Одной барышне подарили на именины пышный букет её любимых роз. Их нежные лепестки, под цвет едва выглядывающей из-за горизонта жёлтой Луны, у краёв отливали лучами закатного солнца, издалека же их переливы цвета были почти неотличимы от бликов света на золоте. Трудно было поверить, что выросли они в привычном людям саду простым честным садовником - куда больше они походили на волшебные цветы, за которыми отправлялись за тридевять земель герои из старых сказок. Впрочем, все родные и близкие барышни и саму её называли прекрасной, как сказочная царевна.
Прекрасным цветам отведено место на столике с зеркалом, в любимой барышней хрустальной вазе. В самом столике было множество полок и ящиков с красивыми вещами, которые она любила не меньше. Была среди них резная шкатулка с драгоценностями, в которой хранились большие золотые серьги с огневыми бриллиантами. Серьги были выполнены в виде роз, той же формы, как те, что сейчас стояли в её вазе, как те, что она так любила. Со дня, когда на столике появилась ваза с живыми розами, барышня стала надевать только эти серьги и не хотела носить никаких других. Едва отговорили её от того, чтобы и кольца, и всю одежду носить только с изображениями царицы цветов...
Первое время барышня наслаждалась видом всех золотых роз, не упуская для этого ни единой возможности. Каждое утро перед зеркалом она надевала серьги так кропотливо и так увлечённо, как будто сама составляла цветочную композицию, каждое утро она брала букет в руки и любовалась тем, как цветы оттеняли её красоту. Под её восторженным взглядом розы в букете раскрывались, как будто всё ещё цвели на кусте, увядать и не думали; серьги же будто начинали игриво переливаться каждый раз, когда барышня доставала их из шкатулки, и сияли ярче самого зеркала, в котором вместе с ней отражались.
Но то ли новое и прекрасное постепенно стало привычным, то ли всё дело в печальной судьбе, уготованной любому срезанному цветку - те розы, чьи лепестки были от природы тонкими и нежными, почувствовали, что теряют к себе расположение. Барышня по-прежнему надевала серьги каждое утро, вазу же отодвигала, чтобы лучше видеть своё отражение. Только один короткий взгляд бросала барышня на букет, серьги же были с ней целыми днями. Пусть она сама не могла их видеть, золотые розы были рядом, слышали всё, что она говорила и напевала себе под нос - только для себя - слышали, как бурлит её кровь, перенимали тепло её тела.
Живым же цветам в безжизненной комнате, нисколько не похожей на цветущий сад, было неуютно и холодно. Ту, кому они были предназначены, они почти не видели - девушка не могла и не хотела вертеться перед зеркалом целыми днями. Птицы и бабочки не могли попасть в комнату, и даже солнечный луч редко падал на розы. Они стали увядать, несмотря на то, что вода у них всегда была свежая.
Однажды вечером, когда барышне стало в комнате жарко и душно, она открыла в своей комнате окно, и внутрь ворвался морозный воздух. Тонкие занавески, сначала взметнувшиеся от ветра, будто стали чуть тяжелее, приятный полумрак комнаты прорезало сияние нескольких ворвавшихся в неё снежинок. Серьги же, надетые на барышне, отчего-то слегка потускнели.
Розы в букете, которых тронуло ветром, сердито зашелестели:
- Поглядите, им холодно.
Барышня, как ни любила цветы, не могла слышать, о чём они говорят. Остались молчаливыми и неподвижным и золотые розы. А настоящие уже не могли остановиться:
- Вам не хватает тепла, надо же. А сами только и делаете, что в тепле её нежитесь. Наслаждаетесь им день за днём, а ничего для этого не делаете. Даже просить её, пытаться достучаться вам не обязательно. Всё к вам само плывёт.
Барышня, пока цветы говорили, ощутила беспокойство. Она подошла к столику, чтобы осмотреть розы, но едва их коснулась - ей показалось, даже не задев стебель - на её тонких изящных пальцах выступила кровь. Розы так разозлились и ощетинились, что шипы их стали острее, чем обычно.
Как только дева ушла, чтобы отмыть кровь, розы разозлились пуще прежнего:
- Вы, те, кто притворяются цветами - вы знаете, что нам пришлось пережить, чтобы стать такими, как сейчас?! Много лет назад мы были маленькими неприметными семечками - нас зарыли в тёмную сырую землю, чтобы перестали быть самими собой, чтобы стали кем-то лучшими. Мы были ветвями, которые отрезали от живого куста и продавали, как вещи. Но что бы с нам ни случалось, мы всегда помнили, кто мы и что должны делать. Мы ловили каждый лучик солнца, даже едва пробивающийся из-за облаков, строили сами себя одной только его силой. Только свет и вода, впитавшаяся в землю, у нас и были. Если вода была отправлена, нам самим приходилось её очищать. Ни днём, ни ночью наш труд не прекращался. Если мы о нём забудем, если станем лениться и расслабляться, как вы в шкатулке, мы погибнем в ту же минуту. Чтобы стать прекрасными, как сейчас, нам приходится быть ещё усерднее, ещё лучше.
А вы, всего лишь бездушные куски металла... Что вы сделали, чтобы быть с ней?!
Драгоценные "розы" не могли ничего ответить. Они не были живыми, не могли шевельнуться или зашелестеть ни одним своим лепестком, даже поймав ветер. Они не могли рассказать, сколько часов адского огня, сколько сильнейших ударов приходится пережить руде, чтобы она стала чистой, совершенной, чтобы из неё исчезло всё, что может быть неугодно острому глазу ценителя сокровищ. Металл, который наконец стал сиять достаточно ярко, по-прежнему мучают жаром и железом, гнут, тянут и перекручивают. Всё это самородки и руды должны вынести, чтобы стать похожими на тех, кем они никогда не были и не будут, чтобы притвориться, что в земле они были не твёрдыми камнями, а ростками, что их лепестки раскрылись из бутона, а сияющие капли упали на них с дождём или утренней росой. Всё ради восторженных взглядов тех любителей роз, которые готовы отсыпать монет торговцу драгоценностями. Пускай даже они никогда не поверят, что золотые цветы - настоящие.
Золотые цветы не могли рассказать всю историю самоцветов, которых приковали к лепесткам вместо капель росы. Как камень поднимают на свет из глубины тёмной породы - но для этого твёрдую основу земли безжалостно вспарывают и разбивают тяжёлой сталью. Потому что у камня, в противоположность ростку, нет собственных сил для того, чтобы пробиться.
Как с него с шумом сдирают всё лишнее, не пришедшееся по форме, выпирающее за пределы очерченных граней. Как от одного неосторожного удара самоцветы превращаются в пыль - такую же, какая летит с тех, кому "повезло" чуть больше.
Осторожно или нет, редкий камень будет расколот, разрезан, изодран. Всё для того, чтобы привлечь взоры тех, кто отдаст за них монеты.
Но розы, созданные руками человека, сказать этого никогда не смогут. Золото может звучать, только звеня, а надетые на барышню серьги были далеко от всякого другого звенящего металла, и даже друг с другом были разделены.