Бессонница

Станислав Далецкий
(Из повести «ОСЕННЯЯ ПОЕЗДКА В ПРОШЛОЕ)

                ЦЕЛЬ ЖИЗНИ
Тёплой  июльской  ночью Иван Петрович Домов: 67 лет, профессор техники - спал у себя дома беспокойным поверхностным сном. Он переворачивался с боку на бок, сбрасывал и вновь натягивал на себя одеяло, подгибал и опять широко раскидывал руки и ноги, словно  искал удобное положение для спокойного и глубокого сна. Вдруг сонная судорога резко встряхнула его тело, он проснулся, как от толчка, и открыл глаза.  Пробуждение, как всегда в последнее время, было внезапным и полным. Он лежал на широкой кровати в спальне своей большой квартиры, расположенной в многоквартирном доме одного из городов ближнего Подмосковья.
Стояла глубокая ночь. Свет уличных фонарей снизу тускло освещал потолок спальни. Потной  рукой, а внезапное ночное пробуждение всегда сопровождалось испариной, Иван Петрович нащупал часы на тумбочке у кровати и посмотрел на циферблат. Было два часа ночи. Он, уже привычно, удивился показаниям часов. По своим ощущениям спал он долго, а, оказывается, прошло только полтора часа, как он, ворочаясь, заснул в отрывках мыслей.
В закрытую дверь спальни тихо мяукнул кот, почувствовав, что хозяин проснулся. Этого кота Иван Петрович обнаружил в прошлом году, летом, во время приезда с семьёй на дачу. Выйдя из машины, они увидели у ворот дачи двух маленьких котят, совершенно обессиливших от голода. Их мать, по-видимому, пропала:  может, порвали собаки или просто ушла, а котята остались одни и, напрасно прождав несколько дней и вконец оголодав, они выползли с участка в сторону дороги – кончать такую голодную жизнь самоубийством под колёсами мчавшихся автомобилей. Увидев людей, они беззвучно запищали, широко открывая красные рты: подавать голос уже не было сил. Котят подкормили  и  к  вечеру они уже весело играли друг с другом у крыльца дачи, сторонясь, впрочем, людей. Серенький котёнок оказался кошечкой, а чёрный -  котом. Кошечка уже позволяла себя гладить, к радости внучек, а чёрный котенок отпрыгивал в сторону, едва Иван Петрович пытался его погладить, однако внимательно и изучающее приглядываясь со стороны к Ивану Петровичу.
На другой день, утром, едва Иван Петрович вышел на крыльцо, чёрный котёнок сам подошёл к нему и стал тереться о ноги: за ночь он определился с выбором хозяина и не прогадал  - котята остались жить на веранде бани. Однако, имена им Иван Петрович не давал, полагая, что дав имя котёнку, он должен нести ответственность за его судьбу. В дни приезда людей на дачу котят подкармливали все, а среди недели, вечером после работы, дважды приезжал Иван Петрович, чтобы подсыпать и подложить им корма и воды. Оказывается, кошки едят, пока не наедятся, а собаки - пока не съедят всё, поэтому котятам можно было оставлять еду впрок: если её не сожрут соседские коты, которые частенько забегали на участок, загоняли котят под крышу дома на чердак и поедали все припасы, привезенные Иваном Петровичем.
Примерно через месяц, по приезду на дачу, Иван Петрович отыскал только одного чёрного котёнка, а кошечка пропала бесследно: может быть ушла и заблудилась или погибла, а может быть и кто-нибудь подобрал её из проезжающих машин. Котята хоть и были беспородные, но красивые, простой и естественной красотой грациозного животного. Чёрный котёнок пугливо прятался под крышей   дома и, оставшись один - погиб  наверняка, поэтому Иван Петрович, неожиданно для себя, решил взять его в свою городскую квартиру - так и не придумав ему имя. Котёнок без имени, оставаясь просто Котом, оказался сообразительным, усвоил правила личной гигиены и прижился, снисходительно поглядывая вечерами со спинки дивана на лежащего внизу хозяина или пытаясь отвоевать для себя право ночевать в спальне хозяина, когда тот, закончив вечерние, дела отправлялся на покой. Иван Петрович, в принципе, не возражал против Кота в спальне, если бы тот по ночам не уходил подкрепиться на лоджию, где стояли его кормушки, а возвращаясь назад с размаху запрыгивал на кровать, чем будил хозяина и без того испытывающего неполадки со сном. Поэтому вечером, просто Кот выкидывался им из спальни и обиженный укладывался спать у двери: всё ещё надеясь на допуск в спальню.
Вот и сейчас, почувствовав, что хозяин  не спит, просто Кот тихонько скребся и жалобно мяукал под дверью в надежде на милость Ивана Петровича.
Поворочавшись немного и окончательно поняв, что вернуться ко сну уже не удастся, Иван Петрович встал с кровати, сходил на кухню попить воды, а вернувшись, выдворил кота, который уже успел удобно расположиться на кровати, за дверь и подошёл к окну. За окном моросил мелкий ночной дождь, похожий на осенний, хотя была ещё середина июля. Вздохнув, он вернулся на кровать: как всегда, вместо ушедшего сна пришла привычная    тоска, которую любители иностранных слов называют депрессией. Но депрессия это психическое расстройство, заболевание, а Иван Петрович не считал себя больным, да и не являлся им фактически, что подтвердил и врач-невролог, к которому он обращался не так давно. Просто, как всякому человеку ему нужна была цель: на сегодня, на завтра, на год вперёд, чтобы приложить усилия для её достижения, так как рутинная повседневная работа уже не требовала напряжения и усилий и, соответственно, не доставляя удовлетворения, приносила только усталость.  Конечно, голодному поесть, а алкоголику выпить водки -это тоже цели, но обычный человек обычно ставит себе цели в личной жизни или по работе, не так ли? Но именно таких целей Иван Петрович не ставил перед собой уже несколько лет - от этого и устал  и  был подавлен, не имея ни цели, ни перспективных жизненных ориентиров.
И сейчас, лёжа в кровати и ожидая возвращения сна, Иван Петрович перебирал в памяти события своей уже достаточно долгой жизни, связывая эти события с жизненными целями, которые, как ему казалось, он ставил в тот или иной период жизни. Как достигал этих целей или отказывался от них ради других - в надежде что-то отыскать или вспомнить недостижимое, недостающее ему сейчас и, если возможно, определить это своей целью и начать энергично, как он это умел, двигаться к её достижению, вновь обретя смысл своего существования и интерес к активной жизни.
.
                ДЕТСТВО
Он был рожден матерью - Лидией Ивановной и неизвестным ему до 16-ти летнего возраста, отцом -  Владимиром Александровичем. Рожден он  был вне брака и с родителями никогда вместе не жил, а всё детство жил с бабушкой и прабабушкой.
Мать потом вышла замуж за - другого,  здесь же, в городке, и переехала к нему. Через год у них родился сын, а  отец Ивана Петровича в том же году уехал в Таджикистан, где и умер от туберкулеза лёгких в возрасте 36-ти лет.
Ребёнком  он был слабым, болезненным и бабушка потом говорила,  что они думали, не выживет,  но как-то всё обошлось.
В тот год закончилась Великая Отечественная Война победой Советского союза - так называлась тогда  страна, над фашистской Германией. Страна была полуразрушена, жили бедно, а иногда и впроголодь, но был у людей какой-то энтузиазм от одержанной победы и вера в будущее, которое всем казалось лучшим и, несомненно, близким. По крайне мере, как он себя помнит, никто не сетовал на тяжелую жизнь, люди были уверены в себе, спокойны и доброжелательны.
Это оставшиеся в памяти впечатления раннего детства, а помнит Иван Петрович  себя, и то отрывочно, лет с пяти или даже старше. До школы, а учиться он пошёл в восемь лет, помнится только несколько эпизодов. Так в доме бабушки, в большой комнате на низеньком детском стульчике сидит мужчина и он – маленький ребенок, бежит к нему. Наверное, это был его отец, а ему не больше полутора лет, потому что отец вскоре уехал и позже он его видеть не мог. А если  был не отец, то почему именно это осталось в памяти?
 Ещё помнится,  как в детском саду он проснулся ночью: был карантин от кори и все дети ночевали в саду, гремела гроза, лил дождь и в открытую форточку влетел светящийся шар, размером с детский мячик. Он встал и начал ловить его, но это не удавалось, а потом  шарик вылетел в другое окно и раздался грохот: то ли гром, то ли от этого шара. Потом, уже вспоминая этот случай, Иван Петрович понял, что это, наверное, была шаровая молния, а может быть ему и померещилось от болезни, но шар этот он ловил вместе с приятелем.
 Дальше, лет в шесть, они втроем убежали из детсада на речку, купаться. Хоть там и было мелко, но его приятель попал в яму и стал тонуть, Иван Петрович – а тогда просто Ваня, схватился за приятеля и вместе с ним тоже пошел на дно и третий тоже, а плавать не умел никто. Каким-то образом, нащупав дно, им  удалось выбраться, ну и конечно всем попало потом и в саду и дома.
Следующий отрывок в памяти - это Подмосковье,  куда бабушка Анна Антоновна уехала погостить к дочери Августе и взяла Ваню с собой. Летний воскресный день, ему шесть лет и с двумя соседскими мальчишками они собрались за околицу посёлка в путешествие. Из дома выходят бабушка с внучками,  тетей и дядей и говорят Ивану, что все идут на озеро, и он пойдет  с ними. Несмотря на упрямство, пришлось идти.
 Только пришли на озеро, а это в километре от дома, началась страшная гроза и они укрылись в какой-то заброшенной избушке. После грозы пришлось возвращаться домой. Смотрят, а  все бегут за околицу - молнией убило двух мальчишек: как оказалось это были  друзья Ивана. Их откачивали, засыпали землей, но ничего не помогло. Так он впервые увидел смерть.
Вот, пожалуй, и все воспоминания шестилетнего мальчика. И когда родные или знакомые начинают подробно рассказывать о каких-то событиях с ними в возрасте два-три года, Ивану Петровичу остается только удивляться их памяти.
А в шесть лет бабушка научила Ивана чтению. Она  тогда работала учительницей начальных классов, и его обучение  проходило само собой, во время вечерней проверки тетрадей её учеников. Как и школьникам, она давала Ивану какие-то задания, он их выполнял сидя рядом с ней, бабушка проверяла, объясняла, помогала и  незаметно, к шести годам он научился бегло читать и коряво писать - всё-таки обучение не было систематическим.
 Научившись читать, Иван тут же записался в городскую детскую библиотеку:  покупать книги, прочитывать их и складывать в  шкафы, тогда было не принято, да и не на что было эти книги покупать. Однако, кое-какие книги в доме были.
 В деревянном сундуке хранились детские книги его дяди напечатанные ещё дореволюционным алфавитом с буквой «ять» и другими незнакомыми буквами. Эти книги Иван тоже прочитал, с удовольствием прикасаясь к старине. И с этого времени и до окончания семилетней школы Иван всё своё свободное время посвящал чтению. Впрочем, и большинство детей тогда читало книжки. Это было основное развлечение: чтение открывало окно в мир, позволяло фантазировать и представлять себя на месте героев книг.
 Кроме книг, в 50-е годы 20-го века, в маленьком городке с населением в десять тысяч жителей для ребятни были:  кино, где детские фильмы показывались только по воскресеньям; детские передачи по радио из черного, в виде тарелки, репродуктора в углу комнаты, да ещё улица. Но в непогоду или зимние холода на улицу не сунешься, радио работало утром и вечером, когда включалось электричество, поэтому оставались только книги. Впрочем, свои книги читали и бабушка и прабабушка, хотя последней и было за 80 лет и образование 3 класса церковно-приходской школы.
Итак, с шести лет и до школы, в которую Ивана почему-то отдали в восемь лет, в памяти остался следующий уклад жизни.
Утром его будили, и надо было, при любой погоде, сбегать в туалет во дворе, потом умыться, затем приходила мать и отводила его в детсад, где и она работала воспитателем, но в другой группе. В детсаду день проходил по распорядку, с обязательной ложкой рыбьего жира утром - с тех пор  он не переносил даже запаха его, но оказывается и в этом была забота о детях. При скудном питании, отсутствии фруктов и витаминов, рыбий жир очень помогал в развитии детей.
 Вечером из детсада шли домой, когда в сопровождении матери, а иногда, если пораньше и летом, то и самостоятельно. Сейчас остаётся только удивляться, что ребёнку в шесть лет можно было одному из детсада вернуться домой. Но машин на улицах городка почти не было, а преступлений в отношении детей не только не было, но даже и не предполагалось, хотя несчастные случаи конечно случались.
 Помнится, у соседских мальчишек отец приехал на грузовике на обед, ребятишки забрались в кабину, там ружьё, один схватил его и чтобы пугнуть брата, который рвался в кабину, нажал на курок. Ружье оказалось заряженным и дуплетом разворотило дверь кабины. К счастью заряд прошёл мимо и лишь оцарапал бок. Конечно, все потом получили порку, и Ивану досталось несколько подзатыльников.
 Летними днями ребятня бегала по улицам без всякого присмотра, а вечерами, закончив домашние дела, взрослые выходили на улицу, рассаживались на лавочках у своего дома или собирались у соседей и вели беседы.
 Детвора носилась по улицам, придумывая всякие игры, пока всех поздно вечером не загоняли в дом. Зимой катались на санках с горки на берегу речки, строили дома из снега, где прятались друг от друга и от студёного ветра, но в сибирские морозы на улице конечно долго не побегаешь, да и темнеет рано, вот тогда он и сидел дома, у топящейся на ночь печи, и читал  книжки.
И всё-таки летом было лучше, особенно если детсад закрывался на ремонт, который делали сами воспитатели, а дети были полностью свободны. До речки, которая когда-то протекала через городок, а в  те времена была уже со стоячей водой и перегорожена дамбами, вернее насыпями, от его дома было метров сто. И конечно, в тёплый летний день все бегали на речку, там сами и с помощью подростков научились плавать и могли часами бултыхаться в тёплой воде, буквально до посинения.
Всё лето дети проводили на улице, кроме дождливых дней. Бегали босиком, с весны и до осени: в жаркие дни в одних трусах, чёрных, сатиновых, по пыли и грязи, потому что никакого асфальта в городке не было.  От грязи в центре городка прокладывали дощатые тротуары, которые за лето ломались и на следующий год делались новые. Но на их улице,  конечно, тротуаров не было, и  босые ноги Ивана месили грязь и взбивали пыль.
Весной, когда снимали обувь, ступни  ног  были мягкие и часто ранились от осколков стекла или камешков, но к осени кожа роговела и эти «копыта» уже не брало никакое стекло. При порезах ноги посыпали рану пылью, она останавливала кровь, всё засыхало и этим обходились. Наверное, тогда ещё не было в уличной пыли всякой заразы, поэтому все раны заживали быстро. А бегали босиком, потому что удобно, а не потому, что нечего было обуть: были и сапоги кирзовые или резиновые и сандалии, но в обуви ведь неудобно - чтобы зайти в дом, её надо  снимать или мыть, а ноги сполоснул в тазике у входа, вытер о половичок и заходи.
Детская обувь и одежда тогда стоили буквально копейки, но некоторые семьи, потеряв в войне кормильца, даже этого не могли себе позволить. Один приятель Ивана после четвёртого класса ушёл подпаском пасти коров, так как в школу ходить было не в чем (потом он окончил вечернюю школу и техникум).
 Помнится, ещё при Сталине, каждый год в марте по радио передавали о снижении цен и перечисляли какие товары и продукты подешевели и на сколько. Это запомнилось - не потому что Ивану было интересно, а потому, что этот перечень зачитывали полдня, и радио бубнило о рублях и копейках. Но как он узнал потом, такое снижение цен за десять лет после войны составило 30-50% при росте зарплат, а отменили ежегодное снижение цен при Хрущёве, первом демократе. Сейчас такое снижение цен даже представить невозможно, но ведь было!
Таковы дошкольные воспоминания  его жизни. Бывая в последние годы на своей родине, Иван Петрович не устаёт удивляться происшедшими в людях изменениях. Вернулась послевоенная бедность, кругом разруха и запустение, на улицах и днём и вечером, даже летом, не увидишь людей, особенно играющих детей. Вся жизнь переместилась за заборы, во дворы и огороды, и что там происходит, можно судить только по криминальной хронике местной газетки.
 Люди стали раздражительны, злы и беспощадны даже к детям, сжигая всё человеческое в пьянстве и наркомании - явлении, которого никогда не бывало в России. Да и пьянство во время его детства не имело широкого распространения. Если люди и выпивали сверх меры, то как-то без остервенения и злобы, а чтобы валяться на улице - так это считалось неслыханным унижением и  память Ивана Петровича не хранит таких примеров.
Выпивали взрослые обычно на праздники или в какие-то семейные события, а мужчины ещё и в день получки. В центре городка на площади и ещё на рынке, стояли палатки, в которых на розлив продавались водка и пиво. И вот в день зарплаты, после работы, мужики останавливались у этих палаток, заказывали водки в стакан, пиво и бутерброды с красной рыбой или икрой. Детвора крутилась рядом, и незнакомые люди покупали им леденцов или пряников, а мужики, выпив и степенно поговорив, расходились по домам. Это к вопросу о пьянстве и безысходности послевоенной жизни в российской глубинке.
В церковь, на окраине городка  ходили только одни древние старухи. В семье Ивана верующих не было, как и среди взрослых, окружающих его детских товарищей. Люди верили в людей, а не в бога.  Вообще в бога верят  слабые люди, которые не видят выхода из своей убогой жизни. Ведь так легко переложить всё на плечи бога и покорно ждать своей участи, которую на самом-то деле человеку устанавливает он сам или окружающие его люди, или власть. Участь нынешнего поколения в стране: экономическое рабство и безысходность.
Потом началась учеба в школе.
      Учёба в школе - это такой же труд, как и любая работа, поэтому трудовая биография любого человека начинается с учёбы в школе. В школу  Ивана отдали в восемь лет. Так решили мать и бабушка, а почему они и сами не знали. Хотя семь лет ему исполнялось только в октябре, но нехватка месяца в возрасте к началу учёбы вполне бы компенсировалось умением читать и писать, да и бабушка была учительницей начальных классов. Но было сделано так- он потерял целый год и этого года ему всегда  не хватало в  последующей жизни.
1 сентября  началась его учёба в первом классе начальной школы, а в ноябре учёба закончилась исключением из школы. Для нынешних властей можно было бы сказать, что исключили Ивана как внука «врага народа». Сначала приняли в школу, а потом разобрались, что дед осужден Советской властью и сослан в лагеря, вот и исключили его внука из школы.
А  исключили Ивана из школы за поведение. В те годы к школе специально не готовили и грамоте не учили, даже в детсаду, поэтому обучение в школе начиналось для всех с изучения букв и написания палочек, и лишь к концу первого класса школьники начинали читать по слогам и писать буквы. Ивану это было неинтересно, он два года уже читал книги и умел писать, и выход энергии находился через шалости, за которые он и был исключен.
 Как это было оформлено ему неизвестно, но зиму он просидел дома, а на следующий год был принят в другую школу, где работала бабушка, сразу во второй класс. Через год бабушка оформила пенсию по возрасту, но осталась работать в школе библиотекарем, а  года через два перестала работать окончательно.
Семь классов этой школы Иван и закончил с отличными оценками при удовлетворительном поведении.
Школьные годы вспоминаются Ивану Петровичу такие же, какие их вспоминают все. Это учёба и развитие, большие и мелкие события, дружба и вражда, взросление. Правда, в начале учёбы одноклассники впервые дали Ивану почувствовать отсутствие отца. По провинностям в школу вызывали родителей и у всех приходили или отец или мать, так как все одноклассники родились уже после войны, а у Ивана была только мать – она и приходила в школу, но чаще бабушка.
 Об отце Иван тогда ещё ничего не знал, да по правде говоря, и не пытался узнать, но жители городка его отца знали и помнили, рассказывали своим детям, а те в школе давали свою оценку фактам и дразнили Ивана «немцем».
Это потом уже он узнал, что его отец    был родом из немцев, которые ещё в прежние царские времена переселились в Россию. Он закончил  мединститут, работал в городке врачом, притом хорошим врачом - потому его и помнили ещё много лет спустя. А в те годы после войны с немцами, кличка «немец» была оскорбительна и Иван, конечно, очень обижался, не понимал, и часто дело доходило до драк, которые  сказывались и на  поведении в школе.
Учёба давалась ему легко, изложение тем в учебниках было простым и понятным, без иностранных и заумных слов и отработано годами. Это сейчас каждый год: новый учебник по любому предмету, да ещё и не один и все написаны группой авторов, каждый из которых хочет показать свою ученость.  В итоге, из учебника невозможно понять, о чём идет речь, тем более что-то запомнить. На  взгляд Ивана Петровича это делается специально, чтобы понизить уровень знаний наших школьников и тех, кто будет учиться дальше.
  Американцы, после наших успехов в космосе (запуск первого спутника Земли, полёт Гагарина - первого космонавта Земли и т.д.), попытались перестроить свою систему образования по нашему образцу, но у них ничего не получилось и они живут на привозных мозгах  иммигрантов. Но наши «перестройщики» стали внедрять западные образцы «мозаичного» образования - это когда без понимания целого запоминаются отдельные сведения.
Учебники были лёгкие, компактные, каждый рассчитан на один год обучения. Эти учебники и тетради стоили копейки и носились в портфелях - ранцы почему-то не применялись. В портфель ещё ложились пенал с ручками и карандашами и чернильница с жидкими чернилами. На уроках писали деревянной ручкой с металлическим пером, которое надо было макать в чернильницу. Такими ручками не пишут уже лет пятьдесят. И конечно, если портфелем ударить неприятеля или скатиться на нём со снежной горки, то чернила выливались, хотя чернильница и называлась «непроливашкой». В итоге тетради и учебники пачкались чернилами, а это был повод вызвать родителей или поставить двойку за неряшливость.
На переменах носились наперегонки или играли в пёрышки. Игра заключалась в следующем: перо для ручки было продолговатое и вогнутое, чтобы вставить в ручку. Два  игрока подбрасывали каждый своё перо, обычно на подоконнике, и у кого перо упало на рёбра, а не на брюшко, тот и начинал игру. Щёлкая своим пером - перо противника, надо было перевернуть его два раза - на брюшко и опять на рёбра, тогда это перо становилось твоим. Но если от щелчка перо не переворачивалось, то ход переходил к противнику. Проигравший подставлял следующее перо и т.д. У каждого из школьников  в карманах были десятки перьев разных сортов, и игра часто доходила до драки с взаимными обвинениями в обмане. Впрочем, драки беззлобной. А чтобы выигрывать - надо было тренироваться, а где ещё как не на уроке? Опять замечания в дневник.
Беготня по коридору требовала мастерства. Помнится, в классе четвёртом, Иван бежал не глядя, и сбил уборщицу. Это видел директор школы, элегантный мужчина, лет сорока, учитель истории. Он подозвал Ивана к себе и без слов у всех на виду пару раз хлестанул его по щекам перчаткой. Такое не забывается и вызывает уважение - это мужское воспитание, Иван потом даже гордился этими пощечинами. А то бабушки только покричат и всё, разве на мальчика крик подействует? Конечно, отсутствие мужчины в доме сказалось и на  характере и на поведении - это женское воспитание, которое потом  ему пришлось преодолевать.
Надо сказать, что в те времена в школах было много учителей - мужчин. Хотя зарплата учителя была небольшой, но профессия учителя и врача была уважаема, это была местная интеллигенция, соответственно и квалификация этих врачей и учителей была высокой, чтобы соответствовать. Нынешним нищим положением учителей, тех педагогов, конечно, не сравнить - мужчин среди учителей теперь почти нет, да и престижа у учителей нет никакого.
Его первая учительница - Августа Степановна  учила  всему до пятого класса, а далее уже по каждому предмету был свой учитель. В начальных классах всё ещё заодно, классы были уже смешанные - мальчики и девочки, а до этого, за год до  поступления Ивана в школу, было ещё раздельное обучение: мальчики отдельно, девочки отдельно. При смешанном обучении и уроки труда в начальных классах были уже общие: если учились шить, то все вместе, если делать скворечник - тоже все.
Но лучшее время - это летние каникулы. В восемь - десять лет они были уже вполне самостоятельные сельские мальчишки, что-то уже умели: можно и в лес или на речку купаться или с удочкой.  В местной речушке и в ближних озерах водились только караси и гальяны – это такие маленькие рыбки, как килька или ёрш, но не колючие, а гладкие. Карась на удочку почти не ловится, поэтому мальчишки ловили гальянов.
 Удочки мастерили сами. Взять нитку потолще - лески тогда ещё в их местах не было, потом пробка от бутылки – эту пробку проткнуть шилом туда вставить нитку со спичкой, к нитке привязать грузило: обычно небольшую гайку, потом крючек и всё - удочка готова. В огороде надо накопать дождевых червей в консервную банку, взять пустую бутылку из-под шампанского:   оказывается и в те  «страшные» времена в дальних городках и сёлах люди тоже пили шампанское, как и столичные жители, кусок хлеба с собой  и мальчик к рыбалке готов. Ловить рыбу можно было в речке прямо у дома, но чаще ходили ватагой за город в березовую рощу- там вдали от людей клев был получше.
 Тут же на берегу срезали березовую или ивовую ветку, очищали от коры – вот и удилище, к которому привязывалась подготовленная удочка и можно начинать рыбалку.
Летним утром или вечером, гальян жадно глотает наживку: успевай только забрасывать удочку да менять наживку. Пойманных рыбешек засовывали в бутылку с водой и, если повезло, наловив 100-150 штук гальянов, бутылка становилась полной. Улов обычно отдавался кошкам или, если было настроение у прабабушки, она выдавливала из рыбешек внутренности, промывала их и жарила на сковороде с подсолнечным маслом. Гальяны были удивительно вкусны. Много позже, Иван Петрович узнал, что гальян - это родич сига, ценной и вкусной рыбы, поэтому он и сам был вкусен.
Иногда на рыбалку ходили на ближнее озеро – там гальян был почему-то раза в два крупнее. Но чтобы добраться с берега до воды, надо было пройти  по плавучим островкам сросшейся водяной травы – эти островки называли лавдами. Шли осторожно, чтобы не провалиться сквозь траву и не уйти на дно. Такие случаи бывали, но выручала удочка: если её бросить поперек и удержаться за неё, а остальные рыболовы помогут выбраться из провала.
Кроме удочек, каждый мальчик должен был иметь обязательный набор вещей. Во- первых: обязательно должна быть рогатка, сделанная самостоятельно, или лук со стрелами с наконечниками из консервных банок. Во – вторых: желательно иметь фонарик - это чтобы зимой читать на печи или светить в землянке, вырытой за околицей под березой. Да мало ли  какие вещи жизненно необходимы мальчишке.
 Рогатка или «прач», как его называли, являлся мощным оружием мальчишек и представлял собой деревянную рогатку, типа вилки, к двум зубьям которой привязывались упругие длинные резинки, другие концы, которых привязывались к куску кожи. В этот кусок кожи вставлялся небольшой камень, резина растягивалась, отпускалась, и камень летел метров на пятьдесят. От таких стрелков не было пощады птичкам, кошкам, а иногда и стёклам. При взаимной перестрелке мальчишки наносили ушибы и друг другу, вплоть до повреждения глаз.
В это время у Ивана были уже и постоянные домашние обязанности. Зимой надо было расчищать двор и дорожки от снега, привезти на санках питьевой воды из колодца, убрать за коровой и дать ей сена. Летом надо было вскопать огород, обычно за неделю, в жару принести воды для полива - а это десять раз сходить на речку с вёдрами на коромысле, потому что мальчишке восьми - одиннадцати лет вёдра с водой в руках не донести, так же и с питьевой водой, которую он носил из колодца.
 Вечером надо было выйти за околицу и встретить стадо коров, возвращавшихся с выпаса. Тогда и в городке многие держали коров как подспорье в питании. Корова обеспечивала молоком и его продуктами, но требовала кормов и ухода. Утром корову в стадо провожала прабабушка, а вечером была  очередь Ивана встретить корову и пригнать её домой из стада.
 Стадо коров формировалось весной: из соседних домов, где были коровы, собирались хозяева, нанимали пастуха, определяли взнос с каждой коровы на всё лето, что и составляло зарплату пастуха. И вот когда появлялась трава, коров утром выгоняли в стадо и пастух водил стадо по окраинам городка: по лугам и перелескам, где коровы и паслись. А вечером  ребятишки, встречали стадо у околицы, каждый находил свою корову и гнал её домой. Прабабушка Дуня давала корове что-нибудь поесть и доила её. Потом наливала трёхлитровый бидон молока, и Иван относил молоко на приёмный пункт, который  называли «молоканкой». Там молоко мерили на жирность и отмечали в специальной книжке сколько, от кого и какой жирности принято молока. Это был налог на корову. Такой налог он носил почти всё лето, но ещё ведро молока оставалось им каждый день.
 В общем, с коровой жить было можно, но году в 1954 при Хрущёве налог сильно подняли, и держать корову, как и другую живность на подворье стало невыгодно, тогда и у них не стало коровы. Раз в неделю надо было сходить на базар за керосином в керосиновую лавку - летом всю еду готовили в сенях дома на примусе. Но основное время пропадало в очередях за хлебом: и зимой и летом.
 Хлеба давали буханку в руки, на всех не хватало, поэтому очереди занимали заранее, даже с вечера на ночь и потом дежурили у магазина, сменяя друг друга. Запись не признавалась и нужно  быть на виду и знать: кто впереди и кто сзади стоит, чтобы не исключили из очереди, и предупредить - сколько человек из семьи  стоит. К привозу хлеба, а это был фургончик на телеге, запряженной лошадью, надо  чтобы пришли и бабушки, тогда можно было купить три буханки хлеба и на следующий день не стоять в очереди. Но народ в очереди не злобствовал, все были равны и  ребятишек не притесняли, а если кто  и потерял свою очередь, то взрослые помогали найти. Эти хлебные очереди были только до 1952 года, потом хлеб продавали свободно.
Еда была достаточно скудна и однообразна. Это регулярно картошка: жареная или варёная, какой-нибудь суп, молоко или простокваша, конечно хлеб, иногда жареная рыба или отварное мясо. Кстати, продуктовые карточки, например в Англии, были отменены только в 1955 году, а в СССР в 1947 году. О колбасе, кроме самодельной, никто   и не слышал, из сладостей: леденцы, конфеты - подушечки и пряники - всё это местного изготовления в райпищепромкомбинате - даже и не выговорить. Там же делались лимонад, квас и даже мороженое.
 Примерно раз в месяц прабабушка затевала стряпню, обычно на воскресенье. С вечера ставилась квашня с тестом. К утру тесто было готово, растапливалась русская печь, готовилась начинка для шанег и пирожков - обычно это была картошка толчёная и тёртая морковь, иногда ливер, и начиналась стряпня. Ивана выгоняли из дома, чтобы не путался под ногами, стряпали прабабушка Дуня и бабушка Аня. Когда всё было готово, его звали с улицы, на столе стоял и пыхтел самовар, горками лежали шаньги, пироги и плюшки, стояло блюдечко с растопленным сливочным маслом. Есть можно было  сколько хочешь и даже одну - две плюшки разрешалось взять с собой на улицу, чтобы и соседи знали, что у них в этот день стряпали сдобу.
Со своей матерью в эти годы  Иван встречался нечасто. Приходить к ней в дом, где она жила с мужем и младшим сыном ему не хотелось  и не приветствовались такие посещения её мужем и свекровью, а посадить  Ивана за стол, и накормить можно было, но с упреками. Да и его шпыняли за то, что заходит в дом:  уходи - матери нет или она занята. Поэтому, если уж очень было нужно, Иван посылал младшего брата  позвать мать на улицу, где они и общались.
Иногда мать заходила после работы  на несколько минут, навестить его и бабушку, а в основном Иван забегал к ней на работу в детсад, сказать, что её в очередной раз вызывают в школу за  очередной проступок, или попросить два-три рубля на пряники или покупку понравившейся  книги в книжном магазине. Детские книги стоили дешево: примерно два-пять рублей.
            В школе, когда мать приходила выслушивать порицания за его шалости, завуч или директор выговаривали ей в  присутствии Ивана, что он сделал что-то нехорошее, отчего мать  всплакивала. Иван искренне расстраивался, испытывая жалость к матери, но проходило небольшое время и всё повторялось. А проступки заключались в плохом поведении на уроках или в школе. То он воробья выпустит в классе или в коридоре на перемене, то кинет резинкой на уроке в приятеля, то стрельба горохом из трубочки, то пустит бумажного голубя, да мало ли ещё какие проделки придут в голову мальчику восьми - одиннадцать лет? А наказание - это поставить в угол на уроке, выгнать из класса или вызвать родителей, чтобы они уже сами что-то придумали. Отцы иногда лупили своих сыновей – его одноклассников, а Ивана лупить было некому - бабушки только увещевали.
Но весной, когда уже начинало пригревать солнце, и набухали почки на деревьях, начинались и пропуски уроков. Надо было  пускать кораблики в ручьях, текущих по улицам, или покататься на льдинах на речке, или пойти в поход в лес разорять птичьи гнёзда. Потом наступали летние каникулы, школа забывалась вместе с её проблемами и начиналась летняя уличная жизнь. Сходить на речку или на озеро искупаться, поиграть в войну, поохотиться на птичек с рогаткой, или сходить в лес.
 Ещё раз в неделю по их улице проезжал старьёвщик на телеге, запряженной лошадью. На телеге стоял деревянный сундук, в котором были шарики, дудочки, игрушки и книжки. Надо было сдать старьёвщику металл, кости, бумагу или тряпки и взамен получить игрушку или деньги. В поисках макулатуры мальчишки обшаривали все углы и закоулки и тащили всё, что попадалось, иногда и ценные вещи, которые  старьёвщик не принимал и говорил, что если это не нужно, то пусть принесет взрослый. Лето пролетало незаметно, а осенью опять школа.
 Первая учительница выпустила их  в пятый класс и взяла первоклашек, а  дальше Ивана учили уже разные учителя, каждый по своему предмету. Каждый учитель со своим характером, который не спрячешь и то, на что один не обращает внимания, другой рассматривает чуть ли не преступлением. Это к тому, что теперь родительские объяснения за Ивановы проступки надо было давать каждому учителю, поэтому материнская тропа в школу не зарастала.  Мать всё это воспринимала безропотно, как должное ей наказание за его безотцовщину,  хотя понял Иван это, конечно, много позднее.
После окончания пятого класса на летних каникулах Иван в первый и последний раз съездил в пионерский лагерь, но не городской, а областной, за двести километров от дома. Большинство там составляли городские мальчишки из областного центра и к ним, сельским жителям они относились свысока, а иногда и просто жестоко. Вот например  письмо Ивана из этого лагеря домой, дословно и в его орфографии: «Здравствуй мама баба Аня и баба Дуня Живем мы далеко от Иртыша 4 километра кормить стали плохо Мама приезжай ко мне скорей когда я приехал сюда я весил 34 кг300г я убавился на 2 кг приезжай скорей а то глядишь к концу сезона я стану вешать 25 кг овощей совсем не дают мама приезжай скорей а если не сможешь приехать пришли 30 рублей я сам уеду отсюда если денег не пришлёшь я уйду пешком лучше идти пешком чем оставаться здесь жить. До свиданья Ваня».
Мальчика двенадцати лет надо было довести, чтобы он написал такое письмо, правда причины не указаны и обиды не перечисляются. Но потом как-то притерпелось, и он уехал вместе со всеми по окончанию смены.
Начало учёбы в шестом классе чуть было не стало окончанием учёбы вообще. Занимаясь фотографией, Иван как-то отснял случку собак, а потом, по подсказке старшеклассников, сделал фотомонтаж собачек с головами завуча и директора школы. Это фото разошлось по школе, кто-то донёс до учителей - ябеды и доносчики были и тогда, иначе из кого бы выросли Ельцин и ему подобные? Большинство предателей вырастает из детства и только немногие становятся предателями в силу жизненных обстоятельств и по слабости характера. Скандал был страшный, хотели исключить из школы, но педагогика взяла верх над личным возмущением (оправданным!) учителей и Ивана условно оставили в школе. Хотя позднее это условие им неоднократно нарушалось.
В двенадцать - четырнадцать лет Иван с друзьями по улице или классу начали совершать, кроме баловства в школе, и более серьезные нарушения, над последствиями которых они почему-то не задумывались.
У Ивана появился хулиганистый приятель, живший по соседству и старше его на два - три года, что в этом возрасте имеет большую разницу. Звали его Толик, отец погиб на фронте и жил он с матерью. Их дружба продолжалась года два - три. Сначала они совершали весной походы в лес в поисках птичьих гнёзд, из которых забирали яйца для коллекции. В яйце делались две дырочки иголкой: на тупом и остром концах - через эти дырочки содержимое яйца выдувалось, а пустое яйцо нанизывалось на нитку или помещалось в картонную коробку с ватой.  Яиц - от разных видов птиц у Ивана было более ста, но в поисках новых они и бродили по окрестным лесам. Коллекция также пополнялась новыми видами яиц путём обмена с другими мальчишками, но у Ивана была самая большая коллекция.
 Яйца лесных птиц  добывались не только в лесах , но и на местном кладбище, заросшем вековыми березами и кустарником – любимым местом гнездования птиц. Ранней весной, когда деревья стоят ещё голые с едва распустившимися почками, а в лесах ещё лежит снег и гнёзда ворон  и сорок видны издалека, они шли на кладбище раззорять гнёзда ворон, которые селились на самых верхушках берез. Обжимая ногами стволы берез, он и Толик карабкались до первой нижней ветки, а потом по ветвям уже спокойно поднимались к самой вершине двадцатиметровых берез, с трудом удерживаясь на тонкой верхушке в раскачивающейся высоте. Оттуда была видна даль на несколько километров вокруг, а посмотрев вниз, ощущалась взятая высота, и виднелись могильные кресты, торчащие из сугробов подтаявшего снега.
Вороны  носились вокруг, крича об опустевших гнездах, потому что их яйца уже лежали в шапке, шапка в зубах, и он осторожно спускался вниз, оставляя гомон птиц в вышине. Обломись тогда весенняя, ещё хрупкая ветка и можно было загреметь с высоты прямо на кресты, так что и костей не собрать.
Зачем всё это было надо, сейчас остается только удивляться. Или вот ещё случай. Опять вдвоем, они по чердачной лестнице  поднялись на крышу единственного в городке двухэтажного кирпичного здания старинной постройки, чтобы раззорить гнезда галок поселившихся в печных трубах. Только они вылезли на крышу, как сторож их заметил, а это было здание райисполкома  советской власти, и, думая, что это воры, сторож тоже вылез на крышу. Им с Толиком деваться некуда, выход закрыт сторожем, и они прямо с крыши дома прыгнули вниз с высоты восьми - десяти метров на недавно вскопанную клумбу. Иван  упал и ударился о землю так, что отнялись ноги,  и он,   на четвереньках, уполз - в ближний сквер и спрятался там за деревьями, а Толик благополучно убежал. Из здания выбежали люди, поохали от таких прыжков и, убедившись, что никто не сломал себе шею, ушли. Отлежавшись, часок, Иван  встал и пришел домой, однако хромал ещё несколько дней. Тоже юношеская дурость необъяснимая.
Потом летом, когда в огородах созревали овощи, Иван стал вместе с Толиком лазить по соседским огородам за огурцами, горохом, маком и т.д. Кажется, зайди в свой огород и нарви, чего хочешь, так нет, чужое вкуснее, тем более добытое с риском, так как хозяева могли и побить. Поэтому набег на огород совершался ночью, и они не столько брали, вернее, воровали, сколько ломали и вытаптывали в темноте.
 Садов с плодовыми деревьями и ягодными кустарниками в те времена в городке еще не было. Это сейчас, приезжая, Иван Петрович видит яблони и груши, вишни и сливы, клубнику, малину и другие фрукты и ягоды. А в те времена местных сортов фруктовых деревьев ещё не было, а привозные вымерзали зимой. Видимо и зимние холода в то время были сильнее. Иван Петрович, например, не помнит, чтобы тогда в декабре - феврале были оттепели, а сейчас, пожалуйста. Тем не менее, несколько садоводов - любителей в городке было, им удавалось выращивать яблоки и сливы. Эти сады огораживались и охранялись хозяевами. Тем большим почётом среди мальчишек было умудриться в сад залезть, набрать яблок и убежать.
 Иван с приятелем успешно чистили эти сады, пока однажды они не полезли днём, в саду оказался сторож, приятель успел перемахнуть через забор и убежать, а Ивану, как более мелкому, это не удалось, сторож схватил его и отвел к хозяйке. Хозяйка, женщина лет сорока, не позволила сторожу посечь его крапивой, а провела с Иваном беседу: мол, это делать нехорошо, мы ломаем деревья, а их так трудно вырастить, и если нужны яблоки, то можно зайти и попросить, она бы и так дала, ей не жалко. Иван, конечно, раскаялся, обещал больше так не делать и был отпущен, да ещё и угощён яблоками. И правда, к ней он  больше не лазил, а вот к другим всё-таки случалось - им же Иван ничего не обещал, поэтому, по его тогдашнему представлению, своё обещание  он не нарушал.
В эти годы было ещё одно занятие для мальчишек - игра на деньги. Жизнь к тому времени вполне наладилась, не стало очередей за хлебом, появились в свободной продаже продукты и товары, получаемых зарплат вполне хватало на текущие расходы, а крупные покупки, например шкаф или мотоцикл делались редко, путем накопления нужных сумм. Ивану, например, купили подростковый велосипед, на котором он гонял по всему городу и за его пределами. Если раньше на другой конец города - а это километра два, надо было идти полчаса, то теперь, на велосипеде, было делом минут.
А раз деньги были у родителей, то появились они и у  подростков. Тут же образовалась и игра на деньги, которая называлась «игра в чику» и заключалась в следующем: на земле проводилась черта, каждый из играющих ставил на кон пять копеек одной монетой, деньги ставились в столбик на черте, отмеривалось шесть, семь шагов, проводилась другая черта - с которой надо было бросить биту, обычно это подшипник или круглая плоская свинцовая пластина, желательно, на стопку монет или как можно ближе к деньгам за чертой. Кто попал в деньги или ближе к черте, тот бьет по монетам первый - задача перевернуть монеты с решки на орла. Перевернул - монета твоя и так дальше, если не перевернул, то бьёт следующий игрок. Если твоя бита упала дальше, а ты хочешь бить первым, то выставляешь ещё пятак и снова бросаешь биту, соперник может также повторить, поэтому у кого больше денег, тот всегда может добиться первого удара,  следовательно, и выигрыша.
 Мальчишки ходили с полными карманами монет и играли целыми днями, но малышей не обыгрывали, а только между собой - ровесниками.  Бывало, взрослые парни отбирали у игроков деньги, зная, что они не пожалуются родителям, которые эту игру не приветствовали. За день можно было, при умении, выиграть несколько рублей и потратить их на что-нибудь вкусное или нужное, на что родственники денег не давали. Был и ещё способ заработка - это собирать пустые бутылки в городском саду или у озера в зоне отдыха - мужики, выпив вина или пива, бутылку обычно оставляли, а сдав её в магазин, здесь же поблизости, можно было получить рубль двадцать - цена пустой бутылки.
За игру в деньги и на сборе бутылок Иван накопил денег на фотоаппарат «Смена» и дальше уже почти все доходы и что давала мать, тратил на фотопринадлежности, фотографируя всё, что попадалось на глаза, из-за чего однажды и  попал в историю, вспомнившуюся выше. Но это потом, а пока для игры в деньги требовались хорошая бита, которая отливалась из свинца, а где достать свинец, Ивану подсказали - из аккумуляторов, в которых тогда был чистый свинец. Иван сказал приятелю Толику и тот решил вопрос, украв аккумулятор на автобазе. Разломав его и расплавив свинец на примусе в своём сарае, Иван отлил хорошую биту, с которой очень часто бывал в выигрыше.
Потом с приятелем они ещё несколько раз крали аккумуляторы, ломая их и расплавляя свинец, из которого отливали дробь для ружья, которое было у него, а также для  самодельных пугачей. Пугач представлял собой бронзовую трубку, один конец которой сплющивался, загибался и заливался свинцом. Эта трубка приматывалась проволокой к деревянной рукоятке в форме пистолета. На трубке сбоку делался пропил, к нему прикреплялась спичка, внутрь трубки насыпалась сера от спичек или немного пороха, если его удавалось достать, потом забивался пыж, потом пуля. Чиркнув коробком по спичке, порох или сера поджигались, и происходил выстрел. Надо сказать, что пуля из удачно сделанного пугача пробивала сантиметровую доску насквозь, а иногда, при большой зарядке, пугач взрывался прямо в руке.
Пугачи делали многие его сверстники и как они друг друга не перестреляли и не изувечили, остаётся только удивляться. Но небольшие ранения или ожоги порохом всё же были.
Приятель Толик вместе с аккумуляторами брал и шоферские инструменты, так и у Ивана оказались наборы инструментов, паяльная лампа и прочее. К этому мародёрству присоединился и другой его знакомый. Так продолжалось лето и зиму, а потом милиция как-то вышла на Толика, затем и на Ивана и другого сверстника. Оказалось, что Толик совершал и другие кражи. Ему уже исполнилось шестнадцать лет: был суд и его отправили в колонию. Другому участнику было пятнадцать лет и его осудили условно, а Ивана даже не привлекли как соучастника - не было четырнадцати лет, а может быть ещё и сосед, капитан милиции, помог, потому что и его сыновья, ещё младше Ивана, тоже участвовали в нескольких эпизодах.
Так благополучно окончилось его участие в криминале и далее, чего-нибудь подобного уже не было. И когда Ивана спрашивали в то время: о чем он думал, когда совершал эти действия, то получалось, что ни о чём. Воспринимал свои  похождения как приключение, чуть ли не геройство, но уж никак не преступление, да и его сверстники не очень -то задумывались над своими поступками. И сейчас, когда он читает или смотрит по телевизору криминальную хронику и благовоспитанные дамы и мужи рассуждают, что подросток в двенадцать - четырнадцать лет уже должен и обязан давать отчёт в своих действиях, а  демократура стала выдавать паспорта в четырнадцать лет, то понимает: как они далеки от реальной жизни, выросшие в тепличных условиях благополучной городской жизни.  Приятель Толик, попав в колонию, продолжил свой путь дальнейшими кражами, потом совершил убийство, был осужден к высшей мере и расстрелян, а его двое оставшихся соучастников удержались на краю и дальше уже жили, как говорится по чести и совести, а что это стоило их родным, знают только они.
И несколько слов о работе милиции в 50-е годы 20-го века. Как Иван узнал, уже позднее, после своего знакомства с милицией, в райотделе милиции было одиннадцать человек, из них четыре офицера, да ещё в крупных сёлах района было шесть или семь участковых, всего восемнадцать человек на район, в котором тогда проживало около 70-ти тысяч человек. И это в годы тоталитаризма, при Сталине или сразу после него.
Состав преступлений в то время Ивану Петровичу конечно не известен: были драки, несколько бытовых убийств за год. Наверное, были и кражи, типа его похождений, но чтобы кого-то обокрали на улице или залезли в дом  - не припоминается, хотя замки на дверях домов были почти бутафорские, и их можно было сбить просто руками.
Для примера, как узнал  Иван Петрович от своих знакомых при посещениях родного городка, в 2000 году в райотделе милиции уже было около двухсот человек, хотя население района уменьшилось в два раза, до 35 000 человек. При этом совершаются убийства по корыстным мотивам, распространение наркотиков, грабежи и многое другое, неизвестное в описываемое  время.
Милиционеров тогда  мальчишки  знали всех в лицо, конечно обходили их, так как за каждым, почти, были какие-то мелкие проказы. Но  милиционеров не опасались, тем более не ожидали от них провокаций, подвохов или каких-либо насильственных действий, что сплошь и рядом встречается сейчас. 
         Летом, после шестого класса, в четырнадцать лет Иван  впервые устроился на работу: подрос, требовалась одежда и обувь.
В те времена на работу брали только с шестнадцати лет, с укороченным на час рабочим днём. Допускалось принимать на работу школьников с четырнадцати лет во время летних каникул, при этом работа должна быть не тяжелой, а рабочий день на два часа короче. Вот под этот закон Иван и устроился на работу, временно, разнорабочим на кирпичный завод без оформления трудовой книжки.
 Это был кустарный кирпичный заводик, где кирпичи делались практически вручную по следующей технологии: в смеситель насыпалась глина с песком, они перемешивались, смачивалось водой, и эта масса выдавливалась, как паста из тюбика, и от неё отрезались куски по толщине и форме кирпича. Этот кирпич - сырец немного подсыхал здесь же под навесом и потом они - разнорабочие грузили сырец на вагонетки, отвозили в сарай для окончательной подсушки, складывали его  в штабеля так, чтобы сквозняком продувало каждый кирпич. Подсохший кирпич опять грузили на вагонетку и отвозили к обжиговой печи.
 Печь представляла собой круглую яму в земле, глубиной метра три и метров шесть в диаметре. Яма была выложена по краям тем же кирпичом, а с одной стороны делался подкоп для топки. В эту яму особым образом укладывался кирпич - сырец, вперемешку с каменным углем, потом верх ямы закрывался железными щитами и засыпался землёй. В топке разжигались дрова, огонь проходил по всем лабиринтам печи, и поджигал уголь, а дым выходил наверху в оставленное отверстие. Всё разгоралось, отверстия оставлялись совсем маленькие, и уголь горел примерно неделю. Внутри печь раскалялась и кирпич обжигался.
 Когда всё выгорало, печь сверху открывалась и остывала примерно неделю. Потом остывший, но ещё горячий кирпич грузили на вагонетки и увозили на склад. Грузили кирпич по штуке в руку, а переносили для укладки по четыре - пять штук, прижав к животу и поддерживая снизу руками. Обожженный кирпич весит три килограмма, а сырец - пять килограмм. Вот такая «легкая» работа для подростка: погрузить штуку кирпича на тележку, перевезти, и уложить в штабель или в печь стоило одну копейку. Заработок за день пять - семь рублей.
Проработал Иван там два месяца, так что август оставался ещё и для каникул, а там опять школа: седьмой класс - выпускной в  неполной средней школе.
К началу учёбы в седьмом классе, мать сделала попытку взять Ивана к себе в семью. Они получили отдельный дом и жили уже без свекрови, втроём: мать, муж и их сын – младший брат Ивана.  И вот через год мать уговорила мужа, чтобы Иван жил с ними.
Дом был небольшой, примерно 6х4м, состоял из кухни и комнаты. Иван с братом спали на кухне, причём Иван на раскладушке, которая утром убиралась в сени. Пожил он там месяца три - четыре, со стороны отчима была откровенная неприязнь, и своё раздражение он срывал на матери.
Однажды он при Иване  ударил мать, тот вмешался, началась ссора, отчим  мог бы и Ивана избить, но если бы это получило огласку, то отчиму, как члену партии и руководителю,  пришлось бы отвечать, причём серьезно. Иван пообещал, что убьёт отчима, если он ещё тронет мать, ушёл к бабушкам и там остался жить, иногда навещая мать, а отчим, кажется, больше не поднимал руку на мать.
В начале учёбы оказалось, что его 7-Б класс сильно изменился по составу. Тогда неуспевающих оставляли на второй год в том же классе, их двоечники остались в шестом классе, и вот таких отставших из седьмого класса в их седьмом классе из пятнадцати учеников было восемь. Эти вполне взрослые 17-18 летние парни и девушки, со своими интересами, ходили в школу только по воле родителей, и с  13-14- летними одноклассниками у них  не было  общих интересов. Они ходили на вечерние сеансы кино, на танцы в клуб, а Иван со сверстниками всё ещё носились по дворам да на каток, который сами и расчищали от снега на речке.
 Впрочем, в кино на вечерние сеансы Иван иногда тоже попадал через заднюю выходную дверь, которая закрывалась на крюк изнутри. Когда сеанс начинался, они осторожно открывали дверь, отворив крюк снаружи железной полоской, и стараясь не шуметь, где и ползком, пробирались на свободные места. Дежурный сотрудник кинотеатра, конечно, выводил,  кого успел заметить, но некоторым удавалось остаться и досмотреть «взрослый» фильм. Подобные проделки были и в школе, поэтому, весной, сдав выпускные экзамены, Иван получил свидетельство об окончании семилетней школы с отличными оценками по всем предметам при удовлетворительном поведении.
Встал вопрос, что делать дальше и на семейном совете, в составе матери и бабушек, было решено, что Ивану нужно поступать в местный сельскохозяйственный техникум. Там за четыре года обучения давалась специальность механика по сельхозмашинам и средне - техническое образование, с которым можно было поступать и в институт, правда после двух лет обязательной отработки по распределению. И главное: успевающим студентам платили стипендию 160 рублей в месяц. А если идти учиться в среднюю школу в восьмой класс, то за год обучения надо было платить 150 рублей -  эту плату на следующий год отменили.
У Ивана каких-либо желаний «выучиться» на кого-то не было, и он пошёл в техникум: за стипендией и учиться на механика.
Сдал документы, приняли без экзаменов, как отличника, но чтобы уже без баловства на занятиях - под его обещание.
Так закончились  школьные годы Ивана Петровича и началась его юность.


                ЮНОСТЬ
 Лето  после окончания семилетки было свободным, один месяц он поработал на стройке разнорабочим и на заработанные деньги в августе поехал в гости к своему дяде,  брату матери, который проживал здесь же в  области, но в другом городке, примерно в 250 км отсюда.
Это была первая самостоятельная поездка Ивана, да и вообще,  первый выезд за пределы района. Правда, после пятого класса он  ездил в пионерский лагерь на Иртыше летом на месяц, но тогда их везли взрослые, а теперь он ехал самостоятельно на автобусе, с пересадкой в  большом городе.
 К дяде он добрался без приключений: его село  - это райцентр, ещё меньше их городка, с теми же условиями жизни. У дяди был сын  около семи лет и  с ним Иван ходил купаться на реку, которая протекала через это село. Дядя работал радиомастером по ремонту радиоаппаратуры - телевизоров тогда ещё нигде в области не было.
 После работы, дядя обычно ездил на мотоцикле на рыбалку на окрестные озёра или на охоту на уток, которая открылась в середине августа, и  брал Ивана с собой. Уток была тьма, каких-то ограничений на их отстрел не было, поэтому за один день можно было отстрелять и двадцать и пятьдесят уток - были бы патроны.  Иван провёл у дяди три недели и вернулся домой к началу учебного года в техникуме.
Учащийся техникума уже назывался студентом и из двадцати учащихся его группы, человек пять были, как и Иван: пятнадцатилетние подростки после семилетки, а остальные - это уже взрослые парни отслужившие армию, поработавшие в сельском хозяйстве и решившие получить нужную им специальность механика.
Оформив все документы, они проучились два дня и были направлены на уборочную в совхоз, за сорок километров от городка в большое село - это было родное село его прабабушки Дуни, но тогда Иван  этого ещё не знал.
Всю их группу поселили в пустующую деревенскую избу: хозяева построили рядом новый дом. Староста  группы - лет двадцати пяти, Дмитрий  стал и бригадиром, а хозяйка избы стала их поварихой от совхоза. Она получала продукты со склада в счёт будущей зарплаты студентов и готовила еду. Завтракали и ужинали студенты дома, а обедали в поле на полевом стане вместе с механизаторами: трактористами и комбайнёрами.
 Была возможность у Ивана приглядеться и к своей будущей профессии механика. Кстати, хозяин избы тоже окончил этот  техникум и его диплом висел в рамке на стене в горнице нового дома, а сам он работал конюхом - возил на лошади бочки с водой, фляги с молоком с ферм, сено. На  недоуменные вопросы студентов, почему не работает механиком, отвечал, что не хочет мотаться с утра до ночи по полям и мастерским и отвечать за все поломки техники.
В совхозе они работали целый световой день, никто уже не спрашивал, сколько кому лет - нужно было работать как все. А работы были разные: закладка силоса, подвоз сена на зиму к фермам, уборка зерновых. Ивана поставили работать копнильщиком на комбайн. Что это значило?  Трактор тянет комбайн, который косит пшеницу и обмолачивает зерно. Сзади к комбайну прицеплен бункер, куда подаётся солома после обмолота: эту солому надо было вилами разбрасывать по всему бункеру и когда он наполнится доверху, нажать на рычаг - бункер открывается, и копна соломы вываливается на землю. Но не всегда это получается, и тогда надо прыгнуть в бункер и, упершись ногами, вытолкнуть копну так, чтобы не попасть самому под зубья створок, а сверху сыплется шелуха и солома. Потом надо догнать комбайн, снова залезть на бункер и продолжать работу. В общем, за день Ивану приходилось столько набегаться и наработаться вилами, что еле ноги тянул: всё - таки ещё подросток пятнадцати лет.
 Поэтому, после ужина сразу спать. Но особенно не разоспишься - изба кишела клопами, которые охотились на студентов. Как только гасили свет, а это была керосиновая лампа, клопы вылезали изо всех щелей деревянной избы, целыми колоннами ползли вверх на потолок и с потолка падали вниз на лежавших на полу людей: вот и думай после этого, что у клопов нет ума.
 В таких условиях, без жалоб и претензий, они отработали вполне успешно пять недель, под видом болезни сбежали только двое, а остальные получили почётные грамоты и заработанные деньги. Вернулись в городок начинать учёбу в техникуме. На заработок в пятьсот рублей Ивану удалось одеться вполне прилично по тем временам.
Первые два курса учёбы в техникуме - это те же школьные предметы, плюс слесарное, токарное и кузнечное дело и спецпредметы: растениеводство и земледелие.
Учёба с взрослыми, к детским шалостям не располагает, и поведение Ивана в техникуме стало вполне приличным. Учились, как и работали тогда, с одним выходным днём в неделю - воскресеньем. Учёба давалась ему легко, кроме физкультуры. Дважды в неделю были занятия физкультурой, которые зимой в Сибири заключались в двухчасовой лыжной пробежке на десять или пятнадцать километров и всегда с зачётом. Тяжёлые несмазанные лыжи и мороз не располагали к этому виду спорта, поэтому Иван, лет пятнадцать после техникума, не становился на лыжи по своей воле.
После занятий он обычно приходил домой, бросал портфель, перехватывал что-нибудь на обед и убегал к однокурсникам в общежитие или на их съёмные комнаты в частных домах. Там текла вполне взрослая жизнь: его считали своим,  иногда угощали и вином и сигаретами. Сигареты не пришлись Ивану по вкусу, а вино, не сразу, но прижилось и многие его нелепые поступки в дальнейшем были связаны с алкоголем.

Компанией однокурсников часто ходили в женское общежитие техникума в гости. Девушки учились в техникуме на агрономов, зоотехников и бухгалтеров: это были в основном 15 -16-ти летние девушки, поступившие в техникум сразу после семилетки, а к окончанию техникума многие из них выходили замуж. Общаться со сверстницами было достаточно просто, и если завязывалась дружба, то можно было сходить в кино или в клуб на спектакль или на танцы.
 Надо сказать, что эти отношения очень редко доходили до интимных или, как сейчас говорят, до секса. В этом случае, как правило, вступали в брак по достижению восемнадцати лет - иначе девушке позор: могли даже и ворота дёгтем измазать, если она жила дома или сообщить родителям, если она жила в общежитии - в деревне ничего скрыть  невозможно. Иван тоже принимал участие в посещениях женского общежития, тогда же начались и его встречи с девушками.


На первом курсе техникума у Ивана появился первый юношеский интерес к девушкам. В те, уже далёкие времена, деревенские мальчишки избегали общения с девочками, даже в играх, а если кто-то дружил с девочками, то таких мальчишек дразнили разными обидными словами. Порнографии и пропаганды секса тогда не было: всё происходило естественным путём и, по мере взросления, у подростков появлялся взаимный интерес к противоположному полу. Но и этот интерес обычно ограничивался дружбой, робкими прикосновениями друг к другу и очень редко доходило до поцелуев: неумелых и быстрых, украдкой от всех. Если поцеловались, то пара считалась  чуть ли не женихом и невестой, хотя подросткам и было лет по 15-16, не больше. Именно этого возраста достиг и Иван. К тому же он был студентом и общался среди взрослых однокашников, у которых были уже взрослые отношения с девушками, обычно заканчивающиеся женитьбой.
В деревне все на виду, и если пара вступала в интимные отношения, то это мгновенно становилось известно всем окружающим, потому что уединиться этой паре было негде – так устроена деревенская жизнь.
Известно, что во время войны немцы на  оккупированной территории, перед отправкой девушек в Германию на принудительные работы, устраивали им медицинский осмотр и свыше 90% девушек оказывались девственницами. Тогда кто-то из немецких руководителей сказал, что народ с такой нравственностью победить нельзя. Поэтому сейчас пропаганда секса и всяческих извращений ведётся постоянно и повсеместно, чтобы расшатать и уничтожить нравственные основы русского народа.
Но тогда, ничего этого не зная, Иван стал робко и украдкой поглядывать на девушек в техникуме и на улице. Конечно, ему и раньше нравились некоторые девочки ещё в школе. Так, в пятом классе у них появилась новенькая девочка
по имени Лена, которая приехала с родителями из города. Она была всегда аккуратно причесана и опрятно одета, чем отличалась от местных девчонок, которые не очень следили за своей внешностью. Лена сидела за партой, впереди и сбоку от Ивана и ему был виден только её профиль и розовое ушко, просвечиваемое солнечными лучами. На переменках Иван старался  выскочить в дверь одновременно с Леной и, от прикосновения к ней, он краснел и немел, но на Лену это не производило никакого впечатления. Её внимания он так и не заслужил: может потому, что хулиганил и частенько срывал уроки, а такой аккуратной и примерной девочке это не могло нравиться. Месяца через два, она исчезла из их класса так же внезапно, как и появилась - он даже не запомнил её фамилию.
  Запомнить чьё-то имя или фамилию было для Ивана Петровича  проблемой на протяжении всей жизни: при знакомстве он тут же забывал и имя и фамилию этого человека и потом мучительно общался с ним так, чтобы не обращаться по имени. Пожалуй, интерес к этой Лене и был его единственным детским  влечением к девочке.
Сейчас в отношениях полов пропагандируется вседозволенность и непостоянство:  всё можно и пусть молодежь меняет партнеров – именно партнеров, а не увлеченных друг другом юноши и девушки: глядишь, и найдут потом, своего постоянного сожителя и, может быть, вступят в брак.
При этом, мужчина должен быть настойчив, беспринципен и беспощаден к девушке, добиваясь от неё интимных отношений, а добившись, не следует долго поддерживать эти отношения - чтобы не привыкать. Потом, нагулявшись, можно будет поискать и постоянную партнершу и даже оформить брак - если есть какая-то выгода.
Девушка же должна уступать мужчине, подчиняться ему, а вступление в интимные отношения рассматривать как вполне обычное дело, типа попить чаю, и переспать - это ещё не значит познакомиться и подружиться.
Но ещё писатель Мопассан заметил, что женщина любит, по – настоящему, только своего первого мужчину, который её совратил, а потом она любит уже саму любовь. Именно поэтому, во времена юности Ивана Петровича, девушка, имевшая с кем-то связь и не вышедшая за него замуж, считалась порченной для семейной жизни  – в деревне ей невозможно было выйти замуж, и она годилась только для мужского баловства. Это являлось общим правилом, но  были и исключения.
Поэтому, деревенские девушки блюли свою честь до последнего рубежа обороны и добиться от них взаимности, без вступления в брак, было практически невозможно. Именно такие девушки и появились в окружении Ивана.
В техникуме девушки учились на зоотехников и бухгалтеров, а в группах механиков были только мужчины, каковыми считали себя и подростки, такого же, как Иван, возраста. В техникуме и местной средней школе проводились вечера художественной самодеятельности с танцами и играми: здесь и можно было познакомиться с приглянувшейся девушкой.
 Был ещё и городской дом культуры, где по субботам тоже проводились концерты и танцы, но для подростков вход туда был заказан: хотя паспортов и не спрашивали, но дежурный билетер подростков туда не пускал и Иван Петрович помнил, как он с товарищами смотрел сквозь окна на веселящихся внутри юношей и девушек. Конечно, там были люди и постарше - лет под тридцать, но они приходили туда компаниями и веселились в своём кругу, не обращая внимания на молодежь. В те времена, грань между поколениями была очень четкой и какие-либо отношения между молодыми людьми с разницей в возрасте  более десяти лет были просто невозможны – окружающие  не поняли бы и осудили.
     Итак, мест для знакомства с девушками в городке было немного, но Иван, как студент техникума, мог заходить с однокашниками в гости к техникумовским девушкам в общежитие. Кое-кто из старших их группы уже познакомился с девчатами из соседних групп, и они ходили в гости к ним в общежитие, прихватывая иногда с собой и подростков, потому что девчата тоже были разного возраста. Так и Иван, через старших товарищей познакомился с несколькими сверстницами и они, вместе с такими же юношами, ходили в кино или на вечера самодеятельности в школе и техникуме.
      Иван вырос  и жил вместе с бабушками и получил женское воспитание, потому что мужского примера для него не было. А женское воспитание – это нерешительность, неумение принимать правильные и обдуманные решения и совершать нелепые поступки, которые могут быть безвредными, а могут и изломать всю дальнейшую жизнь.
  Познакомившись в компании с девушкой и оставшись с ней наедине, он не знал, что говорить ей и как себя вести. Девушка ждала от Ивана инициативы, а он, имея такой же нерешительный женский характер, ждал инициативы от неё.  Проведя так несколько вечеров, им становилось скучно друг с другом, и они переставали встречаться наедине, так и не подружившись. Впрочем, в компании Иван вёл себя достаточно активно, привлекая внимание других девушек, встречи с которыми также заканчивались ничем.
    Однако, опыт дело наживное и однажды одна бойкая девушка из техникума в их совместной компании проявила инициативу и Иван стал встречаться с ней как в компании так и наедине и у них завязались дружеские отношения, вполне целомудренные, но с горячими поцелуями при расставании. Надо сказать, что  девочки в 15-16 лет обычно выглядят вполне сформировавшимися девушками, а их ровесники всё ещё остаются подростками, как по виду, так и по развитию. Таким же подростком был и Иван. Наверное, эта девочка выбрала его на будущее, потому что стала строить планы их совместной взрослой жизни после окончания техникума.
 Обычно, мужчина выбирает только ту женщину, которая его уже выбрала или  он должен внушить ей, что она сама его выбрала, даже если вначале  был ей безразличен или и вовсе неприятен.
    Женщину, как и крепость, можно взять или внезапным штурмом или осадой и нет таких женских крепостей, которые невозможно взять, что и делают ловеласы, посвятившие свою жизнь сластолюбию.
      Нормальный мужчина ищет женщину – друга, спутницу: пусть и не на всю жизнь, но хотя бы на время, когда их связывают общие интересы и единство взглядов. Так и у Ивана с его девушкой были общие интересы, но не было единства взглядов на их совместную будущую жизнь,  он совсем не представлял себе: какой  жизненный путь  выберет и с кем пойдет вместе по этому пути.
     Это поняла   девушка Ивана, и они перестали встречаться, оставаясь друзьями, потому что никакого зла друг  другу не сделали и никакой обиды  не причинили. Потом Иван потерял её из виду и года через два, случайно встретившись на улице,  узнал, что она уже вышла замуж и живет вполне благополучно. И это весь его техникумовский роман, который и определил все его дальнейшие отношения с женщинами только на основе взаимности и духовной близости.


В техникуме установили телевизор, который был единственным в городке и в ясную зимнюю погоду ловил телепередачи из центра. Телевизор был диковиной и иногда, вечерами, Иван с компанией ходили на коллективный просмотр телепередач.
На первом курсе, в техникуме организовался кружок парашютистов, в который записался и Иван. Всю зиму они учились укладывать парашюты, как вести себя в воздухе и при приземлении, но прыгать ему ещё не разрешали – не было 16-ти лет, а кому исполнилось  16 лет, те уже прыгали с парашютом.
Вызывался самолет из областного центра по линии ДОСААФ – это добровольное общество содействия армии, авиации и флоту. Прыжки оформлялись как спортивная подготовка, поэтому всё: и кружок и прыжки с самолета были совершенно бесплатными.
Наконец, летом и Ивану исполнилось 16 лет, и он совершил первый прыжок с парашютом. Ясным летним днем прилетел самолет Ан-2, парашютисты одели рюкзаки с основным и запасным парашютами, построились, цепочкой зашли в самолет и пристегнули карабины парашютов за трос, натянутый в самолете. Инструктор осмотрел всех, проверил крепление карабинов и закрыл дверь. Самолет коротко разбежался и взлетел, набирая высоту по кругу. Прыгали здесь же на окраине городка, где было большое ровное поле, поросшее короткой степной травой – это поле служило местным аэродромом.
Самолет набрал высоту, в расчетном месте инструктор открыл дверь, и парашютисты по одному стали покидать самолет. Иван был вторым в шеренге. Он подошел к двери, наклонился,  и поток воздуха вырвал его из самолета. Раздался хлопок раскрывшегося парашюта,  и он повис в воздухе, судорожно уцепившись за лямки парашюта. Самолет улетел вдаль, и наступила звенящая тишина.
 С  земли, по которой бегали букашки человеческих фигурок, не доносилось ни звука до этой километровой высоты. Опомнившись и осмелев, он стал вглядываться в улочки своего городка, который раскинулся под ним как на ладони. Сверху было видно всё, кроме мелких подробностей. Пылили проезжающие автомобили, шли люди, бегали собаки - всё было видно.
Прошло некоторое время, он висел на парашюте, но земля  не приближалась, и Иван забеспокоился: а вдруг он останется висеть здесь навсегда и его унесет ветром куда-то вдаль. Глупая мысль, конечно, но первый прыжок с парашютом - и не такое в голову придет. Потом земля, вдруг и сразу, стала стремительно приближаться, он чуть согнул ноги, как учили, удар о землю,  ноги подогнулись и он повалился набок, подхватывая стропы парашюта, чтобы его не унесло ветром.
Потом были ещё прыжки и летом и зимой, но ощущения первого прыжка с парашютом навсегда остались в его памяти - все остальные прыжки, это только повторение чувств. Эмоционально, первый прыжок с парашютом можно сравнить только с первым поцелуем и близостью с любимой девушкой. Такое не забывается – помнил всё это и Иван Петрович.
После первого курса была учебная практика по кузнечному и слесарному делу. Учились ковать из железа какие-то детали и обрабатывать их слесарным инструментом. Потом два месяца каникул и второй курс. На втором курсе заканчивались общеобразовательные предметы и дальше изучались специальные дисциплины и сельхозтехника.
Своим техникумом он был вполне доволен и  наверное закончил бы его, если  не случай. Математику у них преподавала молодая учительница, только что закончившая пединститут и уже к концу первого курса она вышла замуж за  старосту группы, Бурцева. Интересно было наблюдать, когда она на занятиях вызывала, вся красная от смущения, своего мужа отвечать к доске. Ивану иногда приходилось заходить к ним на квартиру, как к своему старосте, по каким - либо делам. Так вот, эта учительница постоянно убеждала, чтобы Иван ушёл из техникума и продолжил образование в институте. «Попадёшь в сельское хозяйство, женишься, и тогда прощай учёба, а ведь ты сможешь учиться в институте», - говорила она.
  Иван начал постепенно прислушиваться к её словам и, наконец, решился. После второго курса сказал матери и бабушкам, что больше в техникуме учиться не будет, а пойдет работать и учиться в вечерней школе и потом  поступать в институт -  в какой ещё не знает. Конечно, Ивана никто не поддержал, но тут он проявил упрямство, забрал летом документы из техникума  и пошёл работать слесарем в авторемонтную мастерскую, которая примыкала к территории техникума. Ему выдали в техникуме квалификационные удостоверения слесаря и токаря первого, самого низшего, разряда и  уже исполнилось шестнадцать лет. Так началась  трудовая деятельность Ивана Петровича, которая продолжается и поныне - почти пятьдесят лет.
 Бабушка тогда сказала, что он первый рабочий в их роду, но Иван  не обратил внимания на её слова. Это уже потом он узнал, что бабушка имела в виду их дворянское происхождение, где были офицеры, учителя и служащие, но конечно не было слесарей.
Авторемонтная мастерская делала капитальный ремонт грузовых автомашин того времени - это ЗИС-155 и ГАЗ-53, и  слесарная работа Ивана заключалась в разборке автомобилей. Автомобиль затягивался лебёдкой с улицы в помещение, и  бригада из трёх человек  разбирала его полностью, на детали, кроме двигателя. Далее детали направлялись в мойку, потом ремонт и сборка и с противоположного входа из цеха выкатывалась отремонтированная машина, которая выглядела как новая. Работая ключами, молотком и зубилом, их бригада за рабочий день разбирала один - два автомобиля. Работа  тяжелая: попробуйте отвернуть заржавевшие гайки, которые иногда слесаря срубали зубилом. Конечно, грязь и пыль, но и заработок вполне приличный по тем временам: 100 - 120 рублей в месяц (в 1961 году была проведена денежная реформа, деньги и цены были уменьшены в десять раз, пенсия бабушки вместо трёхсот шестидесяти рублей стала тридцать шесть рублей, но и цены стали в десять раз меньше). С зарплатой Ивана они стали жить вполне уже прилично.
А с сентября началась и учёба в вечерней школе рабочей молодёжи в десятом классе. Правда пришлось сдать экстерном несколько предметов, которые в техникуме не изучались: биология, анатомия и ещё что-то. Учились четыре раза в неделю с 6 до 10 вечера, а работали шесть дней в неделю с 9 до 17, в субботу на час раньше.
Вот распорядок обычной недели. Понедельник - вторник: после работы переодеться и в школу; среда - можно было сходить вечером в кино, если нет домашних заданий; четверг – пятница- снова школа; суббота, вечер - клуб или кино; воскресенье - свободный день. Режим напряженный, даже почитать книгу некогда. Районную библиотеку Иван к тому времени уже почти всю прочёл и классику и приключения, хороших писателей: Дашковых и Гарри Поттеров - такого мусора тогда не печатали. Хорошо, если с тех пор удалось прочитать ещё хотя бы половину того количества книг, но и этого вполне хватает чтобы общаться на равных даже с представителями так называемой творческой интеллигенции.
Начав работать, он первым делом прилично оделся и обулся, по правилам и моде того времени, а потом зачем-то купил ружьё, с которым часто выходил с друзьями за околицу в лес, где и стреляли по всему, что движется и летает, или по пустым банкам и бутылкам. Кстати, ружьё в тоталитарном государстве можно было купить без всяких разрешений, по паспорту, с шестнадцати лет, но, чтобы охотиться и покупать патроны, нужно было зарегистрировать оружие и получить охотничий билет. Как это делалось неизвестно, билета не было, ружьё хранилось дома за шкафом, и Иван свободно ходил с ним по городу, чтобы выйти за околицу, и никто и никогда его не останавливал и не проверял документы.
 А представьте, что Вы сейчас бы появились в городе с ружьём через плечо и Вам всего шестнадцать лет? Правда тогда и милиционеры ходили без оружия, а в кобуре вместо пистолета обычно был бутерброд, поэтому никто никого не боялся, не угрожал и охотничьи ружья не отбирались - даже у  шестнадцатилетних подростков. А вот друг друга они, горе - охотники, вполне могли и покалечить, но, слава богу, обошлось.
На работе Иван сдружился с молодыми рабочими, уже на равных, особенно с Борисом и Генкой. Они были старше на четыре - пять лет, но общая работа не делает разницы на возраст.
Ивану удалось затащить друзей в вечернюю школу,  а они таскали его по взрослым компаниям, не всегда пристойным и, как правило, с выпивкой. У них также не было отцов: неизвестно, ушли из семьи или погибли на войне (из более девяти тысяч жителей  района, призванных на фронт не вернулось более пяти тысяч). Так что судьбы у всех были общие. Генка вскоре школу бросил - зарплаты хватало, а времени нет и, года через три, он совершил преступление, был осужден, срок отбывал в Красноярском крае, там же и остался жить и Иван с ним больше не встречался.
 Борис, начав учиться в вечерней школе с шестого класса, окончил школу, потом заочно юридический институт, стал работать в прокуратуре, вырос до прокурора района, после выхода на пенсию жил в городке, где Иван с ним и встречался до его смерти. Наверное, путь от хулигана и безотцовщины до прокурора - это совсем неплохо в условиях поносимой «демократами» Советской власти.
Свободное время друзья проводили вместе. В субботу ходили на танцы в клуб, который был недавно построен, иногда эти похождения заканчивались дракой, обычно из-за девушек или просто так, но надо сказать без злобы и оружия и всё заканчивалось разбитыми носами и синяками под глазом. Могли позволить себе в субботу уехать в город вечером, если позволяли погода и грунтовая дорога: там куда-нибудь сходить, переночевать у тётки Бориса и в воскресенье вернуться домой.  Однажды, в праздники друзья добрались и до Урала, а это 800 км.
 Свободными вечерами собирались компаниями у кого-нибудь дома - если зима, или на берегу речки - если лето. Жилищные условия конечно были плохими у всех. Иван -  жил в домике 6х3м, кухня и комната, с двумя бабушками, да ещё квартирантка, которая помогала им вести хозяйство. Борис вообще жил в избушке 3х4м, где кроме него проживали мать и старший брат с женой и двумя детьми. И он, детина: сто килограммов веса и ростом сто восемьдесят сантиметров, спал на сундуке подогнув ноги. У Генки дом больше - с ним жили только мать и сестра, так что иногда можно было собраться и у него.
Тогда же начались у Ивана и серьезные отношения с женщинами, именно с женщинами, а не девушками в физиологическом смысле. Совратить девушку  можно было и в те времена, но Иван, в силу характера, полученного от воспитания бабушками, считал, что в этом случае он должен нести ответственность за судьбу девушки, а это значило оформление брака – к чему он, по возрасту, был не готов. Но если подворачивалась молоденькая и недурная женщина без претензий на серьезные отношения, то почему бы и нет? Так в его жизни появилась молоденькая медсестра, приехавшая на практику в их городок из областного центра.
Большой город имеет много соблазнов, одним из которых являются свободные интимные отношения для приехавших из деревень на учебу девушек: знакомых односельчан здесь нет, поэтому, в их деревнях никто не узнает, какой образ жизни  они вели на учебе в городе до возвращения в свои деревни или по месту работы после учебы. Ивана взяла на воспитание именно такая женщина, проходящая практику в поликлинике.
 Познакомились в клубе на танцах: он самостоятельный рабочий, выглядевший старше своих 16-ти лет, потому что отрастил усики и бакенбарды и она, считающая себя свободной женщиной. Условия для встреч тоже были: она снимала комнату в большом деревянном доме, но с отдельным входом с улицы. Там всё и произошло. Потом, месяца два они ходили везде вместе, а вечерами уединялись у неё. Тогда-то Иван и понял, что главное в общении с женщиной не сам интим, а отношение друг к другу.
Если есть взаимопонимание и душ и тел, а женщина даже намеком не вспоминает о своем прошлом, то отношения складываются легко, свободно и открыто, что и приводит к гармонии чувств и ощущений. Конечно, это касается в полной мере и мужчин, но у Ивана тогда ещё не было прошлого в отношениях с женщинами.
Через два месяца у неё закончилась практика и, практиковавшая с Иваном, девушка уехала в свою жизнь, и он больше о ней ничего не знал, но опыт первой и достаточно длительной связи с женщиной остался с ним навсегда. С тех пор он всегда предпочитал длительные и взаимные отношения с понравившейся женщиной, вместо коротких, случайных и чисто сексуальных связей. Как говорил его приятель: связь со случайной женщиной  то же самое, если вместо сочной и спелой клубники жевать туалетную бумагу. И дальше по жизни у Ивана получалось так, что он всегда любил только одну женщину, но не одну и ту же.
Взаимоотношения с женщиной Иван стал рассматривать как пересечение жизненных путей. Короткая связь – это встретились и разошлись без последствий и изменения судеб. При длительной связи обязательно должны присутствовать чувства и гармония отношений, которые позволяют обоим изменить свои жизненные пути и пойти рядом - до тех пор, пока взаимное притяжение не ослабнет и их пути не начнут расходиться снова:  два разных человека не могут всю жизнь одинаково нуждаться друг в друге.
 Хотя нет, конечно, могут, но в этом случае кто-то из двоих должен поступиться собой и посвятить свою жизнь другому, но такая самоотверженность встречается крайне редко. Потому-то,  большинство семейных пар в старости ничего не связывает, кроме общих детей, да ещё, пожалуй, привычки. Но привычка со временем может быть выработана ко всему: и хорошему и плохому – так зачем же привыкать к плохому, если от него можно просто избавиться. Бывает, как говорится, бог избавляет этих людей друг от друга, но это уже приведение высшей меры наказания в исполнение.
    В те годы, когда прилично одеться и обуться  нет проблем - если ты работаешь, и до Сибири дошла мода: направляясь в клуб или на танцы надо было одеться по моде, которая тогда называлась «стиляжничество»: это узкие коротковатые брюки - дудочки, желательно необычного цвета, например, красного; громоздкий цветной пиджак в клетку, ботинки на толстой белой подошве - «манка», цветная рубаха и цветной шейный платок. Всё это без всяких гонений и преследований со стороны властей можно было свободно купить в магазине, но только отечественного производства, да  ещё надо  и поискать нужную вещь.
Иван с друзьями так и одевались и иногда их продёргивали в городской настенной карикатуре. Но они не имели никаких антисоветских помыслов, как сейчас пытаются представить молодежи:  попробуй одеться по моде, так сразу чуть ли не тюрьма, а из комсомола выгонят точно -  это враньё нынешних мерзавцев. Кто бы посмел тогда тронуть рабочего парня, да ещё учащегося в вечерней школе? Никто. Может быть, в Москве и гоняли тунеядцев и спекулянтов, торгующих импортным барахлом, а у них такого не было. Важно было не что человек носит, а кто этот человек: если честный труженик, то носи что хочешь, да веди себя пристойно, а если бездельник или спекулянт, да ещё и с хамскими замашками, то таких и надо гонять.
А одевшись по моде, на танцах друзья плясали и рок-н-ролл, и твист, и шейк: именно плясали как самоучки, а не танцевали, но и это спокойно сходило им с рук. И вот сейчас Иван Петрович узнаёт, что жил-то он, оказывается, в тюрьме, шагу ступить нельзя было без разрешения КГБ, тем более ему:  внуку репрессированного деда - дворянина. Но он тогда не знал, что живёт в тюрьме и делал, что хотел и как хотел, даже иногда нарушая уголовный кодекс, правда по мелочам.
 Например, к окончанию Иваном школы, перед экзаменами друзья устроили вечеринку, потом пошли на танцы, там подрались, милиция прихватила Ивана и светило пятнадцать суток исправительных работ: значит, экзамены он пропускал и никакого аттестата. Хорошо, что директор школы похлопотал за выпускника и Иван отделался штрафом в тридцать рублей, сдал экзамены, получил аттестат с двумя четверками, а остальные пятёрки, и стал думать о поступлении в институт. Вот в такой «мгле и бесправии» приходилось жить ему и  его ровесникам в 60-е годы 20-го века.
В это время уже запускались спутники земли, в космос слетали Гагарин и Титов, а учась в техникуме, Иван занимался парашютным спортом и совершил несколько прыжков с парашютом: так что выбор как бы определился - поступать в авиационный институт, тем более что двое его знакомых уже учились в Казанском авиационном институте. Иван   решил поступать в авиационный институт Москвы, на кого там учиться представления не имел, поэтому решил поступать на первый факультет. В итоге он уволился с работы, собрал документы и поехал в Москву - благо в Подмосковье жила сестра матери - Августа, у которой он и остановился. Тогда во все институты, кроме двух - трёх, вступительные экзамены сдавались в одно время: первого августа и документы можно было подать только в один ВУЗ, зато обучение везде было бесплатным  и ещё стипендию платило государство.
 Приехав в Москву, он остановился у своей тёти, которая  сказала, что зря Иван приехал в Москву, всё равно не поступить, потому что москвичи умнее и ему бы лучше поступать в Сибири в сельхозинститут. С такими напутствиями он и поехал сдавать документы, узнав адрес института в справочном бюро, будки которого стояли тогда у каждой станции метро. С трудом он нашёл приёмную комиссию, стал заполнять документы и только здесь узнал, что в этом году правила приёма в институты изменились: в первую очередь брали, кто отработал два года после школы - лишь бы сдал экзамены, а уже на оставшиеся места по конкурсу зачисляли выпускников школ без рабочего стажа.
  Так Ивану и аукнулся лишний год школы. Ещё он указал, что нуждается в общежитии, а это, как выяснилось позднее, дополнительный конкурс: в этом смысле, деревенская простота  не тягалась с московской изворотливостью. Плюс, москвичи ходили на всякие подготовительные курсы, а Иван только на консультации узнал, что программы вступительных экзаменов в авиационный институт шире школьных программ. Однако, экзамены он сдал вполне успешно на четвёрки (в конкурсе учитывались только три экзамена: математика письменно и устно и физика), его заверили, что этого более чем достаточно для поступления и это была правда, но не вся: для москвича надо было набрать на балл меньше, а для общежития надо было набрать на балл больше. Можно  бы и отказаться от общежития, но никто Ивана не предупредил, что это имеет такое большое значение при поступлении.
 Итак, в институт он не поступил, с этими отметками можно было поступить в другие институты: Иван походил по Москве, и почти везде брали, но он уперся, только в  авиационный и уехал домой, а зря - можно было год проучиться, например, в автодорожном институте, а потом перевестись в авиационный, сдав у них математику. Но для этого надо было иметь изворотливый склад ума, например такой, как писал Гоголь в «Тарасе Бульба»: «И подивился Тарас бойкости жидовской натуры», а тут русская, да ещё и деревенская натура, знающая городскую жизнь только по книгам и кино. Так, ни с чем, он и вернулся домой.
         Была ещё одна причина, по которой Иван стремился домой: там осталась и ждала его любимая девушка.
 Они познакомились весной, прямо на улице. Иван уже раза два встречал, случайно, эту девушку и всякий раз какая-то теплая волна незнакомого чувства прокатывалась по телу. Однажды он с друзьями сидел на скамейке в сквере, находившемся в центре городка, а эта девушка с подругами проходила мимо. Он встал, неизвестно куда девались его робость и нерешительность, подошел к ней, окруженной подругами, и предложил вечером встретиться и сходить в кино. Она смущенно покраснела и согласилась, под укоризненными взглядами подруг. Такое уличное знакомство в те времена никак не соответствовало этике поведения приличной девушки.
       Вечером они встретились на том же месте, познакомились и пошли в кино. Её звали Ася, она приехала с Северного Кавказа и училась в местном профессиональном училище по строительной специальности – кажется на маляра. Преодолев смущение, они постепенно разговорились, посмотрели кино, и Иван проводил её до дома, где Ася с двумя подругами снимала комнату – в общежитии они жить не захотели. На следующий день Иван снова встретился с Асей и дальше уже всё свободное время они проводили вместе.
      Им не было ещё и по восемнадцати лет, стоял весенний теплый месяц май, природа ожила после долгой и холодной сибирской зимы. Цвела сирень и расцветало их чувство взаимной юной любви. Иван уже имел опыт взаимоотношений с женщинами, но здесь всё было в первый раз, всё по - другому. Желание близости с Асей  было где-то в глубине, а на поверхности было чувство спокойствия и удовлетворения, которое бывает у человека, когда он что-то ищет и, наконец, находит.
       Они могли часами сидеть рядом, говорить ни о чём, бесцельно бродить по улицам взявшись за руки, что-то делать, но лишь бы вместе и рядом. Встречаясь в компаниях, они всё равно оставались как бы наедине, не замечая друзей и подруг и общаясь только между собой.
      Иван с наступлением теплых дней, как всегда, переселился в дровяной сарайчик во дворе. Этот сарайчик к осени заполнялся дровами, за зиму дрова сжигались и в мае, с наступлением теплых ночей, пустой сарайчик становился пригодным для летнего жилья. Там стояла железная кровать с матрацем, а столиком служил бабушкин деревянный сундук. Он сделал отвод от радиоточки, поставил репродуктор и мог слушать радио. Иногда, возвращаясь поздно вечером от Аси, он выносил из сарая кровать - раскладушку, ставил её во дворе, ложился и засыпал, глядя в безмерную глубину ночного звездного неба.
      Однажды, бабушка уехала в гости к сыну, и Иван остался дома вместе с престарелой прабабушкой, которой было более 90 лет, но она ещё двигалась, готовила обеды и убиралась по дому – все остальные домашние дела доставались Ивану.
     В  своё летнее жилище Иван и привел Асю поздним вечером после посещения кинотеатра, объяснив ей, что дома только глухая прабабушка. Оставшись, наконец, наедине, они полностью предались друг другу, волна желания захлестнула Ивана, а Ася была молчалива и покорна. И всё случилось как бы само собой, Ася даже не вскрикнула от боли и, сжав губы, прижалась к нему,  а он покрывал её лицо горячими благодарными поцелуями. Так начался их медовый месяц.
 Вскоре страсть близости появилась и у Аси и почти все ночи подряд они проводили в этом сарайчике, отдаваясь взаимным желаниям, а рано утром Иван осторожно выводил Асю за калитку и провожал до  дома. Отпустив Асю прощальным поцелуем, он возвращался домой, досыпал час-другой и шел на работу.
     Это продолжалось с месяц, они похудели и осунулись от бессонных ночей, но их взаимное влечение не ослабевало, а только усиливалось, превратившись во всепоглощающую страсть. В восемнадцать лет, чувство усталости и пресыщенности  не знакомо юным телам: их души как бы слились вместе, а сердца стучали как одно целое. Притча говорит, что когда-то мужчина и женщина были единым организмом, потом бог разделил их на две половинки и с тех пор каждый мужчина и каждая женщина ищут свою половинку, а найдя её, они опять сливаются вместе. Но редко кому удается найти свою половинку и  соединиться вместе: если и не на всю жизнь, то хотя бы надолго.
       Иван с Асей начали строить планы на будущее: любящей женщине нужна определенность, чтобы сохранить любимого человека  и свою любовь к нему. Тогда они и придумали, что Иван поедет в Москву и поступит в институт, а Ася закончит через несколько месяцев своё училище, приедет в Москву и устроится работать на стройку, а потом они снимут комнату и будут жить вместе. На том и порешили.
       Вернулась от сына бабушка Ивана и стала о чем-то догадываться. Их встречи в сарайчике стали уже не каждый вечер и с осторожностью: наступило лето, в окнах домов убрали вторые зимние рамы, а через одно тонкое стекло и при открытой форточке было слышно и видно, кто входит или выходит из ворот. Возможно, и бдительные соседи кое-что рассказали, потому что бабушка стала интересоваться, с кем это Иван дружит и вообще, думает ли он поступать в институт, а если думает, то почему не готовится к экзаменам и в школе и в институте. В это время как раз шли выпускные экзамены в вечерней школе.
     Так прошел ещё месяц. Потом Иван съездил в Москву на месяц  и вернулся ни с чем. Сразу же по приезду он встретился с Асей, раза два-три им удалось уединиться, и она рассказала, что к ней приходили мать и бабушка Ивана. Они сказали, что всё знают об их отношениях и что Иван ей не пара: ему надо учиться дальше, а если он женится на ней, то конечно ни о какой учёбе речи быть не может. Потом его заберут в армию, она останется одна, а они её к себе не примут.
       Иван ужасно разозлился, устроил дома большой скандал, сказал, чтобы родные не лезли в его личную жизнь и, пригрозил уйти из дома, если такое повторится. Но в глубине души он понимал, что родственники в чём-то правы и всё может сложиться именно так, как они и предполагают. И тут он совершил свой первый глупый поступок, из многочисленных, подобных ему глупых поступков в последующей жизни, который стоил ему в тот раз любви  его любимой девушки.
      А дело было так. Сразу по приезду домой Иван ещё не устроился на работу, Ася уже доучивалась в своем училище и при очередной встрече они договорились провести выходной день вместе. Хозяйка Аси куда-то уезжала на воскресение, её соседки по комнате тоже уезжали в деревню, и Ивану можно было провести весь воскресный день у Аси вдвоем.
     Но приятель Ивана – Борис уговорил его съездить в отдаленное село к его девушке – дальней родственницы Ивана. Иван был необходим, чтобы вызвать эту девушку из дома, потому что её мать была против встреч дочери с Борисом: известным в районе хулиганом и дебоширом.
 Иван сначала отнекивался, так как у него уже была назначена встреча с Асей, но Борис убедил, что они вернуться вечером в субботу или рано утром в воскресение и Иван успеет на свою встречу с Асей. Нехотя, Иван уступил просьбе друга и после полудня в субботу они уехали в это село. Там Иван навестил родственников, вызвал эту девушку из дома, она пригласила с собой подругу и вчетвером они пошли на берег озера, у которого и располагалось это село: как узнал Иван много позже, это было родное село его прабабушки. Вот так перекрещиваются судьбы людей.
       Борис прихватил с собой вино и закуску и все вместе они устроили импровизированный пикник на берегу озера. Подружка положила глаз на Ивана, да плюс выпивка, которая часто приносила ему неприятности, потому что он не мог остановиться и иногда напивался до потери разума. Вот и в этот раз,  Иван не заметил, как утратил контроль над собой и очнулся только поздней  ночью в объятиях этой самой подружки в бане, стоящей в огороде её дома. Было ли  что между ними или нет, Иван не помнил. Голова гудела, подружка дала ему самогонки для похмелья - так что и следующий день прошел в винном угаре и только поздно вечером   Иван с Борисом вернулись домой. Конечно, в таком виде он к Асе не пошел.
 На другой день, к вечеру, он пришел к ней с извинениями и услышал, что она всё знает об их поездке с Борисом и о его измене, видеть  Ивана больше не желает и между ними всё кончено. Потом, уже много позже, Иван узнал, что хозяйка Аси ездила как раз в это село и видела Ивана пьяного с девушками на улицах села.
      Иван несколько раз пытался встретиться с Асей и как-то объяснить свой поступок, но гордая горянка избегала встречи с ним. В это время она окончила своё училище и сразу же уехала домой, куда-то на Ставрополье, не оставив никому своего адреса.
      Так бессмысленно Иван потерял любимую девушку и потерял свою первую настоящую любовь – потерял навсегда. Потом в его жизни были и встречи и искренние чувства к женщинам, но по силе и глубине они конечно уступали этому юношескому чувству первой любви.
     Как знать, не будь этого глупого поступка, может и не стоял бы сейчас Иван Петрович у руин своего дома юности и не вспоминал, с сожалением, те давние времена, тех людей и свою юность.
          Однако жизнь продолжалась и, вернувшись  из Москвы,  Иван не сразу, но опять устроился на работу в свою авторемонтную мастерскую,  уже токарем - квалификацию дал тот же техникум. Мать и бабушка,  конечно, не верили, что он будет учиться дальше, а отчим откровенно злорадствовал. Но нельзя сказать, чтобы  неудача с институтом как-то его расстраивала: в восемнадцать лет неудачи кажутся не особенно значительными и временными.
Работа токарем универсалом у станка требовала уже настоящего мастерства, пришлось учиться и осваивать профессию у опытных токарей. Через некоторое время Ивану уже вполне удавались и сложные работы, а отсюда и заработок, потому что платили сдельно - только за выполненную работу. Заработок был сто двадцать - сто пятьдесят рублей в месяц, что по тем временам было очень прилично, сейчас это примерно тридцать - сорок тысяч рублей. Появились свободные деньги, было и свободное время: по вечерам уже не надо было ходить в вечернюю школу. У  Ивана было намерение заниматься самоподготовкой для очередного поступления в институт, но это так и осталось только намерением.
С Асей он расстался по своей глупости, друзья тоже были свободны и самостоятельны, поэтому вернувшись с работы и переодевшись, они встречались и придумывали, как провести вечер. На выбор были: кино, клуб, библиотека или компания у кого-то дома. Выбор небольшой, но вполне хватало, в том числе и приключений на свои головы. Появились знакомые девушки и то, что сейчас называют любовью, отсюда и стычки с соперниками, доходившие до драки, особенно в клубе на танцах.
Танцы проходили вечером в субботу. Асфальта в городе не было, поэтому в грязь, а зимой в мороз, в туфлях до клуба не дойти. Тогда на туфли одевались боты, которые перед клубом надо было вымыть от грязи и потом сдать в гардероб. В буфете клуба, если он работал, был только лимонад и конфеты, поэтому стакан портвейна можно было принять только на улице, а с собой в клуб не приносили - дежурный милиционер посетителей с вином выводил и больше не впускал. Состав участников такого танцевального вечера был достаточно смешанный. Это парни и мужчины от семнадцати до сорока лет, девушки восемнадцати - двадцати: учащиеся техникума или профтехучилища и основной контингент - женщины около тридцати или за тридцать лет: учителя, врачи, служащие и другие, ровесники которых погибли на войне или уехали работать в города, а они остались.
 Играл духовой оркестр, в перерывах играла радиола, почти все знали друг друга в лицо, здесь же завязывались отношения, здесь же и заканчивались, собирались мужские и женские компании, был бильярд, и танцевальный вечер в клубе проходил шумно, весело и интересно. А потом, до следующей субботы, оставалось только посещение кино и не каждый день, потому что фильм шёл два - три дня, но если интересный или с девушкой, то можно было сходить и два раза, благо билет стоил тридцать копеек.
Иван Петрович вспомнил об одной истории. В этот год к ним в городок приехала большая группа молдаван и чеченцев: парней и девушек - учиться в  профтехучилище. Чеченцы, освоившись и разделившись на группы, начали грабить и бить прохожих, однажды досталось и Ивану. Он шёл один к кинотеатру, была зима, темно и тут подскочили чеченцы - давай деньги, получив отказ, сбили его с ног и стали пинать, стараясь попасть по голове.
 Ивану чудом удалось подняться и забежать в дом, потом через огороды он выбежал на другую улицу, оттуда в вечернюю школу, где учились его друзья и уже с командой они кинулись искать этих налётчиков. И вскоре, действительно, Иван узнал одного из нападавших, подбежал и в морду, тот на землю и стал ползать и просить прощения, а остальные три - четыре человека стали отнекиваться, что их там не было. Чеченец ползет, а тогда у них не били лежачих, что делать? Иван стал мочиться на налетчика, а гордый горец, поливаемый мочой, всё просил прощения. И Иван  понял, что  горячность горцев и их гордость проявляются только когда сила на их стороне, а так они трусливы и подлы. Из-за угла - это да, а один на один - кишка тонка. Через тридцать лет война в Чечне всё это подтвердила.
 И ещё. После  групповых налётов кавказцев и избиений ногами лежащих на земле и у городских ребят испортились нравы - плохое передаётся быстро, стали появляться групповые нападения, пинками  наносили серьезные увечья, чего никогда не было раньше.
 Этих приезжих, милиция быстро переловила и пересадила - тогда ещё никто не слышал о национальной розни, совершил преступление - отвечай, русский ты или чеченец и одно дело - когда подрались местные ребята между собой один на один: разбили носы - и никаких претензий друг к другу нет. И другое дело, когда человека пинает ногами толпа приезжих туземцев до переломов и сотрясения мозга. В общем, порядок в городе быстро навели, в том числе и с  помощью местных ребят.
В такой жизни незаметно наступила весна, и напомнил о себе военкомат: Ивану пришла повестка на учёбу, здесь же, на радиомастера на два месяца. Собрали группу из двадцати человек и, приехавший из города, офицер два месяца учил их радиоделу. По окончанию, в мае месяце, Иван уже числился призывником первой очереди и не мог без разрешения военкомата никуда уехать. А как же учёба: хотя он к ней и не готовился и всё подзабыл? И вот в июне пришла повестка о призыве в армию, хорошо, что за две недели. Иван на работе оформил отпуск, собрал документы,  деньги и уехал в Москву, сказав матери и бабушке, чтобы  никому не говорили, куда он уехал и зачем. Они так и сделали.
Приехав в Москву, Иван поселился у знакомой его бабушки - тёте Наташи, жившей с матерью в самом центре Москвы на Цветном бульваре в маленькой двухкомнатной квартирке старого дома, недалеко от старого московского цирка. Комнатки были примерно семь и десять квадратных метров, а из удобств туалет, газ и холодная вода.
Тётя Наташа была дочерью профессионального революционера, училась в Кремлёвской школе вместе с детьми Сталина, но её отца репрессировали, а она окончила какие-то курсы и потом всю жизнь проработала библиотекарем.
Иван  впоследствии иногда навещал её, она жила уже одна на маленькую пенсию, что-то около пятидесяти рублей, но умудрялась сводить концы с концами и даже регулярно ходила в кино на дневные сеансы. Последний раз они встречались в 1980-ых годах – тете Наташе, наконец, дали хорошую квартиру у метро «Новослободская» и Иван помог  перевезти вещи. Детей у неё не было, как и мужа, но тут же нашлись какие-то родственники - претенденты на квартиру, может и Ивана считали таким же. Родственники были неприветливы и больше с тётей Наташей, как он её называл, Иван Петрович не встречался.
А тогда, летом, Иван прожил у тёти Наташи около месяца, как смог подготовился к экзаменам, сдал документы опять в авиационный институт, получил общежитие на время экзаменов и перебрался туда. Встретив знакомых, таких же неудачников прошлого года, они поселились вместе, в одной комнате и стали сдавать экзамены не забывая, впрочем, знакомиться со столичной жизнью. Экзамены Иван сдал хуже, чем в прошлом году, получил три по физике, но был трудовой стаж два года и на всякий случай он отказался от общежития, что оказалось излишним и в дальнейшем создало некоторые трудности. Но надо было поступать, тем более что правила приема опять изменились.
 Набрав в институты производственников в прошлом году и убедившись, что после перерыва в учёбе, эти студенты учатся не совсем удачно, в этом году устроили пропорциональный раздельный конкурс, чтобы у стажников и у школьников конкурс был одинаковый, кажется, пять человек на место, но итоги конкурса подводились отдельно, а в прошлом году брали всех стажников, кто сдал экзамены хотя бы на тройки.
Сдав последний экзамен  15 августа, Иван со своими знакомыми расслабились, поехали в Сокольники, там выпили, повздорили с местной шпаной и в итоге попали в милицию, где, установив их личности, всем выписали штраф - каждому по тридцать рублей и предложили в трёхдневный срок покинуть Москву. Поскольку у Ивана с собой паспорта не оказалось, пришлось с милицией поехать в общежитие - там и выяснилось, что он поступающий в институт. Хотя Иван и сказал, что провалил экзамены и завтра уезжает домой, но менты обещали сообщить в институт. Так что о зачислении можно было забыть. Вот так, собственная дурь  создаёт очередные проблемы.
Действительно, на следующий день Иван сообщил в приёмной комиссии, что уезжает домой и если его зачислят, то пусть сообщат домой по адресу. А на вопрос, почему уезжает, сказал, что всё равно при зачислении надо будет увольняться с работы, а он был в отпуске, и выписываться с места жительства.
Понятно, с каким настроением Иван вернулся домой. Матери сказал, что ждёт результатов из института, но конечно никто не поверил, все думали, что опять провалился на экзаменах. А тут ещё и от военкомата надо было прятаться - пришли ещё повестки о призыве и скоро должны были начать розыск за уклонение от армии. Так прошло две недели и лишь в начале сентября пришло извещение из института о его зачислении. Никто не верил, да и Иван тоже, но получилось!
 Уволился с работы, а вот в военкомате  его не хотели снимать с учёта, говорили: мы тебя призывали в армию раньше, чем ты поступил в институт, да и уезжать тебе было нельзя. С трудом, но удалось уговорить военкома не ломать судьбу и, оформив все документы, числа седьмого сентября Иван выехал в Москву. Начиналась новая жизнь. А квитанция на штраф пришла позже и, как всегда, за его проступки расплатилась мать.
 Внук «врага народа», несправедливо расстрелянного в 1937 году, по делу, сфабрикованному пятью офицерами   из НКВД, приехал из деревни в Москву. И без  протекций, но и без  преследований властей, поступил на бесплатное обучение в один из престижных, того времени, институтов страны, которая тогда называлась СССР и получил доступ к знаниям, которые были в основном секретные и связаны с ракетно-космической техникой.
Приезжая в последние годы на родину, Иван Петрович видел, что получение высшего образования, для таких - каким был он, стало практически невозможным. Надо платить за обучение, а если удалось поступить на бесплатное обучение, то где и на что жить? Таковы прелести капитализма, но об этом позже.



                ИНСТИТУТ
Годы учебы в институте состояли из учебы и каникул, которые Иван всегда старался проводить дома, поэтому, его жизнь проходила так.
Приехав в Москву, Иван снова  остановился у тёти Наташи, пошёл в институт, получил замечание за опоздание к началу учёбы и направление на уборку картошки в Подмосковье под Истру, где работала группа студентов, в которую он был зачислен. На электричках и попутных машинах добрался до деревеньки, где работали его будущие однокашники. В группе оказалось две девушки - Тани и двадцать три парня в возрасте от 18 до 25 лет. Уборка картошки дело знакомое, а совместная работа быстро сближает, поэтому к окончанию этого трудового семестра в начале октября, студенты были уже достаточно знакомы, чтобы учиться вместе.
Вернувшись с картошки в Москву, надо было устроиться где-то жить:  от общежития Иван отказался, перестраховавшись. Встретив знакомого по поступлению, они объединились и сняли недалеко от института угол в двухкомнатной квартире, где проживали: мать - пенсионерка и дочь - школьница, да ещё пёс - овчарка. Жилье стоило по восемнадцать рублей на человека, при этом, в комнате спала и хозяйка - за перегородкой. Они перебрались на квартиру и приступили к учёбе. Каждый студент знает, что первый семестр самый трудный: всё новое, другая организация учёбы, множество дисциплин, преподаватели и т.д., так что свободного времени не оставалось совсем: учёба, подготовка, да и с питанием надо было устраиваться.
Дежурили они по очереди: неделю один - неделю другой. Завтрак и ужин был за дежурным, а обедали в институте в столовой - там дешевле. Стипендия была тридцать пять рублей, обед тридцать - сорок копеек, так что без помощи из дома, с учётом квартплаты, было не обойтись и  матери, как могли, помогали им, а могли они немного.
Тем не менее, первый семестр учёбы в институте для Ивана закончился вполне успешно, удалось даже сдать экзамены досрочно на четыре и пять, и числа десятого января он улетел домой на каникулы,  до седьмого февраля - почти на месяц. В те времена, студентам зимой,  давалась скидка на авиабилеты на 50% и перелёт домой, и обратно в Москву обошелся ему в сорок рублей - чуть больше стипендии. Сейчас, конечно, никаких подобных скидок нет, и такой перелет обойдется в двенадцать - пятнадцать тысяч рублей при стипендии, если она есть - одна тысяча шестьсот рублей. Почувствуйте разницу, как говорят одесские евреи, живущие в Москве.
Месяц каникул не прошёл даром. Была знакомая девушка Вера, которая работала фельдшером после медучилища в ближнем селе  около городка. Она только начала работать, жила одна, знакомых не было. И Иван полгода прожил один в Москве без родных и друзей. Их свело вместе одиночество и свои дружеские отношения, по крайней мере - Иван, они приняли за нечто другое:  вступили в брак, официально оформив свои отношения.
 Этот поступок оказался крупной ошибкой и не принес счастья обоим. Но тогда Иван думал иначе: он уехал учиться дальше, а Вера смогла вернуться к родителям в город, где и продолжила свою работу. Иван, конечно, не мог помогать материально, но и от неё не брал ни копейки, так что фактически семьи, как материальной ячейки общества (по Энгельсу) у них никогда не существовало. В общем, случилось то, что случилось.
Учёба в институте продолжилась в том же ритме.  Первый курс Иван окончил  успешно, стал настоящим студентом и уехал домой на летние каникулы, которые провел у матери и у родителей жены. Бабушка к этому времени уже продала свой дом, у руин которого и стоял сейчас Иван Петрович, потому что прабабушка умерла в сентябре сразу после  отъезда Ивана на учёбу в возрасте 96 лет. Друзья Ивана остались здесь, учились,  работали и, как сами говорили, тянулись за ним и вполне успешно.
           На втором курсе,  вполне освоившись с учёбой, Иван начал искать возможности приработка к стипендии. Мать оказывала ему посильную помощь со скандалами от мужа, и всё равно с учётом платы за квартиру, вернее за место в комнате, средств было маловато. Случайно он нашёл работу киномехаником в школе рабочей молодежи (ШРМ), недалеко от места жительства, за сорок рублей в месяц. Работа заключалась в следующем: два - три раза в неделю, по вечерам он показывал  учебные фильмы в этой ШРМ по различным предметам. Оказалось, что учебная районная фильмотека располагала очень приличным фондом специальных учебных фильмов, которые можно было показывать как объяснение тем по истории, биологии, физике и другим предметам. Учителям удобно и ученикам понятно, а киноаппаратуру Иван изучил в школе в шестом - седьмом классах в кружке и получил удостоверение киномеханика, которое и пригодилось.
 В этой школе Иван и проработал четыре года с записью в трудовой книжке, так что потом было не понятно: учился ли он на дневном отделении института или всё же работал киномехаником в ШРМ. В дополнение к ШРМ, Иван умудрялся ещё постоянно подрабатывать, временно или разово, и в других местах. Например: две зимы работал кочегаром в угольной котельной с работой целые сутки раз в неделю; грузчиком на ж/д; в холодильниках мясо - рыба; на складах; в речном порту; рабочим сцены в малом театре (на подмену); рабочим в комбинате питания на Арбате; дежурным слесарем в ЖЭК и ещё, наверное, где-нибудь - все места не вспомнить. При такой загрузке времени на учёбу почти не оставалось, он посещал самые необходимые занятия с постоянными выговорами за пропуски - иногда доходило до 300 часов пропусков за семестр - примерно половину занятий Иван пропускал.
Но работа позволила ему отказаться от помощи матери на постоянной основе: если она хотела и могла, то иногда присылала  денег на покупку чего-то, например костюма или пальто и теперь у Ивана никогда уже не было так, что до стипендии еще два дня, а покушать  не на что. Соответственно, в свободное время можно было сходить в кино, театр, кафе и даже ресторан, например «Загородный», где вполне прилично можно было провести вечер за три - пять рублей с человека.
Учёба шла как бы параллельно и с переменным успехом, однако стипендию Иван получал всегда и до двоек дело не доходило.
После второго курса, он, вместе с большинством группы,  поехал в Сибирь на стройку железной дороги Абакан - Тайшет, в составе студенческого строительного отряда, практически как комсомольцы - добровольцы. Глухая тайга, просека, на которой делалась насыпь и укладывались рельсы, вечером песни у костра, походы в соседние лагеря студентов из других вузов, новые знакомства, конечно и с девушками - в общем, романтики хоть отбавляй.
 Домой тогда Иван не поехал, некогда, да и жене написал, что зря они всё это затеяли, лучше развестись, но если она против развода - то пусть всё остаётся как есть. Она, конечно, была против, осенью приехала разбираться в Москву, и могла даже устроиться на работу. Но Иван к семейной жизни был не готов, и ей пришлось уехать обратно, а до конца, из-за своей нерешительности, он  дело не довёл. Это как хвост обрезать собаке - сразу или по частям. Вот таким мучительным способом, по частям, Иван и разрушал  отношения с женой.
На третьем курсе, некоторые студенты из общежития женились или просто переехали жить к знакомым женщинам и Иван переехал  жить в общежитие на освободившиеся места, но без официального оформления,  нелегально. Легально мест вроде бы и не было - уехавшие сохраняли места за собой - на всякий случай. И такие случаи происходили, студент возвращался в общагу и если на его месте жил кто-то, то нелегальщику приходилось перебираться в другую комнату на очередное свободное место. Так Иван и мотался два года до официального получения места в общаге на пятом курсе.
 Жизнь в общежитии это уже не жизнь одиночки на квартире, а коммуналка, где все одинаково правы и всё на виду. В комнате, метров двадцать проживали четыре - пять человек, кроме кроватей: общий шкаф для одежды и утвари; стол для еды и занятий; стулья или табуретки. В шкафу была и кое - какая посуда: стаканы, чайник, тарелки, ложки - вилки, сковорода и одна - две кастрюли. Кухня и умывальник в конце коридора, туалет в другом конце, на кухне газовые плиты. Вот, пожалуй, и всё. Стоимость проживания с заменой белья раз в десять дней - один рубль тридцать копеек в месяц.
 Готовили еду студенты редко: завтрак и ужин в буфете, здесь же на первом этаже за тридцать - сорок копеек. Обед в столовой института стоил столько же, так что бытом они себя не обременяли. Поздно ночью можно было сходить в буфет троллейбусного парка, неподалёку, и съесть там горячую сардельку с винегретом, чаем и задубевшими пирожками с повидлом, за те же деньги. Помнится, на спор, один студент съел за пятнадцать минут пятнадцать пирожков всухую. Сейчас, когда показывают по телевизору обжирающихся сосисками в тесте американцев, Иван Петрович вспоминает и успехи студентов  института - в аналогичном деле ещё сорок лет назад.
Но это быт, а как же учёба? А учёба шла как-то сама собой, как дело необходимое, но не совсем нужное. Каких-то особых привязанностей к специальности у Ивана не появлялось, а то, что знания пригодятся в будущем - это понимание было абстрактным. Вообще он человек конкретного дела. Работал слесарем по разборке автомобилей - старался делать это быстро и как нужно. Работал токарем - старался сделать деталь быстрее и качественнее, а нравится работа или нет - такого для него не существовало. Вот пример. Две зимы на третьем и четвёртом курсах Иван подрабатывал кочегаром в котельной по отоплению нескольких жилых домов. По штату должны были работать три кочегара в смену на четыре печи. Поскольку они студенты, то в ЖЭК решили достаточно и двоих. А студенты, в свою очередь, решили работать по одному, но зато раз в неделю.
 Это был поистине каторжный труд. В течение суток надо было постоянно подвозить на тележке уголь из кучи во дворе и забрасывать его в топки - за смену пять - семь тонн. Дважды за смену надо очистить каждую печь от шлака - это самая тяжёлая и горячая работа и вывезти шлак во двор. Отдых десять - пятнадцать минут после загрузки печей, а тут ещё местные алкаши в мороз придут греться в кочегарку: от них стакан портвейна - трудно отказаться.
 На его взгляд, после кирпичного завода, работа как работа, но некоторые не выдерживали. Однажды, загрузив печи, Иван ждал сменщика, его нет, смена в восемь утра, а уже полдевятого. Подбросив угля, побежал в общагу, разбудил сменщика,  тот проспал, иди, а он: «Не пойду больше работать, я устаю, хорошо тебе, ты отработаешь, пивка выпьешь и как огурчик на занятия, а я целый день потом болею» так и не пошёл. Смены нет,  Иван вернулся в кочегарку и отработал ещё сутки.
 Вот так и с учёбой: надо учиться – он учился, а что будет дальше, потом разберёмся. Специализацией его группы была прочность: надо было научиться рассчитывать прочность ракет (можно и самолётов), чтобы они не разрушались, но и не были слишком прочными, а, следовательно, и тяжелыми. Чтобы рассчитать, надо спроектировать конструкцию, хотя бы схематично, знать нагрузки, условия полёта и ещё много чего другого. Такая работа требовала тщательности и безошибочности расчётов и большое спасибо всем преподавателям института, которые в то время учили не бездумному запоминанию, а именно умению думать, сопоставлять, анализировать и на этой основе находить лучшее решение. Именно это и пригодилось Ивану в полной мере в последующей жизни, а знания можно пополнять всю жизнь и самостоятельно, чему, кстати, тоже учили.
Преподаватели были в основном двух типов: пожилые профессора с академическими знаниями и высокой культурой и молодые доктора и кандидаты наук, почти ровесники, которым посчастливилось принять участие в самом начале развития ракетно-космической отрасли знаний и вложить свой вклад в это развитие. Это были такие же инженеры, на которых учился и  Иван,  но им удалось применить полученные знания на практике, развить эти знания и защитить диссертации, а по воспитанию и культуре эти молодые преподаватели почти не отличались от  студентов - старшекурсников. Многие из них также окончили этот институт на пять - десять лет раньше.
Такое сочетание опытных и молодых преподавателей, как оказалось потом, было весьма полезным для освоения теории и практики авиационного и ракетного инженерного дела, умения мыслить и претворять свои мысли в реальные проекты. Недаром выпускники института 60-х годов считались хорошими специалистами, устраивались в любых отраслях промышленности и успешно работали в НИИ, КБ и на заводах.
Кроме учёбы и работы у студентов того времени были ещё спорт и культура.
На первых двух курсах были обязательные занятия физкультурой два раза в неделю или занятия в спортивных секциях по интересам. Иван выбрал спортивную секцию бокса - тогда советские боксёры были лучшими, да и в жизни, помня свои драки, это было полезно. Занимались боксом три раза в неделю - один раз утром и два вечером, кое-что начинало получаться, тогда Иван купил боксёрские перчатки. Его приятель по квартире тоже ходил в ту же секцию бокса, поэтому они устраивали тренировки и дома на веранде.
Домик, где они снимали жилье, был маленький, с верандой и садом, и жили в нём три семьи, так что место было, в том числе утром можно было пробежаться вокруг квартала таких же домов. Иногда при таких пробежках встречался Булганин - он был одно время министром обороны СССР, но потом Хрущёв отправил его в отставку и он жил где-то неподалёку. Это был степенный старик, который неторопливо прогуливался по посёлку - один или с женой, в общем, с какой-то женщиной.
После утренней тренировки на втором курсе были занятия по философии, которые очень интересно вёл  молодой преподаватель  и вот сидит Иван на этих занятиях, лицо от ударов перчатками горит, под глазами синяки, как у енота пятна, какая тут философия. Так однажды и сказал преподаватель: «Посмотрите на этого студента: какой ему нужен Спиноза или Кант – вот морду кому-нибудь набить и все его мысли.» Два года Иван так позанимался, провёл даже несколько боёв, но дальше дело не пошло - времени нет, а пропустил тренировку, да не дай бог пивка выпил, потом пришёл, партнёр на тренировке тебе лицо начистит и до следующего раза. Пришлось бросить, но навыки остались и иногда помогали.
  Под настроение, можно было сходить, здесь же в общежитии, в спортзал: в подвале потаскать штангу или просто размяться на тренажёрах. Вот и все занятия спортом для него в институте. А некоторые приятели Ивана занимались спортом профессионально: один стал мастером спорта СССР по боксу, были кандидаты в мастера по борьбе, гимнастике и другим видам спорта. С другой стороны, этому мастеру спорта СССР по боксу всё-таки по голове крепко побили перчатками, поэтому иногда он совершал неадекватные поступки. Так, однажды он на спор, на десять рублей, съел кусок хозяйственного мыла (200 грамм), вернее почти съел - осталось съесть совсем немного, но пена и пузыри пошли изо рта. Но победу  ему засчитали.
 В их комнате одно время числился член сборной команды СССР по гандболу - они его почти не видели. То чемпионат СССР, то сборы, то международные соревнования. Запомнился он тем, что на спор мог одной рукой обхватить сбоку и поднять две бутылки с пивом - ладонь как лопата. Он появлялся в сессию или после, брал зачётку и говорил: «Пойду погулять по институту». Там ему проставляли все зачёты и экзамены и он, возвратившись, говорил: «А я сессию сдал, чего и вам желаю» и исчезал до следующей сессии.
  Спорт помогал  учиться, и в жизни приводил к разным ситуациям. Как- то Иван шёл с приятелем – борцом: они попили пива, настроение хорошее, тёплый летний вечер, приятель и говорит: «Смотри Иван, какой здоровый негр идет». Тот отвечает, ну и что? «Как что, такого и бить приятно», и бац негру по скуле, негр, конечно, упал, а им пришлось быстро убегать дворами - ведь такую дурь никому не объяснишь и прощения не попросишь. А всё спорт виноват, сила играет. Тогда это было просто хулиганство, а сейчас «разжигание национальной розни русскими», но если наоборот, то ничего, негру или кавказцу можно.
Культурная жизнь студента того времени тоже была достаточно своеобразная. В основном, это посещение кино. У телевизоров тогда никто не сидел, да и не было их в общежитии, кроме красного уголка, где смотрели в основном спортивные передачи.
В кино  собирались по несколько человек, находили афишу кинотеатров: выбирали фильм, сеанс и кинотеатр и ехали туда прямо к сеансу. Таких посещений было два - три в месяц, изредка выбирались и в театр или на концерт: хотя цены на билеты и были доступны, но театры как-то не пользовались в их студенческой среде особой популярностью.
Чтение книг также происходило по случаю: если кому-то попадала в руки интересная или популярная книга, то её передавали, пока она не терялась. Кстати, свободно можно было прочитать книги Солженицына, Платонова, Булгакова и другие, которые, якобы,  запрещены и за чтение их можно было бы пострадать чуть ли не до тюрьмы. Всё это ложь современных пропагандистов капитализма.
Несмотря на режим секретности в институте, можно было познакомиться и с иностранцами и даже привести их в общежитие без всяких последствий и опеки КГБ. Кстати все студенты авиационного института 60-х годов прекрасно знали имена всех Генеральных конструкторов, в том числе и Королёва и других ракетчиков, были встречи в ДК   с космонавтами, да и в  группе  Ивана учился родственник одного из первых космонавтов, но какого-то ажиотажа эти имена не вызывали, кроме уважения и почтения. О студенческой свободе того времени можно судить по следующему примеру.
В октябре 1964 года сняли со всех постов Никиту Хрущёва без объяснений. В институте начался стихийный митинг внутри территории с требованием объяснения причин. Сразу приехали какие-то партийные деятели собрали старост групп, объяснили им ход событий, а уже они довели до  сведения студентов эту информацию, которая всех удовлетворила. Возмущение улеглось без всяких последствий для участников. Так что бессловесными винтиками студенты тогда не были и это тоже очередная ложь нынешнего режима.
 Этим и отличаются те времена от нынешних. Тогда власти не всегда информировали народ, но никогда не лгали, кроме самого Хрущёва. А сейчас кроме лжи ничего нет, но при этом не хватает ума лгать согласованно, поэтому одни деятели говорят  одно, а другие тут же их опровергают, причём всё это делается мелочно и злобно, да и сами нынешние, власть предержащие, такие же мелкие, невежественные и злобные, как и их пропаганда.
Культурным мероприятием считалось также посещение пивной или ресторана. Денег это стоило тогда небольших, а сами эти мероприятия были достаточно редки, но в памяти откладывались, особенно если с последствиями. В ресторан попасть было свободно, в любой, а вот чтобы посетить пивную, хорошую, надо было отстоять очередь. Публика там конечно собиралась колоритная: студенты, рабочие, какая-то интеллигенция и так далее. Пиво шло под шпикачки или креветки, здесь же компании пели под гитару, кто-то мог сделать стойку на руках на столе на кружках и прочие удивительные поступки.
 Особой популярностью пользовался подвальчик на улице Богдана Хмельницкого, недалеко от ЦК ВЛКСМ. Так и говорили, когда возвращались в общагу слегка навеселе, что были в ЦК ВЛКСМ и все знали, что это такое. На этой же улице находилась московская синагога и иногда, выйдя из пивной, студенты сталкивались с толпой правоверных евреев, которые отмечали какой-то свой очередной праздник. Верующие евреи и студенты - атеисты расходились всегда мирно, без погромов и пивных путчей.
Иногда посещение пивной совмещалось с посещением танцплощадки. Это происходило в парке Горького, где был пивной бар с чешским пивом и тут же рядом танцзал на две тысячи человек, куда съезжалась молодёжь, и не только она, со всего Подмосковья. Там можно было размяться и познакомиться, если не мешало пиво, и проводить девушку до дома, километров за сто на электричке, впрочем, как правило, без последствий.
 В те годы можно было в одиночку посетить любой район Москвы и Подмосковья в любое время дня и ночи и не нарваться на грабителей или хулиганов, да и милиция не безумствовала, как сейчас. Иногда поздно ночью, когда метро уже не работает, Иван возвращался в общагу пешком, подъедут милиционеры на мотоцикле, поинтересуются, почему он идёт так поздно и, узнав, что студент, могли даже подвезти, если по пути. Можно ли сейчас представит себе такое? Конечно, нет, а ведь это были времена «тоталитаризма», как сейчас талдычит обслуга режима воров и плутократов, и вроде бы все друг друга должны были бояться и предавать, а за любое действие или инакомыслие должны были наказывать и репрессировать. 
И насчёт инакомыслия. Никто из однокашников Ивана свои взгляды не скрывал, даже если они и расходились с официальной линией партии и правительства. Это была своего рода критика снизу, а это не преследовалось, впрочем, к сожалению, власти и не прислушивались. Кстати о стукачах -доносчиках. У них на курсе было несколько человек, которые, как выяснилось позднее, подписали соглашение с КГБ, где они обязывались после института служить в КГБ, за что им приплачивалась дополнительная стипендия.
 Возможно, в виде тренировки, им давались задания сообщать о настроениях студентов, но пострадавших от этих «доносов»  не было. Потом эти студенты достойно служили в КГБ на технических должностях в области специалистов по ракетной технике и давно уже находятся в отставке в званиях полковника. Встречаясь, они вспоминают своё вольное студенчество: без цензуры, предательств и преследований. Наверное, были и другие добровольцы КГБ,  которые предавали всех и вся и в итоге, через двадцать лет погубили страну под названием СССР.
Ну а тогда ничего не предвещало гибели страны и в описанной студенческой жизни, Иван закончил четыре курса института  и после технической практики на авиационном заводе, был призван на полтора месяца на военные сборы для получения офицерского звания. В те времена считалось, что специалист с высшим образованием должен иметь офицерские навыки, поэтому в большинстве институтов были военные кафедры, на которых обучали военному делу по близкой, к институтской специальности.  Если такой кафедры не было, то по окончанию института, выпускник мужского пола служил рядовым один год, после чего ему присваивали офицерское звание. В авиационном институте, конечно, была военная кафедра, поэтому все студенты проходили военные сборы рядовыми в авиационных и космических войсках.
В казармах полка, где Иван с однокашниками проходил военные сборы, места не было, поэтому студентам поставили палатки, где и размещался их взвод из двух групп курса. Жили по распорядку полка, несли службу, как и другие солдаты: быт и питание общее, только командир у студентов был свой, из института. В общем, служба не мёд, но и ничего особо трудного не было. Главное привыкнуть к дисциплине, чему их успешно учили, а к технике особо близко не подпускали. По окончанию сборов,  в полку студенты приняли воинскую присягу, после которой можно было и звание присваивать, но офицерское звание присваивали только с выпуском из института: вдруг студент не окончит институт, а звание уже будет - такое не допускалось.
По возвращению со сборов началась учёба на пятом, последнем  курсе. Задумываться о работе после института Ивану не приходилось: в те времена, выпускник дневного отделения ВУЗа должен был отработать три года по распределению, там, куда его пошлют. А всю группу Ивана уже зарезервировала за собой фирма Королёва - того самого конструктора ракет. С Иваном, правда, были некоторые проблемы, так как он считался семейным человеком, но вроде бы обещали комнату. Кстати о семье. У Ивана так и не хватило духу окончательно расстаться с женой: как-то привык, что где-то есть, а там видно будет. Более того, весной у них родилась дочь,  и Иван считал, что в семейной жизни уже определился.
Образование семьи и тогда и сейчас Иван Петрович понимал, как пересечение двух линий жизни: мужчины и женщины. Пересеклись – значит  появились общие интересы, но затем одна из линий жизни или обе должны  изогнуться, чтобы  пойти параллельно, иначе то общее, что связывает этих людей, будет отдаляться и отдаляться со временем и в итоге может оказаться совместная жизнь двух совершенно разных людей с общими детьми, но без общих интересов, взглядов, поступков и так далее. Но дети вырастают, и тогда у этих людей не остаётся ничего общего, и нет смысла в такой общей жизни. Это теория, но в итоге жизнь подтвердила, по крайне мере для Ивана лично, правоту таких взглядов.
 А тогда, за год до окончания института, ему казалось, что он сможет пройти с женой по жизни вместе, но как говорится: «гладко было на бумаге, да забыли про овраги».  Ему объявили о призыве в армию после института: это выбило его из колеи, и Иван совершил свои очередные нелепые поступки, круто изменившие всю его дальнейшую жизнь, но это уже другая история, не связанная с его воспоминаниями из-за бессонницы.
К окончанию института, связь Ивана с малой родиной ослабла, и он приезжал сюда - перед защитой диплома и сразу, после защиты: уже не как домой к себе, а как гость в своё прошлое. Впереди была самостоятельная работа и самостоятельная жизнь авиационного специалиста и неизвестно  как сложится его судьба: удачно или нет.
Но удача повернулась к Ивану спиной, и ему пришлось  осваивать не работу по специальности, а основы армейской офицерской службы.
 
                АРМЕЙСКАЯ  СЛУЖБА.

         За год до окончания института ему, как и многим другим студентам с его курса объявили, что сразу после института их призовут в армию служить два года офицерами. Военную подготовку они прошли в институте, были на сборах в летних военных лагерях, приняли там воинскую присягу и по окончанию института им присвоят офицерское звание лейтенанта, с которым и призовут на срочную службу по армейской специальности. Спрашивается, зачем призывать в армию   инженеров служить офицерами? Кадровых офицеров не хватает что ли? Да, именно так - не хватало кадровых офицеров.
В 1953-64гг. руководителем СССР был Никита Хрущёв: малограмотный самодур, ловкий и хитрый интриган, который, похоже, и был исполнителем или участником заговора по убийству Сталина. Преступник всегда ненавидит свою жертву, и, судя по тому, как Хрущёв ненавидел Сталина и порочил его после смерти он и был преступником. А природная хитрость Хрущёва это сочетание интуиции и беспринципности, но никак не признак ума.
 Интуиция - это чувство, беспринципность - черта характера, а ум - это способность человека оценивать окружающую действительность. Добавив к уму знания, даже бытовые, получается разум, который и определяет все действия человека. Но каждый из нас часто поступает вопреки разуму, т.е. надо бы поступить так, а мы поступаем иначе, понимая, что делаем ошибку - это определяется свойствами натуры человека и особенностями его характера. Разум всегда эгоистичен, что может преодолеваться воспитанием и отношениями в человеческом сообществе - идеологией общества. И человеческое общество развивалось от людоедства, до признания всех людей равными. При капитализме - это, якобы, равенство перед законом, который написали такие же эгоистические люди в своих интересах.
 Большевики в СССР попытались обеспечить реальное имущественное равенство людей, чтобы обеспечивалась достойная  жизнь любого человека, и это требовало постоянной борьбы с алчностью – чувством, которое незнакомо животным. В борьбе за выживание, животные довольствуются удовлетворением своих потребностей, и хищник не будет убивать больше, чем он может съесть. Вот это чувство меры во многих людях утеряно, а его восстановление требует большого времени и не одного поколения. Большевики пытались сделать это быстро, применяя силу и жестокость, не всегда оправданную, но дело новое, незнакомое и без ошибок конечно не обойтись.
Так вот, Хрущёв, оклеветав Сталина, разрушил веру людей в реальность построения справедливого и благополучного общества и подменил идею справедливости идеей благополучности, а отсюда один шаг назад к алчности и стяжательству, что люди  и пожинают сейчас в России.
Хрущёв все свои недостатки свалил на систему управления страной, которая была построена Сталиным, стал всё менять, лишь бы было по другому, и в итоге страна сбилась с темпа, потеряла ориентиры развития, что позволило впоследствии мелким и подлым последышам Хрущёва, уничтожить страну.
А тогда, в 60-е годы, Хрущёв решил, что оборона страны обеспечивается ядерным оружием и ракетами,  авиация не нужна, поэтому производилось массовое сокращение авиационных частей, как и сейчас, самолёты уничтожались, а авиационные специалисты изгонялись из армии. От хрущёвских шараханий, даже у окружавших его лизоблюдов, начались опасения за свои места и Хрущёва заменили Брежневым, более уравновешенным деятелем, настолько уравновешенным, что за 18 лет дальнейшего правления он практически не предпринимал каких-либо самостоятельных действий, а только вместе со свитой.
В это время американцы напали на Вьетнам и стали бомбами с самолётов вбивать вьетнамцам демократические ценности, тогда и в СССР поняли, что авиация снова нужна. Производство самолётов стало расширяться, но специалистов за один - два года не подготовить и тогда решили призывать в армию выпускников ВУЗов на два года для службы офицерами. Так и  в авиационном институте, на пятом курсе студентам объявили, что  все будут призваны в армию после окончания института. И опять Иван Петрович попал под эксперимент, как и при поступлении в институт. В его группе кто-то обзавелся справками о плохом здоровье, трое согласились ехать на работу под Челябинск в ядерный центр, а он решил пусть будет, как будет, но  договорился в одном военном НИИ, что они пришлют именной запрос в военкомат на него - для службы в этом НИИ. На этом и успокоился, так как до окончания института был ещё целый год.
Пятый курс прошёл вполне успешно, как и предыдущие, в сочетании учёбы и мест временной работы и без каких-либо событий.  Зимой он  слетал на каникулы домой с некоторыми приключениями. Уезжая, засиделся в общежитии с проводами и опоздал на самолёт. Тогда была единая авиакомпания «Аэрофлот» на всю страну СССР, поэтому билеты были действительны на все рейсы, а за опоздание брался небольшой штраф - с  него, как студента, даже штрафа не взяли и он улетел  следующим рейсом. За время полёта, погода  испортилась,  аэропорт прилёта закрылся, и самолёт полетел на запасной аэродром, но при подлёте и тот закрылся. Самолёт марки ТУ-104 дальше лететь не мог - не было горючего, и самолет стали сажать в условиях снежной бури. Один раз самолет промахнулся, снова набрал высоту, развернулся, пошёл на посадку, снова промахнулся, опять набор высоты, развороты, заход на посадку и тут встали двигатели - кончилось горючее, а через несколько секунд   касание полосы и пробег.
  Пассажиры так  и не поняли, какой опасности подверглись. Тогда телевидение не смаковало кровавые подробности авиакатастроф. Это сейчас телестервятники набрасываются на любую аварию - лишь бы жертв больше. Смысл конечно в этом есть:  вот мол, люди погибли, а вы живёте, так что живите и радуйтесь и не пеняйте на тяжелую жизнь.
Иван Петрович просидел тогда в аэропорту посадки три дня - всё была нелетная погода и в конце концов уехал поездом. Позже в газете прочитал, что командира экипажа самолёта наградили орденом Красного знамени - это была высокая награда. Вот к чему привело его простое опоздание на самолёт.
Началась летняя преддипломная практика. Для тех, кто призывался в армию, практика проходила на выпускающей кафедре, а для остальных на предприятиях по будущему месту работы, где уже стоило показать себя лицом - как будущего специалиста.  Будущим офицерам работа  на кафедре  была ни к чему, поэтому когда ему поручили провести какие-то расчеты для аспирантов кафедры, он отказался:  всё равно в армию и потом, в течении четырех месяцев, больше не появлялся на кафедре. Уехал домой,  вернулся, подрабатывал, проводил досуг и коротал время как придется.
Однажды в сентябре, вечером сидели в общежитии, играли в преферанс и вдруг кто-то предложил поехать в Ленинград. Идею подхватили, зашли в магазин, набрали портвейна на дорожку, приехали на вокзал, взяли билеты и в поезд:  тогда, как и сейчас, поезда в северную столицу отправлялись ночью с прибытием утром, а билет стоил несколько рублей, кажется 11, да ещё скидка студенческая 50 %, почти даром.
Такая поездка не была первой, в Ленинграде разделились, кто - куда, а Иван Петрович к своему однокашнику, Жоре – тот был родом отсюда, к его матери. Отоспались,  потом пргулялись по городу: погода стояла хорошая - тепло и сухо. Вечером собрались на квартире у одного из друзей Жоры, приехавший с ними Юрий пригласил знакомых девушек, которые учились в Ленинграде в институте. Так Иван Петрович познакомился со своей второй будущей женой, но тогда это было обычное шапочное знакомство. Они ещё покуролесили по Ленинграду и через два дня уехали обратно, а потом он улетел домой к матери и пробыл там до ноября.
 Перед ноябрьскими праздниками вернулся в Москву, надо было получить задание на дипломный проект и начать работать над ним. Задание состояло из нескольких цифр, по которым надо было спроектировать ракету с заданными характеристиками. Эти цифры он записал в три строчки в записной книжке, а потом позвонил этой самой девушке в Ленинград и пригласил её на праздники в Москву. К его удивлению она согласилась и приехала. Приятель Жора жил со своей будущей женой на квартире её родственников, уехавших на работу за границу, там Иван Петрович и поселил свою знакомую.
Праздники провели вместе, она уехала, вскоре и он опять поехал в Ленинград: отношения завязались, и Иван Петрович почему-то решил, что это судьба. Раз у него судьба не клеится с этим призывом в армию, то пусть всё горит синим пламенем. У его новой знакомой тоже всё не просто было: недавно умер отец, учиться заочно и работать не совсем получалось, да и прочие обстоятельства толкали её на какое-то устройство своей личной жизни. Как говорится, несчастья сближают людей, но они забыли, что несчастья не объединяют, проходит время и эта основа исчезает, а что остается взамен? Всё-таки личные отношения надо строить на хороших событиях, ведь нельзя же сеять в заморозки - ничего не взойдет, так и в жизни. Но подсказать, как всегда, было не кому, а учиться только на личном опыте - это и двух жизней не хватит.
 Иван Петрович написал жене, что разводится: у него  есть другая женщина, и он поедет служить в армию - куда пошлют. Таков был финал первого его  брака и начало второго. Надо сказать, что в Ленинград он поехал чтобы уклониться от встречи с юной девушкой, москвичкой, с которой тоже недавно познакомился и подружился, а она вдруг стала предлагать ему близкие отношения и даже назначила дату: вот он и убежал от греха подальше, но от судьбы не убежишь.
С этими делами он совсем забыл о работе над дипломным проектом и начал заниматься им только после встречи Нового года, когда до защиты оставалось около месяца. Помнится, зашел он в зал дипломного проектирования, нашел свободное место у кульмана, нашёл своего руководителя диплома - профессора Голубева  и спросил, с чего он рекомендует  начать работу над дипломом. Тот удивленно посмотрел на него,  потом справился, кто  такой, убедился, что это действительно его дипломник и сказал, что уже поздно начинать - не успеть, но консультацию всё же дал. Работоспособности  Ивану Петровичу тогда было не занимать и, засучив рукава, он принялся за дело. Надо сказать, что в те времена компьютеров не было, учебники и пособия по ракетной технике секретные, другие дипломы посмотреть: тоже только секретные, с разрешения и без записей - только в специальную тетрадь, где   производились все расчеты и обоснования.
 Проект писался также только в зале, где делались и чертежи. В общем, целый месяц Иван Петрович безвылазно сидел в зале дипломного проектирования, оброс бородой, но сделал вполне приличный дипломный проект с чертежом ракеты на ватмане размером 8м х 1,5м и ещё шесть чертежей 1,2мх0,8м и всеми необходимыми расчётами. Профессор Голубев был весьма удивлён таким результатом и предложил идти к нему в аспирантуру учиться дальше. Но узнав, что этого студента забирают в армию, выразил сожаление,  оставив своё предложение в силе и после службы в армии.
В итоге Иван Петрович защитил дипломный проект даже досрочно от графика и сразу уехал в Ленинград. Потом недели через три получил диплом вместе с повесткой о призыве в армию. Военное НИИ прислало вызов на него, но по приказу министра обороны, таких как он, брали в первую очередь в строевые части, поэтому в военкомате вызов похерили, дали месяц отпуска и предписание явиться в штаб авиации Московского военного округа в апреле, для прохождения службы в одной из частей.
 С этим предписанием он и уехал домой улаживать свои, запутанные им самим, семейные дела. Всё это было очень тяжело, тем более что он был не прав, развода  так и не получил и вернулся в Москву для призыва в армию. Так закончились его студенческие годы, которые многие называют лучшими годами жизни и, наверное, это так:  есть успех поступления и учёбы в институте и впереди такая же успешная жизнь - все пути открыты, нужно только правильно распорядиться и выбрать правильный путь, а вот этого многие из нас как раз и не умеют.
        Апрельским утром, Иван Петрович приехал, или как говорят военные, прибыл в штаб авиации Московского военного округа - это на Ленинградском проспекте г. Москвы, рядом с существующим тогда городским аэровокзалом. Там по повестке выписали ему пропуск и направили в строевой отдел, занимающийся кадровыми вопросами. Это был второй призыв офицеров из институтов, поэтому кадровики ещё не знали, как с ними обращаться и распределение по частям проводилось с правом выбора. Ему предложили место службы в г. Торжок или в Кубинке под Москвой. Торжок далеко, а Кубинка близко и он выбрал Кубинку. Правда предупредили, что в Кубинке стоит авиационная дивизия, два полка в Кубинке, а третий в другом месте, по его представлениям где-то неподалёку. Вместе с Иваном Петровичем туда же распределился и выпускник соседней группы,  с которым они на следующий день и поехали в Кубинку – Иван Петрович из общежития, а второй из дома - как москвич.
В Кубинке, в штабе дивизии разговор был короткий - дали направление именно в третий полк, который, как, оказалось, находился под Смоленском - 400 км от Москвы. Вот тебе и Подмосковье. Но делать нечего, они получили предписания и проездные документы от Кубинки и вернулись в Москву собирать вещи.
На следующий день встретились  на Белорусском вокзале, доехали электричкой до Можайска, там пересели на поезд до Смоленска, от Смоленска до городка, где была комендатура и жила часть офицеров, а уже оттуда в часть- 15 км пути. В штабе полка их представили непосредственному командиру подразделения старшему лейтенанту Степанову, под началом которого предстояло служить. Ещё дали направление в офицерское общежитие, пообещав решить и жилищный вопрос:  он и его товарищ были семейными - тот фактически, а Иван Петрович уже только по бумагам.
Первые дни получали обмундирование, шили форму, знакомились с сослуживцами и командирами. Таких офицеров - двухгодичников в полку было около 30 человек: одних призвали, оторвав от работы, других сразу после института, как и их. Жизнь в офицерской гостинице - это то же общежитие, тот же быт, только кормили офицеров  бесплатно в офицерской столовой, здесь же в части.
Примерно месяц ушёл на изучение служебных обязанностей и техники. Местом их службы стало обособленное подразделение полка, под постоянной охраной извне, где размещалось несколько складов с ракетами, бомбами и снарядами, которые обслуживало подразделение из пяти офицеров, трёх прапорщиков-сверхсрочников и двадцати солдат срочной службы.
 Полк был боевой - как оказалось единственный в то время боевой истребительный полк фронтовой авиации в Московском военном округе - МВО, и имел сорок истребителей МИГ-21, здесь же базировался и другой полк - разведчиков, оснащённый  самолётами ЯК-28.
 Солдаты жили в казармах,  офицеры холостые в гостинице, а семейные - здесь же при части в жилых пятиэтажках или в городке:  15 км от части, где была целая улица жилых двухэтажных домов для военных. Как раз там Иван Петрович с сокурсником и получили по комнате в трёхкомнатной квартире.
Для Ивана Петровича это было первое собственное жилье, пусть и коммунальное, но уже и не общежитие. В мае приехала его девушка, посмотрела на это жильё: пустое, с одной раскладушкой, на этот городок, где предстояло  жить, и уехала обратно для окончательного решения.
А в начале июня начались военные учения.  Полк подняли по тревоге и стали перебрасывать в Забайкалье к китайской границе. Весной 1969 года произошёл военный конфликт с Китаем на Амуре. Китайцы перешли границу, захватили остров Даманский и убили несколько советских пограничников. В ответ наши войска уничтожили нарушителей на острове Даманский, ракетной артиллерией типа «Катюши», после чего наступило затишье.
 И вот переброска авиационного полка. Офицерам полка объяснили, что в Забайкалье боевых авиационных частей нет, а с китайской стороны около 500 самолётов МИГ-21 и полк направляется для прикрытия границы, под видом учений, на аэродром Борзя - на стыке российской, китайской и монгольской границ - это примерно 6 000 км от их аэродрома. Переброска будет производиться по воздуху двумя полками военной транспортной авиации на самолетах АН-12, а  истребители МИГ-21 будут перелетать сами, с посадками в гражданских аэропортах Кустанай и Новокузнецк. Всем офицерам выдали личное оружие и сухой паёк на два дня.
Всё происходило так:
Прибыли самолёты транспортной авиации, туда погрузили военное снаряжение  полка и личный состав, а Иван Петрович с сослуживцами погрузили  ракеты по три комплекта на каждый самолёт и полетели вместе с ракетами.
 Посадка в Кустанае. Садятся первые десять самолётов с батальоном охраны. Военные оцепляют аэропорт, все рейсы отменяются, людям запрещается покидать аэровокзал. Затем садятся самолёты со специалистами и имуществом нашего полка. Готовятся все службы и встречают  самолёты МИГ-21, которые садятся один за другим, так что по полосе катятся одновременно два - три самолёта. Потом садятся другие транспортные самолёты. Всего получалось около 80-ти самолётов. Час - полтора проводилась подготовка и затем все улетали в том же порядке. Можно представить, что думали обо всём этом пассажиры в аэропортах.
Помнится, в Новокузнецке, Иван Петрович зашёл в аэровокзал попить воды в буфете, так какая-то женщина схватила его за гимнастёрку и стала кричать: «Скажите это война, да?», он сказал, что нет, это учения, но женщина не поверила. В общем, доходило до истерик. В такой обстановке, за сутки  полк перебрался в Борзю и сразу лётчики приступили к боевому дежурству - летали с подвешенными ракетами, а остальные разбили палатки и, как говорится, несли службу.
Недели через две режим боевой готовности  сняли, и можно  было съездить в г. Борзю, который оказался похож на родной городок Ивана Петровича - такой же захолустный деревянный городишко. Правда здесь оказалось много девиц лёгкого поведения, но тогда это была наклонность, а не профессия, административно высланных из Москвы. Услугами этих девиц тут же воспользовались некоторые офицеры его полка. Благо у офицеров тогда деньги были - они получали примерно в два раза больше, чем инженеры того времени, а сейчас и те и другие уравнялись на черте выживания.
 Эти профессии стали не нужны стране, а вернее руководству страны, тогда как проституция стала наоборот востребованной и престижной профессией - в этом и разница между тем и этим временем, между социализмом и капитализмом, между созидательным трудом и торговлей, вернее торгашеством.
 Иван Петрович тогда решал семейные вопросы, было не до развлечений, он позвонил своей избраннице в Ленинград и сказал, что через месяц должен вернуться с учений, комната свободна, и она может приезжать,  не дожидаясь его. Что она и сделала. А он продолжал нести службу в условиях Забайкальской полупустыни. Июнь месяц: ночью холодно, чуть не до заморозков, а днём на солнце и если укрыться от ветра - палящая жара, но стоит высунуться, как холодный пронзительный ветер пробирает до костей.
Через месяц, в верхах СССР и Китая видимо договорились и  полк был отправлен назад тем же путем. Но в этот раз,  появление военных в аэропортах не вызывало паники населения, напротив встречали их приветливо и с интересом следили за военными маневрами. По возвращении, этот перелет полка назвали учениями по переброске воинских частей на большие расстояния, полку объявили благодарность, а командира полка  назначили заместителем командира дивизии.
 Через несколько месяцев командир  дивизии -генерал погиб от удара током в ванной, где он пользовался каким-то электроприбором. Их полковника назначают командиром дивизии, потом наверху происходят перемены и он уже заместитель командующего авиацией округа. А не было бы этих учений и ничего бы этого не было. Впрочем, полковник был человек достойный, чего не скажешь о нынешних везунчиках власти - вот уж действительно лилипуты и физически и умственно.
 Недавно, верховный главнокомандующий  ДАМ (Медведев) хвалился по телевизору, что реформа в армии завершена, в основном, и теперь остались только части постоянной боевой готовности: через час они уже готовы к бою. Спрашивается: с кем через час может воевать Таманская или Кантемировская дивизии, расположенные в Подмосковье, как не с народом -  ведь до врага на границе надо добираться не одни сутки, но такой вопрос слишком сложен для деятелей нынешней России. Случайные проходимцы зацепились зубами за власть - вот и все их мысли и рефлексы.
Вернувшись назад на свой аэродром, в полку начались воинские будни. Служба Ивана Петровича  заключалась в следующем: он  проводил занятия с солдатами по подготовке ракет - для их выдачи по тревоге в эскадрильи. Надо сказать, что один боевой комплект на каждый самолёт находился на тележках, которые были сцеплены в автопоезд по эскадрильям. По тревоге приезжали машины, цепляли по такой связке тележек и развозили по эскадрильям, а там уже оружейники подвешивали ракеты на самолёты.
Такие учения проводились регулярно, а потом ракеты возвращались обратно. Второй и третий комплекты ракет находились здесь же:  на складе в ящиках.  Эти ракеты нужно было регулярно, один раз в три месяца проверять на исправность на специальном оборудовании - именно за эту проверку он, с товарищем по институту, и отвечали и сами работали на этой аппаратуре: так должность и называлась - техник по КПА.
 В остальное время были: дежурство на позиции, раз в месяц или даже реже дежурство в полку или в комендатуре или патрулем в городке, где они и жили. Обычный распорядок дня: подъем в 7.00, в 7.30 отъезд в полк на грузовиках «Урал», крытых брезентом - это примерно 15 км, там завтрак в офицерской столовой, с 9.00 работа в подразделении, потом обед и в 17.00 отъезд из полка домой. Выходной день - воскресенье, в понедельник утром построение полка, потом день физкультурника, т.е. занятия физкультурой с солдатами или самостоятельно. Обычно играли в футбол: офицеры и прапорщики против солдат - это добавляло азарта.
Быт тоже немного налаживался - была комната в трёхкомнатной квартире, где жили ещё две семьи молодых офицеров, кухня с газом и холодной водой, туалет и ванная комната, где горячая вода обеспечивалась титаном, который топился дровами. Поэтому, в субботу, возвращаясь из части, офицеры прихватывали с собой связку дощечек или чурок, чтобы протопить титан и помыться.
 В  комнате, где проживал Иван Петрович с женой, были только самодельный диван и столик, да самодельная вешалка для одежды. Совместная жизнь это уже не встречи, нужно приспосабливаться друг к другу, а это не всегда получалось. В Библии сказано: «жена да прилепится к мужу своему», но у нас же равноправие - женщины не приучены уступать, отсюда и многие неприятности, которые не обошли и их. К тому же неопределенное будущее  после армии являлось дополнительным средством раздражения.
В итоге, Иван Петрович решил, что жене надо поступать в институт в Москве на очное отделение по её выбору,  он будет помогать материально,  а после армии и сам попробует зацепиться в Москве - поодиночке это было проще - через  общежитие, потом коммуналка и в далёкой перспективе получение бесплатной квартиры. Это сейчас покупай квартиру в любом городе и живи там: только, кто и на какие деньги может сделать это, вот вопрос.
 Тогда из этих планов ничего не вышло:  жена уехала на родину улаживать какие-то дела с родственниками, все сроки для поступления в ВУЗ прошли, и в конце сентября она вернулась окончательно, кое с каким имуществом из родительского дома. Надо сказать, что её родители  умерли задолго до  знакомства и из родных у неё были только сводные по матери брат и сестра, причем значительно старше по возрасту.
В октябре оказалось, что они ждут прибавления семейства, а это меняло все планы. Нужно было приспосабливаться к этим обстоятельствам, зарплаты начинающего офицера - алиментщика не хватало, и жена стала работать, сначала в магазине, подсобницей, за что Ивану Петровичу в штабе полка сделали замечание:  не к лицу, жене офицера работать подсобницей. Тогда она устроилась работать в местный промкомбинат вязальщицей - вязать свитера и платья на ручной вязальной машине, где и проработала до его демобилизации из армии.
Так началась рутинная жизнь в провинциальном городке. Служба в полку - та же работа, вечером домашний ужин, иногда поход в кино: телевизора не было, да  и приём передач из Смоленска за 40 км был неустойчивый. На праздники - в дом офицеров или в городской клуб, особенно если приезжали какие-то артисты или местная самодеятельность.
 Так прошли осень и зима. На службе дел было немного и чтобы не ржавели мозги, Иван Петрович придумал учиться заочно в университете марксизма – ленинизма: трёхгодичное обучение при политотделе округа. Если учиться обычно как все - то никаких проблем. Приезжали лекторы, читали лекции, потом семинары и зачёты автоматом. Но он же хотел за два года закончить трёхгодичное обучение, тогда спрос по полной программе: конспекты по всем предметам - философия, исторический и диалектический материализм, политэкономия, история КПСС и ещё что-то, уже и не припомнить. По темам - письменные рефераты,  экзамены с пристрастием: в армии не любили, когда делалось что-то не в установленном порядке, а пройти курс за два года вместо трёх - это непорядок.
 Таким образом, Ивану Петровичу пришлось перечитать и законспектировать основные работы Ленина, Маркса и Энгельса и несколько учебников по указанным предметам.
Уже в те времена  никто не читал этих классиков, а пользовались учебниками, написанными штатными толкователями марксизма - ленинизма, которые сидели на тёплых местах в партийном аппарате, в ВУЗах и различных академических институтах: философии, истории, экономики.  Именно они, извратили и предали учение о социализме, а потом предали и саму страну.  Сейчас ложь и грязь о социализме льётся, как из сточной трубы, не переставая, из всех средств массовой информации: теле, радио, газеты и печать.
Какое же мнение сложилось у него о Ленине, тогда в конце 60-х годов после Хрущёва и при раннем Брежневе?
Ленин философ конечно неважный. Философские его работы написаны суконным языком, малопонятным, например «Материализм и эмпириокритицизм». Стратегически на перспективу его взгляды тоже были достаточно смутны, например «Государство и революция», где он пытался, не совсем удачно, определить основы будущего социалистического общества. Да и в национальном вопросе он ратовал за полную самостоятельность наций, а к чему это привело, показал насильственный развал Советского Союза, когда верхушки наций развели народы по собственным, так сказать, «независимым» государствам. Это примерно, как если бы жилой благоустроенный многоквартирный дом  распилить на отдельные квартиры и растащить их бульдозером по участку при доме, поделив конечно и этот участок на части. Без удобств, в грязи, но зато отдельно.
А вот тактик Ленин был гениальный. Он часто повторял наполеоновский лозунг: «Нужно ввязаться в бой, а там видно будет». И в этих боях он видел дальше и действовал лучше всех других, что и обеспечило его победу. Неважно, почему он стал революционером: хотел отомстить за брата или боролся за идеалы коммунизма и т.д., важно, что он спас страну и народ от гибели, а история такова.
К началу Первой  мировой войны в 1914 году, Россия была отсталая, нищая страна. В ней проживало 160 млн. человек, из них: 3 % господ и зажиточных (купцов, фабрикантов, попов, кулаков и т.д.); при них -10 % лакеев; еще 2 % - рабочие; а остальные - это крестьяне, ведущие натуральное хозяйство - что вырастили, то и съели.
 Этих крестьян окончательно добили реформы Столыпина. Из каждых пяти лет царствования Николая II два года были голодными, иногда голодало до половины населения страны и люди гибли миллионами, так что советский «голодомор» 1933 года - это вполне рядовой дореволюционный голод при «батюшке» царе.
 Надо сказать, что голод 1933года был последним при Советской власти с массовой гибелью людей и спровоцирован  он саботажем кулаков против коллективизации сельского хозяйства. Кстати, в 1931-33гг в США был тоже массовый голод с гибелью от 5 до 7 млн людей и связан он с кризисом капитализма, при этом, продовольствие в США было, но уничтожалось, чтобы цены не снижались. Но голод 1933 года в СССР подается в печати как изуверство большевиков, а о голоде в США - в то же время, нигде ни звука: такова нынче свобода слова!
 Ввязавшись в войну, царский режим к февралю 1917 года окончательно рухнул и Николай II Кровавый отрёкся от престола за себя и за своего сына. Другие члены царской семьи не захотели этой работы - царствовать в России и страна оказалась без руководства.
 Незаконная Государственная дума, которая уже дважды, законно, была распущена царём ещё до его отречения, собралась и незаконно избрала Временный комитет. Этот комитет, также незаконно, избрал Временное правительство: тогдашних демократов, которые называли себя социалистами, кадетами, эсерами и прочими.
Это был незаконный захват власти буржуазией, переворот, но переворот своих, а когда потом эту шайку выгнали большевики, то мировая «капиталистическая общественность» заклеймила большевиков за свержение якобы законного Временного правительства. Интересно, что и сейчас в Российском уголовном кодексе есть статья за попытку государственного переворота, а вот за сам переворот статьи нет. Поэтому Ельцин, совершив переворот в 1993 году не наказан, а с почестями провожен на тот свет, в один из кругов ада, где он, наверное, радостно встречен, как предатель, вечной пыткой по усмотрению чертей.
Но тогда, в марте 1917 года, большевики не только не имели никакого влияния, но и мало кто о них слышал. Это уже потом, в истории КПСС, роль большевиков была написана на бумаге одной из главных в этой пьесе о революции.
Ленин умело боролся за влияние большевиков на народ и повёл дело к захвату власти: сначала мирным путем, а когда не получилось, то и вооружённым восстанием, тем более, что «Временные» своими действиями всячески способствовали большевикам  и  уровень тех демократов был не выше нынешних: к чему не прикоснутся - всё превращается в труху. Вот их деяния за полгода,  после захвата власти с марта по октябрь 1917 года:
расстреляли почти всех жандармов и многих полицейских, что привело к разгулу преступности;
ввели уполномоченных комиссаров при командирах воинских частей, что нарушило управление войсками на фронтах и привело к дальнейшим поражениям и отступлению армии;
ввели комиссии (продотряды) с комиссарами во главе по изъятию хлеба у крестьян силой, что вызвало массовое недовольство крестьян;
организовали концлагеря для недовольных - куда сажали без суда и следствия;
сохранили помещичью собственность на землю;
провозгласили продолжение войны до победного конца.
Сейчас всё это приписывается большевикам – очередная ложь режима. Этого достаточно, чтобы понять, почему большевики, по некоторым данным без единого выстрела, так легко захватили власть в октябре, под лозунгами: «Мир народам», «Земля крестьянам», «Фабрики рабочим».
Большевики незаконно свергли незаконное Временное правительство, так как царь Николай II, отрекшись, не оставил законных способов восстановить власть в России. Да и сами Романовы (до коронации Михаила в 1613 году - Захарьины) пришли к власти в России в смутное время в результате интриг и подлогов, даже сменив фамилию, но это уже другая история.
Царя Николая II народ прозвал «Кровавым» за все расстрелы, виселицы и бедствия им причинённые, но сейчас церковь и режим объявили его «святым великомучеником» лишь бы опорочить большевиков. А  проклинаемого церковью, царя Ивана IV народ прозвал только «Грозным», так как он сводил счёты, в основном, с боярством (типа нынешних губернаторов) и церковью для укрепления Государства Российского.
Мировая капиталистическая «общественность» и зажиточные классы России (3%) и их лакеи, конечно, были возмущены, что «чернь» пришла к власти, развязали интервенцию и гражданскую войну, три года стреляли, вешали и пытали людей и разрушали страну, но большевики, опираясь на поддержку народа, выстояли, победили и сохранили целостность России под руководством Ленина.
Тогда Иван Петрович многого, конечно, не знал, но читая Ленина, особенно его переписку, поражался точности решений, быстроте действий и бескорыстной преданности делу революции. Ленин убеждал соратников в правоте своих решений, объяснял вновь, если его не понимали, и только с третьей попытки действовал жёстко и властно в интересах дела. Иногда и ошибался, но не считал зазорным признать и исправить свои ошибки.
         По гарнизону Иван Петрович ходил с томиком Ленина под мышкой, титульной обложкой наружу, поэтому встречные командиры частенько заранее переходили на другую сторону, чтобы не ввязаться в дискуссию с ним по вопросам марксизма - ленинизма. Вдобавок, замполит полка, подполковник, учился заочно в военно-политической академии, Иван Петрович давал ему свои рефераты и конспекты, их переписывали и отправляли в академию, где они вполне успешно засчитывались замполиту, за что тот, взамен, покрывал некоторые его проступки.
Например, такой. Лето, воскресенье, офицеры-призывники собрались на рыбалку, и Иван Петрович, как оружейник, подготовил пороховые заряды глушить рыбу. У городка протекала речка Оша, небольшая, метров десять ширины, но в глубоких омутах водилась рыба, а в километре от города речка образовывала широкую заводь, которая служила местом купания горожан.
 Офицеры подъехали туда, отошли вверх по течению метров триста, посидели, попили портвейна, а Иван Петрович взял да и бросил заряд в омут. Взрыва было не слышно, но берега вздрогнули, всплыла оглушённая рыба, а на пляже раздались крики и люди, как пингвины, выскочили на берег. Взрывная волна по воде дошла и туда и ощутимо ударила, потом туда доплыла и оглушённая рыба, там были и другие офицеры с семьями.
 В понедельник,  перед строем полка, Иван Петрович получил выговор от командира,  а положена была гауптвахта, но заступился замполит. И о гауптвахте. Она находилась в Смоленске, офицеру была положена отдельная камера, что не всегда было в наличии. Однажды, один из офицеров-призывников был послан на гауптвахту на десять суток. Дней через пять начштаба полка звонит туда: как  там наш офицер, как себя ведет, а ему отвечают -  такого нет.
 Стали искать: нигде нет, а на десятый день, этот офицер является в часть и  говорит, что мест на гауптвахте не было - он жил в гостинице, утром приходил, опять мест нет, вот он и ждал, а время проводил в своё удовольствие, пока не закончились деньги. Проверили, так всё и оказалось. С тех пор сначала обеспечивали место на гауптвахте, а уже потом отправляли наказанного офицера с сопровождающим. А тот хитрец так и не посидел на гауптвахте – командир решил, что это отдых, а не наказание. 
Бывало, с томиком Ленина и с сослуживцами Иван Петрович переходили взлётную полосу аэродрома и там, в деревне Алексино, можно было спокойно попить пива или вина - главное чтобы вдруг не объявили тревогу и не опоздать на машину для отъезда домой.
Из такой жизни выделялись дни дежурств по комендатуре или патрулированию в городке. Перед дежурством - утром инструктаж у начальника штаба, потом отдых и вечером начало дежурства на сутки. В течении суток много обязанностей: звонки, отправка машин в часть, практически сутки на ногах без сна- то солдат пьяный, то свет отключат, то драка - за всё отвечает дежурный.
Патрулирование по городу тоже имело свои особенности. Патруль - это офицер и двое солдат, все вооружены, офицер - пистолетом, солдаты - ножами. Задача ходить по городу по маршруту, проверять документы у солдат или если офицер выпил, и его задержала милиция, то надо забрать его из милиции и проводить до дома.  Утром надо было взять оружие в части, потом инструктаж у начштаба, где он говорил, что делать и как себя вести и всегда упоминал:  помните о том случае?
А случай заключался в следующем. Патруль зашёл в клуб, где были танцы, офицер отпустил солдат в зал потанцевать, остался один, в это время в фойе завязалась драка, стали бить и офицера, он достал пистолет и застрелил одного из нападавших. Дело квалифицировали как нападение на патруль и офицера наказали переводом в другую часть, так как он не должен был стрелять в помещении.
И вот начальник штаба всегда инструктировал так: напали на тебя в клубе, кинотеатре или ресторане - ты его выведи на улицу и там застрели, тогда будешь прав. И ведь верно, тогда всё будет по закону, вернее по уставу караульной службы.
Вот в таких условиях службы прошли осень и зима, а весной следующего года в апреле начались общевойсковые учения «Двина», где участвовал и их полк, который перебросили в Белоруссию, под Бобруйск.
Недели две прошли в переездах и перелётах, а в те времена был такой порядок - куда самолёты, туда и вооружение для них, а с этим вооружением и кто-то из их команды. Даже если один - два самолёта улетают куда-то в ремонт или по другой надобности, всё равно следом, на вертолётах везут ракеты и  Иван Петрович на этих ракетах в грузовом отсеке. Если какая авария с вертолётом,  ракеты, конечно, взорвутся и как говорится, кусочков не останется.
 За службу налетаться пришлось немало. А на учениях «Двина» летчики полка  отлетались как надо и отстрелялись хорошо и всех кадровых офицеров полка наградили юбилейной ленинской медалью и  офицеров – двухгодичников: Ивана Петровича и его товарища  тоже -  единственных из 30 таких же офицеров. Лётчики тогда летали много, не менее ста часов в год на лётчика - истребителя. В полку в неделю было два лётных дня, хватало и керосина для полётов, и самолётов и лётчиков.
 Это сейчас, выпускник лётного училища приходит в часть, прослужит несколько лет, дослужится от лейтенанта до майора, так и не совершив ни одного самостоятельного вылета - нет керосина, нет самолётов исправных. В те годы военная авиация получала до 500 самолётов и вертолётов в год, сейчас 10-20 штук, куда всё делось? Где деньги? Они у Абрамовичей и Фридманов.
Сразу после учений Ивану Петровичу пришлось направиться в госпиталь, проверить здоровье. Что-то было не так, а в чём дело непонятно. Он связывал это с психологическим состоянием - служба это временно, а что дальше - ни кола, ни двора, отсюда и угнетённость, слабость и т.д. Госпиталь был в Смоленске, он провел там целый месяц на диете - пока проверялся, всё оказалось в норме, кроме нулевой кислотности желудка.
  За этот месяц, на молочной диете он  отощал окончательно и решил ехать в часть - чуть ли не умирать. После госпиталя в армии было положено две недели отдыха, которые он и провёл дома -  здесь питание домашнее, никакой диеты, плюс портвейн за встречу, за то – сё: глядь - стало лучше.  Знакомый военврач сказал, что не надо употреблять натурального молока и дело пошло на поправку.
 И ещё одно обстоятельство. В авиационных частях традиционно употребляли много спирта, который полагался для производственных нужд. Этот спирт, достаточно хорошего качества, экономили, а потом употребляли внутрь и офицеры, и прапорщики и даже солдаты - при случае. Был этот спирт и у них в подразделении, он применялся при проверках ракет и конечно оставались излишки. Бывало, офицеры идут  на обед, немного  махнут разбавленного спирта, закусят сухариком или просто снегом и в столовую уже приходят готовыми к приёму пищи. Также и в конце дня. Многие так и спивались, а Ивану Петровичу оказалось, что спирт нельзя, вот здоровье и пошатнулось. Пришлось отказаться от спирта и дело пошло на поправку.
В июне у них родился сын, появились постоянные дела и семейные заботы.  Стало не до внутренних переживаний и сожалений: ребёнок и его здоровье главнее, тем более первый ребенок, в воспитании которого нужно было принимать непосредственное участие, а родители они были молодые и неопытные, родственников поблизости не было и всё решали сами, по своему разумению. Даже имя целый месяц не могли придумать. Поэтому Иван Петрович пошёл  в загс, назвал сына тоже Иваном  и признал своё отцовство - формально его прежний брак ещё сохранялся на бумаге. Впрочем, вскоре он получил развод, после которого сын получил отца, а дочь его лишилась.
Лето было в разгаре, они успешно или не очень проходили курс молодых родителей, а служба шла своим чередом.
В июле полк получил новую технику - самолёты МИГ-23, вместо МИГ-21. Тогда перевооружение производилось целыми полками, и  поставить в полк сорок новых самолётов не составляло проблем. Лётчики уже прошли курсы обучения, а вооружение осталось прежним, так что Ивану Петровичу переучиваться не пришлось. Получение новой техники было обставлено как торжественное мероприятие. Личный состав полка был выстроен на аэродроме, прибыл министр обороны маршал Гречко со свитой, командующий авиацией и ещё толпа всяких генералов.
Все стояли и ждали прилёта самолётов. За министром обороны чуть сзади стоял полковник с подносом в руках, на котором стоял графин с водой. Было жарко: вдруг маршалу захочется попить, вот тогда полковник и подаст водичку.
Появились самолёты и один за другим пошли на посадку. Часть самолётов пилотировали  лётчики полка, а часть летчики с завода - изготовителя. Всё заполнилось грохотом двигателей, потом стихло, министр поздравил всех с получением новой авиационной техники, сел в самолёт и улетел, а командующий авиацией обошёл строй полка, тоже поздравил всех, потом солдат увели, остались одни офицеры в строю и тогда генерал стал обходить и спрашивать каждого: нет ли каких жалоб и пожеланий.
 Оказывается, так было принято проводить командирский смотр. Кто-то жаловался, что не присваивают очередное звание, кто-то просил квартиру, кто хотел  перевестись в другую часть - все эти просьбы записывались сопровождавшими офицерами и, как оказалось, по всем им  был дан ответ в письменном виде, а за или против - это уже кому как повезло.
Подошла и  очередь Ивана Петровича, он представился генералу: «Инженер - лейтенант Домов».  Надо сказать, что  все офицеры были в парадной форме: погоны у лётчиков были золотистые,  у наземного состава – серебристые. У лётчиков уже все училища были высшие, а техническому составу высшее образование давала только академия, в которую тогда принимали после нескольких лет службы в частях, поэтому офицера-лейтенанта с ромбиками на груди о высшем образовании не могло существовать в принципе.
Генерал обратился к командиру полка и спросил, кто это такой. Командир ответил, что это офицеры, призванные в армию на два года после института. Генерал ещё спросил: как этот офицер служит и командир ответил, что нормально. Тогда генерал спросил Ивана Петровича: не хочет ли он остаться в армии кадровым офицером. Тот ответил уклончиво, что не думал ещё об этом. Генерал спросил партийный ли он и, услышав  ответ, что нет,  повернулся к командиру полка и приказал ему: принять этого лейтенанта в партию и оставить его служить кадровым офицером.
 Генерал не имел представления, что  заставить человека служить всю жизнь в армии уже  нельзя и, как бы сейчас не клеветали на Советскую власть, но человек, в СССР   уже сам выбирал свой путь. С этого времени и до конца службы, Ивану Петровичу постоянно предлагали написать рапорт и остаться в армии.  Сулили всякие блага, а именно: сразу очередное звание, квартиру, майорскую должность - т.е. через три - четыре года уже майор, но он так и не согласился, а может быть и зря -  бытовые проблемы были бы сразу решены.
 Откуда  берутся такие генералы, объяснялось действующей системой подготовки офицеров. В училища шли выпускники школ по направлениям военкоматов. Кто поступал, тот после училища служил в войсках и ждал разнарядки в академию. Ежегодно в части приходила разнарядка по специальностям в академию из расчёта двух человек на одно место обучения, например, на сто мест по специальности направляется двести человек, чтобы был конкурс. Приходит заявка в часть, кого пошлёт командир? Хороший специалист  и ему нужен, поэтому,  посылали не нужного: от которого хотели избавиться таким образом. Эти двести человек собираются на сборы, где их готовят полтора - два месяца к экзаменам - потом сдаются экзамены. Кто лучше сдал того и зачисляют. А если, например, все дураки? Тогда, из двухсот дураков, отбирают сто лучших, иногда  и не сдавших какой-то экзамен - даже на тройку. Потом, эти отобранные учатся, кое-как заканчивают академию и возвращаются в части уже командирами, часто туда же откуда их направили и если тот командир,  кто их направил, всё ещё служит в этой части, то хватается за голову: думал избавиться от негодного, а получил назад, да ещё и с повышением. А дальше примерно такой же отбор - так  дослуживаются  и до генералов.
В заботах о ребёнке прошло лето, потом отпуск, в который удалось съездить и к матери и с ребёнком к сестре жены в гости  на Урал. А вернувшись в часть, Иван Петрович сразу же был отправлен на очередные учения под Волгоград: там под Ахтубинском был лётный полигон, где авиационные и ракетные части проводили учебные стрельбы, подошла и очередь его полка, при этом руководству страны - СССР планировали показ новой авиационной техники, так что военных нагнали много.
 Офицеров разместили в казармах, а солдат в палатках на окрестных полях - бахчах, усеянных арбузами. Все объедались этими арбузами до расстройств желудков, лётчики летали и стреляли, остальные делали своё дело и учения шли в заведённом порядке. Помнится, проблема перед сном - куда деть свой пистолет? Под подушку - может упасть с двухъярусной кровати вниз, оставить на себе - мешает спать, а положить рядом - есть опасение, что кто-нибудь возьмёт из другой части, а утеря оружия - это серьёзный проступок.
Потом на учениях разбился самолёт другого полка, показ техники отменили, и через две недели удалось вернуться домой.
Наступила осень, служить оставалось полгода, а куда потом - полная неизвестность. По службе Иван Петрович несколько раз был в Кубинке, оттуда ездил в Москву к знакомым, пытался за что-нибудь зацепиться, но не удавалось.
 Служба шла, были и дежурства и патрули. Вспомнилось о дежурствах по полку. Тогда офицерам приходилось посещать и солдатские казармы. Солдат в полку было чуть больше, чем офицеров и все они прошли полугодичную подготовку в школах младших авиационных специалистов - ШМАС, поскольку необученного солдата к самолёту или вооружению допустить нельзя, а за технику отвечают офицеры. Так вот, среди солдат в те годы какой-то дедовщины не было, в том числе в их полку и вспомогательных частях - стройбат, рота охраны, т.к. не было причин для вражды. Конечно, при дембеле, отслужившие солдаты менялись формой с новобранцами - всем хотелось появиться дома в новой форме, но даже и здесь договаривались.
 Офицеры, призванные на два года общались с  солдатами на равных, за что не раз получали замечания от командиров, что офицеры должны держаться обособленно от солдат, а вот потом, на гражданке и становитесь равными. Может отсюда  и пошло расслоение армии на касты, потом на группы: по стажу службы, национальности и т.д., а отсюда рукой подать и до вражды, тем более, что офицеры предпочитают сейчас не вмешиваться в солдатские отношения, хотя и должны.
Иван Петрович вспомнил, что один солдат стал появляться с синяками на лице и руках и когда офицеры  спрашивали: не бьют ли его, он отвечал, что нет. А сослуживцы говорили: чуть его тронешь, как у него синяк. Этого солдата отправили в госпиталь, у него оказалось редкое заболевание крови, вот и вся дедовщина.
Так незаметно военная служба подошла к концу. Вспоминая  эти годы, Иван Петрович часто удивлялся, как много деталей осталось в памяти: всякие случаи, казусы и потом, встречаясь с такими же офицерами, они постоянно вспоминают это время. Но армейская служба создала и большие трудности в устройстве дальнейшей судьбы, так как, отслужив, эти офицеры возвращались из армии теми же выпускниками института, в то время как их товарищи по учёбе уже поработали по специальности два года, определились с перспективами и как-то устроили свой быт. А Ивану Петровичу пришлось всё начинать с нуля.

                ЗАВОД
В апреле  Иван Петрович демобилизовался из армии с выходным пособием в размере двухмесячной зарплаты и с военным билетом офицера запаса. Других документов не было: паспорт был сдан в военкомат при призыве, а удостоверение военнослужащего было сдано при демобилизации. Паспорт могли выдать по месту рождения или по месту призыва, или по месту работы, но на работу нельзя устроиться без документов. Получался замкнутый круг, и он решил демобилизоваться по месту призыва в Москву, хотя и знал, что  права устроиться в Москве у него  нет - потому, что  нет постоянной прописки и жилья.
  Жена с сыном и вещами поехала на Урал к сестре, а он с чемоданчиком поехал в Москву, где и остановился у однокашника - того самого Жоры из Ленинграда, который перебрался в Москву, женился и жил с женой в комнате коммунальной квартиры. В этой комнате за ширмочкой нашлось и для него место. Хотя в Москве у Ивана Петровича и были кое-какие родственники, но москвичи крайне неохотно принимали родственников, и в этом отношении дружба оказалась сильнее родственных связей.
Устроившись с жильём, он поехал в военкомат, откуда его призывали в армию. Там  сказали, что его паспорт, который он сдал при призыве, уничтожен, а другой ему могут выдать там, где он принесет разрешение на прописку и будет потом прописан, причём и этот паспорт выдадут только после того, как военкомат перешлёт туда все документы о демобилизации из армии. И начались у Ивана Петровича поиски места работы, где бы ему дали какое-то жильё и прописку. Объехав все предприятия, где работали  однокашники, он подключил знакомых, в том числе и профессора Голубева, который был руководителем его диплома. Тот предложил ему аспирантуру с общежитием, но здесь не было никаких перспектив устроиться с семьей. Надо сказать, что по документам Иван Петрович всё ещё числился холостым: потому что  первый брак  расторгнут, а второй ещё не оформлен. Это в итоге и помогло. Оказалось, что рабочим он бы мог легко устроиться на работу с предоставлением общежития, а вот инженером это было почти невозможно. Наконец, через партком института, используя личные связи, его знакомые подыскали предприятие, которое могло взять Ивана Петровича на работу - это был  машиностроительный завод  в городке Московской области, а делал этот завод авиационную технику.
 Он поехал на завод на собеседование, его решили взять на работу, но было нужно направление из Министерства авиационной промышленности, как молодому специалисту - выпускнику института. Опять знакомые организовали такой документ, хотя все прекрасно знали, что никакой он не выпускник, так как уже отслужил в армии после института и эта служба засчитывается как отработка по распределению после института.
 Завод оформил его прием на работу с предоставлением общежития и с этими документами Иван Петрович направился в паспортный стол милиции. Там начальник посмотрел  документы и попросил  паспорт для оформления прописки. Иван Петрович объяснил, что паспорта нет после армии и нужно оформить и паспорт и прописку. «Чего захотел, чтобы я ему паспорт выдал!»- сказал майор и отказал  в прописке -  ранее он здесь не проживал. И всё началось с начало. Только обращением в областное управление милиции, с помощью газеты «Комсомольская правда», удалось заставить этого майора выдать паспорт и оформить прописку. В те времена, газеты часто помогали восстановить законность, если органы власти на местах их нарушали. А сейчас эта газета поддерживает режим и пропагандирует секс, смакует насилие, защищает воров и т.д.
Кстати, по  обращению Ивана Петровича и другим таким же случаям были приняты меры и перестали призывать выпускников в армию прямо из институтов. После окончания института выпускник направлялся на работу по распределению, устраивался, работал два - три месяца и лишь потом его призывали в армию, поэтому он мог вернуться, если хотел, на прежнее место работы. И паспорта перестали уничтожать, их брали на хранение, а после армии возвращали.
 Ивану Петровичу на все эти хождения понадобилось полтора месяца и  можно считать, что повезло. В результате его приняли мастером в сборочный цех и дали общежитие в бараке 30-х годов, где был только умывальник с холодной водой и туалет - скворечник на улице. Но ему нужно было как-то зацепиться и осмотреться, поэтому он был доволен и приступил к работе.
Работа мастером, конечно, не требует инженерной подготовки - достаточно техникума. Мастер в цеху это погоняло для рабочих и слуга для руководства цеха. Нужно получить задания от начальника цеха или его зама, организовать работу и контролировать исполнение, сдать продукцию ОТК и военпреду и оформить все документы на продукцию и на зарплату рабочим.
 Месяца было достаточно, чтобы войти в курс дела. Сложнее всего было наладить взаимопонимание с рабочими: молодой мастер не очень воспринимался опытными слесарями - сборщиками авиационной техники, где требовалось мастерство и опыт. Но постепенно и эта проблема решилась - помог опыт работы до института и армия, правда пришлось перейти в общении на матерно-технический язык, иначе не понимали.
Помнится, как-то один слесарь работал с нарушением технологии, хотя на выходе деталь получалась почти такая, как нужно. Иван Петрович объяснил ему, почему нельзя нарушать технологию и к чему это может привести. Слесарь не сразу, но послушал, а уже потом в курилке сказал: «Вот ты мастер - инженер, всё мне объяснил, много знаешь, но как я могу тебя уважать, если ты получаешь зарплату в два раза меньше чем я?» и это было действительно так. В СССР ставка инженера была меньше чем тарифная ставка рабочего высокой квалификации, однако, путём надбавок и премий эта разница уменьшалась.
 Получалось, например, работает рабочий, повышает свой разряд и получает больше, потом окончил институт, заочно, перешёл работать здесь же инженером и стал получать значительно меньше чем раньше. Никакой логики. Конечно труд рабочего тяжёлый, но только квалификация инженеров и учёных двигает прогресс и повышает производительность общественного труда. Вдобавок, множество должностей на заводах, не требующих институтского образования, занимали именно инженеры и экономисты с высшим образованием, например тот же мастер.
 Всё это явилось причиной низких темпов роста производительности труда и медленного внедрения научно-технических разработок. Проще было, ничего не меняя, делать много лет одно и то же, выполняя план, спущенный сверху из министерства. Причём план надо было выполнять ежемесячно: от этого зависят премии. И вот: в начале месяца идёт раскачка, деталей нет и работа стоит, к середине месяца начинается работа, а в конце месяца начинается штурмовщина, когда сдаётся более половины месячной продукции.
Бывало, в последний день месяца часов в 11 вечера ещё не сданы 20-30 штук изделий из 200 за месяц и все бегают от мастера до замдиректора завода, чтобы протолкнуть эти изделия через ОТК и военпреда. Наконец в полночь или даже позднее, поставлены все печати и клейма о сдаче продукции, план выполнен и у начальника цеха отмечается выполнение плана распитием спирта, который, как и в армии, предусмотрен в технологиях. Да и на участке, рабочего можно было заставить остаться сверхурочно или выполнить какую-то работу только за кружку спирта или клея «БФ». Этот клей разводили водой, добавляли соли, взбивали, процеживали, и получался вполне съедобный спиртовой напиток. Так что в процесс производства Иван Петрович вполне вписался.
Теперь о быте. Примерно через месяц после начала работы он подыскал комнату в частном доме километров за тридцать от завода - там было дешевле, всего 15 рублей в месяц. Приехала жена с сыном, которого удалось пристроить в детясли, так как жена заболела и месяц провела в больнице.
Утром в 6 часов он брал малыша на руки и бежал на электричку, сорок минут езды, потом ясли и на работу. Там прокрутится весь день и в полпятого в ясли за ребёнком и в обратный путь. Потом накормить и уложить ребёнка спать, постирать детское бельё, наконец, самому перекусить и на отдых. И так месяц. Удалось найти жильё поближе, всего две остановки от завода на электричке, тоже в частном доме без удобств, но отдельно: кухонька и комната с печным отоплением.
 С завода он привёз угля и дров, так и прожили зиму. Материально, конечно, было очень тяжело прожить на неполную зарплату мастера, а жена не могла устроиться на работу, без прописки. Зимой они зарегистрировали  брак, у Ивана Петровича оказались сразу и жена и ребёнок и он стал просить жильё на заводе: его поставили на очередь и летом обещали комнату. Это  была какая-то надежда на перемены к лучшему, и быт как бы наладился, хотя жена потом постоянно говорила ему, что всю жизнь прожила  в нищете, а это одно из худших оскорблений для мужчины, что в итоге и сыграло свою роль в их дальнейших отношениях.
На работе всё шло своим чередом и достаточно успешно, но Иван Петрович уже понимал, что такая оперативная работа и с людьми не соответствует ни его характеру, ни  наклонностям - в общем, не по душе.
 На ежедневных оперативках у начальника цеха, Ивана Петровича всегда удивляла его оперативная память. Например, без бумажки, по памяти начальник цеха спрашивает мастера, как у нас с деталью 1М1М9263184? И тот без запинки отвечает:  сделали 43 штуки, 12 из них на термообработке, 15 в покраске, остальные на сборке.  А таких деталей десятки и сотни. Иван Петрович  мог ориентироваться только по записям в блокноте, но всего не запишешь, поэтому иногда он и путался, хотя память вроде бы приличная, но, оказывается, на заводе нужна другая. А вот посидев и подумав над какой-нибудь проблемой, он находил хорошее решение  - лучше многих других, бившихся над этой же проблемой.
Но пока  он работал, как мог, привлекли и к общественной деятельности в комсомоле - как бывшего офицера. Тогда и сделал Иван Петрович попытку вступить в партию - КПСС. Рекомендации ему дали в цеху, но в парткоме сказали: чтобы принять его нужно, для равновесия, принять и рабочего, вот когда он приведет в партию рабочего, тогда и его примут.
 Но если руководителю на предприятии членство в КПСС было необходимо, то рабочим партия была уже не нужна. Иван Петрович как-то поговорил с рабочими в курилке, мол, никто не хочет вступить в партию? Один вроде бы согласился и даже написал заявление, но когда узнал, что нужно платить членские взносы с зарплаты и подсчитал, что это обойдется ему в десять рублей в месяц, тут же отказался и забрал своё заявление.
 Был случай в цеху, когда рабочий попал в вытрезвитель, его должны были наказать, так он написал заявление в партию, проступок тут же замяли и его приняли кандидатом, а через год он отказался, но это было ещё до  прихода Ивана Петровича на завод. Так что в партию в те годы вступали те, кому это было нужно по должности и всякие проходимцы, которые сделали из своей партийности способ извлечения благ и привилегий. Ну а  партийной деятельностью, как работой, занимались почти исключительно проходимцы. Впрочем, всем вступающим в 70-е годы в партию были безразличны уже идеалы социализма, заключающиеся в равенстве, справедливости и благополучии всего народа, а не отдельных категорий граждан.
Один старый рабочий на заводе как-то рассказал Ивану Петровичу, что в 30-е годы в партии регулярно проводились чистки примерно следующим образом. Собиралось общее собрание цеха или завода, если небольшой, избирался президиум из уважаемых людей, в том числе и беспартийных и вызывали членов партии по одному в президиум. Каждый партиец выходил, клал на стол свой партбилет и отчитывался, что он сделал полезного как член партии, потом отвечал на вопросы, потом выступали, кто хотел и давали свою оценку этого партийца, а уж если он врал, то конечно находились люди, которые его знали и уличали во лжи. Затем открытым голосованием всех решался вопрос оставить этого человека в партии или нет. Если да, то партбилет ему возвращали, если нет, то человек  уходил без партбилета, и это решение коллектива было окончательным.
 Ещё в те годы существовал партмаксимум, по которому член партии не мог получать зарплату больше установленного максимума. Иногда получалось, что директор завода, член партии, получал намного меньше, чем рядовой инженер этого же завода, но беспартийный. То есть и материально членство в партии не давало преимуществ. Были, конечно, небольшие привилегии, но пользовались ими осторожно, потому что все были на виду.
В войну эти идейные большевики пошли на фронт, где погибло более половины лучших членов партии, а их места заняли другие, уже не всегда лучшие. Они, при Хрущёве отменили  чистки и партмаксимумы и членство в партии стало поплавком для посредственностей и приспособленцев.   В 70-е годы на партработу шли уже исключительно демагоги - приспособленцы, которые не умели  и не хотели заниматься реальным трудом, и именно из таких вышли Ельцин, Горбачев и им подобные, которые были уже предателями идей социализма и партии.
Больше о приёме в партию Иван Петрович уже не настаивал - пусть идёт своим чередом, а тем временем наступило лето, завод построил очередной жилой дом, в котором ему, наконец, дали комнату в трёхкомнатной квартире, где была ещё одна семья с двумя детьми-двойняшками.
Это было первое собственное жильё в его жизни. Формально всё жильё в СССР, кроме частных домов, являлось собственностью государства или предприятия, или колхоза-совхоза, но фактически было собственностью проживающих, так как никто это жильё не мог отобрать, выселить людей на улицу, и это жильё переходило по наследству тем, кто был там прописан. Единственное что нельзя было сделать, это продать жильё, полученное бесплатно, но можно было обменять, в том числе и на другой город.
 Иван Петрович с семьёй прописались, жена получила возможность устроиться на работу и пошла работать на этот же завод: вроде бы для начала, но так там и осталась.  Он впервые в жизни получил возможность выбрать работу не по необходимости, а по призванию, вот только призвания этого не наблюдалось. Через знакомых стал наводить справки, приглашение в аспирантуру  оставалось в силе - к небольшой стипендии аспиранта можно было подрабатывать, и он склонялся к этому варианту.
 И тут случайно, в электричке встретил своего однокашника, который учился с ним два года, а потом перешёл на заочное обучение. Тот  и предложил идти работать к нему в НИИ гражданской авиации - и зарплата больше аспирантской стипендии и ездить на работу ближе:   в аэропорт, где и находится этот НИИ.  Иван Петрович съездил в институт, поговорил: работа вроде бы живая, можно и наукой при желании заняться. Так и решил.
Сообщил на заводе, что уходит. Сначала на заводе стали искать зацепки, как его оставить. Оказалось, что таких оснований нет: в партию не вступил, а из комсомола уже выбыл по возрасту. Тогда стали предлагать должность замначальника цеха, где работал, потом инженера - конструктора в заводском КБ, но он от этих предложений отказался и с ноября  перешёл на работу в НИИ  авиации старшим инженером.  При приёме на работу, в НИИ долго разбирались, является ли должность мастера инженерной, чтобы взять его на должность  старшего инженера - оказалось что да, можно.
Так и началась его работа в НИИ  авиации, которая продолжается до настоящего времени.

                НАУЧНЫЙ ИНСТИТУТ
 В этот отраслевой институт авиации он поступил на работу около сорока лет назад.
Отраслевая наука это изобретение советской власти, при которой всё народное хозяйство страны представляло собой единый организм. В условиях бюджетного финансирования всех отраслей и всех предприятий и организаций, предполагалось, что академическая наука делает открытия, а отраслевая наука находит применение этих открытий и достижений для конкретных отраслей, например авиации, и конкретных предприятий. За рубежом  крупный бизнес финансирует перспективные исследования через университеты, при которых существуют лаборатории и целые институты, и эти результаты поступают только туда и тем, кто эти разработки финансировал. Не случайно, после уничтожения советской власти и передела собственности страны в пользу частных лиц, большинство отраслевых институтов самоликвидировались, а уцелевшие стали выживать за счёт подачек частных фирм, решая сиюминутные задачи этих фирм.
А тогда, в 70-е годы, отраслевые институты в СССР вполне успешно занимались научной деятельностью в интересах соответствующих министерств и ведомств и были под опекой специального комитета СССР по науке и технике, который полностью удовлетворял финансовые потребности этих научных учреждений. Остается только удивляться, как тогда в СССР на всё хватало денег, ведь этих отраслевых институтов было сотни в Москве и тысячи по всей стране. Работа в НИИ была достаточно престижной: хотя зарплата и была ниже, чем в промышленности, зато не было штурмовщины по выполнению плана, и можно было заниматься научной деятельностью профессионально и с личной пользой. Например, защита кандидатской диссертации обеспечивала увеличение зарплаты в полтора раза и переход на более высокую должность. Поэтому в НИИ шли работать выпускники ВУЗов, которые надеялись найти своё место в науке. С другой стороны, в НИИ можно было работать спокойно всю жизнь: ни на что, не претендуя, и не имея никаких способностей, и сюда шли все, кто не хотел и не умел работать и таких было большинство. Всё сказанное, в полное мере, относилось и к конструкторским бюро, лабораториям и прочим учреждениям подобного рода,  в которых, из каждых десяти сотрудников только два - три человека достойно выполняли свою работу, а остальные были на подхвате или откровенно бездельничали. Именно такие люди, ничего не делая, были всем недовольны и сыграли решающую роль в развале Советской власти, достаточно вспомнить всех этих младших научных сотрудников, типа гайдаров и чубайсов.
Так и Иван Петрович, волею случая, но добровольно, поступил на работу в институт авиации, зная об авиации только как пассажир, да ещё со слов своих однокашников. Работа началась с ознакомления с институтом в целом, его задачами и своими служебными обязанностями. В институте оказалось более 1000 сотрудников, которые определяли как безопасно и эффективно возить пассажиров и грузы на самолётах и вертолётах поставляемых авиационной промышленностью СССР, поскольку иностраная авиатехника тогда  не закупалась - это было бы позорно для страны, первой вышедшей в космос.
Институт решал, какие самолёты и вертолёты нужны стране. Авиапромышленность по этим данным разрабатывала и строила самолеты и вертолеты; институт испытывал и исследовал пригодность этих самолётов и вертолётов - далее они поступали в эксплуатацию, а институт определял, как их правильно эксплуатировать, когда и что с этими самолётами делать, чтобы они не ломались и могли безопасно летать. Всем этим потом пришлось заниматься и Ивану Петровичу, а начал он помощником ведущего инженера по эксплуатации новых самолётов, которые только что стали поступать в гражданскую авиацию СССР - в Аэрофлот.  Эти самолеты летают и по настоящее время, уже около сорока лет:  таков срок службы удачного самолёта - почти с человеческую жизнь. И как у человека, у самолётов тоже есть юность, зрелость и старение.
Сначала он с месяц изучал нормы и правила гражданской авиации, научные основы и практические методы проведения исследований авиационной техники, потом на два месяца был направлен в учебно-тренировочный отряд по практическому изучению самолётов, их документации и особенностей эксплуатации. Сдал экзамены и вернулся в институт готовым приступить к работе, но работы никто не поручал. Так прошло месяца три – четыре, но никаких реальных дел никто от  него не требовал. В этом, как пришлось убедиться потом, и заключается особенность работы в НИИ: рутинную работу специалист выполнит в разы быстрее и лучше, чем новичок, которому многое надо объяснять, контролировать, проверять результаты и т.д., в общем, одна морока. Именно поэтому, в отраслевых НИИ было много бездельников, так и не ставших специалистами - если сам не будешь искать работу, то никто заставлять не будет. Пришлось Ивану Петровичу  настаивать, чтобы дали реальную работу и в конце концов такая работа нашлась: надо было ездить в командировки, чтобы оценивать состояние самолётов и определять что и когда ремонтировать на этих самолётах.
Поездки  совершались по своему усмотрению или по вызову с мест, если возникал какой-то вопрос. Надо сказать, что сотрудники института имели право на бесплатный пролёт к месту командировки и даже за границу - везде, куда летали самолёты Аэрофлота. И считалось большой удачей, если давалось разрешение проехать поездом:  в Киев, Минск, Ригу и прочие близкие города, чтобы пожить вагонной жизнью. А если самолетом, то можно было на выходные вернуться домой, чтобы в понедельник снова улететь туда же. Можно было придумать себе какую-то научную работу, включить её в план  института и потом, по желанию, летать в командировки куда хочется, якобы для выполнения этой работы. Дополнительно, можно было летать в составе экипажа для снятия каких-то параметров работы систем самолёта в полёте, тогда это время полёта засчитывалось как испытания в стаж лётной работы, предоставлялся дополнительный отпуск и через 15 лет инженер получал право на оформление лётной пенсии с 50-ти лет. В общем, условия работы в институте оказались очень благоприятные, а при наличии учёной степени ещё и высокооплачиваемые: именно поэтому, здесь было много представителей славного еврейского племени.
Но Ивану Петровичу тогда было не до сплетен и интриг, которые процветали в институте, как и везде, где было много бездельников: ему надо,  наконец, становиться специалистом - возраст приближался к 30-ти годам. И что-то стало получаться. Через год интенсивной работы удалось самостоятельно выполнить и внедрить нужную авиации работу - это было замечено руководством отдела и ему  предложили должность начальника сектора, что означало не только самостоятельную работу, но и наличие подчиненных. Правда сразу занять эту должность не удалось - пошли жалобы в партком: вот, только пришёл и его повышают, а рядом сидят люди, члены партии, которых не повышают много лет. Жалобщики даже не понимали что пишут: надо не сидеть, а работать, тем не менее, его повысили только до старшего научного сотрудника, а через два года стал и начальником сектора. Это было уже стабильное положение,  возможность самостоятельно работать и главное, самому планировать работу и не зависеть от чьих-то прихотей.  Иван Петрович  так и остался в этой должности, но это был уже его личный выбор. Получив самостоятельную работу, он оформился в заочную аспирантуру, стал пробовать писать научные статьи по материалам выполненных исследований, с намерением когда-нибудь написать и диссертацию. Работать в НИИ и не думать о диссертации, значит не думать о будущем. Как здесь говорили: учёным можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан.
В целом, 70-е годы оказались наиболее благополучными в его жизни, и, наверное,  в жизни страны тоже. Была квалифицированная работа с элементами творчества и научного поиска. Полученные результаты не ложились на полку, а внедрялись в практику, тем более что гражданская авиация СССР в эти годы развивалась ускоренными темпами, появлялись новые типы самолётов, в создании и испытаниях которых ему удалось принять участие.
Действующая пропаганда обзывает 70-е годы застоем в экономике, хотя какой же это застой, если производство в стране выросло за десять лет почти в два раза, по уровню жизни людей СССР вошёл в двадцатку, а по качеству жизни в десятку передовых стран мира и это не пропаганда, а данные ООН. Качество жизни учитывает не только благосостояние, но и образование, медицину, уверенность в завтрашнем дне, отдых и другие потребности людей. Сейчас,  после  переворота 1991 года, Россия находится  в шестом десятке стран по уровню жизни, а о качестве жизни вообще говорить нельзя, если страна вымирает со скоростью около миллиона человек в год. Но вернёмся в 70-е годы. Застой, конечно, был, но не в экономике, а в людских  головах. Люди  считали свою  жизнь неизменной:  всё, что им давалось они воспринимали как само - собой разумеющееся, зато во всех недостатках ругали  власть, чтобы она сама, без их участия, устраняла эти недостатки и улучшала  жизнь.
Вот и Иван Петрович с семьей:  без кола, без двора, зацепился в Москве, получил работу и скромное, но собственное жильё и некоторые перспективы в жизни. Подрастал сын, ходил в садик, хотя из-за работы и учёбы приходилось отдавать его на продлёнку - родственников никаких не было. Материально конечно было трудновато: зарплата небольшая, имущества никакого. Когда уже совсем стало туго, он съездил летом в отпуск на шабашку: организовал бригаду из инженеров и поехали что-то строить в совхоз в Тверскую область.
 Худо - бедно что-то построили, и заработали за полтора месяца как за три месяца на работе в НИИ. Кстати, многие сотрудники НИИ и КБ в те времена сделали шабашку основным своим заработком. Освоили специальности сварщика, монтажника каких-нибудь зерносушилок или доильных агрегатов и летом, за полтора-два месяца зарабатывали в деревнях больше, чем за год работы в своих НИИ. В своих НИИ они откровенно бездельничали, получая, впрочем, и квартиры и путёвки в санатории, как и те, кто усердно работает, а иногда и раньше этих работяг,  завистливо ненавидя успешных специалистов и всячески хая советскую власть. Именно такие, несостоявшиеся инженеры и младшие научные сотрудники, подгрызли и опрокинули страну, как только предатель Горбачёв и негодяй Ельцин дали команду «фас».
И для сравнения. В 1990-е годы Иван Петрович был в командировках в Англии,  в авиакомпании. Там, по ходу работ, познакомился с инженером. Разговорились. Англичанину было 35 лет, начинал тоже с нуля. После школы взял ссуду и учился в институте, после окончания которого выплачивал ссуду за учёбу в течении восьми лет, потом стали копить на жильё вместе с женой. Он говорил, что ещё года четыре - пять, будет некоторая сумма, они уедут в Австралию - там всё дёшево, купят квартиру или домик и заведут ребёнка. Жене его будет лет 35 - ещё не поздно. Так, где гуманней и справедливей была жизнь: в СССР 70-х годов или в Англии 90-х?
Через пять - шесть лет работы в институте, Иван Петрович уже состоялся как специалист в области эксплуатации самолётов. По результатам работ выпустил несколько документов, определяющих правила эксплуатации некоторых типов самолётов: были разработаны отраслевые стандарты, государственный стандарт СССР и настала пора заняться кандидатской диссертацией, чтобы получать достойную зарплату.
 Доплату за учёную степень в СССР ввели ещё при Сталине, чтобы стимулировать занятия наукой и повышать квалификацию преподавателей ВУЗов. Многие должности в НИИ можно было замещать только при наличии учёной степени, да и в спорах по работе, когда не хватало аргументов, некоторые деятели ссылались на свою учёную степень, как на последний довод своей правоты.
 Изначально предполагалось, что учёный или инженер, врач, педагог и т.д. занимаясь своей работой, получил какие-то новые результаты, имеющие научное и практическое значение, оформил эти результаты в виде диссертации и защитил эту диссертацию перед учёными, подтвердив тем самым свою квалификацию и самостоятельность своей работы. Со временем, всё это настолько обюрократили, что защита диссертации стала самостоятельным делом, иногда не имеющим никакого отношения к профессиональной деятельности диссертанта, которого называют соискателем учёной степени. А поскольку, к учёной степени прикладывались должность и зарплата, то многие именно их и жаждали, пытаясь получить учёную степень.
Например,  в институте, выполняя свою работу, сотрудник решает какую-то задачу, оформляет отчёт по работе и внедряет полученные результаты в виде рекомендаций, инструкций, стандартов или даже приказов министра. Потом он может написать научную статью или использовать полученные результаты в диссертации, но это требует дополнительного времени, помимо основной работы.
Иван Петрович был уже ведущим специалистом, и рабочая текучка  мешала усидчивой работе над диссертацией. Постоянно случались какие-то проблемы, которые требовали оперативного решения и выездов в командировки. А не дай бог случилось какое-то происшествие с самолётом, типа аварии, то проводится расследование с разработкой мероприятий по недопущению такого в будущем. Но если катастрофа самолета, то это два-три месяца расследований и оправдательств.
 Кто не имел такой текучки, мог спокойно брать научные отчёты других, сопоставлять, анализировать и обобщать результаты и в итоге получалась диссертация, а этот так сказать «учёный» мог ещё оказаться после защиты и твоим начальником. Так и говорится: списал у одного - это плагиат, списал у двоих - это компиляция, списал у нескольких - это диссертация.
Оставив сына на учебный год в родном городе у матери, Иван Петрович за зиму слепил диссертацию из выполненных ранее им работ. Закончив, он приехал за сыном, а заодно,  отгулять отпуск и встретится с друзьями детства и юности в спокойной и размеренной жизни провинциального городка.
Однако эта жизнь оказалась не совсем спокойной. Однажды возвращаясь вечером от товарища, он был сбит с ног, ударом сзади, и жестоко избит ногами группой совершенно незнакомых ему  молодых людей, впрочем, находящихся в подпитии. С трудом, ему удалось добраться назад к другу, который будучи заместителем районного прокурора, поднял на ноги всю милицию и к утру четверо напавших на него хулиганов были задержаны, а ещё двое успели скрыться из города.
  Иван Петрович попал  в больницу с сотрясением мозга и с повреждёнными, но чудом уцелевшими глазами, а хулиганы - в кутузку. В этой группе оказались родственники действующих милиционеров, поэтому, они и чувствовали себя безнаказанными: неоднократно нападали на прохожих и всё сходило им с рук, а  с ним  не получилось – знакомства Ивана Петровича оказались круче. Был суд, четверым дали по пять лет, потом нашли ещё двух участников - и тех в тюрьму. На суде, который состоялся без Ивана Петровича, обвиняемых спросили: «Почему Вы напали на него?» Ответ поражает своей простотой: нам его вид не понравился.
  Приходили к Ивану Петровичу родственники и просили простить хулиганов, но он их не простил. Разве можно простить немотивированное нападение сзади, группой, и избиение ногами? Иван Петрович ожидал второго ребёнка, и как бы ему жилось, если бы его отца убили ещё до  рождения? И это не просто предположение. За год до этого случая, примерно также и там же был избит другой группой хулиганов юноша, который умер.  У него не оказалось защитников и бандиты, имевшие родственников в милиции, отделались условными сроками наказания: якобы, тот сам упал, ударился и умер, а они его только пугнули. Впрочем, убийства в те времена были не часты: пять-шесть за год по району и в основном на бытовой почве. В нынешнее время - примерно в десять раз больше, хотя и милиции стало в те же разы больше.
Из этой истории получается, что уже тогда милиция начала отходить от законности и соблюдения прав граждан, превращая своё положение правоохранительного органа в орган захвата и охранения личных интересов милиционеров.
Здоровье любого государства определяется состоянием его правоохранительных органов: как бы они не назывались в ту или иную эпоху. Используя властные полномочия в личных целях, милиция бывшего СССР, постепенно превратилась в 90-е годы в наиболее опасную и массовую преступную группировку России, которая неподконтрольна даже власти.
Подлечившись, он с сыном вернулся домой из неудавшегося отпуска -  нужно  и работать, и доделывать диссертацию, и организовывать защиту, и собирать разные справки и заключения.
Процесс подготовки к защите диссертации и сама защита - это отдельные процессы, не имеющие никакого отношения к науке. Подготовив диссертацию, надо её доложить на разных учёных советах, заручиться поддержкой дипломированных учёных, найти учёный совет, где согласятся принять твою диссертацию к защите, встать в очередь на защиту и собрать хорошие отзывы на свою диссертацию. Именно на эти процедуры и ушёл целый год.
И здесь у Ивана Петровича не обошлось без казусов, характеризующих и то время, и его действия: житейские и трудовые.
 Осенью поехал в Ригу договариваться о защите. Доложил диссертацию вполне успешно и договорился о защите. На радостях, отметили успех в ресторане, а утром, вместе с приятелем из  института, поехали  в аэропорт, чтобы улететь в Москву. В аэропорту добавили в буфете «Рижского бальзама», своим рейсом не полетели и уснули здесь же в зале ожидания. Проснувшись часа через два, он обнаружил, что портфеля с диссертацией и вещами  нет. Обыскался кругом - нет и всё! А диссертация была в единственном экземпляре: напечатанная на пишущей машинке и с вручную вписаными формулами - поэтому восстановить можно было только по черновикам, а это большой труд и не факт, что получится то же самое.
     Конечно, он расстроился и, кляня себя за легкомыслие и безответственность, пошёл на регистрацию оформлять билет - контрамарку на полёт до Москвы. Идет он по пустому залу регистрации и видит посреди зала стоит портфель, который пассажирам приходиться обходить. Подошёл и он, посмотрел: батюшки, да это же его портфель. Открыл - диссертация на месте, вещи тоже. Вспомнил, что  сам его там и оставил, когда смотрел расписание рейсов, а потом забыл и ушёл.
На радостях они снова зашли с приятелем в буфет, а потом и в самолёт до Москвы.
Но что хочется отметить, кроме его собственной глупости? Портфель с вещами простоял в аэровокзале посреди зала два часа, и никто не заподозрил, что в нём может быть бомба, и никто его не взял себе и даже не рылся в вещах. А сейчас? Этот портфель сразу же взяли бы профессиональные воры, которые дежурят на вокзалах или службы охраны заподозрили бы, что в нём есть бомба от террористов и весь аэровокзал был бы эвакуирован, а портфель уничтожен.
Так, когда же было общество страха и насилия: то «тоталитарное» или нынешнее «демократическое»? Если верить  пропаганде - то конечно тогда, а если верить фактам спокойной жизни людей в те времена, то конечно сейчас и именно сейчас люди живут в обстановке страха, насилия и разгула преступности, ограждаясь от них железными дверями квартир, решётками на окнах и запертыми подъездами домов. В советские времена преступники были, в основном, за решёткой. Теперь весь народ за решётками, а преступники на свободе.   
Защита диссертации состоялась вовремя, а после защиты все документы направились  в Москву в Высшую Аттестационную Комиссию (ВАК), которая и принимает окончательное решение о присуждении учёной степени.
В итоге его утвердили и выдали диплом кандидата технических наук, но сил и нервов это всё унесло много. А по - человечески вопрос можно было решить просто: позвонить, сказать, так и так, Иван Петрович в названии диссертации переставил бы пару слов и проблема, как потом оказалось, мнимая, была бы закрыта. Но как говорится: «День, прожитый без подлости - пропавший день». Сейчас по такому принципу пытаются заставить жить всех, а тогда только некоторые лжеучёные, спекулянты, карьеристы и им подобные.
После получения учёной степени Иван Петрович получил и медаль за работу по испытаниям самолётов, а через год получил и трёхкомнатную квартиру от института, тоже с некоторыми приключениями, но это уже детали.
Итак, через 20 лет после окончания школы у него были, наконец, и жильё и работа и семья. Конечно срок большой: на родине его друзья, если не злоупотребляли алкоголем, решали эти проблемы за пять-шесть лет, да и здесь москвичи устраивали бытовую жизнь лет за десять, но Иван Петрович не был в претензии - делал что мог и получил что хотел. Казалось бы: спокойно живи, расти детей и умножай успехи в работе, но наступили подлые 80-е годы и всё пошло под откос. Идеи и практика строительства социалистического государства оказались в руках двурушников, во множестве заселивших руководящие органы партии и правительства, которые взяли курс на ликвидацию народного государства.
         В начале 80-х годов началась чехарда с руководителями страны. Умер Брежнев, его заменил Андропов, умер Андропов, его заменил Черненко, умер  Черненко, его заменил Горбачёв и всё это за три года, причём каждый следующий руководитель был хуже, а Горбачёв и вообще оказался предателем, разрушившим страну. Надо сказать, что России не везло на руководителей, а как говорит восточная поговорка: «Стадо баранов во главе со львом - это стая львов, а стая львов во главе с бараном - это стадо баранов». Вот такими баранами и были все советские руководители страны после Сталина.
 Из царей, реальную пользу стране принесли только Иван Грозный, Павел I и Александр III. Прославляемые ныне Пётр I и Екатерина II принесли стране больше вреда, чем пользы. Пётр I погубил треть населения страны. Ради Прибалтики, утраченной ныне, потерял выходы к Чёрному морю, разрушил уклад русской жизни, завёз иностранцев – захребетников, и стал равняться на Европу, что делают и нынешние мартышки. Екатерина II хотя и вернула России Чёрное море, но закрепила крепостничество и разорила страну расходами на любовников и свои прихоти. Другие цари или были сумасбродами, или ничего не делали вообще - не руководили, а присутствовали, в результате Россия к 1917 году была захудалой и отсталой страной, терпящей поражение в ненужной ей войне - Первой Мировой.
 Бездарных и преступных царей в феврале 1917 года сменили либералы, которые за полгода, под руководством Керенского, окончательно развалили страну, и Российская империя рассыпалась на куски, как и СССР в 1991 году, только эти куски в 1917 году не успели оформиться в независимые государства. Большевики подобрали власть в октябре 1917 года: именно подобрали, а не захватили, хотя и назвали это  Великой Октябрьской Социалистической Революцией.  Ленин опять объединил страну и воплотил мечту человечества о равенстве, отобрав в собственность государства всё, что приносило или могло приносить прибыль:  заводы, фабрики, банки, торговлю, землю и её недра, оставив в собственности только личное имущество граждан. Сталин поднял страну из руин и за 30 лет своего правления сделал Россию мировой державой, но вот победить инстинкт собственности, стяжательство и нахлебничество и ему не удалось.
После Отечественной войны выросло целое поколение людей в относительном благополучии, не знавших борьбы за выживание и уверенных в завтрашнем дне, который, конечно, будет лучше. Да и вся система Советской власти работала на благо людей, нужно было только совершенствовать эту систему власти и беспощадно бороться с врагами, а главными врагами были стяжательство и карьеризм. Представителями власти должны были быть лучшие люди, преданные своему делу и идеалам социализма, но  шли во власть в это время уже не лучшие, а ловкие и беспринципные, которые во властных постах искали только личную выгоду, но  не служили интересам дела.
 К началу 80-х годов во власти и при власти оказались в основном недалёкие бездельники и скрытые проходимцы, единственной целью которых было только улучшение своей личной жизни, путём сохранения своего положения в органах власти. Однако само по себе пребывание в органах власти или руководстве предприятия тогда не давало ощутимых материальных благ. Всё ещё действовала тарифная сетка оплаты труда, по которой любой руководитель, даже министр, имел оклад, не более чем в пять раз, превышающий минимальную зарплату, которая составляла 80 рублей (нынче эту сумму надо умножить на 200). Конечно, путём премий и надбавок это ограничение обходилось, но не более чем в 1,5-2 раза. Сейчас министр может иметь до 30 окладов  надбавок, да ещё больше премий, поэтому власть - это прямые доходы.
 Депутаты тогда имели смешные доплаты за выполнение депутатских обязанностей, но  только депутаты Верховных советов СССР и республик. Руководителю предприятия доплаты производились только решением по министерству, а по предприятию поживиться было нечем: ну квартирку получить по больше, ремонт сделать, небольшую дачку соорудить, вот, пожалуй, и всё, а остальное уже криминал - себе дороже выйдет. Положим, кто-то директор телевизионного завода - ну списал несколько телевизоров как брак, взял себе, родственникам и всё - продать-то негде, все магазины государственные, да и много брака нельзя – значит, не справляешься, с работы могут снять. Поэтому у многих  руководителей было желание обменять власть на деньги, а ещё лучше иметь и то и другое и чтобы ни за что не отвечать - и таких оказалось множество: именно они и привели к смене общественного строя в стране.
А что же простые люди, которых большинство? Большинство, и Иван Петрович в их числе,  молчаливо воспринимало жизнь как вполне благополучную. Конечно, хотелось улучшений и быстрее, сейчас и здесь - но только в виде разговоров, не больше. Не всегда можно было купить то, что хочешь немедленно, но потратив время, желание исполнялось. Из еды люди гонялись тогда только за деликатесами. Вот, статистика: в 1987 году, когда Горбачёв начал крушить страну - СССР потребление на человека в год было: мясо - 64 кг., рыба - 18 кг., молоко - 320 литров. 2008 год: мясо - 43 кг., рыба - 3 кг., молоко - около 150 литров. Так, когда люди питались лучше, тогда в 1980-е годы или сейчас в     2 000-е?  Ходила такая шутка в то время: «Никто ничего не делает, но зарплату получают все - все получают зарплату, но купить нечего - купить нечего, но у всех всё есть - у всех всё есть, но все недовольны - все недовольны, но никто ничего не делает» - дальше смотри начало.
 Главное, что была уверенность в будущем. Этот оптимизм поражал иностранцев. В 90-е годы в командировке в Англии один инженер сказал Иван Петровичу: «Как Вы могли променять уверенность в будущем, на призрак быстрого обогащения всех и сейчас?»  Ему ответить было нечего.
С экранов телевизоров сейчас внушают молодёжи, что в советские времена кушать было нечего и показывают пустые полки продовольственных магазинов, но это съёмки конца 1991 года.  Или показывают очередь в магазин за водкой в 1986 году, но говорят что за едой и т.д. Наглая ложь идёт повсеместно. Говорят, что одеть было нечего, кроме рабочих спецовок и опять ложь: народ одевался лучше, чем сейчас - именно народ, а не телетусовка, рублёвка и ей подобные поля чудес, выросшие, как поганые грибы, около всех городов. Кстати, за границей и сейчас, в большинстве, люди одеты хуже, чем даже в сегодняшней России.
Однако, была категория людей, которые и создавали трудности в покупке вещей и продуктов и успешно пользовались этими трудностями в корыстных целях. Это работники торговли: магазины, базы и склады. Они искусственно создавали нехватку товаров, а потом, как говорили, « из-под полы» продавали эти товары с наценкой. Такой ханыга показан, например, в фильме «Берегись автомобиля». Этих людей было много, вот они и показывали остальным, как надо «уметь» жить. И когда предатели разрушили страну, все кинулись торговать, но оказалось, что так много торговцев не нужно.  В СССР на двух работающих на производстве приходился один работник сферы обслуживания, куда включались и врачи, и учителя, и транспорт, а сейчас это соотношение с точностью до наоборот: как в любимой нашей властью Америке, но не всей, а только США.
Но вернёмся в 80-е годы. Пока наверху один генсек сменял другого, страна по инерции шла вперёд со скоростью 3% роста производства в год. В авиации это были годы наибольшего развития. Парк самолётов и вертолётов пополнялся новыми типами со скоростью 600 штук в год, а военная авиация получала до 500 (в 2008 - 14 штук, в 2009 - 47 штук). на новые перспективные типы: ТУ-204, ИЛ-96, ИЛ-114 и другие. В их создании Иван Петрович принимал участие уже не как простой исполнитель, а как руководитель направления.  Предполагалось, что с 1990 года начнётся массовое производство этих типов самолётов, что обеспечивало дальнейшее развитие гражданской авиации СССР.
Наступил 1985 год, к власти в стране пришёл Мишка Горбачёв,  «меченый» - с родимым пятном на лбу: это, говорят, чёрт копытом ударил и сделал отметину. Дед его  был кулаком в селе на Ставрополье, а отец добрался до председателя колхоза, устроил Мишу в 15 лет помощником комбайнёра на два месяца и затем представил его к ордену. С этим орденом он и пролез в МГУ на юридический факультет, играл в самодеятельности в театре - так что актёр оказался ещё тот.
 «Меченый»  окончил МГУ и полез вверх по комсомольской и партийной линии, представляя собой полное ничтожество с задатками предателя. Кстати, на юристов и экономистов в те времена учились совсем  ни к чему не пригодные люди: эти профессии были  не престижные, особенно для мужчин.
Горбачёв – дурак, предатель и подкаблучник  у своей жены, оказался во главе страны СССР. Но всё это выяснилось потом, года через три, а тогда почти все воспринимали приход «меченого» к власти с энтузиазмом - надоели старики у власти, хотелось встряхнуть страну и себя на дальнейшее развитие и улучшение жизни. Иван Петрович продолжал успешную работу в гражданской авиации, результаты внедрялись в отрасли, что приносило и моральное и материальное удовлетворение. Начал потихоньку работать над докторской диссертацией -  материалов было достаточно.
Но в стране начались разброд и шатание. Дурака окружили проходимцы и предатели, кинули клич «больше демократии, больше социализма»,  выдвинули лозунги «Перестройка, ускорение, гласность» и под их прикрытием стали уничтожать справедливость, равенство и благополучие. Меченый ездил по заграницам и, под надзором своей жены, за похлопывания его по плечу, как равного, различными президентами и руководителями капиталистических стран стал сдавать  страну и, конечно, социализм. Разницу между капитализмом и социализмом, а вернее, между рыночным капитализмом и государственным капитализмом, который в СССР почему-то назвали социализмом, определил Сталин:
При социализме производство организуется ради удовлетворения растущих потребностей людей, а при капитализме производство организуется ради получения прибыли и, как говорил Маркс, нет такого преступления, на которое не пойдет капитал ради получения прибыли.
При государственном капитализме, который был в СССР, всё что приносит или может принести прибыль находилось в руках государства,  даже если эта собственность и называлась общенародной, а все граждане страны фактически являлись наёмными работниками у государства.  Всю прибыль государство направляло на развитие производства, образование, оборону, медицину, жильё, пенсии и просто на улучшение жизни - что и происходило в СССР. Копить деньги государству  было ни к чему, поэтому всё что производилось - то и расходовалось, и страна ни от кого и ни от чего не зависела. Поэтому, в странах рыночного капитализма периодически наступал кризис, а СССР постоянно развивался и, при этом, не производил никаких валютных накоплений: как сейчас говорят, не было «валютной подушки безопасности» хранящейся   за границей.
 Многих высших руководителей СССР такое положение никак не устраивало. Как это так, распоряжаться всей страной, заводами, газетами, пароходами, как и « мистер – твистер» по Маршаку, и не иметь возможности что-то урвать для себя лично и родственников? Правда и ответственности за результаты своего руководства эти деятели уже не несли. Хрущев показал, что можно творить любую дурость и уйти на отдых, только и всего. Вот если бы Хрущёва сняли и расстреляли за результаты его деятельности, вот тогда, может быть, и банда «меченого» не решилась бы на разгром страны СССР.
         Чтобы уничтожить социализм, нужно было, чтобы народ перестал считать власть своей, далее вызвать недовольство действующей властью и заменить её другой. Начало положили ограничением продажи спиртных напитков в 1985 году. Из магазинов исчезли вино и водка и чтобы купить, например, бутылку портвейна надо было обойти несколько магазинов и отстоять в очереди несколько часов. Конечно, это вызвало массовое недовольство людей, да ещё и сильно ударило по бюджету страны - продажа спиртного приносила до четверти доходов бюджета. И сейчас, когда по телевизору показывают очереди и говорят, смотрите, люди в СССР стояли в очередях за продуктами, ничего не было в магазинах, то это ложь - показывают очереди за спиртным, а товары и продукты в магазинах исчезли только в конце 80-х годов, опять же стараниями банды «меченого».
 Иван Петрович, чтобы тогда купить бутылку портвейна, садился на велосипед, который специально купил, и ездил по городу в поисках магазина, куда в этот день завезли спиртное. Как-то он стоял в очереди, впереди какой-то мужичок хорохорился: «Ну меченый, ну устроил, чтоб ему провалиться и т.д.», потом мужичок постоял, помолчал и снова: «Всё, брошу пить, стану хорошо работать, меня наградят орденом и когда Горбачёв будет мне его вручать в Кремле, я дам ему по морде». Вот так, русский мужик, своим пытливым умом нашёл путь, как добраться до «меченого». Кстати, в 1988 году, когда Горбачёв посещал завод в Омске, один инженер дал таки-ему по морде, а закона об оскорблении должностного лица тогда ещё не было и этот человек отделался наказанием в 15 суток за хулиганство.
Власть, якобы для заботы о людях, разрешила организовывать кооперативы для производства товаров народного потребления и оказания услуг населению: так один источник прибыли власть отдала в руки предприимчивых людей.. Началось первоначальное накопление спекулятивного капитала  торговлей «из-под полы» дефицитными товарами и в кооперативах.
 Руководители предприятий получили право реализовать ненужное, как бы, сырьё и сверхплановую продукцию кооперативам, которые они сами же и организовывали из своих родственником и знакомых. Поживились и молодые проходимцы из руководства комсомола, которые организовывали молодёжные внедренческие центры, занимающиеся перепродажей товаров и научных разработок.
Однако, пенсионеры, врачи, учителя, офицеры и многие другие не имели возможности дополнительного заработка и стали стремительно нищать, требовали перемен, что и было нужно власти. Тогда, коммунисты у власти и во власти стали утверждать, что социализм в России себя не оправдал: лучше цивилизованный капитализм, как в Европе или в США - вот перестроимся и  будем жить сразу лучше. Так и началось предательство Горбачёва: от социализма к перестройке, от перестройки к рынку, а потом все будем жить прекрасно и удивительно при капитализме с человеческим лицом.
И вскоре, действительно, почти все стали жить удивительно, но не прекрасно, а безобразно, но это было потом. Горбачев  конечно предатель и дурак, но это тоже стало известно позже. Что предатель - это он сам говорит теперь, что его целью было уничтожить социализм в СССР, и он, как руководитель коммунистической партии тайно боролся против коммунизма. А дурак, потому что он надеялся уцелеть во власти даже после крушения СССР, но воры и проходимцы, сразу после развала СССР, выкинули и Горбачёва и теперь он рекламирует пиццу и сшибает подачки от Запада на бедность, хотя и не бедствует.
  Что такое капитализм, по сути? Это узаконенное государством право сильного - грабитьслабых. Причём, сила эта является не физической, а финансовой, денежной и главное, что она передаётся по наследству. Наследственное право капитала и является основным признаком капитализма, определяющим его хищническую сущность. Конечно, наследование имущества должно быть, но уж никак не в размерах обеспечивающих пожизненное, безбедное и безработное существование наследников. Каждое поколение должно добиваться благополучия самостоятельно, собственным трудом, но на основе развития данного общества - государства в прошлом.
 Стимулом развития капитала является прибыль, выступающая мерой накопления капитала. Лишите частный капитал прибыли и права наследования и нет капитализма, как, впрочем, нет и стимулов развития производства, что для общества также является неприемлемым. Отсюда вывод: капитализм нужен и даже необходим, но единственным владельцем капитала должно быть государство, что и было в СССР. А всё общество - это наёмные работники, их семьи и люди, находящиеся на содержании государства, которые располагают только тем капиталом, или если угодно имуществом, которое не может, или правильнее сказать, не должно приносить личную прибыль.
 Личная прибыль должна добываться только личным трудом, качество и количество которого и должны определять получаемую от труда прибыль - зарплату, выгоду - это уже, как и на чей вкус называть. Эффективность работы государства - капиталиста через нанимаемых обществом управленцев - менеджеров и определяет прибыль, получаемую обществом, накопление капитала и то наследство, которое данное общество, в целом, передаст следующему поколению.
 Что такое наследование капитала? Это передача капитала потомству или родственникам. Пусть кто-то личными качествами или воровством, грабежом и иным способом стал владельцем состояния, заключающегося в личном имуществе, финансах и средствах производства приносящих прибыль. Его потомки унаследуют всё,  и у них нет стимулов - развиваться самим и самим чего-то достигать. Это ведёт к деградации, обычно уже в третьем поколении данного семейства. Как пример, династия Романовых или Демидовы, Ротшильды, Форды и другие.
А если наёмные руководители общества - государства оказываются полными дураками или агентами других, враждебных обществ? Тогда, это общество ждут потрясения или даже разрушение, что и случилось с СССР. Но прозрение наступает, как правило, поздно и далеко не для всех. На сокрытие правды работает пропаганда, именно поэтому  средства информации тогда и  сразу  оказались в руках проходимцев и предателей и людям стали усиленно вбивать в головы, что они не так живут, так больше жить нельзя, нужна свобода частной инициативе и прочее.
Надо сказать, что на какое-то время и Иван Петрович поддался этой пропаганде. А чем плох лозунг «Кто лучше работает, тот больше зарабатывает»? В стране стали открываться кооперативы по производству некоторых товаров широкого потребления и оказанию услуг, но не  было обеспечения этих кооперативов сырьём и главное, не ограничивалась прибыль этих кооперативов. Всё это вело к хищениям сырья с госпредприятий и неоправданному росту доходов кооперативов и откровенной спекуляции.
 Общество стало очень быстро расслаиваться на богатых и бедных, правда богатых было ещё мало, а бедным пропаганда обещала тоже богатство, но потом - когда перестроим социализм. Народ требовал перемен и на этой волне к власти в России пришёл Ельцин, как выяснилось позднее, горький пьяница. Конечно, окружение Ельцина знало его пороки, но они были готовы на всё, лишь бы добраться до государственной собственности и присвоить её любыми способами. Так, микроскопическая болезнетворная бацилла, попадая в организм, лишенный иммунитета, вызывает болезнь и гибель организма.
 Советская власть последнего времени лишила людей иммунитета, а именно: борьбы за сохранение здоровья общества и его социалистических устоев с общенародной собственностью. Пропаганда перевёртышей постоянно твердила людям, что социализм в СССР победил полностью и окончательно, внутренних врагов уже нет, а с внешними врагами у нас мирное существование. А нет врагов, значит, нет бдительности и сопротивления этим врагам,  и нет иммунитета. Поэтому, так легко и быстро СССР и рухнул под напором врагов и предателей, которые не только оказались в наличии, но и в большом количестве, а в первых рядах этих алчных разрушителей страны оказались партократы третьего поколения «революционеров-ленинцев».
 Оболганный Сталин и здесь оказался прав, когда говорил об усилении классовой борьбы по мере развития социализма. Именно поэтому предатели всех мастей с пеной у рта обличают Сталина, пытаясь оправдать своё предательство, потому что режим захватившей власть в стране стаи бешеных дворовых шавок понимает, что никакого захвата власти им бы не удалось, следуй страна путём Сталина. Ещё Крылов писал: «Ай, Моська, знать она сильна, что лает на слона». А мёртвого льва может укусить и шавка.
Потом, в августе 1991 года случился ГКЧП, который на самом деле был умелой провокацией, расчистившей путь ренегатам и врагам к власти в стране. Этот ГКЧП ещё называют путчем, мятежом, но как сказал классик: «Мятеж никогда не бывает удачным. Удачный мятеж называют иначе». Именно поэтому, удачный мятеж Ельцина в 1993 году он и его последыши называют иначе: восстановление конституционного строя и сохранение страны.
После ГКЧП, власть в СССР фактически перешла в руки Ельцина, а Горбачёв лишь номинально назывался президентом СССР. В декабре 1991 года тройка предателей СССР, а именно: от Украины - Кравчук, от Белоруссии - Шушкевич и от России - Ельцин собрались в Беловежской Пуще в Белоруссии и объявили, незаконно, о ликвидации СССР, что было встречено народами этих стран вполне равнодушно, под ликование всех и всяческих отщепенцев и так называемых демократов.
  Навязанная народу демократия - есть ни что иное, как способ захвата и удержания власти, за счёт обмана и умелого манипулирования сознанием и волей большинства. Якобы выбранные, а фактически подставные властью, представители демократических органов, осуществляют в интересах этой власти угнетение большинства народа, через принятие множества законов в своих интересах и в защиту своей власти.
Уже в январе 1992 года капиталистическое мурло полезло изо всех щелей. Цены на товары и услуги сразу выросли в два-три раза и практически ежедневно стали повышаться, так что в 1996 году цены уже были примерно в десять тысяч раз выше дореформенных, советских.  Батон хлеба, стоивший в 1991 году  25 копеек, в 1996 году стоил уже около пяти тысяч рублей. И так во всём.
  Зарплату, власть Ельцина, кроме самих себя, никому повышать не собиралась. Бюджетное финансирование учителей и врачей, школ, больниц и прочих, оставалось на прежнем уровне, утверждённом ранее. И вмиг  все стали нищими. В магазинах появились товары, но купить их было уже не на что. Сбережения людей тоже обесценились. Такой пример. В декабре 1991 года  Иван Петрович получил гонорар за выполненную работу и на этот гонорар можно было бы купить две машины «Жигули» (если бы нашёл где их купить!), а в январе, через месяц, на эти деньги можно было купить только четверть авто и так во всём. Весь производственный, научный и созидательный труд стал ненужным и мало оплачиваемым, а востребованной стала спекулятивная деятельность, поощряемая властью проходимцев и воров.
 Миллионы людей, бросив работу, занялись «челночным бизнесом» - это когда в одном месте страны или за рубежом что-то купить, потом привезти к себе, продать дороже, а разница и есть «навар». Везде возникали стихийные барахолки, где в толчее люди продавали и покупали, назвали эти базары рынком, а переход от созидательного труда к спекулятивной торговле был торжественно именован переходом к рыночным отношениям. Но занятие спекулятивной торговлей чуждо духу русского народа и требует специфических, наследственных качеств, которыми обладают, например, арабы, евреи и некоторые другие «торговые» нации.
 Русские способны к созидательному, творческому труду, но не к торговле. Недаром около половины всех значительных мировых открытий в науке и технике сделано русскими или имеющими русские корни людьми. Да и прежде, русские купцы, как правило, не только торговали, но и создавали производство, а уж потом, продукцией своего производства и торговали.
В Советское время приоритет был полностью отдан созидательному труду, которым занималось две трети трудоспособного населения страны СССР,  теперь всё стало наоборот. Заводы и фабрики, колхозы и совхозы  продолжали работать по инерции, но зарплату платить было уже нечем - средств на поддержку производства, в условиях инфляции, стало не хватать.  Предприятия в расчётах между собой и людьми перешли на бартер - натуральный обмен продукцией: я тебе утюги, ты мне самовары, а этими самоварами завод расплатится с рабочими, которые продав эти самовары (если смогут!) на базаре, купят себе еду и вещи.
 Торговая стихия захлестнула страну, как прорвавшаяся канализация заливает улицу нечистотами. Характерно, что первыми эта волна накрыла интеллигентствующую публику, требовавшую перемен, свободы и демонтажа Советской власти. И все эти «творческие» работники, научные сотрудники и инженеры неопределённых занятий, стали за кусок хлеба соглашаться на любую работу или прислуживать режиму по принципу лакеев: «Чего изволите?»
В СССР всё было объявлено общенародной, колхозной или кооперативной собственностью, кроме личного имущества граждан. Как же стали решать вопросы собственности новые власти? А вот как.
После Беловежского заговора страна СССР была насильственно разделена на самостоятельные государства по национальному признаку. Была советская республика Украина - стало независимое государство: Украинская республика и т.д. - всего на обломках СССР образовалось 15 независимых государств, при этом, некоторые народы, будучи автономными образованиями в составе этих государств-республик не захотели в них оставаться, за что «демократические» власти этих новых государств, стали огнём и мечом принуждать эти народы к демократии и начались войны. Как говорил Ельцин: «Такая вот, панимашь, загогулина», а за этой загогулиной сотни тысяч убитых и миллионы изгнанных со своей земли людей.
 Все эти новые (осколочные от СССР) государства сразу же объявили своей собственностью всё, что находится на их территории и первой это сделала Россия, во главе с Ельциным: всё что находится в России это государственная собственность России. Но сразу же, вся эта спекулятивная около ельцинская свора стала вбивать в головы обывателей, что государственная собственность это общая собственность, а общая значит ничья, поэтому нужно чтобы у заводов и фабрик, земли и прочая были настоящие собственники и тогда от этой собственности будет эффект и польза.
  Новыми собственниками были объявлены трудовые коллективы этих предприятий и колхозов - всё ваше, вот и распоряжайтесь. Фактически, всем бесконтрольно распоряжались  руководители, которых эти коллективы себе и выбрали из активных «обещалкиных» и которые сразу же стали набивать свои карманы.  Те, кто был честным и мешал проходимцам  обогащаться - тех изживали, вплоть до убийства. Сейчас, даже трудно представить, сколько было в те годы уничтожено и оболгано порядочных людей.
Потом прошло немного времени и молодые реформаторы во главе с Гайдаром, прошедшие стажировку в зарубежных центрах по уничтожению экономики России, стали вещать со всех экранов и газет, что распределение собственности по коллективам это несправедливо: рабочий стал якобы хозяином завода, а учитель стал хозяином учительского стола и указки. Тут же объявился похожий на рыжего чёрта Чубайс-лицо экономической национальности, из той же своры младореформаторов, со своим девизом: «Больше наглости!» Если делить людей по способностям на категории: «способен - очень способен - способен на всё», то эти реформаторы и их кукловоды как раз из категории «способен на всё».
 Чубайс со своими зарубежными хозяевами стали делить достояние России на всех поровну. В ценах 1990 года, якобы на каждого жителя России приходилось государственной собственности на 10 000 рублей. Вот на эту сумму была составлена бумажка под названием «ваучер» и каждый стал владельцем такой бумажки, но куда её деть? Вмиг образовались по всей стране ваучерные фонды, которые под гарантии государства собирали эти бумажки с обещанием купить на них заводы и фабрики  и каждому выдать акции на эту сумму, но уже конкретного предприятия.
Собрав эти бумажки, государственные, якобы, фонды вдруг исчезли, испарились вместе с собранными ваучерами, а собственниками заводов, шахт, пароходов вдруг объявились Фридманы, Вексельберы, Алекперовы и т.п. Эти типы, украв ваучеры с помощью власти, стали реальными собственниками всего достояния страны. Правда и люди со спекулятивным опытом, скупая ваучеры по реальной их цене за бутылку водки тоже могли прихватить свой кусок. Так, директор магазина, оцененного в советских рублях в сто тысяч (это стоимость десяти трёхкомнатных квартир) мог скупить 10 ваучеров и оформить за них магазин в свою собственность, конечно, дав взятку за это нужному чиновнику.
В результате трёхходовой комбинации лиц финансовой национальности вся государственная собственность России стала их частной собственностью, священной и неприкосновенной, хотя эти пауки в банке продолжают борьбу уже между собой за лакомые куски, отнятые у народа путём обмана и махинаций. 
 Чтобы отвлечь внимание людей, власть объявила о приватизации квартир, в которых люди жили и которые и так были собственностью семьи: нельзя было только продавать. И вот, например, Иванов оформлял в собственность свою двухкомнатную квартиру на 4-х человек, а Березовский оформлял в собственность компанию «Сибнефть» (которую у него потом отобрал Абрамович), а в итоге почти все стали собственниками - такое вот равноправие.
В институте, ,как и по всей стране, наверху оказались не те, кто сделал, а те, кто сумел прихватить, не те, кто умеет делать, а те, кому поручено. Но даже в этих условиях, численность работников  НИИ очень быстро стала сокращаться и сейчас примерно в пять раз меньше дореформенной – советской:  стала  не престижной и материально невыгодной работа ученого. То ли дело, спекуляции разного рода и пошиба!
Руководство любого предприятия, независимо от формы собственности, стало выделяться в замкнутую группировку, которая отделяла себя от остального коллектива и устанавливала себе доходы в виде зарплат и премий, которые в десятки и сотни раз, превышают доходы исполнителей. Это и есть присвоение результатов чужого труда - к чему и стремилась вся эта свора, так называемых, демократов.  В 1992 году всё  только начиналось и содержание руководства ещё не было таким обременительным, поэтому исполнителям удавалось зарабатывать и на себя и на «того парня»: на руководство и всяческие вспомогательные службы и их персонал. К сожалению, жадность не имеет ни границ, ни национальности и экономические хищники 1990-х годов кажутся котятами в сравнении с волками двухтысячных годов.
Сейчас времена дилетантов.   Министры имеют образование какое - угодно, только не по профилю своего министерства, а что творится внизу и какие там руководители и специалисты каждый знает по себе. Но  ещё Крылов писал: «Беда, коль пироги берётся печь сапожник, а сапоги тачать пирожник». И вот такие горе-руководители сейчас повсеместно, мало того и исполнители частенько не имеют никакого отношения по своей специальности к выполняемому ими делу. Никто же из нас не доверится врачу-окулисту выполнять операцию, например, на ноге, а вот если учительница руководит здравоохранением или инженер-автомобилист занимается конструированием самолётов, то вроде бы и ничего особенного - пусть попробуют. А отсюда и разруха в стране и наших головах.
Некомпетентность руководителей всех уровней, умноженная на их самоуверенность и неприятие предшествовавшего опыта, приводят к плачевным результатам в любом деле, так как и исполнители начинают действовать по примеру руководителей. Сейчас, всем  приходится часто сталкиваться по работе с людьми, которым невозможно ничего ни доказать, ни убедить их никакими аргументами. Ответ один: «Ну и что, это было тогда, а сейчас не так», или ещё проще: «Я так решил и всё!»
Как-то, идя утром на работу,  он увидел рывшегося в мусорном баке бомжа и узнал в нём бывшего инженера из НИИ. Тот собирал бутылки и жестяные банки. Иван Петрович  подошёл к нему и спросил: «Ну и чем тебе не нравилась Советская власть?» Бомж  злобно повернулся,  по-видимому, не узнал и вполне серьёзно ответил: «Свободы не было». Вот что значит пропаганда! Человек лишился при новой власти работы и  квартиры, стал бомжом, опустился, но зато мог свободно рыться в мусоре и во всём винил прошлую власть, которая дала ему образование, достойную работу и жильё.
Впрочем, Ивану Петровичу  встречались и другие, быстро сменившие свою работу в НИИ, школе или на заводе на свободную торговую спекуляцию или посредничество. Встретит такого, спросит как дела? Отлично, есть прибыль, купил машину и прочее, да здравствует демократия. Опять встретит  через год. Как дела? Да никак, обманули, разорили гады, всё продал, чтобы покрыть долги, будь проклята эта власть воров и проходимцев. Ещё через год. Ну как? Наладилось, зацепился, доход хороший, осанна этой власти: так и флюгируют многие в зависимости от того удалось что-то оторвать себе лично или нет. Это было бы смешно, если бы не было противно.
В эти годы Иван Петрович как раз начал ездить за рубеж по делам авиакомпаний, которые приглашали его, именно как специалиста, и оплачивали поездку, его труд, да ещё и институту перечислялись деньги по договорам. Так ему удалось съездить в Англию, Германию, Мексику, Пакистан, Тайвань и он убедился, что наши авиационные специалисты не только не уступают зарубежным спецам, но и превосходят их по широте знаний, умению отходить от шаблонов и самостоятельностью мышления.
Их специалисты достаточно глубоко знают что-то в узкой области, но стоит отступить в сторону и они становятся беспомощны. Так, в Англии надо было установить заплатку на самолёт «Боинг», получивший это повреждение при столкновении с автомобилем на стоянке. В России на ремзаводе технологи бы за день сделали чертёж, всё просчитали, а исполнители бы за пару дней всё сделали как надо. У них же из  Лондона схему повреждения отправили в США на фирму «Боинг», там за две недели сделали чертежи и технологии, переслали назад и здесь в Лондоне на таком же предприятии, как и наш ремзавод, лишь за две недели справились с этим несложным повреждением.
И, раз уж коснулись иностранщины, то несколько слов об общих впечатлениях Ивана Петровича о западноевропейской жизни, которые не совпадают с глянцевыми картинками, показываемыми телевидением. Эти наблюдения относятся не к праздношатающимся туристам по улицам больших европейских городов, таких как Лондон, Гамбург и Франкфурт, а к техническим специалистам, с которыми ему приходилось сталкиваться по роду деятельности на авиационных предприятиях этих городов.
Рабочий день начинается в 5-6 часов утра и заканчивается в 2-3 часа дня. Чтобы рано вставать, надо рано ложиться, поэтому уже в 7 часов вечера в рабочих районах в квартирах почти нет огней - все уже спят, чтобы утром встать в 4 часа. Исключение: вечера в пятницу и субботу. Именно эти дни и показывают в западных фильмах. Правда клерки различных контор и банков работают, как и у нас с 9 до 18 часов и их называют «белые воротнички» в отличие от производственных работников, именуемых «синими воротничками». Стандартный отпуск всего две недели. Иммигранты, а по-нашему, - гастарбайтеры,  работают только в ночную смену и на всяких вспомогательных работах.
Всё, что связано с развлечение и отдыхом в Европе очень дорого. Одеваются люди достаточно неряшливо и дешево и никакая мода, среди тех с кем приходилось общаться Ивану Петровичу, не соблюдается. Книг на улицах или в транспорте никто не читает, как, впрочем, уже и у нас стараниями демократов осталось только бульварное чтиво. Кто-то однажды из писателей сказал, что если в стране много писателей - женщин, то это неблагополучная страна. А у нас сейчас одни Дашковы да Донцовы числятся в писателях.
В Европе царит культура «носовых платков» - это внешняя воспитанность, не подкреплённая образованием. Когда Ивана Петровича спрашивают, например, о культурных  достопримечательностях  различных городов и стран Европы, он,  обычно, достает  иллюстрированный альбом Москвы, показывает там отличные снимки известных мест Москвы и спрашивает, так ли они выглядят на самом деле, например в дождливый осенний день? Конечно, нет. Вот и за рубежом, какие-то достопримечательные места, как правило, выглядят достаточно убого и невзрачно.
В  Азии, где совершенно другая цивилизация, всё представляется достаточно интересно и своеобразно. Но жить русскому человеку ни в Европе, ни в Азии,  достаточно неуютно, наш образ жизни, или как сейчас говорят менталитет, отличен и от тех и от других и нам не нужны никакие Евроазии. Дайте жить спокойно здесь и по-нашему, но ведь не дают, сволочи!
Большое впечатление произвёл на Ивана Петровича Тайвань, вернее, его история развития. Тайвань являлся частью Китая. В 1949 году коммунисты Китая изгнали с материка социалистов во главе с Чан Кайши, которые с помощью американцев переправились на остров Тайвань. Этот остров тогда был почти необитаем из-за жесткого тропического климата: только по побережью кое-где были поселения крестьян и рыбаков. Остатки армии Чан Кайши, около 3-х млн. солдат, высадились на юге острова, построили бараки  и стали каторжным трудом создавать государство. Работали по 12 часов, как в фашистских концлагерях, да и условия жизни были  тоже лагерные. И так несколько лет. Потом построили какие-то предприятия, стали привозить женщин с материка, семейным выделялись комнаты в отдельных бараках, и постепенно жизнь налаживалась - при диктатуре Чан Кайши. Это продолжалось 30 лет пока государство Тайвань не встало на ноги  и смогло начать улучшать жизнь людей. Сейчас Тайвань является передовым государством с высоким уровнем жизни населения, которого стало больше 20-ти млн. человек. Страна прошла через диктатуру и принудительный труд, чтобы люди начали жить достойно, а диктатор Чан Кайши почитаем после смерти, как отец – основатель государства.
В СССР Сталин сделал тоже самое, но без принудительного труда для всех, да и в лагерях сидело не более 3-х % населения, в основном, уголовники. И тоже, за 30-ть лет, используя энтузиазм людей, было построено передовое государство с достойной жизнью для всех и дальше эта жизнь должна была только улучшаться, но этого, после смерти Сталина, враги сделать не дали, страну разрушили, а самого Сталина оболгали и облили грязью клеветы и домыслов. Так, при схожих условиях и исполнении, два государства: СССР и Тайвань пришли к совершенно разным результатам для своих жителей, а виной этому враги – внешний и внутренний, которые и торжествуют сейчас в России. Преемники Чан Кайши продолжили его дело, а преемники Сталина предали его дело.
 Но вернёмся к заграничной жизни. Интересны взаимоотношения родителей и детей. Везде за рубежом, забота о детях только до совершеннолетия, далее уже на коммерческой основе. Чтобы взрослые сын или дочь просто так зашли в гости к родителям без их приглашения и там их покормили и дали денег - такого не водится. Учёбу и жильё дети должны обеспечивать сами. Однажды в Германии Иван Петрович сидел с немецкими специалистами вечером в ресторане, идёт выпивка и беседа и сосед - немец вдруг засобирался уходить. На его вопрос: «Почему?», отвечает, что он взял в долг у отца на постройку дома и сегодня как раз день очередного платежа отцу.  Иван Петрович говорит немцу: «Ерунда, завтра ему отдашь деньги, отец ведь, подождёт». А немец не понимает: «Что вы, никак нельзя, он же мне дал под небольшие проценты и у нас отдать долг родителям даже строже, чем банку». А у нас забота о детях пожизненно. И такая разница  во всём.
Вот и Иван Петрович, в отпуск приезжал к матери и привозил ей младшего внука на полное попечение. Сам отдыхал, а она возилась с внуком, ей за 70 лет, ему уже было за сорок, а всё равно для неё сыновья были детьми, за которыми надо заботиться.
 Хаос в стране нарастал, и ездить в отпуск стало и некогда и накладно. Грабёж страны продолжался и представляется уместной следующая аналогия. Нашим трудом и трудом предшествующих поколений мы построили современный самолёт - нашу советскую страну. Всё отлажено и этот самолёт - страна уже начал разбег, чтобы взлететь и подняться ввысь к лучшей для всех нас жизни. Но оказалось, что экипаж самолёта не имеет квалификации, а командир вообще не умеет летать, он обманом возглавил экипаж и имеет намерение не допустить взлёта. И вот на разбеге, когда двигатели работают на предельной мощности, чтобы взлететь, командир уводит самолёт с взлётной полосы , а сам выпрыгивает, в двигатели попадают грязь и камни, которыми являются предатели, мерзавцы и рвачи, двигатели ломаются, самолёт не может взлететь и по инерции продолжает двигаться по земле, впереди деревья, ямы и самолёт сталкивается с ними и начинает разваливаться на ходу на куски, пассажиры, вываливаются из обломков в грязь и на камни, калечась и обрывая свою одежду. А те, кто устроил всё это, они не пришли не этот рейс, сдали свои билеты и дождавшись катастрофы, теперь роются в обломках, растаскивая и похищая багаж и личное имущество пассажиров пока те, кто уцелел, ещё не пришли в себя.
.Ещё в царской России образованная часть общества ввела понятие «интеллигенция», под которым понимались образованные люди, занимающиеся профессионально умственным трудом, а именно: учителя, врачи, инженеры, писатели и почему-то: артисты, музыканты и художники. Интеллигенция выделялась как бы в особый класс общества в противовес сословным классам царской России, а именно: дворяне, мещане, крестьяне,  духовенство и купечество. Отпрыски мещан или попов, получив образование, стали именовать себя и друг друга интеллигентами, самоутверждаясь выше своего сословия. Интеллигент в начальном значении это мыслящий, знающий, хотя если человек поёт, рисует или играет на скрипке, то почему он обязательно мыслящий?
Творчество присуще любой профессии и виду деятельности. Например, крестьянину, чтобы вырастить урожай, надо проявить  никак не меньше творчества, чем музыканту играющему по нотам, или «художнику», нарисовавшему «чёрный квадрат» или «полёт раввина над Витебском». Тем не менее, именно эти представители «свободных» профессий, не требующих ежедневного обязательного труда в коллективе предприятия по распорядку, стали считать себя истинной творческой интеллигенцией, признавая всё же, сквозь зубы, и техническую интеллигенцию: инженеров, учёных и конструкторов, занимающихся созидательным трудом, которым, в конечном итоге, и создана вся современная цивилизация.
 При царизме, основная часть интеллигенции занималась пустым критиканством общественного устройства в своём кругу, однако, если кого-то из них призывали во власть, они ревностно защищали и укрепляли эту власть. Как говорил Ленин: «Они считают себя мозгом нации, а на самом деле они не мозг, а говно».
Но мыслящая часть этой «интеллигенции» всё же понимала необходимость совершенствования общества и его политического устройства для сохранения себя и своего потомства и, во многом, благодаря им был разрушен царизм, ликвидированы сословные и имущественные привилегии и каждый получил возможность свободного творческого развития при поддержке и социальной защите государства. Официально в СССР было два класса: рабочие и крестьяне, а интеллигенция, в том же составе, стала именоваться прослойкой (а надо бы прокладкой!).
Отпрыски рабочих и крестьян, имея в довоенном СССР свободный и преимущественный доступ к бесплатному высшему образованию, выучившись, стали именовать себя интеллигентами в первом поколении, имея настрой на созидательный труд. Но  их потомство, в основном, стало считать престижным только управленческую деятельность или свободные профессии, отрекаясь от своих рабочих и крестьянских корней, и считая, производительный труд не творческим и не престижным.
Мерой труда в обществе является его оплата, так вот, оплата труда артистов, журналистов, музыкантов и прочих подобных была в СССР такая же, как и токаря, слесаря, комбайнёра и даже ниже. Правда, мастера сцены, науки, искусства и управления имели достаточно высокую оплату своей деятельности, но должности и умение не передаются по наследству и их потомки опять вливались в основную массу интеллигенции имя которой - посредственность.
 Посредственность, как плесень, занимает всё пространство - если с ней не бороться, губит всё живое и даже саму основу, на которой она паразитирует. Вот и в СССР, посредственная интеллигенция третьего поколения пронизала все поры государства, душила всё перспективное, подменяя стремление людей к творчеству и живому созидательному труду стремлением к материальному личному благополучию в ущерб и за счёт общества и государства. Под алчным напором интеллигентствующей плесени третьего поколения и образованщины, рухнуло государство СССР и все оказались в грязи и мерзости капиталистического мира наживы и индивидуализма: или всех грызи или лежи в грязи - вот современный девиз Российского потребительского общества.
           НИИ, где  работал Иван Петрович, стал, в условиях отсутствия государственной поддержки, играть роль посредника между производителями авиационной техники и авиакомпаниями, продавая последним, знания и опыт своих сотрудников по обеспечению безопасной и эффективной эксплуатации самолётов и вертолётов гражданской авиации. Более того, в борьбе за своё существование, сотрудники НИИ стали придумывать и вводить различные ограничения на эксплуатацию авиатехники, типа техосмотров автомобилей, чтобы авиакомпании платили НИИ за снятие этих ограничений. Быть бы живу и уже не до государственных интересов, тем более что и сама государственная власть в лице чиновников показывает пример в приоритете своих личных корыстных интересов над какими-то там государственными заботами. Лозунг современных стяжателей гласит: «Государственное - значит ничьё, взять ничьё - это не украсть, а найти, находка - это не воровство».
 Деятельность Ивана Петровича в НИИ, тогда и сейчас, свелась к контрактам с авиакомпаниями по предложению своих услуг и разработок прошлых лет: за соответствующую оплату через институт или лично, по трудовому договору. Прокормиться на такой деятельности удавалось, но личные контакты требовали и неформальных отношений, которые сводились к совместным застольям с обильной выпивкой и незаметно, он превратился в бытового алкоголика с почти ежедневными возлияниями, в том числе и на работе.
Чтобы избавится от соблазнов, надо было чем-то занять себя в свободное время. Иван Петрович решил подвести итоги своей научной деятельности в виде докторской диссертации. В авиационных научных кругах вполне доброжелательно отнеслись к этой затее, да и научный авторитет у него был. Нужно только написать саму диссертацию, да опубликовать несколько научных книг.
В наше время торжества частных интересов, над общественными, когда всё продаётся и покупается, издание научных или лженаучных трудов и книг не представляет никаких трудностей: плати деньги.  Любое издательство сделает тираж любых, даже бредовых произведений эпистолярного жанра - только плати и, конечно, при условии, что в издаваемых опусах нет, как сейчас принято говорить, экстремизма, в виде нападок на частную собственность, демократию и животный эгоизм с призывами к их уничтожению.
Поскольку,  деятельность Ивана Петровича в авиации была далека от критики общественного устройства, сложившегося в Россиянии, то  пройдя все этапы организации и подготовки к защите, он успешно защитил докторскую диссертацию. Защита прошла как вполне обыденное событие: достаточно сказать, что его семья ничего об этом не знала, в день защиты, с утра  Иван Петрович был на работе и что-то делал, а после полудня поехал в университет и защитился.
Через полгода, получив диплом доктора технических наук, он  стал дипломированным учёным. Конечно, всё, что им  создано в науке, было создано до 90-х годов, в творческом возрасте от 30 до 45 лет и в годы Советской власти.
Создавать что-то новое в науке можно только до 40-50-летнего возраста, а далее идёт систематизация знаний и полученных результатов с целями их применения и популяризации, включая и учебные процессы при подготовке специалистов. А докторский диплом - это всего лишь бумажка, якобы подтверждающая квалификацию учёного. Почему якобы? Да потому, что сейчас, по данным Высшей аттестационной комиссии, которая выдаёт дипломы, до 50% диссертаций и соответствующих им учёных степеней покупаются лицами околонаучной национальности, имеющими деньги или соответствующие должности. Они нанимают учёных, те делают диссертации, как дополнительный заработок к своей, часто нищенской, зарплате, организуют защиту этих «диссертаций» теми, чья фамилия указана на первом листе и кто, потом получает соответствующий диплом учёного.
 Сейчас среди чиновников, депутатов и коммерсантов сплошь учёные. Ну а какие они «учёные» на самом деле, показывает состояние дел в стране, в любой отрасли. Смотришь по телевизору: выступает доктор медицины, блондинка лет 30-ти, ей подпевает докторша экономики того же возраста, а их обеих опекает доктор политологии, но из депутатов Госдумы, и вот тогда понимаешь, что при таких «мощных» учёных будущее страны практически безнадёжно, потому что поставить предел торжествующему невежеству и алчности просто некому.
Впрочем, у Ивана Петровича, после его «докторизации» ничего почти не изменилось. Отечественная авиация медленно, но верно идёт к своему концу, сокращается парк отечественных самолётов и вертолётов и объёмы работ по новым типам самолётов – значит, сокращается и участие института в этих работах. Впрочем, администрация института и разные юристы-экономисты плодятся как грибы, пожирая заработанные инженерами средства, которые тем всё труднее и труднее удаётся зарабатывать. Так глисты, заведясь в организме животного, изнуряют и истощают его, приводя в конечном итоге к гибели. И так же, как глисты, эти менеджеры, юристы и прочие дилеры не в состоянии понять, что гибель организма будет и гибелью этих паразитов. И не исключено, что демократия воров заставит Ивана Петровича зарабатывать на кусок хлеба и каким-то другим способом. Уже начал, как профессор, понемногу читать лекции в ВУЗе, а там глядишь недалеко и до привратника или дежурного электрика - так работают некоторые его ровесники и однокашники.
Мотивация труда свободного человека состоит из двух частей: духовной и материальной. Духовная часть - это удовлетворение от сделанного: что-то создал, придумал, построил, вырастил или просто сумел и добился. А материальная часть - это зарплата, доход, которые позволяют достойно жить человеку  и, зависящим от него, членам семьи и родственникам.
Зло капитализма в том и заключается, что духовная мотивация труда ликвидируется и лишь случайно и у отдельных людей она может появляться при совпадении их наклонностей и квалификации с фактически выполняемым, по найму или добровольно, трудом. В итоге, остаётся только материальный стимул - добывание денег или дохода в любой форме и любыми средствами, а ценность личности, при этом, определяется только величиной дохода, который в свою очередь, и якобы, определяет ценность и полезность труда, выполняемого этой конкретной личностью. Поэтому ростовщик - банкир по его доходу является ценной личностью, а учитель, инженер и прочие - это ничтожные людишки, судя по их зарплатам в  Россиянии.
На этом мысли Ивана Петровича начали путаться, пришла долгожданная сонливость и он заснул спокойным сном, успев вспомнить всю свою жизнь  за ночь бессонницы.

                УТРО
Проснувшись утром с тяжёлой, после ночной бессонницы, головой Иван Петрович посмотрел в окно. Ночной дождь продолжал моросить и утром. Мелкие капли дождя, стекая по стене дома укрупнялись, и с равномерной  заданностью гулко падали на жесть оконного карниза. Низко нависшая облачность скрывала рассвет. Он вяло посмотрел на часы - было семь утра, хотя по серому рассвету он думал, что ещё не больше шести. Надо было вставать и собираться на работу, но настроения не было никакого. И тут он вспомнил свои ночные размышления о цели в жизни. Так вот почему он тоскливо размышлял ночью о целях жизни - ему не хотелось идти на работу! Не хотелось уже много лет, а в это дождливое июльское  утро - особенно.
Дело в том, что его научная работа давно утратила творческий, исследовательский смысл и стала только средством добывания денег к существованию. В постсоветской России, захватившая обманом власть, алчная стая посредственных младших научных сотрудников, бухгалтеров и юристов навязала всем единственной целью жизни добывание денег любым способом и что именно деньги являются результатом труда. Однако, всякая работа состоит из процесса её выполнения и результата и является творческой, поскольку процесс исполнения работы каждый работник организует по своему, даже если  процесс этот  жестко задан технологиями и  инструкциями.
 Результат труда является завершением процесса выполнения любой работы и может быть выражен вещественным или интеллектуальным продуктом и, уже потом, оценен денежным эквивалентом, как мерой вознаграждения исполнителей за созданный продукт. Лишите работу процесса - она перестаёт быть творческой, лишите работу результатов - она теряет всякий смысл и уж конечно деньги могут быть мерой труда, но никак не результатом его.
Иван Петрович вспомнил, что он читал про труд узников фашистских концентрационных лагерей во времена Отечественной войны. Немцы, такая же работящая нация как и русские, прекрасно зная роль мотивации труда, лишали труд заключенных смысла и результата, что на их взгляд, да и на самом деле, являлось изощрённой пыткой для русских - хуже любых побоев и пыток. Например, ставили узников в круг, давали им лопаты и заставляли каждого копать отдельную ямку, при этом, выкопанную землю надо было кидать в ямку соседу. Одна и та же лопата земли перекидывалась по кругу часами, доводя людей до исступления, так что некоторые узники сходили с ума или бросались на ограждение из колючей проволоки под током и погибали.
Так вот, нечто подобное происходит и в России, после уничтожения СССР. Мерзавцы, захватившие власть и сами никогда не занимавшиеся созидательным трудом, лишили всякую работу смысла, кроме добычи денег. А основным принципом деятельности людей сделали процесс купли-продажи всего и вся: товаров, услуг, знаний, совести, чести и прочее и прочее, чтобы в итоге иметь только деньги и иметь возможность их тратить, что и составляет смысл их жизни.
Но такая психология чужда русскому человеку, а для людей старшего поколения и вовсе является неприемлемой. Отсюда стрессы, угнетённость и безразличие, что преследуют и Ивана Петровича уже длительное время. Ведь большую часть жизни он прожил в СССР, где труд, причём любой, считался делом чести, доблести и геройства. Как пелось в песне: «Нынче всякий труд почётен, где какой ни есть, человеку по работе воздаётся честь». Да, в СССР был культ, но не личности, а культ труда, культ работающего человека. После ельцинского переворота, власть в стране захватили сионисты, и человек оценивался ими только по количеству имеющихся денег. И как   мелко, ничтожно выглядят на фоне работающего, созидающего человека все эти алчные людишки, копошащиеся ради добывания денег и идущие на любые ухищрения и даже преступления, лишь бы эти деньги были и как можно больше. Так вот, смысла в добывании денег, сверх удовлетворения своих скромных жизненных потребностей, Иван Петрович не видел - отсюда и утраченный смысл в  научной деятельности, да и в работе вообще. Однако, некоторые его сослуживцы, да и многие просто знакомые люди, азартно включились в процессы добывания денег, сосредоточив на этом все свои интересы и желания, и общение с этими добытчиками денег не представляло для него никакого интереса - отсюда одиночество и замкнутость на работе и дома. И, как результат, утрата интереса к любой деятельности, включая и его работу.
«Ну ладно, - думал он, лёжа в кровати, - вот сейчас встану, соберусь и поеду на работу, под дождём, толкаясь в общественном транспорте: автобус-электричка - опять автобус, приеду через 2 часа на работу и что дальше? Опять перекладывать бумажки, решать мелкие проблемки, в основном по оформлению и отчётности за текущие и выполненные исследовательские работы?» Впрочем, исследовательские работы - это громко сказано. Все его исследования уже много лет сводятся к перепродаже результатов раннее выполненных работ, путём оформления договоров с многочисленными авиакомпаниями, возникшими на обломках единой, для страны СССР, компании «Аэрофлот». Если ранее, выполнив исследование, он оформлял его результаты для всей страны, то с развалом страны эти же результаты стало возможным оформлять для каждой авиакомпании раздельно: один результат  перепродавать множество раз - это и является современным россиянским бизнесом.
Поэтому и НИИ, где работал Иван Петрович, превратилось в контору или по нынешним временам в «фирму» по оказанию, вернее сказать навязыванию, услуг авиакомпаниям, чтобы они имели возможность осуществлять свою деятельность в условиях многочисленных ограничений и поборов, установленных законами, инструкциями и бюрократическим аппаратом нынешней власти. Конечно, такая деятельность давала средства к существованию, но ничего не давала, как говорится, ни уму, ни сердцу - отсюда и безразличие к такой работе, хотя многие сослуживцы Ивана Петровича с вдохновением занимались и занимаются выколачиванием средств с авиакомпаний с последующей делёжкой этих денег между собой, ничего не делая по существу. Таких людей он уже давно выделил в отдельную банду посредников.
Привыкнув всё анализировать и систематизировать, Иван Петрович  определил для себя классовый состав современного общества  не по отношению к средствам производства и капиталу, как учит марксизм, а по отношению к труду, как средству существования каждого человека. Так вот, все совершеннолетние трудоспособные люди делятся на работников, собственников и паразитов.
Работник живёт только своим трудом, собственник использует наёмный труд работников, а паразиты живут за счёт наследства своих предков или пользуются благотворительностью общества.
С паразитами всё ясно: паразит он и есть паразит, который живёт за счёт других. Конечно, это не распространяется на детей, нетрудоспособных и стариков, которые также живут за счёт общества, которое потому и называется человеческим, что, в отличие от звериной стаи, заботится не только о потомстве, но и о старых и убогих.
Но вот разделять работников и собственников достаточно сложно. Да, работник это тот кто живёт своим наёмным трудом или результатами своего труда, а именно: рабочий, фермер, инженер, врач, учитель, сапожник и т.д. и т.п. Например, сапожник имеет будку или подвальчик и сам ремонтирует и изготавливает обувь - чем и живёт он и его семья. Потом он нанимает за плату подмастерье и сразу же превращается в собственника, так как использует наёмного работника и, как показал Маркс, присваивает часть результатов его труда. А иначе, зачем бы ему нанимать работника? Какой смысл, если оплачивать его труд полностью? Так и появляется мелкий собственник. Ну а крупный собственник присваивает себе результаты труда уже сотен и тысяч наёмных работников и неважно, участвует ли он сам в производстве или пользуется только рентой с вложенного капитала: так или иначе он эксплуатирует работников и имя ему - эксплуататор.
С другой стороны, хорошо оплачиваемый работник наёмного труда имеет возможность откладывать часть заработанных средств, вкладывая их, как капитал,  в банки или производство и, при благоприятном развитии, получая от этого прибыль. Он одновременно будет являться и работником и собственником, получая и за свой труд и ренту с заработанного капитала. Ну и кто же он на самом деле? Наверное, будет правильно считать его собственником, если более половины доходов этот работник получает с вложенного капитала, а меньшую часть - за свой труд. Вот такие работники-собственники в силу своей двойственности и погубили страну СССР. Например, сельский паренёк: сын простого крестьянина приезжал в город, поступал в институт, становился инженером, врачом, учёным - в общем высококвалифицированным специалистом и, поднимаясь по служебной лестнице, становился руководителем, зарабатывая своим трудом больше чем необходимо, даже на довольно обеспеченную жизнь, себе и своим домочадцам. Но излишние средства нельзя было куда-нибудь вложить, с целью получения дохода, а руководимое им предприятие:   завод, больница, магазин или школа, нельзя было присвоить в собственность, а уж тем более передать свою должность по наследству. Это же несправедливо, по их мнению, тем более что в странах, где правит его «препохабие» капитал, все отношения и построены на присвоении чужого труда, чужой собственности, чужой земли. Кто поумней,  те понимали, что своим положением они обязаны стране и её общественному строю, а те, кто утратил чувство меры и совести искали возможности стать полноценными собственниками, как говорил поэт «заводов, газет, пароходов». Эти свои желания они передавали своим потомкам, которые через70 лет после Октябрьской революции совершили переворот сначала в сознании людей, а потом и в отношении народной собственности, присвоив себе всё, что смогли и разграбив всё, что не смогли присвоить. Вот в этой разграбленной стране, среди алчущих, озверевших собственников и приходилось жить Ивану Петровичу на склоне лет своей жизни. Как сказал один экономист: «Современная Россия - это страна победившего кулацкого капитализма».  Академик  Энгельгардт в 19-ом веке писал: «Настоящий кулак ни земли, ни хозяйства, ни труда не любит, этот любит только деньги. Всё у кулака держится не на хозяйстве, не на труде, а на капитале, на который он торгует, который раздаёт в долг под проценты. Его кумир деньги, о приумножении которых он только и думает, капитал достался ему по наследству, добыт неизвестно какими нечистыми способами». Всё здесь верно, только все современные российские кулаки-капиталисты приобрели свои капиталы не по наследству, а присвоением общенародной, по их понятиям «ничьей», собственности. И нет такого преступления, на которое они  не пошли и не пойдут впредь, лишь бы удержать и увеличить эту свою воровскую собственность. И по происхождению, многие современные руководители в России оказываются потомками тех самых кулаков – мироедов, которые описаны в российской литературе на рубеже 19-го и 20-го веков.
 Хватит о собственниках. Есть же ещё современная банда посредников, которые ничего не создают, но являются промежуточным звеном между производителем товаров и услуг и их потребителем. С одной стороны, они необходимы:  сапожник изготовил обувь, сдал её в магазин, там потребитель купил эту обувь чтобы носить, а магазин отдал эти деньги сапожнику, оставив часть себе за то, что свёл их вместе через товар. Так что посредники необходимы, но в разумных пределах и там где нужно. А если посредник вклинился между врачом и пациентом? Или между учеником и учителем? Это уже извращение какое-то. Но именно так и устроено современное российское общество: кругом одни посредники. Вещь или услуга проходит через десятки посредников, прежде чем достигнет потребителя. И каждый посредник старается не допустить прямых и коротких связей между производителем и потребителем. Инженеры, учителя, врачи, токари, слесари и прочие люди полезных специальностей стали продавцами, рекламщиками,  кладовщиками, дилерами, брокерами и прочими маклерами, не считая юристов, экономистов и бухгалтеров всех мастей и калибров. Сколько было в стране авиационных заводов - где они?  Москва, что она сейчас делает кроме торговли и несметной рати чиновников? Было два автозавода. Там  работали десятки тысяч людей - где они? Кровь в организме человека тоже не имеет самостоятельного значения – она, как посредник, лишь доставляет питание и кислород различным органам. А если организм разрушается, то зачем так много крови, то есть посредников в уничтоженной экономике страны? Это уже вампиризм в производственных отношениях. Сейчас, крупные собственники, да и мелочь тоже, через посредников уничтожают реальное производство  - жизненные органы  страны, а посредники уносят финансы из производства в торговлю и потребление: лишь бы здесь и сейчас, совершенно не думая о будущем страны и её обитателей, в том числе и о самих себе. Вот такой сдвиг в психике общества, вызванный алчностью приобретения собственности ради потребительства.
В разумном устройстве общества не должно быть собственников, живущих за счёт эксплуатации труда наёмных работников, а также должно быть лишь необходимое число посредников - все остальные должны заниматься созидательным трудом.  В  СССР две трети работающих людей были заняты в производстве  и  лишь треть в сфере обслуживания, куда, кстати, входили и врачи и учителя и юристы-экономисты, а в кулацко-капиталистической Эрэфии: всё с точностью до  наоборот.
За этими бесполезными утренними размышлениями время текло незаметно и, взглянув на часы, Иван Петрович обнаружил, что было уже девять часов утра.
Ехать на работу не имело смысла, тем более, что за окном продолжал моросить дождь, Тогда он занялся домашними делами: встал с постели, умылся, приготовил завтрак, который как всегда состоял  из овсяной каши  с сухофруктами, двух бутербродов с колбасой и сыром и чашки чая и, включив телевизор, приступил к завтраку.
По телевизору передавали новости. Стервозного вида дикторша, как всегда скороговоркой, перечисляла убийства, грабежи, пожары и автомобильные катастрофы, произошедшие за последние сутки в стране и за рубежом. Иван Петрович в очередной раз почувствовал себя виноватым: столько людей погибло и пострадало  только за одни сутки, а он живёт и даже не пошел на работу и вместо того, чтобы радоваться, что ещё уцелел, он ищет какой – то смысл жизни. Нехорошо это – как бы внушала ему дикторша с экрана ТВ, подтверждая свои слова кровавыми телесюжетами с места событий.
Потом  на ТВ пошла агрессивная реклама, из которой следовало, что надо почистить зубы такой-то пастой, умыться таким-то мылом, сменить бельё,  памперсы и прокладки, поесть чипсов, запивая их кока-колой, а потом спокойно уснуть, приняв снотворное.
Окончились новости прогнозом погоды на сегодня, потому что прогноз на завтра – это уже не прогноз, а гадание и Иван Петрович закончил свой завтрак. Далее, начинались ТВ-программы: кулинарии, одежды, самолечения, ремонта квартир и дач и прочие развлекательно - потребительские шоу, а также бесконечные сериалы про преступников в погонах и без - которые без устали гоняются друг за другом и без раздумий убивают и своих и чужих.
«И всё это показывается днем, когда большинство людей должны работать или учиться – не с меня же пример брать». - подумал Иван Петрович и выключил телевизор.
Чтобы  как-то использовать свободный день, Иван Петрович занялся уборкой в квартире и стал наводить порядок  в шкафах с одеждой.
        Так начался  его новый день жизни после бессонной ночи.