*5*
6 июля на передовую немецких войск приехал отменный мерзавец медицинской службы, доктор Братхль, известный своими экспериментами в области функционирования внутренних органов. Огромное количество узников концлагеря «Дахау» скончалось в результате чудовищных экспериментов этого убийцы. Ему требовался новый материал, русский... Его удивляла стойкость и выносливость русских, и он был уверен, что это повлияет на главную задачу Гитлера, создание сверхвойна. Эта идея зародилась давно в воспаленном мозгу Фюрера, ещё в 1933 году.
Когда его политическая партия выиграла на выборах, но маленький городок на юге Германии под названием Дахау, близ Мюнхена, проголосовал против его партии, Гитлер спешно начал строить неподалёку от города концентрационный лагерь, с учётом розы ветров, для того чтобы дым от крематория вместе с пеплом сожженных горожан несло на город. Подобных извращений история не знала. Там же изверги от медицины доктор Шиллинг, Рошер, Хальцлехнер, Финке, затеяли свои ужасающие по цинизму и бесчеловечности эксперименты над людьми.
По приказу Братхля всех раненных с поля боя собирали санитары, предпочтение отдавалось, конечно - же, травмам в области живота.
-Смотри Йохан, он живой. Не вероятно!- крикнул санитар своему напарнику.
Мишка лежал на боку, зажав обеими руками живот. На первый взгляд казалось, что он мертв, лишь едва заметная пульсация на шее говорила о том, что в этом теле ещё теплится жизнь. Самая малость, ничтожные остатки того, что называется жизнью, та невидимая грань между «Здесь» и «Там».
Санитары понимали насколько это уникальный случай и отнеслись к раненному, с особой осторожностью, предусмотрев всевозможные нюансы. Переложив на носилки, они бережно донесли его до санитарной машины и, огибая воронки, помчались в сторону больницы на окраине города.
* * *
День подходил к концу. На воде, в солнечных лучах заката, поблескивала рябь вызванная лёгким ветерком. Чайки, надрывно крича, касались своими длинными крыльями воды, хватая на лету зазевавшуюся рыбешку. Солнце перед закатом купало в полых водах свои золотые кудри. К пирсу подходили уставшие за день суда. Капитаны приветствовали в рупор друг друга и отдавали матросам последние швартовые команды. Михаил и ещё несколько мужчин сидели на лавках за столом, установленном на палубе под брезентовым навесом. Палуба перед рубкой было просторная, хоть танцуй. Под палубой находились трюмы, полностью засыпанные большими кусками битого льда, которым перед уходом на взморье грузились все суда. Для того чтобы на низу, на море, пересыпать этим льдом, принятою от рыбаков рыбу. Лед этот заготавливали всю зиму рабочие в шутку называвшие себя «ледчиками». Они вырубали на реке ледорубами огромные прямоугольные глыбы и складывали их в полуподвал, сооруженный прямо на берегу.
Саняга – «кок» на судне прозванный так, созвучно своему имени Саня - Александр, заканчивал последние приготовления к ужину.
По алюминиевым мискам, видавшим виды, была разлита жирная уха из осетрины, сдобренная укропом и зелёным лучком, с крупно нарезанной картошкой. Отдельно на большом блюде парила осетрина нарезанная, по-мужски, небрежными кусками. Помидоры с огурцами были также нарезаны крупно и политы душистым подсолнечным маслом и присыпаны крупной солью. Зернистая черная икорка, без неё никуда, это ведь Волга. Во главе стола стояли две запотевшие бутылки « Московской», которые принёс Михаил перед ужином, и уложил в трюм на лед охолоница. Длинные хвосты лука и молоденький укроп завершали этот натюрморт.
-Ну что, за знакомство?- больше утвердительно, чем вопросительно, сказал капитан, оббивая тупой стороной ножа сургуч на бутылке.
-а че ж наливай, че ей бедной в бутылке маяться - поддакивал Леша, помощник капитана.
-ну, давай Миша, с прибытием на борт, сказал капитан, поднимая граненую стопку. Мужики дружно потянулись каждый за своей. Чокнулись со звоном, опрокинули залпом, в один глоток, потянулись за лучком.
Уху хлебали, молча, пока не насытились первыми ложками обжигающего аромата. Капитан потянулся за бутылкой.
-ну что ещё по одной, пока не остыла, - начал разливать. Подняли.
-ну что Миша, скажи что нибудь, чтобы мероприятие в пьянку не превращать.
-А что говорить - уверенно без стеснения сказал Михаил - не подведу.
-ну, вот и ладненько - заключил капитан - значится, будем.
Звякнули стопками, проглотили и опять за ложки.
День уходил в сторону заката вместе с уставшим солнцем, уступая своё место прохладной чаровнице ночи, набрасывающей свой звёздный саван, с её запахами реки, пением лягушек и пронзительным писком комаров, снующих вокруг многочисленных фонарей, освещающих заводской пирс, в простонародье называемый, плот.
* * *
Очнулся Мишка ночью, от нестерпимой боли. Во рту сухо, губы полопались, попытался подняться, боль прострелила все тело. На стон подошла медсестра из русских. С керосиновой лампой в руках.
-Тихо, тихо родненький, потерпи. Тебе вставать нельзя.
-Что со мной, - ещё не совсем понимая, что произошло, спросил Мишка, щурясь от неровного света дрожащего огня.
-теперь все в порядке. Главное что живой, а там дальше, что будет ещё не известно.
-А, что с животом?
--Ранило тебя, миленький, да так сильно, а они тебя подобрали и оперировали.
-Кто, ОНИ?
-немцы, милок немцы. Уж не пойму я зачем только, вот привезли тебя и сразу на стол. Самый главный ихний врач, тебя сам лично оперировал. Я уж думала, что ты шишка, какая, ан нет, смотрю по форме обыкновенный солдатик. Уж я и сама не пойму, откуда такой интерес. Я тебе сейчас водички дам, ты только не пей, а так губы смочи и пока все.
-больно мне мать, невмоготу.
-А ты терпи милый, терпи, нам велено терпеть. Главное, что живой. А остальное, как дадут. Жить надо, пока дают! В каждом слове женщины чувствовалось недосказанное слово БОГ, но она его не произносила, нельзя. Нет Бога, есть только Партия и великий Сталин.
Сделал маленький глоток. Размазал языком по всему рту, по сухим, полопавшимся губам казалось, что вода мгновенно испарилась, не дойдя до глотки. Пить захотелось ещё сильнее.
-Дай мать ещё глоток.
- на, смачивай рот, только не глотай, потерпи чуток.
Сделал ещё глоток, не удержался, проглотил. Ощутил полный путь капли воды от распухшего языка до желудка. Показалось, даже как капля с высоты пищевода упала вниз, на дно сухого желудка, и булькнула, раздаваясь эхом в ушах. В голове начало мутнеть, и Мишка начал проваливается куда-то безмерно далеко вниз, с легкостью разбросав крылья-руки. Голоса вокруг становились все отчетливее. Голос мамы:
-Мишенька, как ты там? Не болеешь?
Откуда-то взялась Танюха со своей обижинкой:
- Даже не поцеловал на прощание, тоже мне кавалер...
И все разом исчезло.
Наутро ни свет, ни заря, посетила Мишку целая делегация немецких врачей. Долго беседовали, смотрели рану, оттягивали нижние веко глаз, смотрели язык. Через переводчика Мишке сказали, что он был ранен, но великая Германия, даёт ему шанс на жизнь, если он Мишка будет себя хорошо вести и правильно выполнять приказы. Из сказанного витиеватого объяснения Мишка, конечно, ничего не понял и решил только одно, как только станет легче, бежать. Тем более что фронт не далеко.
* * *