Байки из плацкартного вагона. Жертва

               
   Тягостны последние часы в поезде. Уже и пассажиров в вагоне осталось не более половины, уже мысленно живёшь  желанной встречей, когда поезд, замедляя ход, протягивается вдоль знакомого вокзала, мимо бегущих встречающих, и ты, вдруг увидев родное лицо, удерживаешь прыгучую радость, неслышно кричишь:  «Я здесь! Я здесь!», а ехать ещё так долго…

   Эти двое, явно не из нашего вагона, проходя мимо, вдруг уселись на свободные боковые места, видимо, чтобы закончить начатый разговор. Нет, говорил только один – тот, что моложе – щупленький, почти мальчишка,  в очках, одетый в домашние рубашку и брюки. Его визави – мужчина постарше плотного телосложения, по-дорожному небритый, в тренировочном костюме, явно пытался что-то возразить или просто вставить слово. Но молодой говорил безостановочно. Нет, не говорил, а толковал торопливо, настойчиво, горячо, словно боялся не успеть высказать  своё очень важное суждение, которое собеседник его  может оспорить. О чём он так жарко говорил, понять было трудно – мешали  то и дело проходившие мимо них пассажиры. Но что-то в его словах меня задело, и я прислушалась.   
 
 - … Жертва – это общее понятие. Никто заранее не знает, что он – будущая жертва. Да, было время - древние века, когда кого-нибудь приносили в жертву. Вот – засуха, погибает урожай, все будут голодать. И надо принести кого-то в жертву, чтобы пошел дождь. Пусть один погибнет, а всем  остальным станет лучше. А с развитием техники жертвой может стать любой, хотя и не знает этого. Живёт, как и все, ест, спит, что-то думает, ходит по тем же улицам, ничем особым не отмечен.  А однажды – раз, и на него наезжает машина. Вот он уже и жертва. Говорят иногда – бессмысленная жертва. А ведь жертва не бывает бесполезной. Вот вчера здесь шёл сильный дождь. А вдруг грунт  под шпалой размыло, и сейчас наш поезд сойдёт с рельсов, тогда мы все станем жертвами, - почти торжественно закончил он свою тираду.
 -Типун тебе на язык! – отзывается бабушка с  соседнего места. Оказывается, уже многие слушали  молодого  человека, и его последнее суждение  произвело замешательство пассажиров: по лицам пробежало выражение неудовольствия и даже страха, меня тоже невольно передёрнуло
-Ну, и кому это была бы жертва? – подал, наконец, голос его собеседник.
- Это была бы жертва не кому, а кого или чего – чьей-то плохой работы,- с готовностью откликнулся парень. И, значит, те, от кого зависит наше движение, сделали что-то не так, что будет исправлено потом. В этом и будет смысл данной жертвы.
- Но ведь техника становится всё надёжнее, - не унимался второй мужчина.
- Но и разгильдяев хватает, - парировал юный.
- Все под Богом ходим,- словно бы в утешение прошептала бабушка.

- Вот я вам сейчас случай один расскажу, - пообещал, тяжело  слезая  с полки, молчавший всю дорогу пожилой пассажир с бородкой. – Он сел у меня в ногах, привычно погладил свою бородку, провёл ладонью по лысой голове и оглядел присутствующих. Все приготовились слушать. Даже  говорун замолчал.
- Представьте себе полу заброшенную деревню, – начал лысый свой рассказ негромко, но внятно. - Дорога плохая, живут старики да дети, молодёжь разъехалась. А на окраине поселился бывший военный – так про него сказывали, но шишка приличная. Говорят, сильно  пил, жил уединённо.  Построил себе хоромы – или ему построили – за деньги-то хоть что  сделать можно. Вокруг дома – сад и забор каменный двухметровый - стена неприступная.  В деревне ведь как? – Все про всех знают. А тут – ни-ни, даже имени его не знали. Говорили только, что собаки его дом охраняют. А надо ещё сказать – в деревне детишки без присмотра на улице бегают, не то, что в городе. Так вот один пацанёнок, лет шести, бойкий такой, возьми и заберись на ту загородку. Уж как ему это удалось - одному Богу теперь известно. Ну, шустрый был, по всяким заборам лазил, другим ребятам - заводила. Только эту стену никому было не одолеть. И случилась с ним тут беда: не удержался он на той ограде и упал, да не туда, откуда залезал, а внутрь огороженного двора. Что было там дальше, никто не видел. Только услышали истошный крик мальчонки, вопль душераздирающий. Ребятня малая с перепугу – домой. Говорили, что орал он долго. Это потом стало известно, что на него напала собака и загрызла его насмерть. Умная собака  нападает ведь молча.  А из дома на его крики никто не вышел.
- А-а-а, - издала сдавленный звук одна из женщин.
- Да как же это?
-- А вот так, - как бы, подтвердил рассказчик, машинально поглаживая свою бороду.  - Ночью хозяин дома останки мальчишки перекинул через  свою отгородку.

– Бородатый  помолчал немного и продолжил, - Вся деревня возмущалась страшно: к ограде той подходили и всякие проклятия выкрикивали в адрес хозяина, но тот так и не показался людям. Мальчишку с почестями, с венками похоронили.  Очень его жалели, – он слегка усмехнулся. - При жизни -то, бывало, гоняли его со своих участков – он ведь всегда голодным был – мать его пила беспробудно, даже бывало, валялась пьяная, а тут голосила громче всех и в очередной раз напилась. Отца-то его и вообще никто не знал.
Все молчали ошарашенно. Бабушка незаметно крестилась.

- Если это тоже жертва, то уж она-то была точно бессмысленной, – вновь подал голос  второй мужчина, который от слов рассказчика болезненно кривился.
- Вот уж нет! – снова заговорил бородач.-  Как раз тут все выиграли.  Хозяин забора теперь знал, что к нему никогда никто теперь не полезет. Мать ребёнка  больше не имела забот, и могла пить  преспокойно. Районным органам надзора больше не требовалось лишать эту алкоголичку материнства и куда-то  пристраивать ребёнка.  А все жители деревни получили повод очнуться от спячки и погоревать, посудачить. Они-то и выиграли больше всех. Ведь став подростком, тот мальчишка был бы грозой  деревни, обворовывал бы стариков, а то и  убил бы кого-нибудь. Так что они и сами захотели бы его смерти. Вот как бывает, - закончил он.
- И получается, что это жертва нашего времени, жертва всего устройства жизни в той деревне, - сделал вывод промолчавший, было, молодой очкарик.
- Ну, понимайте, как хотите, - заключил рассказчик.

   Больше никто ничего не вымолвил.
К выходу  собирались молча, суетливо, словно спешили покинуть гиблое место. А встречавшие удивлялись  хмурым лицам  тех, кто выходил.