Серджио вырос в очень неблагополучном районе Рима. Как говорят жители Вечного города, он родился на неправильном берегу Тибра. Район был и в самом деле несимпатичный. Пролетарский такой. Это в тридцатые годы прошлого века, на которые пришлось детство и юность Серджио, означало умеренно высокий уровень уличного бандитизма и запредельно высокий уровень бытового идиотизма. Школа была вполне точным слепком с этой окружающей действительности. Серджио бывал там только по необходимости. Можно было бы сказать, что его воспитанием и образованием занимались родители, если бы они этим занимались. Тем не менее именно они дали ему толчок в том самом направлении, в котором он следовал потом всю жизнь. После окончания школы они устроили его на Чинечитта — крупнейшую и знаменитейшую итальянскую киностудию. Они и сами имели отношение к кинематографу. Отец был малоуспешным и малозаметным режиссером, а мать была актрисой, снимавшийся в ролях подружек главных героинь. Устроив его на должность подметальщика съемочного павильона, они сочли свою жизненную функцию выполненной и больше никакого участия в судьбе сына не принимали.
Оказавшись на самой нижней ступеньке кинематографа, Серджио почувствовал себя как рыба в воде, поскольку кинофабрика мало отличалась от подворотни на неправильном берегу Тибра, только безумия во всем происходящем было побольше. Довольно быстро он продвигался по служебной лестнице. Не всегда следующий шаг был шагом на более высокую ступеньку, но он обязательно был шагом на новую ступеньку. В результате двигаясь по этой лестнице, Серджио примерил на себя все без исключения профессии, связанные с кинопроизводством, кроме, пожалую только профессии актера и водопроводчика. Пропустим весь этот увлекательный период его жизни и обратимся сразу к тому времени, когда ему доверили снимать первый фильм.
Денег ему дали немного, но зато предоставили полную свободу действий. Вполне возможно, что от него просто захотели избавиться, поскольку просидевший уже много лет в помощниках режиссера Серджио, проел руководству студии всю плешь, своими намеками на то, что ему, мол, уже тридцать лет, что он женатый человек, а все на побегушках, ну, и так далее. Профсоюз всячески его поддерживал, так как был он молодым, энергичным и наглым, что весьма ценилось мафией, контролировавшей все профсоюзы. Короче, денег дали, попрощались с ними и начали ждать провала новоиспеченного режиссера. Но у Серджио были другие планы.
Серджио собирался снять коммерчески успешный фильм и у него была задумка. В 50-е годы самыми популярными были фильмы в жанре пеплума, который еще называли «меч и сандалия». Это были исторические фильмы, основанные на античных и библейских сюжетах. Вспомните: «Спартак», «Бен Гур», «Камо грядеши». Это именно они — мечи и сандалии. Этот жанр Серджио отмел, как бесперспективный в его положении, поскольку пеплум требовал огромных массовок, роскошных декораций, костюмов, то есть прежде всего — денег. Которых было очень мало. Серджио выбрал жанр, в котором до него в Европе никто не работал — вестерн. Для этого выбора были основания: ковбойские фильмы американского производства пользовались немалой популярностью среди пролетариев неправильного берега Тибра. Любил их и сам Серджио.
Сценаристы Нико и Лука довольно быстро принесли ему сценарий. Сценарий был отличный! Для его реализации требовалось всего несколько актеров и столько же лошадей. Все остальное — дикий пейзаж и простенькие лачуги. В принципе можно было снимать где угодно, хоть на Сицилии. Но делиться с мафией доходами не хотелось и съемки перенесли в Испанию. Оказалось, что там они могли обойтись даже дешевле — все можно было снять на крошечном пятачке земли недалеко от Севильи. Участвовать в фильме пригласили, несколько безработных немецких и австрийских актеров, которые были готовы сниматься буквально за еду. Серджио удалось заполучить в свой фильм молодого, но перспективного итальянца по имени Джан Мария. Его поймали на тезис о том, что сниматься он будет в первом итальянском вестерне все времен и народов. В результате раззадоренный Джан Мария, готов был сам приплачивать за съемки в этом фильме, но ему все-таки пообещали небольшой гонорар. Почти все деньги, отпущенные на актеров, Серджио хотел вложить в главного героя, которого, по его задумке должен был играть обязательно американец. Сватов посылали к популярным в то время Чарльзу Бронсону и Генри Фонда, но те, решили что письма из далекой Италии — это чей-то глупый розыгрыш. В результате и здесь удалось сэкономить, так как в итоге выбор пал на практически никому не известного парня по имени Клинт. К этому времени, он снялся лишь в нескольких телевизионных фильмах для фермеров кукурузного пояса.
Но когда все уже было почти готово, к Серджио пришли сценаристы Нико и Лука и, немного помявшись, сообщили, что со сценарием вышла незадача. Оказывается что главная сюжетная линия совершенно случайно полностью повторяет рассказ ныне здравствующего на другом берегу Атлантики американского автора, который, если ему не заплатить много денег, пожалуй, шкуру сдерет и чучело набьет. Серджио не стал бы режиссером, если бы не умел принимать быстрых решений. Подумав всего несколько секунд, он сказал своим сценаристам, что, если они не хотят, чтобы чучела из них сделал он сам, они должны в самое короткое время найти другое литературное произведение со схожим сюжетом. Только автор должен быть покойным и, по возможности, давно покойным. Нико и Лука наперегонки побежали в библиотеку и довольно скоро вернулись оттуда с довольными мордами. Они нашли то, что нужно! Автор умер ровно четыреста лет назад и прямых наследников не оставил. Серджио вопросительно хмыкнул. «Вильям Шекспир», - не моргнув глазом ответил Нико, а Лука добавил, что есть у великого барда малоширокоизвестная хроника, в которой что-то подобное было описано. В сценарии пометили, что он создан по мотивам Шекспира и приступили к съемкам.
Любые съемки любого фильма всегда похожи на пожар в сумасшедшем доме, поэтому рассказывать о них почти нечего. Но кое-что можно.
Серджио никаким другим языком, кроме итальянского не владел, поэтому для общения с актерами были приглашены переводчики: английский и немецкий. Серджио, не будем забывать про особенности его домашнего образования, осведомился, а где мол, переводчик с австрийского, но немец тут же сообщил, что может переводить и с австрийского. Он, конечно, рассчитывал на двойную оплату, но не на того напал! Серджио предъявил ему уже подписанный контракт, в котором не было указано сколько языков должен использовать немец в своей работе. На том и согласились.
С Клинтом поначалу вышло нехорошо. В первый же день должна была сниматься сцена, в которой герой, а именно его и играл Клинт, находился в состоянии после очень сильного мордобоя. Грим был сложный, его накладывали несколько часов, потом одели американца в пыльные лохмотья и привели на съемочную площадку. Там его посадили в неудобное кресло, на спинке которого было написано «Звезда» и оставили под зонтиком ожидать начала съемок. Серджио страшно волновался. Он поминутно дергал всех кого можно было дернуть и заставлял все переделывать, а потом дергал снова. Когда под вечер все наконец было готово, и Серджио ко всеобщему облегчению скомандовал: «Мотор!», оказалось, что кресло с надписью «Звезда», опустело и, судя по некоторым признакам, опустело давно. Кинулись искать Клинта и не нашли его. Но зато узнали, что американец, как был, не снимая грима, сел на валявшийся на площадке велосипед и укатил в Севилью, страшно ругаясь и обещая, что ноги его в итальянском кинематографе больше не будет. Серждио быстро принимал решения. В распоряжении группы была только одна машина — маленький довоенный пикап. Серджио оседлал его и ринулся в погоню. По дороге он думал, какой, наверное, культурный шок испытали мирные испанские крестьяне, которым на пути попался одинокий велосипедист в лохмотьях с расквашенной физиономией и огромным кольтом на боку. Да! И еще в сапогах со шпорами!
Клинта Серждио поймал в номере гостиницы, где тот в том же ковбойской виде швырял в чемодан бритвенные принадлежности, намереваясь покинуть не только гостиницу, но и всю Европу вместе с ней.
Что там произошло в этом номере гостиницы, где встретились актер ни слова не понимающий по-итальянски, и режиссер не владеющий никаким другим языком, кроме родного, не знает никто. Какие слова нашел Серджион, как его ухитрился понять Клинт — полнейшая загадка. Однако, на следующий день съемки возобновились. Не сказать, чтобы они стали более организованными. Ну разве что совсем чуть-чуть. Однако Клинт мрачно все это терпел.
А надо сказать, что еще до начала съемок Серджио озаботился музыкальным оформлением фильма. Человека, который мог бы порекомендовать ему композитора шекспировских времен, не нашлось и Серджио решил обойтись своими силами. Он сказал:
- Помню, со мной в школе учился паренек, он классно бренчал на гитаре. А давайте ему закажем музыку! Как там его звали-то? А! Вспомнил! Энио! Приведите ко мне Энио.
За прошедшие годы Энио подрос, отрастил длинные волосы, но остался таким же молчаливым и погруженным в себя, как и в те времена, когда Серджио со своими дружками вытрясали из него последние карманные деньги. Он без особого интереса выслушал режиссера, коротко кивнул, взял сценарий и ушел, что особенно понравилось Серджио, даже не поинтересовавшись гонораром.
И вот фильм сняли, смонтировали и вспомнили про музыку. Все такой же молчаливый и спокойный Энио принес пачку исписанной нотной бумаги. Под рукой не было ни одного музыкального инструмента, на котором можно было показать такую музыку, поэтому Энио что-то насвистел, а наиболее симфонические отрывки наиграл на губной гармошке. Наступила тишина. Серждио почесал затылок.
- Это что? - наконец спросил он. - Это что — музыка?! Вот этот кошачий концерт — это музыка к фильму? Моему фильму?!
Он чуть было не сказал: «Разве я тебе за это деньги плачу?!», но вовремя прикусил язык. И тут Энио тихо отвечает:
- Дурак. Это гениальная музыка! Запиши ее, наложи на пленку и ты это сами поймешь. Без моей музыки твой фильм — дерьмо.
Серджио не убил его на месте. И правильно сделал. Потому что когда музыку записали и наложили, оказалось, что никакой другой музыки в этом фильме и представить себе нельзя. Все звуки идеально легли на изображение и подняли его, сделав значительными даже самые проходные кадры!
Для придания солидности в титрах все итальянские имена были заменены на придуманные английские — все-таки вестерн! Сам Серджио в титрах обозначен как Боб Робертсон.
Фильм вышел на экраны и произвел фурор. Слепленная на коленке картина неожиданно оказалось новым словом в кинематографе. Клинт и Джан Мария проснулись знаменитыми. Энио сразу же был причислен к классикам. Но особенно популярен стал Серждио. И однажды он получил письмо из далекой Японии. Писал ему великий японский режиссер Акира. С истинно восточным изяществом Акира объяснил Серджио, что тот снял очень хороший фильм, можно даже сказать, гениальный. Вот только… «Это мой фильм», - закончил свое письмо Акира. Оказалось, что сюжет фильма совершенно случайно буквально совпадает сюжетом одного из фильмов Акиры. Конечно, действие перенесено из средневековой Японии в Штаты девятнадцатого века, но — никаких сомнений! Серджио не сделал чучела из Ники и Луки, хотя имел для этого все основания. Чучело сделал Акира. Великий японский режиссер буквально выпотрошил Серджио. Сто тысяч долларов штрафа, плюс двадцать процентов от сборов, плюс передача прав на прокат в Азии… Серджио заработал немного. Но он создал жанр, создал стиль. Ему подражали, кто-то успешно, кто-то нет.
Согласно легенде, когда началось обсуждение окончательного варианта названия фильма, Серджио сказал:
- Как снимали, так и назовем — За пригоршню долларов.