МОЯ ЗАВОДЬ
Село, где живёт моя теща, вряд ли кого заинтересует для экскурсионного посещения, тем более для отдыха. Ни леса, ни реки, ни маломальских гор или хотя бы холмов. Вокруг села от горизонта до горизонта поля, поля, поля, разделённые однообразными лесополосами, да неглубокие, вытянутые овраги, приспособленные под пруды. Об исторических, культурных и прочих достопримечательностях нет речи. А так же, никто из знаменитостей здесь не рождался, и даже не бывал проездом, а если и случалась такая оказия в судьбе звёздной личности, то она нигде не упоминала об этом.
Я бы тоже не знал об этом, ни чем не приметном селе страны. Да вот Судьба познакомила меня в далёком курортном городе, у самого синего моря, с одной из её жительниц, с которой уже в качестве мужа, я каждый год езжу в гости к её родным,… а значит, и ОТДЫХАТЬ и РЫБАЧИТЬ.
Ездим мы в основном в середине лета. Но иной раз наведываемся в гости и осенью. В этот раз, так же по разным причинам и в надежде на привередливое «бабье лето», дотянули с поездкой до конца сентября.
Лирики и романтики, прогуливаясь с зонтиком в такую пору, конечно же, любят воспевать «Унылую пору, очей очарование» и притом очень красочно, что никак не сочетается с осенним пейзажем этого села. Ну, нет там «золотой осени» побуждающей к написанию бессмертных стихов и картин о природе тех мест!
Каждую осень в маленьком окне старого дома, мне открывался графический серый пленер с низко нависшими и не просыхающими тучами и с липкой глинистой грязью до колена, куда не хочется выходить добровольно даже в плаще и в болотных сапогах.
Почти такая же, но чуть холоднее осень встретила меня и в этот раз. И всё же, я сюда приехал отдыхать, заодно и порыбачить. Так, для души! Ведь всё бытовые и прочие хлопоты и проблемы остались у далёкого берега моря.
Мы с женой и детьми, едва переступили порог гостеприимного дома, как тут же пришли, жившие по соседству старшая сестра моей жены Шура и её муж Иван. После непродолжительного, довольно скромного застолья, я с Иваном вышел во двор. На свежем воздухе мы обменялись малозначимой информацией о жизни села и далёкого курорта, а затем перешли к теме рыбалки.
- Николай, поздно ты приехал. – со вздохом сожаления, сказал он. – Вся рыба залегла на дно. Нонче приходится ездить с донкой на плотину у фермы, да и там уже редко клюёт.
Я знал об этом. Не клюёт, так не клюёт! Но сидеть целую неделю в маленьком помещении, смотреть в местный застеклённый «телевизор» и слушать нескончаемые разговоры и пересуды женщин о тех, кто проходит по ту сторону «экрана», и вообще, о женском, мне не по нутру.
- Ты же знаешь Ваня, что мне просто прогуляться хочется по окрестностям, – ответил я ему. – Надеюсь, что червяки в навозе неглубоко залегли для спячки.
Он улыбнулся: - Для тебя я ещё вчера червей накопал в банку и удочку приготовил. Она в сарае справа стоит. Я не пойду с тобой, ноги на погоду сильно ноют.
Он докурил самокрутку, и мы вернулись в дом. За столом я сказал Рае, что завтра утром, если не будет дождя, прогуляюсь с удочкой вдоль нашего пруда до плотины.
Рая ничуть не удивилась, а лишь произнесла с улыбкой: - Да ты и в дождь не усидишь на месте!
Это верно. Я и в дождь под зонтом пойду прогуляюсь, пусть и без удочки.
На следующий день, в серых красках, долго и нудно проявлялся рассвет. Я нетерпеливо выходил на порог, чтобы убедиться, что мелкая морось не сменилась дождём. Ещё с вечера тёща выделила мне старенький ватник, Васькины штаны и резиновые сапоги. Когда достаточно прояснилось, я немного поел холодной яичницы в сенях, запил домашним, вкусным молоком и тихо вышел во двор.
Если стоишь на месте, то мороси не ощущается. Горизонт просматривался до лесополосы у плотины. Низкие облака лениво ползли над селом и не собирались пополнять бурое бездорожье дождём. Зонт брать не стал так, как знал, что он будет мешать в камышах. Помня вчерашний разговор об уснувшей рыбе, я даже не взял бидон; если повезёт с парой карасей, то они без проблем уместятся в кармане старого ватника. Удочка тоже была, где-то два с половиной метра из старого, почерневшего бамбука, с такой длиной в камышах это не помеха. В основном, я шёл прогуляться вдоль узкого, вытянувшегося почти на километр и заросшего наполовину камышом пруда, а рыбалка была лишь предлогом.
Выйдя за огороды к полю, я повернул влево к пруду, по пути мельком осматривая обезличенные сыростью и серостью окрестности, и частично погрузившись в размышления и фантазии. В такие минуты время, как бы останавливалось для меня, и я не ощущал движения своего тела в пространстве, а видел лишь перед глазами смену пейзажа. Это очень напоминает на пресловутое раздвоение личности.
В таком состоянии дойдя до так называемой речки, а на деле пруда, к небольшому помосту, у которого летом было всегда шумно от купающейся детворы, я остановился для проверки клёва на удачу, но после нескольких закидок решил двигаться дальше по берегу в сторону плотины. Речушку давно никто не чистил, и она на две трети своей протяжённости заросла высоким камышом, в котором прятала небольшие, почти невидимые с берега открытые участки воды, этакие заводи. Водяным и русалкам в них тесновато обитать, а вот десятку, другому карасей в таком анклаве живётся безопасно и вольготно. Щука и окунь сюда не проберутся, а мелкий корм для пропитания проточная вода или ветер принесут.
В одной из заводей мне несколько раз везло с карасями. Они были всего с ладонь, но зато ловились, едва крючок успевал касаться поверхности воды.
Полтора десятка или чуть больше за какие-то минуты, а затем клёв полностью прекращался, будто я вылавливал всё местное семейство. Я никому не показывал этого места, а любопытным указывал на яму возле самой плотины, где рыбы было гораздо больше, но там не было так называемой дармовщины, да и клевала у меня чаще мелочь, которую приходилось отпускать.
Постепенно приближаясь к заветному месту, я на открытых участках, по инерции забрасывал удочку, но мои черви не интересовали полусонных обитателей потемневшей воды. В сотне метров от цели, я увидел двух мужиков, идущих мне навстречу. Сблизившись, они поинтересовались, где в селе магазин. Я объяснил, как к нему пройти и мы разошлись. Летом часто на плотину приезжали на выходные из Мичуринска и Тамбова порыбачить. Но осенью, в ненастную погоду, да в такую глухомань?... Ладно, дойду до плотины узнаю, ради чего они тут киснут и зябнут.
Вскоре я поравнялся с двумя ветвистыми вербами, росшими на противоположном берегу и осмотрел поникшую от сырости плантацию камыша, простиравшуюся между мной и вербами. Ближе к тому берегу, на серо-зелёном фоне виднелась небольшая пустота, которая за лето не заросла. Это была моя тайная заводь. С моего берега камыш был не тронут, что вселило мне некоторую надежду, хотя помнил слова Ивана об уснувшей рыбе.
Я не пошёл к заводи напролом, а соблюдая привычную конспирацию, неспешно, зигзагами и стараясь меньше подминать под себя камыша, направился к ней. Не повезёт сейчас, на следующее лето пригодится.
Моя камышовая «банка» овальной формы, (надеюсь с рыбой) была всего четыре метра шириной и около семи метров в длину. Если при поникшем почти на метр камыше заводь было нелегко увидеть, то летом её и подавно не разглядеть в таких зарослях.
У самой воды, не делая лишних движений, я плавно прижал сапогами с десяток мешающих мне камышей в разные стороны и таким образом открыл простор для удочки. При такой площади водной глади его много и не требовалось, лишь бы рыба, рыбка, рыбонька в данное время не зарылась в ил до весны. Пусть хоть одна - единственная для кота! Когда мы приезжали летом, то он всегда встречал меня с уловом за огородами, притом, своим кошачьим чутьём, точно определял моё возвращение домой. В ненастную же погоду его вряд ли вытащишь из дому, тем более, что он, наверняка, уловил, смысл слов Ивана, перевёл на свой кошачий язык и «намотал» себе на ус.
И так, мини плацдарм был готов, осталось лишь мысленно произнести: «По щучьему велению, по моему хотению, рыбка ловись!»
Уже без сказочных мечтаний, я подвёл удочку к краю моей «банки», откуда текла вода, грузик тут же, потянув червяка на дно, поставил поплавок вертикально, и он медленно поплыл по едва заметному течению влево от меня. Я планировал сделать три четыре попытки для проверки заводи, а затем уже пойти к яме перед плотиной и там завершить сегодняшнюю рыбалку. Главное было для меня то, что дождь не помешал моей прогулке по местным окрестностям и по окрестностям моих фантазий.
Где-то на средине заводи поплавок неожиданно слегка колыхнулся, а затем плавно стал уходить под воду. Такое случается, когда грузик с крючком зацепляются за водоросли, а течение продолжает нести поплавок. Мы это уже проходили даже сегодня, но всё благополучно заканчивалось. Чтобы крючок не застрял в водорослях, я стал отводить конец удочки вправо, против течения, чтобы вытащить наживку и уменьшить длину погружения.
Но тут поплавок резко ушёл под воду. Я машинально рванул удочку и вытащил карася величиной с мою ладошку. Он видимо не понял, что с ним произошло или пребывал в некоем анабиозе так, как не трепыхался на крючке, как это делают все пойманные рыбы. Даже, когда я взял его в руку, чтобы снять с крючка, он не сопротивлялся.
«Эй, кот, тебе сегодня крупно повезло! Тебя ждёт царский обед! Выходи встречать!» - мысленно послал я закодированную информацию в сторону дома.
Положив обморочную рыбу в карман ватника, я поправил совсем целёхонького червяка и опустил его в тоже место. У меня тут включился азарт рыбака, а следом, из-за тридевять земель, вернулось моё абстрактное мышление, временно прервав «раздвоение личности».
Вода плавно понесла поплавок к месту нежданного клёва, а затем, как и в первый раз, на том же самом месте плавно погрузила поплавок под воду. На радостях я резко рванул удилище, забыв о том, что ему уже давно пора на покой. Оно явно не рассчитывало на такую нагрузку и мгновенно переломилось пополам. Отбросив в сторону, оставшуюся в руках половину ветерана былой рыбалки, я мигом ухватился за упавшую в воду его вторую половину с леской и, возможно, с рыбой, потянул к себе.
Сказочная щука оказалась благосклонной ко мне.
Только я потянул обломок удилища, как леска тут же натянулась, и её видимый конец пошёл против течения в камыши. Мне захотелось поскорее вытащить подарок Судьбы, но почерневший остаток удилища мог обломиться на самом конце и тогда точно, прощай рыбка, а с ней и сама рыбалка.
Я осторожно, но настойчиво потянул обломок удилища, пока не ухватился за саму леску, которая, предполагаю, тоже повидала немало рыб на своём веку, и могла не выдержать противоборства сторон. Этот карась явно не желал покидать свою обитель и всеми силами пытался либо соскочить с крючка, либо разорвать леску. Подтягивая его к себе, я старался, чтобы этот неврастеник не запутался в водорослях или корнях камыша, на которых я стоял, уж больно он резв был в своём сопротивлении. И всё-таки я вытащил его из воды и крепко ухватил двумя руками, чтобы усмирить его пыл.
К моему удивлению и радости, он оказался огромным экземпляром, около полкило. Таких я здесь никогда не ловил даже летом. Эта «сковородка» в чешуе даже в бидон не влезла бы, не говоря уже о потёртом кармане ватника. У меня, как назло не оказалось ни верёвки, ни пакета, Надо было, как-то выходить из создавшегося положения, тем боле, что, Богом забытая заводь, могла таить в себе не только эту парочку.
Я тут же через жабры насадил усмирённый дар Судьбы на тонкий обломок удочки, затем отвязал леску, откусил немного от неё и этим огрызком крепко, крест-накрест, привязал небольшой обломок камыша, чтобы рыба не соскользнула с удилища. Основную леску с крючком и поплавком я перевязал на толстый конец удилища; на такую площадь заводи этой длины вполне хватало, только бы ещё раз клюнуло нежданное везение.
А оно ещё шесть раз просто сказочно клюнуло; общим весом, с первыми двумя карасями, чуть больше трёх кило набралось. Такой невероятной рыбалки на время у меня вообще никогда не было. За какие-то полчаса, а может и меньше столько речной свежатины. А ведь я шёл лишь прогуляться и удочку взял, как предлог! Теперь вот, выбравшись из поникших камышей на просёлочную дорожку, с восемью карасями на обломке удилища, я, обалденно счастливый, шёл в сторону дома, совсем забыв про двух мужиков, встретившихся мне накануне. Когда мы вновь встретились, у них глаза чуть из орбит не вылезли.
- Ты где ловил? – Не сводя глаз с моих рыб, спросил один.
- Мы тут все выходные просидели, - сказал другой, - и поймали всего одну щучку и несколько окуней.
Я, если честно, не собирался им открывать свой секрет везучего места, а соврал, что совсем неожиданно, всего на полчаса повезло на яме перед плотиной, а затем клёв так же неожиданно прекратился.
Мужики со всех ног рванули на плотину, а я, мечтательно думая о предстоящей встрече дома и удивлении на лицах женщин и Ивана, пошёл дальше, отчасти планируя рыбалку уже на завтра, если дождя не будет.
На подходе к огороду я увидел, что вместо тёщиного кота там стояли Шурка и Иван, возможно, вышли за какой-нибудь зеленью или корнеплодом. А может быть, за не имением своих котов, сами в себе развили их чутьё на приносимую с рыбалки рыбу. Всё может быть! Иначе бы они оба не вышли в огород точно к моему возвращению с уловом.
В десятке метров от себя, я увидел вечно детскую улыбку на беззубом рте Ивана и застывшую, с открытым ртом маску удивления на лице Шурки. Я не успел и слова произнести, как Шурка наотмашь ударила ладошкой Ивана по счастливому лицу.
-Ах ты, ё…п,р,с,т, кривондюля! Колька, вон за час, за огородом целых пять килограммов рыбы наловил, - с желчной завистью закричала она на оторопевшего мужа. А ты за целый месяц принёс всего одну тощую рыбёшку для мамкиного кота! – И в довершение своих упрёков ещё раз ударила его уже кулаком, но не в лицо, а в плечо.
«Да, - мелькнуло в мыслях, - хорошо, когда тебя с любой рыбалки встречает кот или кошка. Они всегда радостно бегут тебе навстречу, а затем непрерывно забегают вперёд или до самого дома путаются под ногами и громко мурлычут, мурлычут, мурлычут. И они искренне счастливы и ты!»
Село Новоюрьево
Вне времени.