите, холодную зиму унесите!». И так, несколько раз, пока голос не охрит. Потом, довольный проделанной работой, Никита сел на вершине стога и начал поедать ещё тёплую птичку. Сначала съел глаза – изюмины, затем голову, а потом принялся за туловище и хвост. В это время на стог забрался его брат – погодок Олег. Его все мальчишки в посёлке называли Алик. Вот, и старший брат то же, частенько, употреблял это прозвище.
– Алик, ну ты куда лезешь? – вопрошал Никита, возмущаясь внезапным визитом младшего брата. – Отец, итак, меня ругал, что лазаю сюда, а тут, ты ещё!.. Давай назад!
– Никита, ну что ты ругаешься? Я с тобой хочу...
– Шкет, тебе сюда рано! Быстро вниз! Кому сказал!..
– Сам слезай. Я буду жаворонок зазывать…
Олег, не взирая на возмущения брата, протянул вверх руки с жаворонкой и громко закричал: «Жавороночки – перепёлочки прилетите, красное лето принесите, холодную зиму унесите!» Три раза прокричал Олег заклинание, надеясь, что сейчас прилетят волшебные птички и наступит долгожданная весна. Он уселся радом с братом и начал выковыривать глаза – изюмины. Только что испеченная птичка, была ещё горячей, и Олег перебрасывал её из одной ладони в другую.
– Ты, что жаворонку не ешь?
– Горяча! Я её прямо со сковородки снял. Мамка только успела из духовки вынуть. Глаза не выковыриваются, изюм намертво прилип…
– Ты прям, как я, с глаз начал. Ешь с хвоста, он остыл наверно…
– Не – е, я изюм хочу…
– Эй, сорванцы, – послышался снизу голос отца, – вы опять забрались на сено? Смотрите, спичками не балуйтесь! Олег, тебя касается!
– Пап, у меня нет спичек. Никита, скажи!..
– Да, нет! Пап, мы жаворонок едим!..
– Ладно, долго не сидите, холодно ещё. Мы, скоро на работу…
Отец дёргал длинным крюком сено из стога. Никита почувствовал, как крюк шуршит, выдирая сено, прямо под ним. Он начал было копать руками сено сверху, но потом остановился. Испугался, а вдруг, отец зацепит его крюком за руку. Решил подождать, пока отец надёргает сена и уйдёт с ним в баз. Вот, тогда он и покажет брату, как быстро можно слезть со стога. Он наклонился к Олегу и зашептал прямо в ухо брата:
– Сейчас папка уйдёт, я покажу тебе короткий путь отсюда. Тихо…
– Ладно…
Спустя десять минут отец надёргал сена для корма скотине. Он отнёс три больших навильника сена в ясли, а затем ушёл в дом. Никита продолжил раскопки и, вскоре, докопался до пустой ниши в стогу, образовавшейся от выборки сена. Он потянул за собою младшего брата, и они провалились на дно этой сенной пещеры. Их охватил ребяческий, то ли азарт, то ли испуг, а скорее, и то, и другое, и они громко рассмеялись.
Подняв вверх голову, Никита ахнул. На потолке этой сенной пещеры зияла дыра, через которую было видно небо. Он взял охапку сена и заткнул ей дыру. Потом ещё и ещё, чтобы дождь не попадал внутрь стога.
Вечером, за праздничным столом, Никита спросил у матери:
– Ма – ам, а когда ты была маленькой, тоже кричала жаворонок!
– Да! И мы кричали, и наши отцы и матери…
– Издавна, наши казаки кричали жаворонок, – вступил в разговор отец. – Мне мой отец рассказывал, а ему его отец. Однажды, дед поехал в город, на базар сено продавать. Подошёл к нему киргиз, по – нынешнему казах, и спрашивает: «Скоро ли будет день, когда ваши ребятишки залезут на базы и будут махать руками и кричать: «Лета скор приди! Лета скор приди!» Дед ему отвечает, что ещё не скоро. Киргиз же, схватился за голову и давай причитать: «Ой бай! День этот скорее надо, корм кончал вся».
– И мне, бабака рассказывала, что она, ещё сопливой девчонкой, по базам с жаворонкой лазила, – поддержала разговор мать. – Это же когда было, лет семьдесят назад. После жаворонок, всегда тепло наступало.
– Пап, а казаки, как давно на Урале живут? – спросил у отца Никита.
– Недавно отмечался юбилей – Уральску 350 лет. Говорят, что город Уральск был основан в 1613 году. А казаки поселились на Урале ещё раньше. Отец мне рассказывал, что наш предок при царе Иване Грозном пришёл на Яик. До бунта Пугачёва, река наша, Яик называлась, а городок Яицким. И казаки были Яицкие. После казни Пугачёва, царица Екатерина переименовала реку в Урал, город стал Уральск, а казаки – Уральские.
– Пап, а почему казахов, раньше, киргизами называли? – не унимался Никита.
– Называли и всё. Точно не знаю. Отец мне рассказывал, что раньше так было; при Сталине их сначала казаками стали называть, а потом казахами. Когда отец привёз меня в Коминтерн, то в моде была частушка: «Раньше был я киргиз, ел я мясо, пил кумыс, а теперь я стал казах, ой бай ай, пропал курсак!»
– Пап, что такое курсак?
– Брюхо! Когда колхозы пришли, все голодать стали, и русские и казахи. Киргизы много скота держали. Мясо досыта ели. А советская власть всех уравняла. Весь скот отобрала. Голод в 33 году страшный был. Животы у всех пропали. Как раз, я накануне того голода родился. На жаворонки!..
Впереди был апрель, сезон весенних дождей. Распутица! Каникулы!..
Пасха.
В субботу, накануне Пасхи, учительница Вера Михайловна оставила свой 2 «А» класс после уроков, и громко объявила уставшим ученикам:
– Ребята! Завтра сбор около школы в 9 часов утра. Второклассники примут участие в общешкольном воскреснике. Мальчики будут собирать в округе металлолом и подметут территорию, а девочки будут мыть рамы и парты в классе. Всем придти в рабочей одежде; принести с собой тряпки, веники или грабли. Воскресник продлится до обеда, поэтому домашнее задание не отменяется. Кто не выполнит уроки в воскресенье, так на вашу лень будет, ещё, утро понедельника. До второй смены, успеете. Вопросы есть?
– Вер Михалывна, а воскресник, это что б, мы христосоваться не ходили?
– Нет, ребята, воскресник посвящен дню рождения Ленина, который весь советский народ отмечал позавчера. Вы, ведь, спозаранку начинаете бегать по домам. Сама в детстве христосовалась, знаю, что к 8 часам можно всех соседей оббежать. Ребята, всем по домам! Отдохните хорошенько, перед воскресником!
Никита пришёл из школы, когда отец и мать уже были дома. Отец работал в дорожной организации, бетонщиком, изготавливал огромные кольца для укладки в овраги, через которые тянули новую асфальтированную дорогу от Уральска на Гурьев. Мать, в клубе дорожников заведовала библиотекой, но готовилась сменить работу; у дорожников появилась вакансия мастера по озеленению, который будет разбивать фруктовые сады на новой трассе. Советские люди тогда мечтали, как на Марсе будут яблони цвести. А вот, дорожное начальство рассуждало немного иначе, чтобы и в степном краю, вдоль новой автомобильной трассы, зацвели яблоневые сады. Раиса, мать Никиты, была агрономом по образованию, а, ещё, несколько лет работала в колхозном саду по специальности. Как она сама говорила: «Имела опыт». Её брали, на период, пока идёт строительство трассы, но при этом, сказали: «Это надолго». Никита знал все эти подробности из разговоров родителей и, уже, мечтал, что мать будет брать его с собой в поездки по новым садам. Ведь, сам начальник ей сказал, что характер работы будет разъездной.
– Мам, а ты когда на новую работу выйдешь? – спросил с порога Никита.
– Скоро, – ответила Раиса. – Снимай ранец, мой руки и садись ужинать. Отец с Олегом, уже, поели, а я тебя жду.
– У нас завтра, в школе, воскресник. Мне веник чилижный нужен будет, пусть папка с подловки достанет.
– Иди и скажи ему сам, он как раз полез на крышу, порядок наводить.
– Ага, сейчас скажу. Олег куда убежал?
– Там же, с отцом на крыше. У них завтра соревнования на велосипедах, какие – то запчасти полез искать на подловке.
Олег учился в первом классе, в первую смену. Обычно, первоклассникам на Пасху устраивали велокросс. Никита, в прошлом году, тоже участвовал в соревнованиях на детских велосипедах и занял второе место. На первое место, тогда, вышел сын начальника дорожной организации, на новейшем велосипеде «Школьник». У этого, ещё, детского велосипеда колёса были с надувными камерами и поначалу его, даже, не хотели допускать до старта. Но начальник дорожников, пошептался с директором школы, и его сынок занял крайнее место в шеренге велосипедистов на старте. Вот, и в этом году он всех обгонит, потому что Карась умудрился остаться на второй год в первом классе. Учительница Вера Михайловна заняла принципиальную позицию, и оставила Вовочку Карасёва, тупицу и лоботряса, на второй год. Теперь с ним в одном классе учиться Олег.
– Пап, пап! Сбрось веник чилижный. Мне нужно на воскресник!
– Держи! – отец выглянул из дверного проёма чердака и сбросил на двор два веника, связанных между собой.
Никита выбрал себе меньший по размеру, а другой веник повесил на изгородь из сетки – рабицы, отделяющую огород от базов и сараев. Сетку – рабицу отец делал из стальной проволоки, на специальном станке. Никита помогал ему проволоку разматывать с катушки и соединять готовые ряды друг с другом. Шаг за шагом, и метр за метром, сетка – рабица заменяла по периметру огорода старый плетень, которой разрушали куры и время.
На следующий день Никита проснулся рано. Солнце, ещё, не взошло, но в окно было видно, что уже начало светать. Мать растапливала печь. Весной ночи были холодные, и родители топили печку в доме до самых майских праздников.
– Мам, а ты мешок мне сшила? Мы с пацанами договорились, с того края посёлка начать христосываться. Потом на воскресник пойдём.
– Да сшила, сшила тебе мешок. Вот, возьмёшь, потом. Ты христосываться со мной будешь, или тебя куличами можно не кормить?
– Христос Воскресе!
– Воистину Воскресе! Вот, тебе самое красивое яйцо, сынок. Иди, скорей умывайся, а я тебе кулич порежу и молочка парного в кружку налью. Олег, сказал, что позже пойдёт христосываться. Ему к 11 часам на велокросс. Хоть, первоклашкам, какую – то поблажку делают, а то выдумали для учеников на Пасху воскресник. Светлое Христово Воскресенье, а эти безбожники готовы детей припахать. Работать на Пасху, грех…
Раиса, хотя и не была глубоко верующим человеком, но в церковь изредка ходила и все церковные праздники старалась почитать, а уж, Пасху, особо. Она и её муж, Анатолий, были родом из низовых уральских посёлков, где многие христианские праздники отмечали весело и с размахом. Рождество сопровождалось Святками, когда в избу входила толпа весёлых ряженых, с мешками за плечами, в руках посохи с лентами, которыми стучали об пол, требуя выпивки и закуски. Масленица шла в канун Великого поста. Целую неделю ели блины со сметаной и устраивали массовые кулачные бои на улице. В конце праздника сжигали чучело зимы и просили друг у друга прощение. Прощёное воскресенье! Затем был пост, когда сидели на хлебе и воде. Точнее, сидели на тыквах и воде, потому что хлеб ели по большим праздникам. Родители Никиты и Олега были настоящими детьми войны! Оба рано лишились отцов, пережили жуткий голод послевоенных лет, но не озлобились на весь мир, а наоборот, жили сами по совести и сыновей своих, тому же учили.
Ровесники Никиты собрались около трансформатора. Здесь было лобное место посёлка Коминтерн. Жители тут, сходы собирали. Дети повторяли все привычки взрослых, и то же любили собираться здесь. Трансформатор стоял на краю лощины, которая делила посёлок на два края, без названий. Обычно говорили: наш край, ваш или другой край. Никита жил с северной стороны посёлка, рядом с лесопосадкой, а его товарищи жили в центре, по обе стороны лощины. А вот, христосываться они собирались начать с края, который примыкал к Уралу, с южной стороны посёлка, где жили одинокие бабушки. Мальчишки знали, что здесь всегда давали конфеты и печенье.
– Никит, как думаешь, откуда лучше начинать? – спросил Никиту его друг Юрка. – Может к бабе Гране, первой пойдём?
– Не – а, лучше сначала Речную улицу обойдём, а потом по Центральной пойдём. От речки, нужно с бабы Клавы начать. Она же, всегда шоколадные конфеты давала. Скажи, Серый?
– Да, правду, Никита говорит, – подтвердил Сергей Долгов. – Ещё можно к моей бабушке зайти, у неё тоже конфеты будут. Своих кур нет, а мамка ей, в этот раз, яиц не дала. Самим мало. Отец говорил, что бабушка собралась конфеты на Пасху подавать.
– Точно, мамка сказывала, что Долгиха в магазине покупала ирис «Золотой ключик», – вступил в разговор Федька Сидоров. – Пацаны, айда сначала к бабе Клаве, а потом к Долгихе зайдём. Только, чур, не всей оравой ходить, а по двое. Так, больше конфет дадут в одни руки.
Первыми к бабушке Клаве зашли Никита и Юрка. Как и договаривались, с порога громко прокричали:
– Христос воскресе!
– Воистине воскресе! Сейчас пострелята, я вас конфетами угощу. Сколько вас? А то, я плохо вижу.
– Двое, баба Клава! – хором прокричали Никита с Юрой.
– Нате вам, ребятки, по одной белой, и по одной синей конфетки. Заходите в переднюю избу, я вас наливкой угощу.
Ребята не смело прошли в переднюю, где в центре комнаты стоял круглый стол, накрытый бардовой плюшевой скатертью, с золотистой бахромой. На столе стояла стеклянная ваза c куличом и крашеными яйцами, а возле вазы, графинчик с красной жидкостью и гранёная рюмочка на ножке. Баба Клава достала из горки две одинаковые рюмки, поставила их рядом с гранёной, и налила во все рюмки красной жидкости из графинчика.
– Своя наливочка, вишнёвая, – сказала бабушка Клава, поднимая рюмку. – Ну, ребятки, давайте выпьем за Светлое Христово Воскресенье, с Пасхой!
Мальчишки, глядя на старушку, подняли рюмки и, как только баба Клава опрокинула содержимое своей рюмки в рот, тоже попробовали сладкую наливку, которая понравилась им с первого раза.
– Ну, ребятки, посидели, пора и честь знать. Пойдёмте, я вас провожу на улицу. Смотрите, не хулиганьте…
Никита и Юра вышли от бабы Клавы на «ватных» ногах, хмель слегка ударил мальчишкам в голову, но они не валились с ног, как взрослые, а, наоборот, алкоголь придал им некоторое веселье и вызвал неудержимый смех. На улице их ждали пацаны, которые успели обежать пол улицы, пока товарищи пробовали у бабы Клавы вишнёвую наливку.
– В – вы, чё так долго? Чё смеётесь, дураки? Вы, чё, пьяные? Ха – ха – ха!
Мальчишки заходили в дом бабы Клавы по очереди и выходили со смехом. Проводив Федьку и Сергея, старушка закрыла входную дверь на засов. Как рассказывали родители, бабушка Клава к обеду так напилась, что до ночи спала без задних ног. На следующий день, играя в лото с Долгихой, она её угощала конфетами, которые припасала подавать детишкам.
К 8 часам утра полотняные мешки ребят были наполнены всяческими сладостями и крашеными яйцами. Впереди была кульминации: катанье яиц. Победитель забирать всё, что ему понравилось в мешке соперника. Правда, с оговоркой: сколько разбитых яиц, столько и призов.
Ребята устроились на широком крыльце магазина, и начали состязание. Когда очередь дошла до Никиты, то к магазину подошёл Генка, который был на два года старше Никиты и на полголовы выше его.
– Ну, что шкеты, чья очередь катать? – вместо приветствия проговорил Генка. – Кто со мной согласен стучаться? Только, чур, на кон ставим весь мешок, целиком. Баш на баш, в тёмную.
– Давай, я согласен, – ответил Никита, – но катать будем по – чесноку.
Соперники сели напротив друг друга, и начали катать яйца. Счёт был, то в пользу Никиты, то вперёд вырывался Генка. Наконец, наступил финал: при равным счёте, у каждого соперника осталось по одному яйцу. Кто победит, заберёт мешок соперника, целиком. Генка восторженно тряс над головой своим яйцом, которое, по его утверждению, принесёт ему удачу. Никита, наоборот, сжал яйцо в кулаке и тихо шептал губами: «Господи, помоги». По взмаху руки выборного судьи, мальчишки с силой толкнули свои яйца навстречу. Бах! Генкино яйцо, с проломленной скорлупой, отскочило в сторону, а яйцо Никиты остановилось на середине доски. Победа была на стороне Никиты, но Генка начал спорить, что ему помешали, и он ни за что не отдаст свой мешок победителю. Тут, пришла тётя Шура, продавщица из магазина, и согнала с крыльца компанию мальчишек.
– Тётя Шура, а сколь щас время?
– Уже 9 часов, сорванцы. Мне работать пора, а вы крыльцо заняли.
– Пацаны! Нам же, на воскресник пора! Айда, в школу.
Компания, забыв про Генку и выигрыш, кинулась по домам переодеваться, брать рабочий инструмент и бежать в школу, на воскресник.
– Пацаны, давайте по дороге зацепим две трубы, которые в лесополосе валяются, – предложил Никита.
– Зачем? – вопросительно возразил Юра. – Мы и так уже опоздали, надо в школу бежать.
– Да, мы ж училке скажем, что металлолом собирали. Трубы большие, на всю компанию хватит.
– Точняк! – согласился Сергей. – Айда в лес, пацаны.
Учительница Вера Михайловна провела перекличку перед началом работ, все были на месте, кроме шестерых ребят из посёлка Коминтерн. И когда компания ребят появилась на школьном дворе, она подозвала их к себе.
– Ребята, в чём дело, почему опоздали? – строго спросила учительница.
– Вер Михална, – протараторил Никита, – мы металл собирали в округе. Вы же, вчера сами говорили. Вона, сколько принесли, посмотрите.
Действительно, две длинные стальные трубы, которые ребята принесли из лесополосы, стали самой большой находкой учеников 2 «А» класса. Вера Михайловна, даже, прослезилась от радости. А когда ребята подмели чисто школьный двор, вовсе, сменила гнев на милость, пообещав всем шестерым поставить «пятёрки» по трудам.
Пасха! Светлое Христово Воскресенье! Великий православный праздник!..
История посёлка Коминтерн.
Весной посёлок Коминтерн оказывался на крохотном полуострове, с трёх сторон омываемый водой. Когда Урал разливался, то он наполнял вешней водой протоку Ревун, которая превращаясь в мощную реку, затапливала низину с лесопосадками и часть Беличьего острова. Опять же, река Урал, выходя из берегов, наполняла водой Анисьины озёра, похожие в плане на заглавную русскую букву «Э» или, точнее, на зарождающийся полумесяц. Озёра тянулись вдоль высокого и крутого берега, в несколько километров. На западной стороне озёр, берег постепенно переходил в возвышенность, которая называлась Свистун - гора.
Анисьины озёра или Аниска – это узкая цепочка небольших озёр: Чистое, Травное, Щучье, Сазанье и другие. Все озёра соединялись между собой протоками. Внутри этой цепи озёр раскинулись зелёные луга, с глубокими лощинами, наполненными талой водой. В этом году мальчишки начали купаться в первой половине апреля. На Благовещенье была очень тёплая погода, как летом, тогда и попробовали окунуться в воду в одной лощине. Понравилось. Вода была чистая и тёплая.
Благовещенье – тоже православный праздник, в числе, 7 апреля. Его очень почитали в семьях уральских казаков. Раньше, в этот день, православным старообрядцам (единоверцам) дозволялось, есть рыбу. Сейчас, мало кто из жителей посёлка Коминтерн соблюдает строгий пост и ходит в церковь. В стране Советов проводится жесткая политика воинственного атеизма, и все разговоры на религиозные темы ограничиваются семейным кругом.
– На Благовещенье, – говорила своим детям Раиса, – птичка гнездо не вьёт, а девица косу не плетёт. Большой праздник, работать грех…
– Мам, а почему праздник Благовещеньем зовут? – спрашивал Никита.
– Ангелы принесли деве Марии благую весть, что через 9 месяцев у неё родится сын Божий – Исус Христос. Посчитай, 7 января у нас Рождество Христово, как раз ровно 9 месяцев, получится…
– Мам, а почему учительница говорила, что наш посёлок Коминтерн, это сокращенное название Коммунистического интернационала.
– Правильно, говорила. Раньше бывший колхоз так называли, а потом и за посёлком закрепилось это название.
– Мам, а ещё раньше, до колхоза, как посёлок назывался? Дед Михей говорил, что, давным – давно, посёлок назывался Ревунский.
– Не знаю. Мы когда сюда переехали, он уже Коминтерном был.
После Пасхи жители Коминтерна начали выгонять скотину на пастбища. Каждый вечер люди выходили встречать своих бурёнок на берег Аниски, к старой колхозной кузнице. Пастух, хромой казах Жоламан, пригонял стадо к 6 часам вечера, но бывало, что опаздывал на целый час. Как бы там ни было, а старики и детвора выходили встречать коров задолго до срока. Все встречающие рассаживались на старом комбайне «Сталинец». Этот монстр давно отслужил свой срок и стоял, как памятник целинной эпохи недалеко от бывшей колхозной кузни. Днём мальчишки играли на нём в догонялки, а вечером он превращался в самодеятельный «театр одного актёра». Все жители ждали прихода главного артиста, неутомимого рассказчика Михея. Этот семидесятилетний старик мог часами рассказывать разные истории из жизни посёлка. Родители говорили, что врал он безбожно, так как вернулся с войны по контузии, из – за которой у него наблюдались частые провалы в памяти, но мальчишки любили слушать его байки. Вот, и в этот вечер дед Михей начал свой рассказ с того, как он поймал осетра в Аниске.
– Давно это было, ещё, при старом режиме, – вспоминал дед Михей, – на Аниске тока сазаний икромёт прошёл. Взял я острогу и, айда на протоку сазанов бить. Иду по берегу, а у кустов осётр стоит, аршин в длину. Я его наколол на острогу и бегом домой. Тогда караульщики в лугах стояли, от потравы скота луга оберегали. Они же, и рыбу стерегли. Запрет был уже на рыболовство. Только севрюжная плавня закончилась. Как нёс того осетра домой, не помню. Страх помогал. Если поймают, сразу тюрьма. Строго за осетров наказывали. Папаня, взялся было осетра поднять, да не смог. Пуда четыре, слишком, осётр оказался весом. Больше такая удача не улыбалась. Революция грянула, потом гражданская война. Стуринский посёлок с двух сторон красные обложили. За Халилов грянул страшный бой. Не до рыбы стало. Потом Чапай пришёл, меня мобилизовали в красный обоз. Вот, там я порыбачил… Рыбу в Польше, динамитом глушили. Там, и сам пострадал. Контузило. После Польши, домой, в Стуринский посёлок, вернулся.
– Дед Михей, а почему ты назвал наш посёлок Стуринский? – спросил Никита. – Раньше, ведь, ты называл его Ревунский.
– Всё правильно, – ответил Михей, – наш посёлок имел два названия: Ревунский и Стуринский.
– Разве так бывает? – не унимался Никита.
– Было! Дед мне рассказывал, что задолго до моего рождения, купцы Ванюшины разрешение на водяную мельницу выхлопотали. Им разрешили здесь и хуторок построить. Но они были не войскового сословия, поэтому хутор получил название Ревунский. Позже, эти места облюбовали градские богатые казаки Стурины. Через них пошло название, Стуринский. Так, и звали, то Ревунский, то Стуринский. А после революции, посёлок стал колхозом Коминтерном…
– Дед Михей, а ты в колхоз сразу пошёл или сначала кулаком был?
– Я, всегда за Советскую власть был. Я, за неё с поляками воевал, а когда колхозы стали создавать, мардзя (жена) курочек пожалела, да в катухе от уполномоченного спрятала. Тот учуял и нашёл. Шум, гам, да записал меня в кулаки. Мардзя, дура набитая, говорит, не отдам. А уполномоченный не стал долго разбираться, и определил меня на Соловки. Только когда этап ушёл, моя мардзя опомнилась, давай причитать истошно, да поздно было. Два года отбыл на Соловках. Спасибо, командир эскадрона, мой бывший, там начальником лагеря оказался. Сначала поблажки мне разные делал, а потом и, вовсе, освободил в чистую. Приехал в Стуринский, а жена моя в колхозе Коминтерн, в звеньевых ходит. Вот, такие кулебяки…
– Коровы идут! – закричал, чей - то звонкий голос, и людей с комбайна, как ветром сдуло. Все пошли разбирать по домам своих бурёнок и телят.
Никита никак не мог завернуть к дому свою корову с телёнком. Камолая бестия, то норовила увязаться за белым быком, то, подняв грязный хвост, понеслась, как чумная обратно в степь, подальше от посёлка. Мальчишке составило больших трудов, чтобы загнать корову на свои зады. Здесь то, корове можно бежать только вперёд. Главное, вовремя обогнать скотину и открыть дверь на задний двор. Телок семенил за коровой, как ниточка за иголочкой. Никита добежал до Федотовских задов и, обогнув навозную кучу, оказался перед носом уставшей коровы. Рванув, как на спринте, он широко распахнул калитку, и скотина завернула во двор.
На майских праздниках, ранним утром Никита пришёл на шапаревский овраг поудить рыбу. Там, уже, раскинул свои снасти дед Михей. Овраг представлял собой глубокий узкий каньон, промытый вешними водами. Он тянулся от бетонных колец, уложенных под железнодорожной насыпью и, прорезая крутой берег, упирался в речку Ревунок. Во время паводка, овраг был излюбленным местом рыбалки многих жителей Коминтерна, а у деда Михея здесь, было своё персональное место.
– Здорово, дед Михей! – громко поприветствовал старика Никита. – Как сёдня клёв? Много пумал?
– Што пумал, всё моё, – отрезал дед. – Тихо шуми, рыбу разгонишь.
Никита молча размотал удочку и забросил леску в воду, рядом с удочками Михея. Дед пробурчал себе под нос, что – то невнятное. Видно было, что ему не нравилось соседство Никиты. Однако, наступившая тишина, вскоре, была нарушена дедом Михеем, который нечаянно упустил в воду садок с рыбой.
– Ах ты, зараза, – начал сокрушаться старик, – што за руки – крюки, из жопы, што ли, растут. Садок жалко, память... Ах ты, Боже мой.
– Дед Михей, я щас достану твой садок, – вызвался Никита и начал раздеваться.
– Матри вода холодна, пострел, – предостерёг дед Михей, – судорога ногу сведёт.
– Я скоро! – прокричал Никита и прыгнул «солдатиком» в холодную воду.
Через минуту мальчик обогнул обрывистый край оврага, и пулей выскочил из воду, на пологий берег Ревуна. В руке он держал садок старика. Михей, даже, прослезился от радости. Рыбы было полно в реке, а этот садок ему на юбилей подарил сын, который, вскоре, погиб на Байконуре. Подарок деду был особенно дорог. Память о сыне.
– Промёрз, чай до соплей, – ласково приговаривал дед, накрывая мокрые плечи Никиты своей фуфайкой.
– Не – а, в – вода т – тёплая, – дрожа всем телом и шмыгая носом, выдавил из себя всего три слова Никита.
– Ты, чей же будешь?
– Р - рус – санов.
– Сергея сын?
– Н – не – а, Ан – натолия.
– Знаю, добрый казак. А, как тебя звать?
– Никита.
– Я щас, тебя чаем угощу. Старуха моя, со смородинным вареньем навела.
Дед Михей достал из сумки китайский термос и налил в крышку душистый горячий чай. Чтобы жестяная крышка не обжигала руки мальчику, старик обмотал её белым вафельным полотенцем. Никите, до этого, не доводилось пить чай из крышки термоса, и он сразу обжёг губы.
– Дуй. Чай горячий. Китайский термос хорошо жар держит.
– Дед Михей, а почему земля за Ревунком называется Беличьим островом? Там, что белки живут?
– Да кто его знает. Давно так зовут. Можа и жили там, белки.
– Дед, а почему там зэки плантации сажают?
– При старом режиме, на острове градские казаки огороды держали. Тогда скот туда не допускали. Было дело, наши казаки пустили на остров своих лошадей, да только и видели их. Станичный атаман приказал всех пумать, и продал с аукциона. Такие были порядки. До германской войны случай то, был. Потом, ещё, Ванюшинская мельница сгорела. Её татарин держал. Так, и не восстановили мельницу. Видел, чай, развалины на Ревуне, недалеча от пляжа. Самая мельница паровая и была. Остов бетонный только остался. А зэки себе на прокорм плантацию держат. Они на Меловых, как черти в яме известь жгут, рона тебе, преисподня. На Беличий расконвоированные зэки ходят. Там, им лафа, по сравнению с зоной. Сам сидел, знаю.
– Дед, а расскажи, как ты в тюрьму попал?
– Как все попал. В тюрьму входные ворота широкие. Во, какие! – дед обе свои руки, широко развёл в стороны. – А на волю, такие узкие, что еле – еле пролезаешь. Вертухаи на вышках смотрят на зэков, как на зверей. На всю жизнь запомнил их колючий взгляд. Как охотники на добычу глядят. Лучше, сынок, туда не попадать.
– Дед, а Генка Сучков говорит, кто в тюрьме отсидит, тот блатным станет.
– Хулиган, он. Не слушай его. У него и отец шибушной был. Тому тоже, тюрьма, что мать родна была, пока от туберкулёза не загнулся. Приходил ко мне перед смертью. Плакал, жизнь свою непутёвую проклинал, а тока её, уже, назад не воротишь. Надо смолоду, башку то, на плечах иметь.
За разговором, дед Михей и Никита не заметили, как поплавки на удочках ушли под воду. Почти одновременно они рванули свои удочки на себя и были приятно удивлены. Обоим попались на крючки огромных размеров караси, с серебристой чешуёй.
– Матри – ка, уральный карась попался. Не упустить бы опять, садок… Никита, а твой кукан на месте?
– На месте. Я его за корягу привязал. Домой пойду, а то мамка ругаться будет.
– Ты приходи завтра с утра. Вместе рыбу поудим. Пока вода не спадёт, здесь клёв хороший будет. Я приманку здесь бросил. Пшеницу запарил и в мешке, на дно притопил. Вот, рыба здесь и крутиться.
– Ладно, приду. Дед Михей, а правда, что было время, когда через лощину на лодках переправлялись, а тот край Коминтерна, как на острове был.
– Правда. В 57 – м году была большая вода. Тогда насыпи не было и озеро Аниска с Ревуном соединились. Море – океан стало. На бударах только и плавали. Скотину перевозили в лодках. В 59 – м году вода, меньше была, но тоже в бударах все плавали.
– Прям, как в сказке про Мазая. До свидания, дедушка!
Дома Никиту ждал неприятный разговор с матерью. Утром Раиса подоила корову и велела Никите пропустить молоко через сепаратор. Даже, успела подогреть молоко, прежде чем, они с Анатолием ушли на демонстрацию в город. Никита поставил ведро с молоком возле сепаратора и забыл. Ушёл на рыбалку, а молоко скислось…
Кизы.
День Победы в 1965 году стал праздничным днём. Правда, в этом году, 9 мая – воскресенье, выходной день. Последние шестнадцать лет советские люди встречали главный праздник страны в рабочем ритме. На третий год после победы, при генералиссимусе Иосифе Виссарионовиче Сталине, вместо 9 мая стал нерабочим днём Новый год. Никита Сергеевич Хрущев тоже не жаловал день Победы и, даже, в юбилейном 1955 году, в СССР не стали проводить военный парад. А тут, в пятницу зацвела сирень, и в доме Русановых, на всех подоконниках появились стеклянные банки с цветами. Ну и чем же, не праздник? Настоящий праздник Победы! Он всегда был в душе советского народа. Его праздновали и убелённые сединой ветераны войны, и те, кого называли дети войны. Все они пережили ужасы военных лет, и имели полное право на празднование Великой Победы. Наконец то, Леонид Ильич Брежнев сделал 9 Мая праздничным, нерабочим днём.
Тридцатипятилетний Анатолий Русанов выгнал банку самогона – первача и пригласил на «пробу» своего соседа, Василия Столярова. Надо сказать, что оба пили помногу, но ум свой не пропивали. За то, разговорам не было конца и края. Было о чём поговорить двум уральцам, отцы которых были из одного низового посёлка, в котором родился и Анатолий, а вот, Василий был родом из Ревунского посёлка. Его отец попал в местный детский дом, когда остался круглым сиротой, во время наступления красных войск на низовые посёлки. После гражданской войны было много сирот и для них создавали детские дома во многих местах Уральского края.
– Толя, давай выпьем за мир во всём мире, – предложил очередной тост Василий, – главное, чтобы больше не было войны.
– Давай, Вася. За мир!
– Ты, когда будешь кизы делать? – спросил Василий.
– Через неделю, пока мошкары нет. А, что?
– Да мне станки твои нужны. Тогда, я после Николы буду делать. Как раз, воскресенье выпадает. Успею, чай, до мошкары?
– Конечно, успеешь. Давай выпьем, за это. И за Победу!..
Про станок для изготовления кизяков надо рассказать отдельно. Это было изделие из сосновых досок, собранное таким образом, что прямоугольник с одной стороны был меньше, чем с другой. Доски, с четырёх сторон, были установлены под небольшим наклоном. Обычно, станок ставился на землю малым прямоугольником, получалось своеобразное подобие корыта, куда плотно утрамбовывался навоз. С торцов станка были сделаны деревянные ручки, за одну из которых, станок переносился к месту укладки кизяков. И вот тут, необходимо было взяться руками за обе ручки и встряхнуть станок с такой силой, чтобы кизяк выскочил из станка на землю. В этом деле была нужна особая сноровка. Если высоко поднимешь станок, кизяк шмякнется с такой силой о землю, что рассыплется на части. Низко поднимешь, кизяк может не выскочить с первого раза, то же плохо. Вылетал кизяк в больший по размеру прямоугольник. С точки зрения геометрии, кизяки напоминали усечённые четырехугольные пирамиды, а уложенные в ряды, по мнению Никиты, были похожи на «Детский гематоген», продававшийся в аптеке.
В понедельник Анатолий объявил семье, что в следующее воскресенье они будут делать кизы. Правильнее, надо бы сказать, кизяки, но Русановы так, никогда не называли «дрова» из навоза. Кизы, они и есть кизы, и по – другому их не называли.
– Ура! – радостно закричал Никита. – Значит, после кизов можно будет искупаться в Ревунке. Вода уже спадает, пацаны начали...
– А то, ты не купался? – проворчала Раиса. – Слышала, как ты деду Михею кукан доставал.
– Не кукан, а садок с рыбой. Подарок, его погибшего сына…
– Забыл, как воспалением болел? Опять в больницу хочешь?
– Там, хорошо. Сардельки на ужин дают.
– Что же, ты сбежал оттуда? Пешком дёру дал, только тебя и видели.
– Домой захотел. Соскучился.
– Вот, как? В гостях хорошо, а дома лучше…
Всю следующую неделю, по вечерам, Никита с отцом готовили площадку под кизы. Расчистили на задах, вдоль своего забора, землю от мусора. По расчётам отца, нужно было изготовить четыре сотни кирпичей – кизяков. Для этого Анатолий сделал два спаренных деревянных станка, и два, для формования по одному кизяку. Технология изготовления кизов из навоза была стара, как история уральского казачества. Деревянный станок клали на ровное место и набивали плотно навозной массой. Обычно, навозную кучу поливали обильно водой, потом отрубали острой лопатой толстенные пласты, разрыхляли, поливая водой, а потом раскладывали навозную массу в станки. Как правило, утрамбовывали навоз в станках дети, которые с ног до головы измазывались в навозе. А после работы, детвора бежала мыться на речку Ревунок. Сначала смывали с себя всю видимую грязь, а потом уж купались до посинения.
В воскресенье вся семья Русановых собралась на задах. Глава семейства с лопатой в руках забрался на навозную кучу и начал отрубать от неё пласт. Тут, как на грех, подошёл дед Михей и начал рассказывать о своей жизни. Анатолий, из уважения к старому казаку, прекратил махать лопатой и слез с навозной кучи. Он достал папиросы «Беломор», и они с дедом закурили.
– Ну, што Натолий, как тебе железная дорога, не мешат спать? Чай, прям под твои окна вагонетки бегают…
– Да нет, от моих окон далеко, ничего не слышно.
– А как поезда пойдут, да всё ходуном забегает? Писать надо Косыгину, чтобы отменил стройку. Иш, чаво удумали, на Ревуне порт строить. Нам, по Речной улице все зады испахабили. У Бенедикта Колесникова, чуть резной забор не снесли. Ироды!
– Так, это не Косыгин, а наш Совнархоз задумал…
– Тем боле, пущай Косыгин отменит. А он часом не наш? Хрущёв тот, вроде, как хохол был, а этот, чей будет?
– Нет, дед Михей, Косыгин не наш, не казак. Хрущ, тот хохол. Не зря же, как Сталин умер, он Крым хохлам отдал. Для отдыха, говорил, землякам – украинцам…
– Ладно, Натолий, пойду я. Вот, подпиши бумагу, мы со стариками составили. Против стройки написали. Раньше, в устье Ревуна стояла паровая мельница купчихи Ванюшиной. Она сгорела, и порт там сгорит. Наши казаки всегда против пароходов на Урале были. Те же Ванюшины, сколько пытались пустить вверх по Уралу пароход, да не смогли. А тут, целый речной порт удумали строить. Другова места не нашли, чалдоны!
– Давай, дед Михей, подпишу. Да, работать надо, некогда лясы точить.
– Ухожу, ухожу. Бог вам, в помощь.
– Спаси Христос, дед, и тебе не хворать.
Как только дед Михей ушёл, работа закипела с новой силой. Анатолий раскладывал навоз по станкам, Никита и Олег утрамбовывали его в форме, а потом каждый подхватывал свой станок и нёс к забору, укладывая в ряд. Анатолий и Раиса носили спаренные станки, а дети одинарные. Так, ряд за рядом, вдоль забора увеличивалось число готовых кизяков, а навозная куча таяла на глазах. Наконец, в станки был уложен последний навоз. Дети, ещё утрамбовывали ногами последние кизяки, а Раиса начала подсчет готовых изделий.
– Триста восемьдесят два киза. Отец, на зиму хватит? – закончив подсчёт, спросила мужа Раиса.
– Хватит, даже, баню топить, – ответил Анатолий.
– Слава Богу! Теперь бы, ещё, уголька хорошего привезти. Донбасского!
– Да, уж! Карагандинский совсем плохо горит, – заключил Анатолий.
– Дети! Быстро на речку, мыться! Мы, с отцом, в бане искупаемся. Потом обедать будем. Никита, с речки придёшь, самовар на чурках поставь. Чай под навесом попьём. Пора, уже, в летнюю кухню перебираться.
– Рано, ещё, мать. На Николу мороз может быть. Помнишь прошлый год, вода в колоде замёрзла. Куры, чуть себе клювы в кровь не разбили.
– Да! Но мы в кухне не замерзли. Мороз полосой прошёл. Днём обогрело и стало тепло. В избе керосином всё пропахло. Почитай, всю зиму керогаз и керосинка горят. Хватит, хочу к Троице убраться. Занавески все постирать. Давай, завтра же, в летнюю кухню перебираться. Пока мух нет.
– Ладно, ладно. Завтра, так завтра. Ты когда начнёшь по садам ездить?
– Да вот, днями поеду. Сначала будем в Серебрякове работать, а потом начнём и в Кушуме сад планировать. В Серебрякове старый сад поправим, а в Кушуме с нуля заложим. Осенью саженцы обещают привезти.
– Детей куда девать станем?
– Одного с собой брать буду, а второму, возьму путёвку в пионерский лагерь. Марина обещала похлопотать в Упрдоре.
Через неделю, Никита и Олег взяв в руки лопаты, начали переворачивать подсохшие кизяки. Их ставили на попа к забору. В таком положении они должны простоять две недели. После этого, сухие кизяки укладывались в пирамиды. Потом эти пирамиды использовались детворой Коминтерна для разных игр и забав. На задах у Русановых, обычно возводилось 7 – 8 таких пирамид. Мальчишки укладывали кизяки таким образом, чтобы снизу был оставлен узкий лаз в пирамиду. Для маскировки лаз прикрывался кизяком, который легко вынимался из пирамиды.
– Олег, мамка хочет взять одну путёвку в лагерь. Ты поедешь?
– Нет, Никита, я с ней хочу в сады ездить. Сам езжай в первую смену.
Однако обстоятельства сложились таким образом, что оба сына Русановых оказались в пришкольном лагере. На родительском собрании учительница Вера Михайловна объявила:
– Дорогие родители руководство гороно приняло решение организовать в нашей школе детский лагерь. В отличие от загородных пионерских лагерей наш пришкольный лагерь будет работать только днём, с 8 часов утра и до 17 часов вечера. Школьники младших классов в течении всего дня будут под присмотром педагогов, а вы сможете спокойно работать. Желающие записаться в первую смену, останьтесь после родительского собрания.
– Вера Михайловна, да мы согласны на всё лето детей отдать, – загалдели обрадованные мамы учеников. – Лишь бы они под присмотром были…
– Пока решен вопрос только по первой смене, – сказала учительница.
– Вера Михайловна, а кто будет у наших ребят воспитателем? Мы Вас хотим!
– К сожалению, я скоро ухожу в декретный отпуск, и вместо меня будет классным руководителем Галина Ивановна Серова…