Заложник космоса

Петр Шмаков
                Вова Перов сошёл с ума на почве инопланетян. Точнее говоря, он сошёл с ума на своей собственной почве, ну ещё пожалуй на Харьковской, но темой бреда выступили летающие тарелки и инопланетяне. Вова являлся переговорщиком и должен был уговорить Советское правительство семидесятых годов отдать инопланетянам часть Харьковской области для их малопонятных нужд, а те зато выпустят заложников, которых у них уже скопилось немало. Вова тоже имел статус заложника, но находился временно на свободе для проведения порученных ему переговоров. Переговоры велись частично из Вовиной квартиры, которую он занимал с отцом, очень мало обращавшим внимание на важные Вовины функции и гораздо большее на Московскую и самогон, в зависимости от платежеспособности. Позже переговоры продолжались из палаты 36-й областной психиатрической больницы. Мать Вовина умерла довольно давно, а отец предпочитал женщинам алкоголь. Позже Вова нашёл, что отец был совершенно прав, и последовал его примеру. Мы всегда признаём правоту родителей с большим опозданием. Вова учился на четвёртом курсе архитектурного факультета, когда впервые инопланетяне обратили на него внимание. Примерно через месяц от начала переговоров Вова загремел в психушку.

                Может показаться, что автор отрицает возможность существования инопланетян в непсихиатрической реальности. Придётся сделать лирическое отступление и объяснить, что ничего подобного. Вселенная необъятно велика и глупо отрицать возможность существования других разумных существ за пределами Земли. Тем более, автор не является материалистом и полагает, в отличие от Энгельса, что жизнь – это не «способ существования белковых тел», а скорее способ проникновения сознания на физический план. В земных условиях это происходит как раз с помощью белковых тел. Где-нибудь в другом месте это проникновение вполне вероятно может осуществляться иначе. Планы Творца автору не известны и довольно-таки самонадеянно утверждать из уголка вселенной размером со щель, что человек – это венец творения. Даже, если предположить, как сказано в библии, что человек создан по образу и подобию Божию, то где-нибудь ещё эти образ и подобие возможно воплощёны гораздо полнее. Автор, по присущей ему мизантропии, даже склонен полагать, что не так уж много фантазии для подобного предположения необходимо. К тому же, интересный вопрос: а неандертальцы тоже были созданы по образу и подобию Божию, или не совсем? Они ведь были вполне людьми, хотя и другого вида, и орудия труда изготовляли и украшения носили и мёртвых хоронили и о стариках заботились. По умственным способностям они видимо несколько отставали от нас, то есть от кроманьонцев, с которыми сосуществовали в Европе не менее тридцати тысяч лет. Оба «образа и подобия» активно друг друга поедали, пока кроманьонцы не доели своих менее удачливых соседей.

                Есть ещё один неразрешимый вопрос. Откуда вообще известно, что современный человек является окончательным биологическим финишем? Почему бы не появиться более совершенному разумному виду, ну хотя бы на той же дистанции разумности как кроманьонцы от неандертальцев? Откуда такая наглая уверенность относительно знания путей Господних? Что, времени много прошло с момента появления современного человека? Нет, не много. Хотя и тысяч сто лет этот вид уже существует, но неандертальцы являлись венцом творения намного дольше. И продолжали бы успешно им являться, если бы их не съели.

                Что до тарелочного и инопланетного бума второй половины двадцатого века, то автор склонен полагать, что он являлся чисто культурным феноменом и ничего реального, то есть реального в той области, на которую претендовал, не содержал и не содержит. Современная мифология в полном соответствии с духом времени, променявшим религию на технологии. Но пора закругляться с лирическим отступлением, тем более, что автор нахально пользуется безнаказанностью и отсутствием возражений в данном месте и в данный момент. Вернёмся к заложнику космоса.

                Выйдя из психушки, Вова закончил институт и даже женился. Правда, не надолго. Сделавшись нормальным человеком, Вова заскучал. А заскучав, последовал примеру отца. Жена Вовина некоторое время наблюдала Вовины попытки сбалансировать реальность с помощью алкогольных напитков, но надолго её не хватило. Она жертвенной натурой не являлась и Вова вернулся к отцу. Отец вызвал у Вовы сыновний протест и он бросил пить. Видимо, это оказалось ошибкой, потому что инопланетяне опять объявились со своими наглыми притязаниями и Вова снова отправился в то же отделение, из которого выписался несколько лет назад. Там инопланетяне отстали, но на этот раз не так быстро и не так охотно. Вова вернулся домой, а отец отправился в ту же больницу, но в наркологическое отделение. Он уже находился на инвалидности по язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки и двум, связанным с ней, операциям. По возвращении домой отец недолго занимал жилплощадь и скончался от кишечного кровотечения. Похоронив отца, Вова оставил попытки построить семейную жизнь и погрузился в раздумье. Из него его снова вывели инопланетяне. На этот раз Вова вёл себя осмотрительней и виду не показывал. Несмотря на осмотрительность, Вова ещё несколько раз попадал в психушку на разные сроки. Надо сказать, что работал Вова в Харьковпроэкте, откуда его никто не гнал по простой причине, что никому ничего там, как и в других проэктно-строительных организациях, нужно не было. Нужно в плане строительства. В колхозы и совхозы Харьковской области на уборку, а точнее, уничтожение урожая, Вова ездил исправно, а ничего другого и не требовалось.
 
                Имел место один довольно интересный нюанс. Когда Вова занимался переговорно-дипломатической деятельностью с инопланетянами, он выглядел подтянутым и целеустремлённым человеком. Когда, после лечения, он возвращался к социалистическому реализму, он напоминал человека, которого переехал асфальтовый каток. Одежда на нём сидела, вроде он её одел шиворот-навыворот и задом наперёд, глаза смотрели в разные стороны, а руки совершали странные круговые движения, словно Вова собирался что-то взять, да забыл что, пальцы при этом шевелились и подрагивали. В любом встречном Вова вызывал неудержимое желание ему немедленно налить. Что и делалось довольно часто. То есть, когда Вова не лечился, то пил запоем.
 
                Вовиным приятелем ещё по институту сделался пресловутый Гоша Семёнов. Долговязый орангутангоподобный Гоша, в котором угнездился бес подкалывателя и болтуна, очень трепетно, как ни удивительно, относился к Вове-переговорщику. Он регулярно навещал его и даже пытался приводить в порядок его замусоренную, грязную и захламленную квартиру хронического алкоголика. В начале девяностых, когда Вову попёрли из Харьковпроэкта в числе половины, если не больше, сотрудников, и приходилось самому искать частные заказы, Гоша даже пытался Вову вразумлять. Автор однажды присутствовал при этом сеансе вразумления. – Это же деньги!, - объяснял Гоша неподвижно сидящему Вове и для убедительности взмахивал перед его носом руками, как гипнотизёр. Вова покорно слушал и вроде бы гипнозу поддавался. Потом оказывалось, что ничему он уже поддаться не в состоянии.

                В конце концов Вова получил вторую, а потом и первую, группу инвалидности и влачил свои дни в ужасающем доме для престарелых и инвалидов первой группы. Он впал в полную алкогольную, да видимо и медикаментозную, так как напринимался изрядно психотропных средств от шизофрении, деменцию, и весь окружающий его ужас нищенского приюта до его практически отсутствующего сознания уже не доходил. Автор этих правдивых строк отчалил в Америку и потерял из виду заложника космоса.

                Что однако поразило автора в описанных приключениях – это отсутствие чёткой границы между «правдой жизни» и её иллюзией. В конце концов автор пришёл к выводу, который никому не навязывает, что реальность необъяснима и неуловима, и этой самой «правды жизни» нет и не было для большинства населения Земли. Поэтому лучше быть переговорщиком и заложником космоса, чем излеченным от шизофрении алкоголиком.