Зов. Схватка

Владимир Макаревич
Я нашел себя на железнодорожной станции, уже где-то ближе к вечеру. Не знаю как долго я сидел на скамеечке у путей и сколько электричек я пропустил, но в чувства меня привел вечерний озноб, который сильно колотил меня. К тому, же это неприятное ощущение усилилось громким гудком очередного электропоезда, отходящего от перрона.
У-у-у! Я вышел из стопора. Они там, но я то здесь, и у меня остались точки связи с этим миром, они даже усилились.
Я обшарил карманы. Многие называли меня «Плюшкиным», - я часто таскал полные карманы всякой всячины, большинство из которой могло мне никогда не понадобиться. Но в этот раз там случайно был мой паспорт, значит я мог бы восстановить свои вклады, свою прописку, а главное мне не надо было никуда возвращаться.
И я двинулся вперед на следующей электричке до Города. Странное дело эти электрички, - едут медленно, но верно. Вроде стоят долго на пиронах, еле едут, тянутся, но неизбежно привозят в точку назначения. Туда, куда кажется, что нужно.
Город показался ненавязчиво. Сначала он был слегка подсвеченным пятном над лесом, причем не совсем даже было понятно где это пятно, - то ли спереди, то ли справа, то ли слева. Иногда казалось даже невероятное, что оно позади. Но после продолжительного периода неопределенности, вдруг внезапно Город просто выпрыгнул на поезд, который в одну минуту оказался залитым светом, и безлюдье сменилось бешенной кутерьмой из машин и столпотворения народа.
Я вышел из электрички в момент, когда луна уже полностью предъявила свои права на небо, а бабьелетний дневной теплый воздух, сменился уже прохладным полноосенним ветерком, который иногда даже отдавался паром изо рта.
Идти куда либо не имело смысла. Квартиры на данный момент у меня не было, друзей, готовых на все больше тоже уже не было. Денег? Я по пошарил и достал несколько бумажек среднего достоинства. Денег, в общем-то, тоже. «Мама, мама, что я буду делать, мама, мама, как я буду жить?». Банки уже точно закрыты.
Ладно, ночь на вокзале, что на самом деле не впервой. Одну из купюр можно потратить на баночку или бутылочку пива, чтоб ночь эту самую скоротать.
Я сидел съежившись на пластиковом кресле. Полный антикомфорт. Ведь когда мы говорим кресло или стул, то в идеале добавляем –«мягкое». А пластиковое все-таки «твердое». Нет, ну есть еще, конечно, железное, но это уже, вообще, жизнь не удалась.
Сидя в прохладном огромном зале я почувствовал огромную пустоту окружавшего меня. В пространстве меня окружало огромное количество людей. Они сидели в полуметре от меня, дожидаясь своего поезда. Они праздно шатались взад-вперед, подходили к книжным ларькам, покупали воду и мороженное, убивали время и отгоняли скуку. Их была тьма. Но по сути не было никого. Им всем было чхать на меня, ровно столько же сколько на всех других, да и, пожалуй, мне не них. Пустота.
Такая же пустота была у меня в душе. Причем и сзади и спереди. Чего я добился? У меня ничего и никого нет, кроме параноидальной болезни, излечить которую, судя по всему, невозможно. Впереди, меня скорее всего не ждет ничто, кроме рецидивов этой болезни. Грустно.
Я потянул пивка.
Так продолжалось почти час. На пятом десятке глотков мне стало скучно Я встал, сам прошелся по огромному залу ожидания. Тупо по бродил вдоль газетных киосков, поглядывая на заголовки, порядком утерянные в моей головной хронологии за последние несколько месяцев. Последние несколько лет я вообще не читал ничего кроме заголовков. Меня научил этому Интернет. Во-первых, новостей слишком много, чтобы читать их все целиком. Во-вторых, все-таки прочитав новость, всегда оставалось чувство жалости потраченного на пустышку времени. В третьих, все не пустое в новостях – ложь. И может даже не по причине такого их представления, а лишь по тому, что точек взгляда бесчисленное множество, и с какой не взгляни, будет значительно больше количество этих самых точек, с которых новость будет ложью. Ну, а я же не полный идиот, чтоб хоть на секунду представить, что моя точка единственно верная.
Поняв, что мир как стоял не слишком большое количество лет, так и пожалуй, простоит дальше, я решил его еще немного упростить, - временно отупев.
Я вернулся на свое место и стал продолжать потягивать глотки новой бутылки. Было уже два часа ночи и, наверное, сотый глоток. Скука перешла в раздражение. Это когда вроде все нормально, но все ненормально. Ведь то, что вчера нормально, сегодня нормально, завтра-то раздражает. Если все не изменится, то все полетит к черту. Хотя мы и так летим к черту, ведь если дороги ведут куда-то, причем как туда, так и обратно, то вектор жизни направлен односторонне - строго к смерти.
Захотелось перемен, захотелось встать и пойти куда глаза глядят. Но куда идти - сейчас ночь, холодно, да и идти особо некуда. «Это все условности», - говорил бунтующий внутренний голос. «А отмороженные гениталии?- то же условности?», вставил голос разума. Короче условности победили, и я время от времени заламывая руки, досидел до утра.
В семь часов утра, раздраженный до состояния раскаленного утюга, с кровожадно-красными глазами я встал и ушел с вокзала. Насколько возможно быть бодрым, пережив смерть на глазах и бессонную ночь, я вошел в здание своего банка в восемь часов утра.
Отстояв внушительную очередь, я принялся объяснять существо своей проблемы. Слушая мой рассказ, клерк смотрел то на меня, та на охрану, то на мой паспорт. Последний вроде как подтверждал мои слова, но мой внешний вид невольно заставлял клерка взглядывать на охранника. В конце концов, выдрессированное чувство долга взяло верх над корпоративной брезгливостью, и он предложил мне заполнить формуляр на восстановление банковской карты.
Когда я вернулся к окошку, клерк разъяснил, что стандартная процедура восстановления карты длится две недели, но учитывая мое положение он постарается проделать все в экстренном режиме за десять дней. Объяснять, что мне не за что жить, было бесполезно, потому я просто записал свой старый контактный телефон и вышел из банка. Протяну.
Я спокойно и медленно шел по улице и не о чем не думал, потому что в ближайшие десять дней вряд ли я мог рассчитывать на какие-то позитивные мысли. Хорошо что радовала солнечная погода.
В это время мне страшно захотелось в туалет, и я свернул в укромный закоулок. Честное слово обычно я никогда так не делаю. По правде сказать, я никогда так не делал. Но уже давно известно, что бытие порождает сознание, и учитывая, что мое бытие характеризовалось пустыми карманами, то и сознание понизило планку моральных устоев.
Когда я оглядевшись и убедившись в относительном спокойствии, с великим облегчением начал поливать мусорный бак, меня справа в боку, что- то больно ударило. Я медленно оцепенело повернулся, у меня сзади в правом боку торчал нож, а за его рукоятку держался Александр, загадочный товарищ по больнице.
Я мгновенно вспомнил по ощущениям свой футбольный бой и инстинктивно правой здорово ударил Александра по лицу. Он явно не ожидал такой прыти от человека с ножом в боку. Признаться я тоже.
Потом мы стали здорово лупить друг друга, точнее он лупил, а я пытался отмахиваться. Видно было, что ему это приносит удовольствие, и даже когда я попадал в него, он как-то слегка улыбался. Это продолжалось секунд двадцать, потом в определенный момент он расчетливо нанес мне сильнейший удар и я упал на землю, он наскочил на меня и стал душить.
В охвативших меня конвульсиях я стал судорожно шарить по всему, что попадалось моим слепым и немощным рукам. Сначала я нащупал на поясе кобуру. Позже я понял, что Александр просто игрался со мною, он полностью контролировал ситуацию. Потом рука нащупала какую-то тонкую досочку на земле. Я ударил ею Александра по голове. Он упал. В маленькой доске был ржавый гвоздь, который вонзился в висок. Из виска у Александра сочилась кровь.
Я поднялся, достал нож из своего бока. Оказалось, что он вонзился в паспорт лежавший в боковом кармане жилета. Нож вонзился и застрял в тридцати двух страницах отличной казенной гербовой бумаги.
Из кармана мертвого тела Александра торчал оранжевый конверт. Он настолько выделялся из всей одежды Александра, что не взять его было невозможно. Я машинально схватил это, судя по- всему, письмо и выбежал из закоулка на широкий проспект.
Я бежал не менее часа, то переходя на трусцу, то срываясь как очумелый. Когда я совершенно выбился из сил, после последнего рывка, то незаметно для себя, оказался сидящим на скамейке держась за бок. Недалеко был фонтан, в котором, собрав последние силы, я поспешно умылся. Слегка приведя себя в порядок я вернулся на скамейку. В груди бешено колотилось сердце, методично покалывая. Так продолжалось не менее получаса, причем первые минут десять я страшно кашлял, чуть ли не выплевывая легкие.
Когда я несколько успокоился, то вспомнил про конверт в кармане. Я нащупал его, причем мне показалось, что он скорее всего пуст. Я осторожно оторвал его краешек, и увидел, что внутри все-таки находится один стандартный лист сложенный втрое. Бумага была очень тонкой и, судя по всему, добротной. Хотя я мало что в этом понимаю, и могу делать такое заключение исключительно в силу ее белизны и легкости. Я развернул лист и принялся читать.
Лист был распечатан на компьютере мелким, но четким шрифтом. Основное содержание письма было весьма коротким и гласило следующее:
«Банк Н-кредит, счет № 100000ННН, пароль «Zabludszij».
Надеюсь это был честный бой. До встречи в скорости.
На веки Ваш,
А.А.»
После фамилии стояла размашистая уверенная подпись, поставленная вероятно с необычайной гордостью. Я всегда завидовал таким подписям, людей уверенных в себе, знающих свою высокую цену, имеющих перед собою ясные цели.
Это сообщение занимало не более четверти листа. Далее шел постскриптум.
«P.S.: Интересно только для новичков. – Естественно, это для меня,- подумал я, - что бы это ни было я новичок. –
Мой дорогой друг, если Вы читаете эту часть письма, то как ни грустно для меня это звучит, меня уже нет в живых, и я повержен новичком. Это с одной стороны грустно, так как значит меня сгубило тщеславие. Но с другой стороны и приятно, ведь я когда-то (как и каждый) был новичком. Тем более, что если кто в нашем деле и заслуживает снисхождения, так это только «невинные» новички. Сейчас и далее прошу извинить меня, мой юный друг, за отход от канонического написания предсмертного письма. Я пишу эту вещь уже двадцать третий раз, а после того как я потерял где-то первое письмо и при переписке сделал ошибку во втором и, как тогда было ни странно, снова выжил, я решил, что изменение письма, это мой оберег. Хотя раз Вы его читаете значит, не такой уж он счастливый. Ну, да это детали.
Когда я пережил пять схваток, я справедливо полагая, что практика критерий истины, решил, что, оставляя суть, могу вносить некоторые изменения в содержание письма некогда доставшегося мне так же как и Вам. Раньше я лишь намеренно делал некоторые ошибки, в разных словах, потом снова исправляя их, но в тот раз я начал добавлять некоторые свои рассуждения.
Так вот, мой юный друг, глубочайшим и первейшим вопросом является вопрос о поиске своего достойного места в глобальном мироустройстве. Кто мы? Этим вопросом задавался я не раз и, естественно, не нашел полного исчерпывающего ответа. Сейчас очень модно стало искать каких-то избранных: таких как все, да не совсем - людей обладающих сверхъестественной силой. Так вот - мы избранные, мы обладаем сверхъестественной моральной силой, дающей возможность диагностировать в себе маниакальные склонности к смерти. Сказать себе «мне необходимо убивать» может не каждый. Большинство мужчин, готово отдать жизнь, и отдает ее, только чтобы взять оружие в руки и убивать себе подобных. Предлогов для войны так много и они так разнообразны, что это дает полное право говорить, что предлог не имеет совершенно никакого значения, а люди лишь хотят убивать себе подобных, самоутверждаясь. Быть избранным - это не прятать свои мысли от себя же за моральной вуалью, в то же время постоянно находясь в поиске лживого трусливого повода убивать.
Есть еще один аспект избранности – моральная сила через справедливость. Справедливость может себе позволить только сильнейший. В нашем с Вами случае справедливость заключается в невозможности убийства, тех кто к этому не готов. Все эти трусливые людишки, какой бы мразью иногда они не были, не готовы сделать осознанный выбор в сторону схватки. А осознанный выбор – это свобода. Мы не можем нарушать свободу, потому что мы не хотим, и потому что мы сильны делать то, что нам нравится. Такой подлый поступок, как убийство против воли, не принесет Вам счастья. Я уверен, раз мы с Вами встретились Вы это уже проверили.
Я когда-то сам проснувшись не с той ноги, долго думая что же мне мешает жить и чего мне не хватает, - выбрал самый простой путь -наименьшего сопротивления. Я выбрал узаконенную охоту – армию. Я был значительно старше остальных контрактников и быстро завоевал уважение. Я долго тренировался, старался. Мне нравилось: все было просто, а главное правильно. Казалось – это на сто процентов мое.
Но первый бой расставил все на свои места. Когда я на бегу из далека положил одного врага, а потом через несколько часов, когда мы взяли позицию, рассмотрел этого врага, я многое понял. Я понял через отвращение к себе. «Врагу» было не больше девятнадцати. Его лицо выражало лишь одну совершенно не свойственную воину эмоцию – страх. Он не пришел сюда, он не сделал осознанный выбор, он был слаб, что бы сказать «нет», его сюда притащили. И я сделал подлость – убил его.
Ночью я взорвал все наши боеприпасы и дезертировал.
Много позже, я понял, еще одну для себя истину, что вступать в схватку можно лишь осознано и желанно для обеих сторон. Мне так же стало жаль тех, кто был пушечным мясом. Но еще печальнее судьба тех импотентных сублиматоров, которые не могут реализоваться, как мы с вами, и в этой связи довольствуются полумерами чужих схваток, посылая мальчиков на смерть. Но без риска нет трепета.
Вот видите, Вы воистину избранный. Гордо и честно носите это звание. Убивайте только таких как Вы – ищущих смерти. Как узнать нас? Научного объяснения этому пока нет, впрочем как и большинству духовных процессов, так как последние иррациональны в противовес процессам материальным. Но правы те кто говорит, что глаза зеркало души. Ищите людей с такой же душой как у Вас, ищите по глазам. Если в глазах та же тоска, тот же поиск и та же искра – берегитесь. Схватки не миновать. И хотя нас немного, но в больших городах мы все же натыкаемся друг на друга время от времени.
Далее детали. Они банальны. Быть уверенным. Никогда не убивать в день встречи. Дать сопернику взглянуть себе в глаза не менее чем за день до боя. Имейте при себе такое же письмо. Победит сильнейший.
Еще кое-какие хозяйственные дела. После схватки одному из нас в этом мире уже ничего не надо, по этому мы передаем свои сбережения друг другу. По той же причине общепринято оставлять тело поверженного в месте победы, - для живого это может быть слишком опасно, а для мертвого это уже безразлично.
Денег более чем достаточно по любым меркам, но как известно недогруз расхолаживает, так что займитесь между боями делом, мне лично нравится (простите, нравилась) биржевая торговля, - кругозор расширяет. Если вдруг перезреете и захотите завязать со всей этой сомнительной радостью (тогда, наверняка, у Вас поменяются глаза), 90% денег переведите на резервный счет, он известен в банке.
Да, не удивляйтесь. Такое изменение тоже возможно. Я видел такие случаи. Никогда не известно, что будет твориться в твоей голове завтра, даже если ты вчера разложил все по полкам. Не стоит бояться затмения солнца или землетрясения. Бойся своих мыслей и живи с этим страхом. Это большее, в чем ты можешь быть уверен. Прости, что в конце письма перешел на «ты», но как отдавший тебе жизнь, думаю, я заслужил это.
С наилучшими пожеланиями. Искренне надеюсь, не до скорого.
Твой,
А.А.»
Я положил письмо обратно в карман. Я проникся уважением к этому человеку. Я понял откуда взялся прилив и смелость. Понял, что он знал все о зове крови, так как испытывал его не единожды. Он не был Варваром, а судя по всему чрезвычайно образованным человеком.
Так значит я не один. Конечно, это логично. Глупо было думать, что я единственный и неповторимый из миллиардов себе подобных. Возможно, я редкая индивидуальность, но не более того.
Я ни когда не тосковал ранее по себе подобным, был несколько замкнут, поэтому наличие в этом мире других индивидов, имеющих те же цели, что и я, меня не особо впечатляло. То есть я не чувствовал трепета и радостного покалывания в груди, а-ля, «мы не одни во вселенной».