Погоди. Давай по порядку.
Допустим, наступил момент, когда опыт стал сухим знанием, а каждая новая ступенька на вершину отстраненного восприятия бытия покрыта наледью и скользит под ногой, допустим. И что?
Ну как что...Становится по-настоящему холодно. Ну правда, зуб на зуб не попадает. И благо бы еще перекинуться парой слов с кем-то, кто карабкается рядом. Дескать, ну ты чо там, алё? Тоже мерзнешь? Может, по глоточку из фляги? Может, костерок? На память приходят мамины угрозы детства про шапку и голубые панталоны с начёсом. Но ни мамы, ни панталон. Ты одна. Аууу! Это крайне уединенное место, доложу я вам. Не хочу даже думать, куда деваются чемпионы этого восхождения…
Что до меня, то я хочу назад. Пока не поздно съехать на ледянке со свистом и визгом вниз.
Ошибок хочу, непоправимых ошибок. Сожалений и проклятий. Клятв. Пропущенных и неотвеченных. Отвеченных вдребезги об стену. Я хочу быть покинутой и внезапно возвращенной. А лучше невозвращенной вовсе. Хочу быть не правильно понятой, обливаясь яростью.
Хочу предательств, в конце концов. Как прекрасно предательство, вы подумайте только, сколько силы в вас и красоты, когда вас предали. Как исступленно я хочу жертв от тех, чьи жертвы не нужны и напрасны. Как я хочу запутываться, врать и выть покаянными слезами, которые тоже вранье.
Лежать три дня лицом к стене, не находя в себе сил раздеваться на ночь. Встать на четвертый, позвонить верному другу, не раз подставлявшему по мелочам, поинтересоваться трагически, стоит ли мне сегодня умереть. Запустить таймер и считать, уложится ли он в отведенное время. Слышать, как он колотит в дверь и кричит, чтобы открыли. Открыть и обнять его, успокойся, я не буду, не буду. Мне просто был нужен твой страх, как свидетельство. И слушать с упоением, как он чертыхается, и умолять его простить…
Хочу бережно хранить в ноздрях запахи каждого времени года. Хочу кофейной гущи пустых ожиданий. Изнуряющих приступов кессонки после глубоководного романа. Детскую родную ладошку гладить полночи, будучи нареченной хранителем тайн и трагедий. И внезапно быть атакованной паникой, ибо настоящие тайны и трагедии впереди у ладошки, а я не смогу закрыть собой и уберечь, потому что хранителем будет избран другой.
Ах, эти страсти, которые всегда слегка понарошку, как не хватает их на вершине отстраненного восприятия бытия, и как легко простудиться и умереть в одночасье в чертоге надменной непричастности. Там не достать восхитительного и обжигающего, терпкого глинтвейна от простуды. Там вообще ничего не достать больше. Так что давай-ка вниз на ледянке со свистом и обмиранием на скорости, вышибающей слезу, крепко зажмурившись. Пока не замерзла к чертям собачьим.