ПАВЛОВ А.Н.
ЛЕКСИКОН ПРОСТЫХ ИСТИН.П.
(навеяно Г. Флобером)
Паганини. Никогда не настраивал скрипки.
Знаменит длиною своих пальцев.
Пейзаж (у художников. Обычно - это блюдо со шпинатом.
[Флобер. Лексикон прописных истин.]
ПЕНСЫ.
…Однажды Динка ощенилась под сеновалом, где когда-то располагался скотный двор. Я оборудовал там мастерскую: установил верстак, разложил инструменты, пилы, топоры. Там же хранились лопаты, косы, грабли и прочий огородный инвентарь. Пол был засыпан стружками и опилками. Вдоль стены сложены длинные доски на поперечных брёвнах. Под ними-то Динка и вырыла яму – своего рода логово, где приютилось семь щенят.
Щенята, как им и положено, вначале были слепые и только пищали, а потом стали выползать наружу. В основном они были чернявые, как их мамаша, с небольшими белыми отметинами. Мой сын окрестил их пенсами. Наверное, в этом был какой-то смысл – мелочь пузатая. Во всяком случае, это словечко выскочило и как-то сразу приклеилось ко всему выводку.
ПЕТРО ЛОСЕВ - ДОНСКОЙ КАЗАК.
Я познакомился с ним в поисково-разведочной партии, куда был определён после Ленинградского горного института. 1957 год. Местечко Кагаб под Нахичеванью. Он закончил геологоразведочный техникум, кажется, в Новочеркасске и работал здесь уже года два. Среднего роста. Крепко сложён. Худощав. Длинноватый нос с лёгкой горбинкой. Уже немного лысоват в темени. Молчалив и сдержан. Любил надвигать кепку на лоб. Родом из донской станицы Белая Калитва. Много раз она упоминается в романе Шолохова «Тихий Дон». Где-то недалеко от Вёшенской У него не было кисти левой руки. На правой – всего три пальца. Большой, указательный и средний. Геологические техникумы готовили специалистов в основном для экспедиционных работ. И он не только знал своё дело, но одной рукой, как он говорил, клешнёй делал всё. Мог и образцы горных пород отобрать, вести пикетажную книжку, палатку поставить, небольшой шурф выкопать, и дрова заготовить, и часы ручные починить.
Про его беду Я не расспрашивал. Когда сошлись поближе. Он сам рассказал. Фронт отошёл от них. На полях, в окопах осталось много всякого оружия. Трое дружков обследовали все окрестности. Мальчишки! Попалась граната. Взорвалась. Двоих убило. Пётр стал инвалидом. Характер оказался сильным. После школы пошёл в техникум. Приспособился к новой для себя жизни. Рассчитывать приходилось только на себя. Не охал. Вкалывал без поблажек. Работал с охоткой и мечтой.
Позже закончил экономический факультет Лениградского горного института. Распределился на какой-то крупный рудник на Урале.
Прошло несколько лет. Вдруг письмо. В Питер собирается его дочь, Света. Надумала поступать в наш Горный на маркшейдерский факультет. Приехала. Славная девчушка. Тихая и застенчивая. Красивая и стройная.
Света прекрасно закончила институт. Со временем перебралась к родителям на Дон. Привезла маленького сына. Устроилась на шахте по специальности. Потом наступили трудные времена. Затем очень трудные. Дружной семьёй продержались. По-прежнему, звали в гости. Да мы так и не собрались. Крутились, как и все. Со Светой регулярно переписывались. И вдруг…письмо – умер Петро. Не стало донского казака. Но в памяти он остался мужественным и надёжным человеком. Одним из тех, на ком держится Россия.
ПИМЕН.
Летописец.
Ещё одно, последнее сказанье –
И летопись окончена моя,
Исполнен долг, завещанный от бога
Мне, грешному. Недаром многих лет
Свидетелем господь меня поставил
И книжному искусству вразумил;
…
На старости я сызнова живу,
Минувшее проходит предо мною… [А. Пушкин].
*
Пимен был человек безграмотный и великий мечтатель; он обладал какой-то необыкновенно радостной верой в Бога и уверенно ожидал в близком будущем конца «всякой лже».
–Ты, мил-друг, не тоскуй, – скоро лже конец. Она сама себя топит, сама себя ест.
Когда он говорил это, его мутновато-серые глаза, странно синея, горели и сияли великой радостью – казалось, что вот сейчас расплавятся они, изольются потоками синих лучей.
Как-то в субботу, помылись мы с ним в бане и пошли в трактир пить чай. Вдруг Пимен, глядя на меня милыми глазами, говорит:
– Постой-ка?
Рука его, державшая блюдечко чая, задрожала, он поставил блюдечко на стол и, к чему-то прислушиваясь, перекрестился.
– Что ты, Пимен?
– А видишь, мил-друг – сей минут божья думка душе моей коснулась, скоро, значит, Господь позовёт меня на его работу...
– Полно-ка, ты такой здоровяга.
– Молчок! – сказал он важно и радостно. – Не говори – знаю!
В четверг его убила лошадь. [Горький].
ПЛАТЬЕ.
Все мы ходим голыми под нашим платьем [Гейне].
*
Так и пошел король во главе процессии под роскошным балдахином, и все люди на улице и в окнах говорили:
– Ах, новый наряд короля бесподобен! А шлейф-то какой красивый. А камзол-то как чудно сидит!
Ни один человек не хотел признаться, что он ничего не видит, ведь это
означало бы, что он либо глуп, либо не на своем месте сидит. Ни одно платье короля не вызывало ещё такого восторга.
–Да ведь король голый! – сказал вдруг какой-то ребенок.
– Господи боже, послушайте-ка, что говорит
невинный младенец! – сказал его отец. И все
стали шепотом передавать друг другу слова ребенка.
– Он голый! Вот ребенок говорит, что он голый!
ПЛЕН.
Потом были бои за Киев, где его контузило, и он попал в плен. Как-то на одном из дачных посиделок у наших соседей оказался человек общей с ним судьбы. Надо было видеть, как они живо вспоминали моменты пленения, когда их сортировали в группы и на их глазах расстреливали командиров. Они рвали комсомольские билеты, срывали комсомольские значки и старались быть незаметными солдатами. Никакого геройства. Они были совсем молодыми простыми ребятами, кто из деревни, кто из города. Они хотели жить и не хотели умирать просто так.
Из лагерной жизни дядя Костя вспоминал только одного немца – врача, который помог ему выжить и то, как их несколько человек забрал к себе на сельские работы какой-то бауэр и тем спас жизнь.
В плену он пробыл четыре года. Освободили их американцы.
– Помню, – говорил он, – построили нас и к нам вначале вышли наши военные в непривычных для нас погонах и сказали, что теперь мы свободны и можем ехать на родину. Затем, вышел какой-то американец и заявил, что кто хочет остаться, пусть сделает шаг вперёд. Несколько человек вышло, а мы поехали домой.
ПЛЯС.
Ну, нечего сказать, танцовать-то он танцовал так, хоть бы и с гетманшею. Мы посторонились, и пошел хрен вывертывать ногами по всему гладкому месту, которое было возле грядки с огурцами. Только что дошел однако ж до половины и хотел разгуляться и выметнуть ногами на вихорь какую-то свою штуку, – не подымаются ноги, да и только! Что за пропасть! Разогнался снова, дошел до середины – не берет! что хочь делай: не берет, да и не берет! ноги, как деревянные, стали. «Вишь, дьявольское место! вишь, сатанинское навождение! впутается же Ирод, враг рода человеческого!» Ну, как наделать страму перед чумаками? Пустился снова и начал чесать дробно, мелко, любо глядеть; до середины – нет! не вытанцывается, да и полно! [Н.Гоголь].
ПОБЕДА.
История человечества – это история войн. Есть ли в них победители? Ответ на этот вопрос можно найти в известной картине В.В. Верещегина «Апофеоз войны». Известно, что на раме к картине художник написал «Посвящена всем великим завоевателям – прошедшим, настоящим и будущим». Это посвящение можно оценивать по-разному. Похвала, доведённая до абсурда, превращается в сатиру. Я думаю, что В.В. Верещагин именно это имел в виду. В войне нет победителей. Победители – это пирамида человеческих черепов в безжизненной степи и стаей воронья над ней.
ПОКОС.
Часто вспоминаю время покоса. Красивая пора. Приходили семьями с косами, вилами и граблями. Все участвовали. И с охоткой. Бабы в свободных платьях, тапочках и косынках. Мужики в картузах, рубашках нараспашку. Отдыхали под двумя огромными берёзами. У меня там качели были сделаны. Мальчишки и девчонки катались на них. В тени накрывали перекус. Хлеб, яйца, огурцы, лук зелёный. Картофель отварной с крупной солью. Молодухи гоняли на наш родник, вниз к ручью. Из дома у нас воду брать не хотели. Приносили в бидончиках или вёдрах. Обязательно свежей, ледяной. Как-то незаметно ушло это время. Исчезла простота и радость труда. Коров не стало. Покосы заросли бурьяном. Все покупают молоко в пакетах. И простокваши-то не сделать. Стоит неделями и не киснет.
ПОСЛЕДНИЙ ВЗДОХ.
Несколько раз переезжали. Коробку с игрушками всегда брали в новый дом. Однажды начали перебирать содержимое. Вытащили медвежонка. Был он потёртый. Потерял мягкость. Как-то сплющился. Чёрная кнопка носа отвалилась и куда-то завалилась. Стали его нагибать вперёд-назад, давить на спинку, чтобы услышать знакомый писк. Медвежонок молчал. Его последний вздох был никем не замечен. Он умер в коробке среди своих старых знакомых. Стало грустно.
ПОСЛЕ НАС.
И вдруг,…вижу в сторону автолавки мчится мальчишечка. Дорога немного вниз. Резко заворачивает вправо. Делает крутой вираж. Чуть не падает. Поворачивает обратно. Уже в горку. Снова вниз. Крутой поворот. Вверх. Разгорячённый. Лицо от пота мокрое. Светлые кудрявые волосы у висков и на лбу слиплись. Но он не устал. Ему нравится бегать. Кого-то или что-то изображает.
Увидел, что я смотрю. Блеснул глазёнками и забегал ещё пуще. Руки растопырил. Наверное, он был самолётом. Вечер. Часов восемь. Но жара ещё не спала. За тридцать. А он бегает вверх и вниз без устали. И жара нипочём. Ему хорошо. Он радуется бегу и своей игре. Его счастливый задор передался и мне. Настроение улучшилось. На душе потеплело. Я подбодрил его:
– Давай, бегай, бегай. Молодец! Здорово у тебя получается.
А про себя подумал:
– Да! Я так теперь бегать не могу. И желания нет. Завидовать только осталось, и радоваться, глядя на тебя, малыш.
Чистая и светлая пора. Он этого не понимает. А зачем ему понимать. Размышлять и понимать будет после, когда станет, как я. А пока…бегай мальчишечка. Бегай! Улыбайся. Будь счастлив.
ПРИЗВАНИЕ.
В ней просыпается женщина. И она понимает, что, наверное, у неё другое призвание в этой жизни. А потом её любимый погибает, и она осознаёт, что больше воевать не может. Её сердце тронула любовь. [Юлия Пересильд. Исполнительница роли Людьмилы Павличенко в фильме «Битва за Севастополь». Интервью. Российская газета. 2 апреля 2015].
ПРЯТАТЬСЯ.
«Мне 25 лет. Я убила 309 фашистких захватчиков. Джентельмены, не кажется ли вам, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?» [Из речи снайпера Людьмилы Павличенко в Америке, приехавшей уговаривать союзников открыть второй фронт].
ПУЗЫРЬКИ.
Прохладно. Кое-где ещё лежит снег. Нынче весна запоздалая. Погода не радует. Но чувствуется, что зима отступает и скоро будет по-настоящему тепло. Тротуары уже подсохли. Только местами небольшие лужицы в мелкой ряби от ветра. Дует мне навстречу порывами и довольно сильно. Приходится нагибать голову и кепку придерживать рукой. Вдруг натыкаюсь на стайку пузырьков. Летят прямо на меня. Такие праздничные. Солнца нет, но все в радуге. Большие и маленькие. Вертятся, крутятся. То вверх дёрнутся, то вниз, то в сторону. Живой поток из небольших групп. Это девчушка пускает пузырьки. Макает пластмассовую палочку с колечком на конце в футлярчик, заполненный мыльным раствором. Подносит колечко с мыльной плёнкой ко рту и дует. Рождаются пузырьки. Эту нехитрую операцию она повторяет снова и снова. Воздушные шарики врываются в пространство улицы, делая его праздничным. Их подхватывает ветер и уносит от неё вперёд. Она радуется, улыбается и старается играть в пузырьки быстрее и быстрее. Проходя мимо девочки, я не смог остаться равнодушным. Приостановился и сказал:
– А я сейчас поймал два твоих пузырька.
Она как-то светло посмотрела на меня. Улыбнулась. На щёчках появились симпатичные ямочки:
– Ничего. Я ещё понаделаю.
ПУЛЬХЕРИЯ.
Девичья была набита молодыми и немолодыми девушками в полосатых исподницах… Пульхерия Ивановна почитала необходимостию держать их в доме и строго смотрела за их нравственностью. Но, к чрезвычайному её удивлению, не проходило нескольких месяцев, чтобы у которой-нибудь из её девушек стан не делался гораздо полнее обыкновенного; тем более это казалось удивительно, что в доме почти никого не было из холостых людей…[Н. Гоголь].