Колян
Мое тело уже предвкушало чувство мягкого матраца, когда оказалось что мой ключ, не подходит к дверному замку. Я несколько минут пытался повернуть ключ, пока дверь не отворили из нутрии.
Парень моего возраста стоял слегка пьяный в одних трусах в дверном проеме.
- Э, чувак, че те надо? - нагловато спросил парень- Сча ментов вызову, если не свалишь?
- Ну, я типа тут живу!- решил я ответь доступным ему языком.
- Не, - сказав на распев, парень покрутил указательным пальцем, - тут, типа я живу. Уже два месяца, чувак. Короче, или назад или милиция. Ты типа выбираешь, без обид, чувак. –флегматично закончил парень.
Я отошел. «Да, три месяца прошло»,- размышлял я спускаясь по лестнице вниз. В наше коммерческое время, кто ж три месяца ждать-то будет? Судя по всему никто. Меня осенило, - ведь и с работы поперли, наверняка, по той же причине. Надо позвонить! Черт я совсем отвык, а ведь телефон ни разу не звонил. Раньше он звонил каждые пять минут. Села батарейка? Да села. Но он наверняка за неуплату выключен.
Я сидел на скамейке и думал, что делать. Еще вчера,- да вчера, ведь время идет так как мы его воспринимаем, по густоте событий, - я плыл размеренно по течению жизни, и пусть у меня явно были вопросы в голове, но эти вопросы строились на какой-то материальной базе. Сегодня же прежде чем взяться за лечение души, нужно как-то набить желудок. Вот они потребности разного уровня. Но разве ни этого я искал – заморочки, а будь то война или наполнение желудка - не все ли равно, главное чтоб занимала. Хотя желудок гуманнее войны.
Высоко философские мысли прервало глубокое басистое урчание в животе, а окончательно из оцепенения вывел, начавшийся, мелкий дождик. Надо поесть и найти ночлег. Хотя бы на первое время.
Я пошарил в карманах и ничего там не нашел. У меня всегда в карманах были деньги. Хотя какие деньги, когда я пролетел девять этажей и пролежал в больнице три месяца. Хорошо, что на билет оставили.
Карточка, да, карточка в портмоне, а на ней деньги. Карточки тоже нигде нет. Карточку можно восстановить, но уже наверняка только завтра.
Нет, это явно знамение, остановиться и задуматься,- не бежать в дебри, а постоять осмысленно на месте. Осмысленно.
Бурр…- прервал осмысление желудок.
Так куда ж податься, - да если честно, то никуда не хочется, хотя конечно, надо. Может к какой бывшей подруге. Нет там точно не получиться подумать, - «девы спокон века все усложняли». Товарищи – у меня почти нет товарищей. Эффект большого города, - людей так много, что почти нет ни какого толку знакомиться с кем либо лично. А иначе как объяснить, что дед мой, живший на хуторе в глуши саратовской, знал всех соседей по имени отчеству на двадцать пять верст, а я из трех соседних квартир на площадке, знал только имя непослушной девочки Гали, и то только потому, что она из-за своей живости то и дело совала нос то в одну, то в другую дырку, а мама ей постоянно кричала:
- Галя, не лазь, Галя, не бери, Галя, не кричи…
Имени самой матери я не знал, а лишь вежливо абстрактно произносил ей, - Здрасьте!
Из товарищей разве что пофигист Колян. Ему на столько было все пофиг, что он абсолютно вписывался в свою атмосферу, как человек которому пофиг, в какую атмосферу вписаться.
Сняв часы, подаренные мне моей матерью после окончания с отличием школы, я стал искать на стоянке возле супермаркета подходящего покупателя. Это были отличные японские часы с автоподзаводом. Они служили мне десять лет, но тем не менее выглядели как новые. Вещь добротная – дорогая. Мы не жили богато, но мать всегда поощряла учебу, тратила на это любое количество денег. Она считала, что ум может сделать человека счастливее. Сегодня я не уверен какова функция ума – осчастливливать людей или доводить их до самоубийства.
Бурр…- поторопил желудок. Вот этот точно знает чего хочет.
Женщина не подойдет, - во-первых испугается, а я не хочу никого пугать, во-вторых так унизиться я еще не готов. Вон мужик из неброской иномарки вышел, видать какой-то работник среднего звена умственного труда.
-Мужчина, здравствуйте,- обращаюсь как можно вежливее я,- извините у меня в жизни приключилась такая ситуация, из больницы вышел денег нету, - мужчина хотел уйти, - Нет, я не просить у меня часы остались. Мои.
- Твои? – спросил мужчина.
- Мои, -гордо ответил я.
- Вали отсюда, пока ментов не вызвал, - буркнул он и пошел, - А машину тронешь, я твою харю запомнил.
«Верно, не верит, что мои, - мелькнуло у меня, - надо более убедительно». История повторилась несколько раз и всегда, узнав что часы мои, люди уходили. И тогда я решил изменить тактику.
- Мужик, слышь, часы по дешевке, купи, - нагло говорю я, - украл, выпить не за что.
- Украл, говоришь, - переспрашивает мужик рассматривая часы.
- Да, у одного богатенького в магазине, - выдумываю я,- дорогие небось, а ты дай хоть десятку.
- Часы нормальные, халява, - обрадовался мужик, - на двадцать баксов! Опохмелись нормально.
Я взял и пошел в «обменник». Халява – вот оно заветное слово. Краденное всегда слаще, ведь это как лотерея, - а вдруг золотые. Хотя еще есть момент понятный, даже глубоко духовный. Ведь если последнее, крест нательный, купишь, то тем лишь чью-то агонию и несчастье продлишь, а если свежее краденное, да еще на выпивку, так то ведь на радость. А теперь я сам посудил, на что давать сподручней на агонию или радость? То-то и оно.
Набив желудок в фаст-фуде, я стал подумывать о ночлеге, так как время было уже вечернее, и несмотря на длинный летний день, начинало уже темнеть. Я вспомнил мобильник Коляна и набрал его из автомата.
Долгие гудки продолжались действительно долго. Я уже хотел было положить трубку. Но по ту сторону трубки раздалась громкая музыка и гомон, через который еле слышно пробились крики:
- Ал-л-ле, ал-л-ле, - затянул Колян.
- Это Володя, - машинально закричал я.
- Чешь ты так орешь, Бетмен? - подколол бестактно он, - живой значит, ну, класс, «Навигатор». Расскажешь, как оно там на маржинальном крае, - тут Колян громко икнул, - бытья, - закончил он.
- Я именно по этому звоню, мне жить негде, - сказал виновато я, - Хоть пару дней.
- Да, хоть месяц, - прокричал флегматично, насколько возможно вообще флегматично кричать, Колян, - Только, братан, ты же меня знаешь, я весь в кутеже, вот и сегодня тут на одной дачке. А завтра буду, приходи часиков в двенадцать уже буду. Адрес знаешь?- спросил криком он.
- Знаю, - я задумался, да делать особо нечего, - завтра буду.
- Ну, жду.
Короткие гудки.
А что делать этой ночью? Ладно, дождя нет и вроде бы не предвидеться. Скамейка конечно не перина, но всего на одну ночь, а ведь некоторые именно так и живут. Вот где уж наверняка нет места переживаниям, так как последние вытеснены заботами о хлебе и крове.
Я уселся поудобней. Полулежа. Закрыл глаза. Не спится. Что мешает? Шум большого города, - голос жизни: крики, гам, сирена одной машины глушится сиреной другой машины, без остановки. Как в детстве, когда идешь по освещенной улице и твоя тень падает от одного фонарного столба все удлиняясь, а после превращаясь в короткую противоположно направленную тень от другого, но она всегда есть. Сирена тоже всегда гудит, а значит люди умирают или рождаются, дерутся или может уже мирятся, пока машина едет по длинным относительно безлюдным ночным улицам. Это не может мешать, к этому привыкаешь.
Из далека я услышал шепот. Я приоткрыл глаза. Вдалеке, за кустами группа молодых людей, что-то обсуждала время от времени поглядывая на меня, их было явно более трех. Нет, урок «правила трех» я уже ранее получил, - я не наступаю на одни и те же грабли дважды. Спасибо.
Я подумал несколько секунд. Нельзя идти быстро, иначе они могут побежать. Пусть думают, что я их не вижу и не о чем не догадываюсь.
Медленно поднявшись, я с сумкой направился неторопливо к выходу из парка. Как и ожидалось их тени потянулись за мной. Сомнений не оставалось. Я прибавил шаг, - тени за мной. Когда одна из теней отсоединилась и направилась несколько в сторону, я понял что не первая жертва и, судя по всему они, отлично зная парк, послали его наперерез. Оставалось одно, - и я побежал, что было мочи. Тени преследователей тоже резко ускорились.
Я бежал не оглядываясь со всех сил. Через две минуты я выбежал из ворот парка и направился к главной улице. За спиной я практически чувствовал настигавшее меня тяжелое дыхание. Но вот он спасительный порот.
Выбежав на освещенную улицу я увидел патруль из двух человек. Уже более менее уверенной походкой я поспешил к нему. Необходимо было показать этим ублюдкам, что я подошел к патрулю и сдал их. Хотя что я мог сказать, что за мной гнались? Меня бы стали расспрашивать: кто? Зачем? Где? А мне это в сущности не надо. Поэтому я лишь спросил у патрульных, как пройти на улицу, на которой я собственно и прожил последние годы. Пусть покажут, а банда пусть видит.
Я отошел от патруля уже уверенный в своей безопасности. Решено было идти назад к фаст-фуду. И пусть там не поспишь, но там все таки не так страшно, хотя шумно.
Я доплелся к часу ночи. Выбрал лавку поукромнее во дворе фаст-фуда, обмотал вокруг ноги сумку, на всякий пожарный случай. Подложил под зад скомканный свитер, оперся локтем о стол и стал кимарить.
Передо мной без устали на бешенной скорости летали машины. Все они куда-то спешили, как будто дня им было мало. Хотя так всегда- спешишь когда вроде бы и не надо. Ведь ночью когда улицы пустые, так езжай себе тихонько, - все равно быстрее выйдет чем днем в пробках. Так нет – надо отыграться, доесть недоеденное, доездить не доезженное. Когда-то передо мной так разбилась машина, пролетев на «красный», - все погибли. Я закрыл глаза и отогнал грустные мысли.
А все-таки – добра теплая летняя ночь, в которую приятно сидеть у костра, играть на гитаре, терять девственность или просто мечтать, хотя бы даже обо всем этом. Я уснул.
Через пару часов, с первыми лучами солнца –я проснулся. Закусочная уже открылась для завтрака. Я потянулся, и толи из-за навалившихся на меня невзгод, толи из-за оторванности, - я почувствовал себя свободным, я почувствовал себя гражданином мира. Я вспомнил удивление и смирение перед громадностью и разностью мира, когда понять его невозможно и ненужно. Таким было мое первое утро в Америке – величественным, растерянным, даже несколько страшным.
Я вдохнул свежий утренний воздух. Поднялся и направился за кофе. Отложив денег на автобус, я заплатил за свой кофе и хотел купить газету. Но передумал. Газеты постоянно врут. Иногда они просто слабее врут о вчерашнем, а иногда врут о том что наврали вчера и якобы меняют свое мнение. Третьего не дано. Иначе им пришлось бы выходить в лучшем случае раз в месяц, а этого они никак себе не могут позволить.
Оставшиеся деньги я бросил в обычную в таких местах копилку на строительство нового храма. Я не верующий, и не знаю, что они там будут строить, но я строю храм в своей душе, что бы это не значило.
Кофе я допил до последней капли, - горячий и ароматный. Это медиум между миром мысли и миром материи. Кофе само по себе не содержит калорий, не дает энергии телу, но оно, кофе, - имеет пробуждающий сознание вкус и аромат. Оно чисто материально, но несет в себе чистое духовное. Чашка кофе - это пять минут чистейших помыслов, великих как чистый разум. Пять минут полета к звездам, пять минут жиденького воздуха на высочайшей горе мира, пять минут последней славы на куполе Рейхстага, пять минут чистого неба перед эшафотом.
Я выкинул стаканчик и вышел. Я знал, где жил Колян,- как-то был у него. Затхлый райончик, коих бесчисленное множество во всех больших городах. Полтора часа на общественном транспорте и ты там, практически в любом направлении одно и то же. Хотя, конечно, бывают и исключения. Но не в этот раз.
Еще было полно времени до полудня и я решил подождать в близ лежащем парке возле стадиона. Нужно было пойти восстановить банковскую карту, но в том помятом виде, в коем я в данный момент прибывал, меня бы скорее обвинили в мошенничестве, чем заменили карту. Надо привести себя в порядок.
Конец лета- отличное время. Еще не холодно, но уже и не жарко. Лучшее, коим считается лето, уже почти позади, остается ждать следующего года. Но пока еще плывут по темно синему небу облака, пока еще не перейден тот маржинальный край, Рубикон, за которым зябкость и ранний зимний закат. Тем более хочется насмотреться на эти облака после лета в бинтах, лета которого не было.
Теплая скамейка, жирные мухи которые еще не знают, что скоро конец. Они еще радостно поглаживают свои лапки, нежась на солнце. Они не видели и не увидят, что «белые мухи» это уже снежинки. Они умирают раньше и им не зачем это знать. Они бы наверно расстроились.
Прощай Берлин. Вообще всякая победа – это победа удержанная до смерти. Ну, и пусть Советский Союз развалился и Сталина признали злым букой диктатором, - он то умер Богом. Он удержал свою победу. А Гитлер, Гитлер вероятно признал свое поражение, если действительно покончил жизнь самоубийством. В этом смысле счастливее был предпоследний защитник Рейхстага, ведь он до последнего верил что «прилетит друг волшебник», пусть даже к последнему защитнику и пустит в ход супероружие, о котором так повсеместно трубили в последние дни войны. И дело будет выиграно. Он умер непобежденным. Прощай Берлин.
Время тянулось. Жаль нет денег на пиво. А то конец лета-начало осени, еще время встречи однокурсников. Прогулять пары за бутылочкой пива и разговором о том, что было летом и о том что еще будет,- неплохо. А будет много. Ведь это каждый знает, он в этом уверен. Старта еще не было, а значит все победители. Ведь никому из держателей лотерейных билетов не объяснишь, что его билет проигрышный, - зачем он его тогда покупал? До розыгрыша все билеты выигрышные. Все.
Колян был как всегда помят и навеселе. Он вышел из-за угла с рюкзаком и бутылкой чего-то, опоздав всего на полтора часа.
- А чего ты так рано? – искренне спросил он, - Пивка будешь?
Я встал со скамейки. Я привык к его панибратству. Причем повсеместному.
- Нет, - говорю я в принципе спокойно,- мне бы умыться, привести себя в порядок. А там я пойду восстанавливать карточку и искать квартиру.
- Ну, пошли, - он похлопал меня по плечу, - заходи, чувствуй себя как дома, прими ванну, а там посмотрим.
Колян ключом-таблеткой открыл кодовый замок.
Мы молча ехали в лифте. Странная это штука лифт. Этакая микромодель ограниченности ресурсов в обществе, в данном случае места; обреченности совместного движения в одном направлении, в данном случае вверх или вниз; и отсутствия общих тем, в данном случае фактически среди соседей. И тут встает практическая проблема, - куда смотреть? Нет, смотреть людям в глаза – слишком лично, закрыть их,- пожалуй вызывающе. Я обычно выбираю верх, потому что в сторону слишком отрешенно, вниз – слишком смиренно, а вверх самое то, якобы погружен в высокие мысли. Хотя мысли самые обычные и даже низкие – запахи чужие и свои, размер декольте попутчицы, желание скорее уже доехать и выйти.
Пока я смотрел вверх, Колян нагло рассматривал меня. Ему было чхать на всякую лифтовую философию и лифтовое приличие. В принципе мы с ним не были такими уж близкими друзьями.
- Плоховато выглядишь, - бесцеремонно прервал он мое мысленное возмущение где-то на седьмом из девяти этажей. – Загнанный какой-то - как бельчонок.
- Устал наверно, - ответил ему я даже благодарный за прерванное молчание, осознав пошлость условностей.
- Пройдет, поможем.
После душа я принялся одеваться и когда дело дошло до верхней одежды Колян остановил меня вопросом.
- Ты куда собрался?
- В банк за деньгами, - ответил я уже одевая куртку.
- Ты же не ел ничего верно сегодня, сядь поешь со мной яичницы.
- Да не ел, только кофе пил. Ну, ладно ты прав,- я отложил куртку, - спасибо.
Доедая я опять сказал, что иду в банк за деньгами.
- А зачем тебе сейчас деньги? – спросил Колян доставая бутылку чего-то горячительного и разливая в два стакана.
- Глупый вопрос, - ответил я отстраняясь от спиртного, - что бы расплачиваться.
- У меня сегодня есть деньги, - завтра пойдешь, - а сейчас выпей, чтобы расслабиться и согреться, не обижай мое гостеприимство.
Он действительно много для меня сделал и спорить с ним сейчас было бы не прилично. Я залпом выпил.
Глаза чуть не вышли наружу,- судя по всему это был отборный первач, который я по виду принял за третьесортное вино. Когда шок от принятия начал проходить по телу быстро побежало приятное тепло. Я на самом деле расслабился и идти уже никуда не хотелось.
- Так вот, - продолжил Колян увидев мое состояние, - за что ты там хотел платить? Я же не взял с тебя денег за ванную, за кров, и не собирался, да мы здесь долго и не будем. У меня есть немного денег, мне, а значит и тебе пока хватит.
Да спорить не хотелось, особенно когда он долил по второй.
- Может ты и прав, завтра схожу, - осушил я второй стакан уже приготовив себя к экстремальным вкусовым ощущениям. Шока не было, приятное тепло унесло меня с собой до утра. Не знаю, что сыграло большую роль - усталость от ночи проведенной на улице, или крепость напитка, да это и не имело никакого значения, ибо давно я уже так сладко не спал до самого утра.
- Собирайся, собирайся, - расталкивал меня Колян рано утром, - мы уезжаем!
- Куда?- недоумевая начал я продирать глаза.
Солнце было уже довольно высоко. Я неряшливо валялся во вчерашней одежде на диване, впрочем довольно бережно укрытый каким-то покрывалом. Судя по всему, Колян принес меня сюда. Сейчас я немного рассмотрел небогатую, но в целом ухоженную квартиру. Однажды я уже был здесь, но придя поздно ночью, ушел рано утром на работу, ничего не рассмотрев особо.
- Я с матерью обычно живу, - предвкушая вопрос, оправдывался за порядок Колян. – А едем мы к приятелям на дачу, на природу. Завтракать времени нет, зато есть пиво – будешь?
- Сейчас оденусь, а там посмотрим, - ответил потягиваясь я.
В электричке я все же уговорился на бутылочку пива, потом другую, и вроде даже третью.
Нас встречали на перроне мои знакомые и Коляна, как он говорил, - друзья, - но у него не было друзей. Нет он не врал, он лукавил. Встреча была с бутербродиком, позднелетней зеленью, помидорами- огурчиками и чем-то значительно более крепким чем пиво. Короче, хлеб соль на новый лад, - душевная такая встреча.
Надушевившись на перроне электрички, мы поплелись собственно на дачу. Там мы продолжили тем же ударным темпом под разговоры:
- А какой сегодня день недели?- как-то резко спросил я.
- Среда кажется, - ответил Колян.
- Но вам никому не надо на работу? – недоумевая спросил я.
- На работу, - Колян задумался, - на работу?
- О, ну, ты сейчас получишь! – захохотали парни хором вместе разом.
Колян встал, пошатываясь, и довольно грубо, но не зло поднял меня за плечо из-за стола. Я даже немного испугался думая, что может Коляна переклинило и сейчас я действительно получу в морду. Из кухни через небольшую дачную прихожую он вытолкал меня на открытое крыльцо. Я даже не заметил, что уже стемнело, так быстро пролетело сегодня время.
В нос ударил жирный, переполненный стрекотом кузнецов переростков воздух конца лета.
- Вдыхай, - сказал властно Колян, - вдыхай, вдыхай, - быстро повторил он, - А теперь взгляни вверх!
Я поднял голову. Чистое звездное небо расстелилось надо мной. Да другого слова пожалуй и не найдешь, - все как у классиков. Я с трудом различил ковш Большой Медведицы, который последний раз видел в памятном походе еще в школе. Других звезд к глубокому сожалению и такому же непомерному своему стыду я не знал. Изрядно пьяный и притравленный чистым воздухом, я заторможено, задрав голову, не мог оторваться от этого вида.
Колян с некоторым усилием руками поправил мне голову, как новому, еще не разработавшемуся манекену.
- Так вот ответь мне, – продолжал пошатываясь он, - ты думаешь они здесь только по субботам и воскресеньям, а в остальные дни они работают? Или как минимум прячутся?
Что тут возразишь?
- Вряд ли, - буркнул после паузы я.
- Правильно, вряд ли. – Колян поводил указательным пальцем перед моим лицом, - А я знаю, где они работают и где прячутся,- в твоей голове, -при этом постучал по моей голове указательным пальцем. – Нигде больше, нигде. И в головах таких как ты, коих большинство.
Я задумался насколько было возможно думать в моем и Коляна состоянии.
- Нет, я скажу тебе, я скажу, - продолжил также Колян, - вот ты думаешь, что я дурачок, что вот мне просто ничего не хочется делать. А вот и нет! - громко и насколько можно быстро сказал он, опять покрутив передо мной своим указательным пальцем. – Я просто слишком умен, чтобы делать то, что от меня требуют другие. Нет, ты подумай, хотя бы при одном строе большинство людей выступало за него? – Нет, лишь сильное меньшинство. Ни раб при рабовладении, ни крестьянин при феодализме, не рабочий при капитализме или без разницы коммунизме не испытывали особого счастья. Хотя сомневаюсь, что у кого либо есть понятие о нем. – Он смачно мыслительски потер себе лоб.
Звезды кружили голову, алкоголь все значительно упрощал, и я почувствовал, что вправе перейти на панибратство. Хлопнув его довольно сильно по плечу, я гордо изрек:
- И что ж, Колян, ты предлагаешь?
Колян оценивающе окинул меня с ног до головы, сложил и вытянул губы, потер подбородок:
- Типа подловить меня захотел? Типа я идейку кинул и в кусты? А вот и нет! – Колян скрутил фигу,- я думал над этим… Да, думал… Все эти модели подразумевают принятие одной из сторон. Причем хитро подразумевают,- так как лучшая сторона формально свободна, но фактически занята. Причем все люди живут мечтой – либо перейти в лучшую касту либо в ней удержаться. Но есть третий путь – забить. Подумай, чего ты хочешь в конечном итоге? Это ж ты, по-моему, втирал там про потребности по Маслоу, есть- пить, спрятаться, быть не хуже других, быть лучше других и в конце- концов быть лучше себя.
- Может и я, -поддакнул я, - и что дальше.
- Дальше – больше. Я в принципе сыт. Я ни кого не боюсь, а потому ни от кого не прячусь. И это относится к моему физическому базису. А теперь самое интересное – моя моральная надстройка. Что значит быть не хуже или лучше других? – Судьи кто? И что значит как все – просиживать штаны, отбывать номер, влезть в иерархию. И вот мы приходим к простой истине – иерархия прежде всего выгодна ее главенствующим элементам и это только они будут парить тебе мозги, чтобы тобой управлять в ней давая тебе эфемерную надежду стать этим элементом. И может кто-то и станет – единицы, но большинство увязнет на стадии низших элементов. И это будет в принципе их добровольный выбор. Они будут не хуже всех. А ты забей, забей бесповоротно, перескочи через «как все», и «лучше других» и сразу становись лучше себя. Играй по своим правилам.
Я задумался. Парень не такой уж простак за коего хочет сойти. Логика какая-то есть.
- А как же коллективное бессознательное? Когда счастье от того, что как все, когда на футболе рвешь глотку? Ты, кстати, то же. Как же: «За Родину!», «За Сталина» и экстазная пуля в лоб? Как же это?
- Не, ну, хочешь пулю, - получай пулю! – Ухмыльнулся он, - а если серьезно, то я действительно этому не чужд. Но я об этом знаю и я могу это дозировать. Ведь если ты знаешь, что ты сумасшедший, то это вроде уже и не правда. Надо это контролировать, пытаться. У меня тоже подъем, тоже хочется порвать всех, но чем дальше тем мне легче. Здесь у меня тоже теория: должны быть точки связи. То есть не зависеть не от чего полностью. Есть надо - спору нет. Поэтому я иногда работаю, но штанов не просиживаю, не зеваю, не жду заводского звонка конца смены. Скуку лечить тоже надо – иногда бью морды на матчах, баб опять же не сторонюсь. Но это лишь точки. Точки связи с внешним миром.
- А живешь чего ж ради? – спросил я.
- А хер его знает, - А нет вот, - ради поиска. А ты?
- Наверно, просто – хер его знает.
- Еще выпьем? - спросил Колян.
- Мне тогда будет плохо, - признался я.
- Тебе и так будет плохо, а так хоть на меня свалишь вину перед своей совестью.
- Наливай.
Так продолжалось две недели. Пока одним раннее осенним утром все не кончалось также внезапно как и началось.
На новой машине хозяина дачи мы ехали, как мне показалось, за пивом. По проселочной дороге автомобиль ехал бойко, не сбавляя ниже сотни. По радио шли песни прошлых лет, которые не сильно-то жаловал Колян. Да мне они не очень-то нравились.
- Переключи на что-нибудь другое, - бросил Колян.
- Да, да, - переключи, - поддакнул я.
Водитель согнул голову и, глядя на приемник, начал искать другой канал. А закончил в огромном дубе.
Спереди не было ничего, кроме месива с примесью металла. Но, я сидел сзади.
Я ничего не успел почувствовать, не было ни вспышки, ни страха, ни бьющегося бешено сердца. Не было ничего. Это и есть наверно шок.
Я с трудом открыл двери и вылез. Из под искореженной передней двери пассажира, где еще несколько минут назад сидел живой Колян, текло нечто красно-серое. Оно мне не понравилось.
Еще я лишь запомнил пожилую женщину, проезжавшую мимо на велосипеде. Точнее ее голос и фразу, которую я тогда естественно не понял:
- Боженьки, который раз уже в этот дуб въезжают. Боженьки. Я в деревню за помощью.
Я тупо поплелся в лес. Ни приветствий, ни прощаний. Был Колян и нет его, вот такое вот кино. И уже в который раз. Хотя в тот момент, уходя в лес, я естественно так не думал.