Фото на помин

               
         Вы когда-нибудь задумывались, какой вашей фотографией, или другим изображением будет снабжен памятник на вашей могиле? Уверен, что никогда. Либо что-то подобное мелькало лишь в шутейном разговоре. А, так, чтобы серьёзно…  Наверняка, нет.

         А, вот Мишка Трункин задумывался. Да ещё, как! Всю жизнь это ему определило. Мишка помнил, с какого момента озадачился этим вопросом.
Когда был в пятом классе – хоронили любимого деда. Дед уже старенький был. Три войны прошел. Любил он его и дружил крепко. А тут вдруг…
Дед в последнее время чувствовал себя неважно и всё время по больницам лежал. И вот как-то осколок, всё же, двинулся… В общем его смерть была ожидаемой и никто особо не удивился этому событию. Жалели, конечно, но не удивились.
Даже, как это не кощунственно звучит, обрадовались чуть-чуть, так как наследство дед оставил немалое - три квартиры в Москве, две дачи, машины, деньги и т.д. (Мишка мало знал об этом, по причине малолетства). Откуда это всё добро Мишка тоже понятия не имел. Дед всегда отшучивался, что в бильярд выиграл (А он действительно был хорош в этом деле). И если раньше всех немного напрягало – кому, что? (Постоянно создавалась некоторая нервозность), то теперь должна была наступить определённость и успокоение смятения в мыслях, в связи с оглашением завещания. Тем более, что кто-то совершенно уверенно сказал, что завещание точно есть.
         Мишкины родственники - люди все, всё-таки, приличные и даже если кому-то, что-то и не достанется, то прекратятся необоснованные надежды, что так «палят» изнутри. Воцарилась скорбная деловая сосредоточенность.
Всё шло своим чередом – больница, морг, похоронный агент договорился о месте на кладбище, бабка об отпевании, тётка суетилась с поминками. Похоронили…  Уже за поминальным столом  пришло шокирующее всех известие – Завещания то нет! Не написал его дед! Наверное, собирался вечно жить. И что!? Что теперь?...
Тут же изменились все.
         Теперь все доброжелательные и выдержанно-интеллигентные дяди, тёти, бабушки, дедушки, сватья, братья и др. мгновенно стали если и не врагами друг другу, то, во всяком случае, непримиримыми соперниками в планируемой «битве за наследство».
         Первые столкновения начались тем же вечером, при подборе фотографии на памятник, так как градус внутрисемейного напряжения уже был высок.
Все семейные фото были вывалены кучей на ковёр в гостиной. Всем присутствующем было интересно «взрыхлять исторические пласты» и особенно «раскопать» свои изображения и предаться воспоминаниям о себе любимом в судьбе деда, чтобы подтвердить свои права на больший кусок наследства, совершенно забыв про истинную причину «исторического экскурса».
Про деда мало кто вспоминал, кроме Мишки.
         - Так, а фотку то какую дедуле возьмём? – прохныкал единственный по-настоящему расстроенный человек.
         - Да, любую бери, пацан. Кто там на неё внимание обратит – Сказал дядя Толя, махнув рукой. – А к середине лета, вообще, выгорит.
Мишка горько заплакал.
         - Не скажите, Анатолий, - Вмешалась новая жена дяди Пети, гладя Мишу по голове. – Молодец Мишенька! Правильно. Фотография должна быть такой, чтобы любой проходящий мимо человек мог подумать: «Какой хороший и светлый человек тут похоронен! Царствие ему небесное!». А я слышала, что хорошие мысли и память о них только и помогает умершим там. Ну, там… И она закатила глаза и мотнула головой куда-то вверх, обдав окружающих мощным запахом духов.
         Тут опять начались споры и крики, в которых Мишка мало, ч понимал…  Потом пришёл какой-то дядька и торжественно объявил, что завещание нашлось (Оно у другого нотариуса было) и всех приглашают на его оглашение.
Снова произошла метаморфоза с родственниками. Снова они стали скорбными, любящими и смиренными.
         А с выбором фото на могилу решили просто – взяли с ненужного уже паспорта.
         На девять дней собралось совсем мало. Все оказались заняты своими делами.  Были Мишка со своей мамой и ещё несколько человек (в основном, дедулины партнёры по игре в домино во дворе). Достаточно скучно. Мишка глазел по сторонам, обводя взглядом фотографии на соседних могилах. Смотрел и грустно размышлял, что на  этих  фотографии обычные люди,  живые люди, и ведь кто-то, когда делали эти фото, заранее, прежде чем прийти к фотографу побрился, повязал галстук, причесался, и хотел, чтобы фотография получше вышла, и нисколечко не думал, что эта вот фотография будет тут висеть. Больше всего коробило понимание, что каждая фотография может стать той самой, которую вот так повесят...
         Всё шло своим чередом, как Мишка обратил внимание на маленькую группу женского пола на участке неподалёку. Группа состояла из пожилой дамы, дамы среднего возраста, облачённую в элегантный траур со старомодной вуалью, скрывающей лицо и девочки лет десяти, лицо которой источало такое всеобъемлющее горе, что если бы кто-нибудь сказал, что она оплакивает всё грешное человечество, то запросто можно было бы в это поверить. Они не произносили ни звука. Просто стояли и внимательно смотрели на небольшой чёрный обелиск, над какой-то могилой.
         Минут через десять пожилая и элегантная женщина медленно пошли по дорожке кладбища в сторону выхода, а девочка пока осталась одна на прежнем месте.
         Немногочисленное общество поминающих Мишкиного деда, зайдя за ограду могилы стали разливать в принесённые стаканы водку и произносить неумелые скорбные речи.  Мишка же отошёл в сторону и  с удобной позиции продолжал наблюдать за «соседкой».
         Девочка по-прежнему стояла перед обелиском, который был обращён тыльной стороной к Мишке и очень-очень внимательно вглядывалась в него, иногда трогая памятник рукой. Она не обращала внимания на Мишку, так как полностью «отдалась процессу созерцания».
         Мишка подошёл сзади девочки и увидел «по дорогому» скопированную на обелиск большую художественную фотографию с изображённым на ней улыбающимся, черноволосым молодым ещё мужчиной на фоне морской дали, держащего в руках раскрытый фотоальбом с добрым десятком других снимков с его же изображениями, начиная с младенческого возраста.
Мишка набрался смелости.
         - Кто это? – Спросил он, обращаясь к девочке.
         - Мой папа. – Ответила она, ни капли не испугавшись.
         - Давно?
         - Не знаю.
         - Как это?
         - Он моряком был. Судно пропало без вести, уж три года как… Мы всё ждали…
         - А как же могила?
         - Это могила его памяти. Я предложила. Ведь пока мы будем его помнить – он с нами. Долго спорили по поводу снимков и решили, что так лучше. Ведь бабушкины лучшие воспоминания – когда он был ребёнком, мамины – студенческие, а мои - с юга. Долго выбирали и вот…  Теперь мы все думаем о нём одновременно и каждый по своему, как и любим его всегда, то есть бабушка, как мать, мама, как жена, я, как дочь. Самое трудное было подобрать фото, чтобы на них он был самым счастливым, но его не окружали бы изображения близких… Ведь мы были неразлучны…     Девочка зарыдала…

         Сейчас многие спрашивают Михаила, а почему он всегда один на фото…