Проект "Ребенок"
Недаром взрослые психологи суеверно назвали этот Возраст «переходным», а самое его начало – «подростковым кризисом». Но похоже, что он имеет форс-мажорный характер только для воспитателей, для всего ближайшего окружения подростка. Сам он демонстрирует возмутительное спокойствие в конфликтах – если только его не достают специально. «С него как с гуся вода, ему как будто все равно, его ничего не волнует». Ну почему же «как будто»? По сравнению с теми отнюдь не гормональными бурями, которые подросток переживает глубоко в душе, мелкая стычка со взрослыми – это никакой не дискомфорт, это дело житейское, как говорил Карлсон. Видимое равнодушие – отсутствие эмоциональных реакций – явный признак послестрессового состояния, посттравматический синдром. Жаль, что воспитателям нельзя организовать экстремальный тур в шкуру подростка – пусть бы вспомнили, «легко ли быть молодым».
Можно согласиться с психологами, что в переходном Возрасте происходит «социализация» человека; это действительно «ведущая деятельность» Возраста. Вот только давайте понимать эту социализацию правильно. Формирование характера зависит в первую очередь (по времени) от статуса подростковой Монады, а потом – от социальных условий. Поэтому сначала подросток приспосабливается к обществу, а потом приспосабливает общество к себе – все в условиях диссонанса. Неправда, что подросток остается равнодушным в конфликтах со взрослыми, это только видимость. По мере того, как выравнивается его поведение, все заметнее становится стремление соответствовать ситуации. В конечном счете, контроль переходит к тому «Я», которое с ней лучше справляется.
Но поначалу внутренняя ситуация (статус Монады) и вызванный ею категорический диссонанс подавляет нейроэнергетику «актуального диссонанса» с внешней средой. Не только чужой опыт не имеет значения в подростковом возрасте, но и свой собственный, ежедневный – только опыт всей предыдущей жизни. Что в нем можно изменить? Психотип человека – это синтез его детского опыта.
В Третьем Возрасте сходятся две судьбы человека – прошлая и будущая. Прошлая устанавливает его идентичность, а идентичность – всю будущую судьбу. Идентичность этих семи лет столь же категорична и альтернативна, как в кризисе: «да» или «нет»; но механизм компенсации состоит в том, что она определяется не в целом (Эго или Супер-Эго), а в каждом частном аспекте конфликта между ними. Эта частность создается частным характером события под названием «поступок», в котором происходит и фиксируется выбор. Никогда раньше и никогда позже поступок не имеет такого судьбоносного смысла. Никогда раньше наше прошлое не имело и никогда в будущем не возымеет столько власти над поступками и поведением, как в переходном Возрасте. Потому что «веса» (по Розенблатту) каждого конкурентного решения, ведущего к поступку, зависят от «весовых коэффициентов» альтернативных структур психики, сформированных в латентном Возрасте. Выход из «кризиса идентичности» – это выход из тупика; и природа дает нам впечатляющий пример того, как следует применять метод сознательной ошибки в такой ситуации.
От события к событию, от поступка к поступку, из ситуации в ситуацию инстинкт самости ведет человека к повторению и закреплению однажды сделанного спонтанного выбора между Эго и Супер-Эго; этот выбор и снимает категорический диссонанс в Монаде. Другое дело, что сформированная поступком условная реакция не остается прежней по форме, она развивается в процессе закрепления. Первоначально она может быть и не адекватной, но на то и дан подростку интеллект, чтобы снимать «актуальный диссонанс». На то и процедура «сублимации» аберративных рефлексов – т.е., неадекватного поведения. Неважно, каким был первоначальный выбор; для компенсации кризисных явлений важно, чтобы он был сделан.
А для этого достаточно просто перехода развития ребенка в Третий возраст. Поначалу ему и не приходится делать никакого выбора: спонтанное чередования доминант мышления делает этот выбор за него. Но лишь поначалу. По мере поведенческой имплементации латентных структур, острота категорического диссонанса снижается, и «актуальный диссонанс» начинает влиять на выбор доминанты прямо по ходу действия. Подросток проявляет волевую «гибкость ума»; ищет наиболее адекватную реакцию на события из двух (как минимум) вариантов поведения – уже сублимированных практикой и интеллектом.
Существенным является также и то, что при закреплении личностных (Супер-Эго) реакций ведущую роль в процессе сублимации играет «действенный интеллект», а при закреплении «персональных» (Эго) реакций – «эмоциональный интеллект». То есть, латентно разделенные в сослагательной зоне, две ветви интеллекта снова работают совместно при снятии актуального диссонанса. Таков психологический, внутренний аспект социализации. Но он не ограничен только интеллектом или только сослагательной зоной разума. Подросток не только совершает противоречивые поступки, но и испытывает при этом противоречивые чувства. Оба этих противоречия снимаются в процессе «индивидуации».
По причинам, изложенным ранее, изучение чувственной зоны разума имеет свои трудности – и это отразилось на структуре проекта: мы вынужденно сосредоточились на развитии сознательных структур. В изучении чувственной зоны есть еще одна существенная трудность, которую мы попытаемся преодолеть – и о ней стоит сказать прямо сейчас. Для этого позволим себе глубокую (но краткую) регрессию к более ранним Возрастам.
Процесс разделения чувственной зоны разума на восприятие («ввод») и действие («вывод») начинается с момента рождения: между ними образуется сознание («управляющая инстанция») и стремительно развивается в течение всего Первого Возраста; так что в «кризис семи лет» модальные структуры («ввод» и «вывод») входят самостоятельно, независимо друг от друга. В теоретическом мышлении они играют совершенно различные роли: оперативный аппарат («вывод») естественным образом участвует в формировании «персонального мифа» и развитии Первой сигнальной; а перцептивный аппарат («ввод») – в формировании «личного мировоззрения» и развитии Второй. Но по мере этого развития и особенно после метаморфозы интеллекта происходит выравнивание ролей. Образование семантических составляющих сознания («установок поведения» и «жизненных планов») восстанавливает баланс восприятия и поведения в каждой из сигнальных. Феномен «женского интерфейса» свидетельствует о том, что семантические компоненты имеют продолжения в чувственную зону и развиваются вместе с ними, особенно в фазе «кристаллизации» (12-13 лет).
Из всего сказанного для нас сейчас важно, что онтогенез оперативного и перцептивного аппаратов в Монаде различен, – а значит, их статусы связаны между собой слабо и косвенно – через статус сознания. Здесь мы и видим ключ к «индивидуации» чувственной зоны. Сначала надо посмотреть, как выясняют отношения Эго и Супер-Эго.