ГЛАВА 2
Это было бы обычное утро. Классическая рутина. Треклятая обывательщина.
За одним исключением.
Мои родители любили уезжать отдыхать в Финляндию. Чтобы вы поняли, насколько сильно они любили отдыхать в Финляндии, я внесу одну деталь – они купили там дом. Но сегодня они решили туда переехать. Наш дом переходил в мои руки, как и полная свобода. Они бы регулярно высылали мне деньги, а я бы регулярно говорил «Спасибо» – идеальный расклад событий.
К слову о моих родителях. Это идеал СССР (хотя родились они значительно позже). Хорошо сложенный отец и не менее хорошо сложенная мать. Не глупые, но и не высокоинтеллектуальные люди. Настоящие трудяги, место их работы опустим. Они были верующими, из-за чего часто случались полемики между мной и родителями, но они были очень лояльны к моим взглядам и рассчитывали на то, что «с возрастом поймёшь». Вообще я рос в семье православных патриотов и из этого следует интересный тезис:
Ярая пропаганда со стороны социума действует на индивида двояко.
С одной стороны он может примкнуть к ним и начать разделять их взгляды.
С другой – он возненавидит этот самый социум.
К несчастию моих родителей, я выбрал второй вариант. И я уверен, что, если бы я рос в окружении космополитов и атеистов, из меня бы вышел отличный православный патриот.
Так вот, мои «старички» уже сегодня уезжали из страны. Документы были готовы и теперь я находился в курсе их планов. Меня всё устраивало.
В очередной раз направляясь в школу, я заметил, что на каменном бордюре близ моего дома расположилась какая-то женщина и торговала различными гелями и лаками для волос. Она была неухоженная и меньше всего смахивала на продавца. Спортивный костюм. Заплывшие глаза и ехидная улыбка, не знаю, как именно Ксения Собчак скатилась до такого, но по внешним данным эта особь напоминала именно эту женщину.
Казалось бы, ничего такого в этой самке не было. Но мне словно камнем по голове прилетело, начали появляться грязные и злые мысли. Я отчётливо видел, как при помощи канистры с бензином поджигаю весь её товар у неё на глазах. Она исступленно вопит и кидается на меня с кулаками. Но я поджигаю и её. Её тонкий стан, подобно спичке, моментально вспыхивает. И её кожа, как сыр в микроволновке, начинает облазить и лопаться. Горит всё: глаза, которые уже вытекли, нос, руки, ноги. Всё. От жирных волос остался только факел. Она падает на землю и теряет сознание. Я смеюсь. Смеюсь настолько сильно, что моей смех отвлекает меня от моей рефлексии и я опять вижу эту женщину, торгующую паленными лаками и гелями.
Такие видения для меня норма. Как только меня что-то выводит из себя – я убиваю это что-то в своей голове.
Преподаватель сегодня вырядилась слишком вычурно. Кроваво-красная блузка и тёмная юбка создают из этой серой крысы попугая. Её волосы до плеч – покрашены. На макушке виднеется седина. Ей бы пошла седина. Ей бы подошёл дубовый гроб.
В помещении стоит жуткая вонь. Сочетание карябающего аромата плесени и тошнотворного привкуса пота вкупе создают нечто, не поддающееся описанию. Бледно-бежевые стены вгоняют в тоску, а маленькие стулья вызывают дискомфорт.
Всё чертовски неудобно.
Всё чертовски мерзко.
Окружающие переполнены позитивом. Одни бурно что-то обсуждают, другие с энтузиазмом дискутируют с учителем. Я завидую им. То время, когда я мог так же, как они, открыто выражать эмоции – прошло. Остался сладкий привкус былого.
– Ты для приличия, может, тетрадь откроешь? – скрипящий голос привёл меня в чувства. – Я могу простить многое, но не хамство, – она продолжает резать мой слух. – Я с кем разговариваю?
Забавно, что подобные ей узколобы привыкли правду принимать за хамство.
Я вижу. Вижу окровавленный молоток в моих руках. Я вижу её тело, в меховой жилетке она лежит на спине. Все зубы выбиты. Один глаз вытек, второй опух от ушиба. Кончик носа отрезан, а одна щека порвана. Я стою над ней. Я смотрю ей в глаза, вернее в то, что от них осталось. Я бью. Громкий хлопок, подобно звуку взорванной тыквы, разносится в кабинете.
Как только меня что-то выводит из себя – я убиваю это что-то в своей голове.
– Я тебя не допущу к экзаменам, – повышая голос говорит она. Блефует.
Но эта женщина далеко не тиран, просто не вышла умом. Её многие ненавидят за лицедейство. Но открыто ненависть проявляю только я. Вот потому ко мне такое отношение. Я открываю тетрадь. Она закрывает рот. Ненадолго.
Мои туфли испачканы. Всему виной мой цинизм к внешнему виду. Мать прочла бы мне нотацию о том, что нужно следить за собой. Но её здесь нет.
После учёбы я возвращаюсь домой. Родители уже собрали чемодан и через час улетают. Прощаться всегда непросто, но куда сложнее приветствовать других. Приветствовать искренне, без фальшивых улыбок.
– …девочек можешь приводить, но не забывай о презервативах! – монолог мамы окончен. Она всегда беспокоится о том, что я подхвачу какую-нибудь болезнь или стану отцом.
Прощание недолгое. Они уезжают. Дом наполняет тишина. Обожаю подобные моменты. Быть наедине со своими мыслями, без посторонних звуков – это прекрасно. Но внезапно мою гармонию прерывает музыка, громкая. Когда живешь в центре города, к этому быстро привыкаешь, но не в моём случае. Это очередные животные, которые решили «потусить» в столь поздний час.
Я вижу, как я просверливаю их барабанные перепонки. Вбиваю гвозди в уши. Как они выглядят, я не знаю, поэтому образ абстрактный.
Как только меня что-то выводит из себя – я убиваю это что-то в своей голове.
Я подхожу к зеркалу.
В отражении вижу плацебо. Человека бесполезного и ненужного. Мои мешки под глазами гармонируют с щетиной. Внешне я ничем не отличаюсь от других. Не красавец, не урод – никто. Даже цвет моих волос, который одни относят к шатенам, другие к блондинам, указывает на это. А подростковые прыщи акцентируют внимание на проблемной коже. Опустив взгляд на свою рубашку, я вижу, что она помята.
Мать прочла бы мне нотацию о том, что нужно следить за собой. Но её здесь нет.
Рубашка белая, но не как облако, скорее, как лист ромашки. Красный галстук, подобно языку пламени на фоне пепла, сильно выделяется. Тёмно-синие брюки испачканы. Всё из-за луж. Всё из-за нестабильной погоды. Ненавижу снег. Если бы он был человеком, я бы сломал ему колени.
Как только меня что-то выводит из себя – я убиваю это что-то в своей голове.
Я продолжаю смотреть на своё отражение. Голубые глаза окунают меня в ледяную прорубь, в глушь леса. Холод обволакивает моё тело. Проникает под кожу. Наполняет легкие освежающей влагой.
Энергия с ног плавно переходит в голову. Я чувствую горячий прилив живительной силы. Он бурлит внутри меня и я теряю равновесие. Бьюсь лбом о собственное отражение. Теперь мои глаза ещё ближе, теперь контакт с реальным миром ещё дальше.
Лёгкая тошнота и кислый привкус во рту наталкивают меня на мысль о том, что хорошо было бы поесть.
А громкая музыка за окном зарождает во мне злую, жутко злую идею. Как только меня что-то выводит из себя – я убиваю это что-то.