Болото

Петр Леший
Символический рассказ.

     По небу плавно скользили причудливые тучи. Словно бы штрихи на полотне художника сливались они в одно целое, тем самым рождая потрясающие, загадочные и легко различимые для понимания картины. Безуспешно глаза пытались набросить аркан своего взгляда на одного из этих воздушных коней, дабы унестись затем на нем вскачь по просторным небесным лугам. Напрасно разум мечтал воспарить над землей, над высокими деревьями, над птицами, но, конечно, самое главное, воспарить над собственным телом. Оставалось лишь только одно – пускать из уст стрелы слов-стихов, которые бы понеслись на перегонки с тучами, рассказывая им, как прекрасны они, как завидует им человек. Ах, небо, колыбель мечтаний…

     Но вдруг крик, ужасный крик, пронзающий сердце крик о помощи вынуждает опустить взгляд к обиталищу людскому – к земле. У кого-то горе, нет сил, совсем нет сил, он кричит о помощи, он кричит – будто бы безумный звонарь теребит за его язык – в неопределенность, в пустоту, в надежду, питаю призрачную веру, что его кто-нибудь услышит, что ему кто-нибудь сумеет помочь. Но вот уже не хватает сил и для крика о помощи; последний вопль отчаяния, вопль, заставляющий вздрогнуть, вопль сокрушающий болью сердце, и все, наступает тишина. Ужасная тишина, посмертная тишина – еще один человек утонул в болоте. Только после этого вспоминаешь, что и сам преодолеваешь вброд болото, что устал, что еще недавно сам обреченно стонал и боролся со смертью.
 
     Случается это обычно так: идешь медленно по болоту, проверяешь палкой впереди себя глубину, пытаешься определить зыбкость почвы. Идешь собранный, напряженный, весь отдаешься вниманию, опыту и какой-то странной вере в чудо. Идешь час, два, три. Идешь день, второй и пятый. Идешь неделю, месяц. Тело устает, мышцы от перенапряжения немеют, теряют восприимчивость, взор меркнет, внимание застилается туманом усталости. И вот, одно неловкое движение, один неточный шаг и начинаешь тонуть. Захлебываешься болотной, тухлой, горькой водой. Уставший и обессилевший зовешь, кричишь о помощи. И казалось бы, нет уже никаких шансов на спасение, нет сил, нет материальной надежды, как вдруг странная вера в чудо приходит на помощь, снимает усталость и помутнение взора. Хватаешься за эту веру, как за спасительный сук – буквально сказать спасаешь себя сам, из мыслей своих, соорудив этот самый сук – и оттого только спасаешься. Через болото без веры в чудо ходить все равно, что пытаться реку переплыть, не умея плавать.

     Выберешься из пасти трясины, кое-как, едва стоя на ногах, найдешь кочку или небольшой кусочек суши, повалишься на него и лежишь неподвижно, точно камень, лежишь и поражаешься тому чуду, которое сумело тебя спасти. Час лежишь, второй, третий – дыхание выравнивается, мышцы вновь обретают тонус, страх растворяется в обильном течении мыслей, постепенно вымывается из сознания. Лежишь еще несколько часов и уже даже начинаешь радоваться, замечаешь вновь облака, вспоминаешь о том, что хотел когда-то  восхвалить их в стихах, и, кажется, сейчас для этого очень даже подходящее время. Но тут тебя, только начавшего свою песнь, начинают сталкивать обратно в болото, в мертвенно-зеленую воду. Конечно, поначалу волна возмущения накрывает тебя, но после, доподлинно и ясно увидев, в чем дело, -  а дело всегда в том, что сзади тебя начинает сталкивать не кто иной, как такой же несчастный, как и ты, который сам только недавно чуть не стал закуской для пасти болота, которому теперь нужно перевести дух, - перестаешь сопротивляться и покорно спускаешься в болото. И вновь необходимо быть собранным, внимательным, осторожным – тут уж не до песен о небе. Что ж, споется как-нибудь в иной раз.

     Ходишь-бродишь, угрюмый и уставший, да в какой-то момент начинаешь жаловаться самому себе на эдакую жизнь. Слишком опасна, слишком тяжела, слишком сурова. Слишком мучительно жить такой жизнью, но другой нет. Разного рода мыслей проходит в голове в такие минуты, одна темнее другой. Но вот опять крик, знакомый крик о помощи, более того, крик знакомого голоса, близкого голоса. Крик, точно ветер дым, рассеивает все мысли, которые отчаяние выводило на листах сознания. Становится невыносимо страшно, чрезвычайно жутко; сам по себе крик боли, крик наполненный страдания, способен заставить протрезвиться любого утописта кружащегося в танце со своими иллюзиями, а если, к тому же, крик этот вырвался из уст родного человека или близкого знакомого, то панический ужас, хотя бы на несколько мгновений, гарантирован. Одно дело, когда во стонах и скорби чужие страны, и совсем иное, когда твоя улица.

     Нет сомнений, взывал о помощи доподлинно знакомый человек; его образ, его жизнь вдруг встали перед глазами. Особенно припомнилось то, что он одинок, утомлен и измучен житейскими невзгодами, что здоровье его подорвано,  что, несомненно, идти через болото ему много тяжелее прочих. Снова крик, его крик, крик ошпаривающий мозг горячей кровью. Никто, вероятнее всего, не сможет и не захочет ему помочь, кроме меня. Сердце бешено колотится в груди, эхо его ударов сотрясает горло. Нужно либо стремиться на помощь, либо бежать прочь, иначе не выдержишь, иначе лишишься рассудка. Как хочется помочь, оказаться рядом, позволить опереться на свое плечо. Но есть одна чрезвычайная проблема, глубокий шрам на сознании, а именно, осознание того, что собственное здоровье ничуть не лучше, чем у знакомого, который сейчас погибает, проигрывая в борьбе с суровым болотом. Как же невыразимо чудовищно, когда нет здоровья, а нужно идти через топи и трясины наравне со всеми, здоровыми, для которых, стоит заметить, это отнюдь не является легкой прогулкой. Это словно бы выходить в одной рубахе на ратное поле, где собрались могучие воины в тяжелых кольчугах и с не менее тяжелыми мечами, собрались для битвы, и пытаться одержать на поле этом победу. Нередко от этого начинаешь ощущать себя обреченным, что лишь еще сильнее лишает сил и подрывает странную веру в чудо.
 
     Опять крик, крик того самого знакомого человека, крик разрывающий сердце на части. Бежать, бежать! Внутри сознания начинается хоровод из ужаса, слез, самопорицания (ведь, конечно, близкие люди должны приходить друг другу на помощь; так учили, и так, несомненно, должно быть), и логики, которая пытается всех успокоить, унять, объясняя, что для помощи иным нужно для начала помочь себе, но никто ее не слушает и продолжает бешено скакать. В такие минуты начинает казаться, что земля не земля, а какой-то материализовавшийся ужас, что покрывают ее не леса и реки, а высоченные страхи и глубочайшие слезы. Таким образом, продолжая свой путь через болотные топи, сознанием своим попадаешь в топи ужаса, с которыми так же необходимо бороться, иначе погибнешь. Задача выживания существенно усложняется, а ведь есть на небе облака, но про них уже совсем не помнишь. 
 
     Миновав топи сознания, истощенный физически и нервно, раздражающийся от любого пустяка, начинаешь думать с горечи и бессилия, что уж скорее бы засосало, скорее бы все это закончилось. А меж тем все идешь вперед и осторожничаешь, из последних сил, но идешь. Экая невидаль, экий абсурд!

     Но вот, вдруг, неведомо откуда, нежданно-негаданно, появляется впереди смутное очертание прекрасного леса. Радость, ликование подхватывают тело на руки и несут его на эту желанную сушу. О, сколько там сладких и упоительных птичьих голосов, сколько зелени, сколько цветов и ягод на опушках, сколько солнечного света и тепла! Не веришь своим глазам, после серых и однообразных болотных далей, после мутно-серой, дурно пахнущей воды, после стольких хмурых дней, совершенно не веришь своим глазам. Лес прекрасен сам по себе, но еще более прекрасным и желанным его делает то, что в него можно убежать, спрятаться в нем от криков, ужасных криков, оставить их позади себя, позабыть о них хоть на время, хоть немного передохнуть. Прочь кошмарные воспоминания! Пусть вас растворят в себе песня соловья и нежный шелест листвы березы.

     Живешь в лесу день, другой, третий и наконец, вспоминаешь про небо, про причудливые облака. Никто тебя не тревожит, нет свирепого болота, а значит, после стольких дней ожидания и борьбы, становится возможным пропеть свои поэтические гимны небесным просторам. И вот уже дни и ночи следуют под руку с творческими замыслами, свершениями и неудачами. Начинаешь, погружаешься в творческий процесс всем сердцем, создаешь, порой устаешь, порой досадуешь на свои творческие способности, бросаешь, но все-таки испытываешь внутреннее удовлетворение, ибо занимаешься тем, чем хочется тебе, тем, чем, как кажется, положено тебе заниматься.

     Живешь в лесу и получаешь вдохновение от него; от его цветов и обитателей, от его искусных ландшафтных композиций. Живешь в лесу и ночами любуешься небом! Разве возможно полюбоваться ночным небом преодолевая вброд болото? Нет, конечно, не возможно. Ночью особенно опасны и враждебны топи, ночью непременно более приходится затрачивать сил и внимания, для того, чтобы дожить до новой зари. Ночь – хищница и любоваться ею могут только беззаботные поэты, остальные же вынуждены бороться с ней. Живешь, творишь, испытываешь удовлетворение, пьешь из родника радости, любуешься и вдохновляешься, цветешь сердцем и очами, однако, порой, посреди этого праздника, во снах, все же проскальзывает тень прошлого, тень борьбы с болотом, тень чужих воплей, проскальзывает и насмехается над всей этой красотой. Просыпаешься, вскакиваешь весь встревоженный, будто бы застигнутый врасплох разбойником, но, к счастью, быстро успокаиваешься, забываешь дурной сон и продолжаешь парить на крыльях творческого величия.

     Но однажды лес заканчивается, как-то совсем неожиданно, точно так же, как и появился, заканчивается точно так же, как и детство. Лес заканчивается, не пускает более в себя, с его деревьев облетает листва, птицы покидают свои гнезда и улетают куда-то прочь, жизнь исчезает из него. Делать нечего, нет выбора, приходится двигаться вперед. А впереди виднеется широкое, без конца и края, осеннее поле, унылое и холодное, с пожухлой травой, с почерневшей полынью, с ледяным и пронзающим до кости ветром. Тоскливо становится, горестно, ибо отчетливо для себя сознаешь, что в какую сторону не иди – все равно вскоре придешь к болоту. А там все сызнова. Крики, вопли, ужас, трясина и борьба. Безрадостно идешь, однако, тешишь себя мыслью о том, что вновь достанет сил пройти болото, что вновь сумеешь дойти до леса, что сочинишь там еще много новых песен о небе, которые будут звонко исполнять птицы. 
      
      Надеюсь, и вам на то хватит сил.



                Октябрь 2017