Из детских воспоминаний

Евгения Сергеевна Сергеева
 
   Это было в тот год, когда умер от прободения язвы мой отец.  Он служил в 13 стрелковом полку 5-й"Витебской Имени Чехословацкого Пролетариата "стрелковой дивизии. Военный городок полка размещался среди чудесного соснового бора, близ посёлка Боровуха под древним городом Полоцком в Белоруссии.
             
              Утро красит нежным светом
              Стены древнего кремля,
              Просыпается с рассветом
              Вся советская земля.

 Бодрящая, весёлая мелодия песни разносилась с утра по  всей территории военного городка из  репродуктора на плацу у штаба полка. 
               Могучая,
               Кипучая,
               Никем непобедимая,
-              Страна моя,
               Москва  моя--
               Ты самая любимая!
  Во всё горло подхватывала ребятня, маршируя под окнами дома комсостава.
Песни  перемежались с голосом диктора, который вещал о том, сколько тонн зерна собрано с колхозных полей и об очередном  разоблачении шпионской группы. И хотя я не очень понимала, что к чему, тема эта витала в воздухе. В полковом клубе крутили кино про шпионов и диверсантов, мальчишки играли в шпионов и в смелых разведчиков, и взрослые рассказывали друг другу шёпотом, что и в нашем полку поймали шпиона, начальника клуба, корейца по фамилии Ким.  А потом пошли слухи, что арестовали жену командира полка, Ирину Интяпину. Женщины на скамеечках судачили, что командир полка тут же привёз из города другую женщину, а от Ирины отрёкся публично на полковом собрании.

 Однажды к нам пришла  Инга, дочь командира полка, ровесница моего старшего брата, пятиклассника. Они с мамой долго сидели на диване в гостиной. Инга горько рыдала и рассказывала, что папа запретил ей говорить о маме и заставляет называть мамой чужую тётю. Она купила Инге замшевые туфельки на каблучках, но  Инга всё равно её не любит и не может называть мамой. Я во время разговора вертелась в гостиной и очень удивилась, услышав про замшевые туфли. Когда Инга ушла, бросилась к маме с расспросами:
     -А что Инга взамуж выходит?
     -Кто тебе сказал?
     -Так ей же купили замужевые туфли!
     -Не замужевые, а замшевые, они из такой кожи сделаны,
      похожей на твоё бархатное платье,-объяснила мне мама.
    

   Прошло лето. Установилась холодная с моросящими дождями осенняя погода. Мы собирались переезжать в город. Для мамы работы в военном городке не было. Незадолго до отъезда среди ночи меня разбудил чей-то тихий, осторожный стук в дверь нашей квартиры. Я побежала в спальню.
      - Мама, к нам кто-то стучится!
 Стук повторился.
      -Кто там?-Спросила мама, подойдя к двери.
Я стояла у неё за спиной.
       -Аня! Это я, Ирина Интяпина,--негромко ответили с лестничной площадки.
За дверью стояла согбенная женская фигура. Мама не сразу признала в ней молодую импозантную жену командира полка.
       -Ира! Это ты! Входи, входи!
       -Ты не беспокойся,- заговорила Ирина, переступив порог, -- Меня выпустили. Я давно приехала, ещё днём, но не хотела в таком виде идти по городку, пережидала в лесу.
 Говорила она с трудом и не совсем внятно из-за отсутствующих передних зубов. Её лихорадило от долгого пребывания на холоде. Пальто ей заменял   большой коричневый платок с кистями, окутывавший голову и плечи  и завязанный  узлом на спине, на ногах -- толстые серые чулки и кирзовые ботинки. Из-под платка на лоб выбилась намокшая прядь седых волос. В руках она держала небольшой  узелок. Мама помогла ей развязать платок, усадила в гостиной на диван поближе к ещё тёплой печке, а сама пошла растапливать титан в ванной и готовить чай.
 На меня никто не обращал внимания, не до меня было  взрослым  Я слышала всё, о чём говорилось в гостиной и видела, что происходило в ванной, когда тётя Ира разделась и повернулась  к маме спиной.
      --Вот, Аня, больше я тебе ничего не скажу, смотри сама.
Вся спина её была в ещё не до конца заживших красно-синих рубцах и кровоподтёках. Она постоянно покашливала сухим, надрывным кашлем.
  --У меня отбито всё, я не жилец.

  -- Что они от тебя хотели? За что арестовали?-спрашивала мама в гостиной за чаем.
  -- Обвинили в связи с японской разведкой. Якобы мы там работали вместе  с
  Кимом. Требовали, чтобы я подписала донос на Кима и на Ваню. Я
  отказалась. Морили голодом, не давали пить, спать и били, били. Я решила
  умереть, пыталась наложить на себя руки. Поняли, что от меня ничего не
  добьются. У них ни на меня, ни на Ивана ничего не было, поэтому подлатали и
  выпустили.
Мама рассказывала потом, что не сразу решилась задать Ирине этот вопрос:
  --Ты знаешь, что у Ивана...
  Ирина не дала ей договорить:
    --Да, да! Они преподнесли мне это, надеясь, что в отместку я подпишу донос.
   Но я понимала, что побудило Ваню. Он боялся за Ингу. Ведь у неё кроме нас
   никого нет, а даже если бы и был кто-то, ты  знаешь, какова судьба детей
   врагов народа. Может быть, если бы не Инга, и я не смогла бы выдержать,
   подписала бы всё, что они хотели, лишь бы кончились эти пытки.
   Я пришла к тебе, а не домой, потому что знала всё. Ты мне разрешишь побыть у
   тебя до утра?

 За окном начинало светать, время пролетело незаметно. Поспав немного, тётя Ира в маминых платье, пальто и фетровых ботиках отправилась в свой, теперь уже чужой для неё, дом. Как встретились эти двое, ещё недавно родные, что сказали друг другу при встрече, при расставании навсегда? Что чувствовали?  Это осталось между ними.
Ирине выдали путёвку в санаторий для поправки здоровья, и они с Ингой уезжали в Крым.
   --А куда потом?-спросила мама.
  --Потом - куда глаза глядят!-с горькой усмешкой ответила Ирина.
 Обе женщины понимающе смотрели в глаза друг другу.  У той и другой впереди  была нелёгкая доля наново устраивать свою  жизнь и без отцов  поднимать детей.
 Больше  наши дороги никогда не пересеклись.