«Любовь – это то, что случается с мужчинами и женщинами,
когда они не знают друг друга».
Сомерсет Моэм.
Смотрины состоялись в 22.00 по местному времени супер-пунктуально, что совсем не присуще грекам. Катерина, наряженная в голубовато-бирюзовое шёлковое платье до пят, с собственноручно написанными по нём пейзажами острова Санторини, и в серебристые босоножки на тонюсеньких ремешках, была на подходе. Намеревалась специально опоздать, но не получалось. К счастью, по пути встретила гречанку Мелису, знакомую по Гамбургу, со взрослой дочерью, которой по молодости лет дала немецкое имя Хайкэ. Мечтала, как можно скорее, интегрироваться в немецкое общество, а теперь вот насовсем вернулась в Грецию. Катерина прихватила их с собой, почти землячек, для компании и в качестве дополнительных переводчиц.
Из-за старого толстенного оливкового дерева, стоящего на пути, они подглядывали, как из новенькой алой «Ауди» вышли двое. Знакомый Мелисе элегантный водитель по имени Парис вышагивал впереди, за ним топал, видимо, кандидат в женихи. Ростом – выше среднего, косая сажень в плечах, с крупными, грубоватыми чертами лица, «приодетый» в новую чёрную футболку, джинсовые шорты. Ступал уверенным шагом в сандалиях-шлёпанцах с увесистым рюкзаком за спиной и мандолиной в руке. Они уселись за большой стол с надписью «зарезервировано» в уличном кафэ. Первое, что изумило Катерину – необычайно громкий, сильный тембр голоса незнакомца во время приветствия хозяина таверны. Она поспешила вместе с гамбургскими подругами занять неожиданно освободившийся четырёхместный столик напротив. Предварительно пошептавшись с мужчинами, Костас резко подошёл к ней, спросил:
–– Ну и как тебе Макис? Пойдёт?
–– Думаю, у него, вообще, нет шанса не нравиться женщинам с такой шикарной лысиной, – ответила она слегка грубоватой шуткой на немецкий лад.
–– Всё в порядке! Воспылала страстью, – громко объявил Костас по гречески и, махнув рукой, позвал наречённого жениха поближе.
Искренняя улыбка озарила лицо Макиса. А большие серовато-зелёные глаза, по детски любознательные, как-будто впервые открывшиеся в этот день, выдавали его радость и неподдельный интерес. Он вскочил с места, подошёл к ней, представился и любезно пригласил всех женщин за свой стол. Усадил Катерину рядом, смело взял за руку, улыбнулся, посмотрели друг другу в глаза. Открытый, умный взгляд честного человека и настоящего мужчины. Так ей показалось. Что уж таиться… Понравился он ей. И даже очень! Она же была Макису неведома и непостижима, как китайский алфавит, но вместе с тем он инстинктивно почувствовал понятливость, быстроту и чёткость её взгляда, которые Бог раздаёт женщинам неглупым и искренне любящим жизнь. А её осенняя красота «бабьего лета», женственность и кротость просто сразили его наповал. Подумал: «Как там в «Крейцеровой сонате» у Льва Николаевича? Как только подошёл, так и подпал под её дурман и ошалел».
Дальнейшее знакомство продолжилось с вручением подарков дамам. Макис всё доставал и доставал из рюкзака стеклянные банки-закрутки в зиму с чёрными, зелёными, красноватыми, крупными или мелкими оливками. Дарил засушенные ветки пахучих приправ, ароматные размельчённые листья травяных чаёв, упакованных кустарным способом в бумажные пакетики с греческими надписями от руки. «Вы с ума сошли! Меня же не пропустят с этими склянками в самолёт», – сопротивлялась Катерина, сожалея, что сказала Костасу, как она остерегается скряг.
С удовольствием наблюдала за движениями его сильных, грубых и чересчур загорелых, огромных, как две лопаты, рук. Не смотря на предполагаемый Катериной интеллект, в нём отчётливо просматривался простолюдин. Подсознательно почувствовала, что жизнь с ним была бы для неё, женщины, уже с западно-европейским менталитетом, полным абсурдом. Но удивительно, оказывается, она жаждет себе такого абсурда! Оправдала своё желание примерами из истории, когда первобытная сила и грубое здоровье привлекало даже пресыщенных и неприступно-гордых римских матрон. «А мы, современные женщины, разве не такие?» – подумала она. И всё-таки, искала повод удостовериться действительно ли Макис читал «Анну Каренину». После третьего глотка вина, не в силах далее скрывать любопытство, осмелела:
–– Я слышала, Вы тут в зимние вечера расссказываете небылицы о русских женщинах. Якобы они бросаются под поезда из-за неразделённой любви .
–– Я? Небылицы? Под поезда? Ха-ха-ха! – он разразился здоровым, громким смехом, – а, впрочем, да, всё верно. Имел в виду вашу Анну Каренину.
–– Судя по всему прочли роман до конца.
–– Буквально, проглотил. Ему же нет равного в мировой литературе романа о любви.
Подошедший в этот момент с большим подносом Костас (важных гостей он обслуживает лично сам), вставляет в разговор свои пять копеек:
–– Анна Каренина… Далась ей эта любовь? Сделала всех несчастными. Разврат и похоть – моё мнение. Мне этот фильм не понравился!
–– А мне очень понравился! За всё сладкое в жизни людям приходится горько расплачиваться, – категорично утверждает Мелисса, подцепляя на вилку маринованного осьминога, а её девятнадцатилетняя дочь Хайкэ, подняв бокал с вином, пафосно произносит общеизвестную истину:
–– Полюбите! И вы поймёте, как прекрасна жизнь! Ямас! (На здоровье).
–– За любовь в любом возрасте! Ямас! – поддерживает мнение девушки Макис и добавляет, обращаясь лично к Катерине, – без любви можно жить, но как? Алифия, психи му? (Правда, душа моя?)
–– Да, – тихо отвечает она, как будто, боясь спугнуть появившуюся надежду на последнюю свою любовь. Говорят, она бывает такой же прекрасной, как и первая в 17 лет, но гораздо надёжнее, потому, что – с мозгами. Ведь, по сути, она неудачница, так долго стоЯщая в очереди за счастьем. Неудачница, из огромного числа красивых и стОящих женщин, исполнивших долг перед природой, обществом, родственниками, но никому не пригодившаяся по настоящему. В предвкушении чего-то большого, основательного, которое должно непременно свершиться в её жизни, не смотря ни на что, она не смела шелохнуться. Макис, как загипнотизировал.
Выражение её лица в этот момент поразило его удивительной тонкостью, правдивостью и, даже, одухотворённостью, какие придают людям перенесённые в прошлом страдания. Катерине расхотелось дальше дискутировать. Звёздное небо над головой, его покачивающееся отражение в море, свежесть ночной прохлады и дурманящие запахи цветов усиливали зарождающееся чувство. Подогретая вином, каждая клеточка её тела напряжена ожиданием. «Только бы не разочароваться, только бы...», – проносится в голове. Макис берёт в руки мандолину, поёт мелодичную греческую песню "Спрячь меня в своих объятьяъх":
Хочу быть рядом с тобой,
Быть светом и тенью твоей.
Слезинкой на ресницах твоих,
Когда жизнь нас разлучает.
Припев:
Возьми меня!
В свои мечты возьми меня.
Спаси меня!
От всех невзгод спаси меня.
Спрячь меня!
В объятьях жарких спрячь меня.
Хочу любовь твою навсегда,
Быть вечным амулетом твоим,
Таять свечой в гибких руках твоих,
Когда я возвращаюсь с моря..
Потом хочу затеряться с тобой
В пылких и сладких поцелуях наших
И, чтобы чувствовали мы всегда
Одно и то же одновременно.
Катерина уже явно представила себя, спрятавшуюся в его крепких, жарких объятиях. Но вопреки её возвышенным чувствам и мечтам дружок его Парис, решив блеснуть интеллектом, съехидничал цитаткой на греческом: «Любовь – это история жизни женщины и всего лишь – эпизод в жизни мужчины». Ранее Парис проживал и работал в Вене преподавателем в университете, а также – переводчиком. Холостым вернулся на родину в свой большой дом дохаживать пожилых родителей; в Греции считается большим грехом и позором сбывать мать или отца в Дом престарелых. Поскольку, произнесённая им цитата, женщин сильно возмутила, все одновременно принялись её оспаривать и переводить на свой лад. Спутались гамбургский и австрийский диалекты с вкраплениями греческого языка и даже древне-греческого. К счастью Катерины, смысловой эффект цитаты потускнел. Но Парис, по видимому, типичный неудачник в любви, наперекор всем упорно проводил свою линию:
–– И, вообще, любовь есть эгоизм, один – любит, другой – позволяет себя любить. Так по какому праву жизнь другого человека берётся в аренду? Короче, любовь это чёрт знает что… Вносит в жизнь хаос. Приходит неизвестно откуда и исчезает неизвестно куда.
–– У нас совсем не аффинити (сообщество единомышленников). Парис, и всё-таки, не смотря ни на что, любовь – это божий подарок, огромное счастье! Правда, душа моя? – опять обратился к Катерине Макис.
–– Ты предпочитаешь земную или небесную? – она запросто перешла на «ты».
–– Я? Страстную!
–– Она опасна! В ней есть несогласие с разумом. К тому же, она быстро заканчивается.
–– Значит это была не любовь, а так… Я люблю опасности. Часто выбираю риск. И, вообще, никогда не иду туда, куда идут все.
–– В этом мы с тобой похожи.
–– Тоже любишь опасности? Это надо проверить на рыбалке в открытом море.
–– Ну так, пригласи.
–– Завтра. В пятницу. Подходит?
–– Каким способом будем ловить: с берега, с лодки, под водой? – ни секунды не раздумывая, деловым вопросом Катерина выразила согласие, так как с Макисом она с радостью отправилась бы пешком на край света и даже в качестве космонавта во Вселенную.
–– Сначала у берега, потом с лодки. Пойдём в открытое море, где жирует рыбная элита. Хочешь вечером, светлой ночью или на рассвете?
–– Я жаворонок, с удовольствием встречу с тобой и уловом рассвет.
–– И под звон колокольчиков на удочках, – добавил романтики Макис.
На фото: Обложка книги автора "СПРЯЧЬ МЕНЯ В СВОИХ ОБЪЯТЬЯХ" о приключениях в Греции.
Продолжение здесь http://proza.ru/2017/11/20/29
Начало здесь http://proza.ru/2022/07/28/539