Глава 3. 4 Обалдемон

Виорэль Ломов
Елена Прекрасная
Повесть

На мне сбывается реченье старое,
Что счастье с красотой не уживается.
И.В. Гёте

Часть III
Как должно

А я не признаю реализма. Я — за магию. Да, да, за магию! Я хочу нести ее людям. Заставлю их видеть факты не такими, как они есть. Да, я говорю не правду, не то, как есть, а как должно быть в жизни. И если тем погрешила, то будь я проклята именно за этот грех — ничего не имею против…
Теннесси Уильямс

Глава 3.4 Обалдемон!

После душноватой презентации публика повалила на свежий воздух — поостыть, выпить и закусить под черным мерцающим небом взморья. Отдыхающим открыли объятия кафе на площадке перед главным корпусом санатория, кафе на пляже и скрытый в бамбуковой рощице «Хуторок». Туда и повели организаторы вечера Алексея и тех, кто был с ним, а также самых уважаемых гостей санатория, в том числе Адама Райского, яркую даму, охочую до незамедлительных ответов молодых людей, и дюжину известных и неизвестных деятелей искусства. За минуту, пока взрослые шли к месту заслуженного застолья, они едва не оглохли от воплей аниматоров и детворы, победно завершавших на асфальте игру в пионербол.
Ничто не беспокоило отдыхающих посетителей «Хуторка». Разве невидимый комар прожужжит над ухом да укусит в щиколотку — совсем как укор совести подступит к сердцу, а уколет что-то там в голове.
За столиком с Алексеем расположились Кольгрима с Еленой, Адам Райский, яркая дама, назвавшаяся Каролиной, и начинающий фотограф Миша. Тот, как банный лист, прилепился сначала к Алексею, расспрашивая его о тонкостях работы с моделями, а потом к Елене, тут же предложив ей сняться в сессии ню.
— Что, прямо здесь? — спросила Елена.
— Нет, зачем же, тут народ.
Чтоб юноша отвязался, Лена поцеловала Алексея в щечку, и Миша, похоже, аргумент понял.
Каролина объяснила, что ее имя означает «королева», а Райский компетентно заявил, что Адам — это человек из глины, самый первый из людей — «первочеловек», и что имя это носят только великие люди. Елена проиллюстрировала мысль режиссера, назвав экономиста Адама Смита и поэта Адама Мицкевича, начинающий фотограф вспомнил певца Сальватора Адамо, а Кольгрима добавила туда же еще всестороннего деятеля Адама Черторижского и невезучего автомобилиста Адама Козлевича, владельца «Антилопы-Гну».
— Еще у меня семь приятелей в Израиле, и все, как один, Адамы, — сказала тетушка. — А там они все великие, все «первочеловеки».
Каролина усиленно хлопала накладными ресницами, соображая кого бы привести еще в качестве примера, но вспомнила только Адама и Еву.
— А вы, юное создание, — обратился первочеловек к Елене, — как я понял, Елена. Истинно Елена Прекрасная!
— Поняли верно, — согласилась девушка. — Истинно так.
— А вы, Алексей, — не унимался Райский, — удивительно похожи на фотографию Модильяни. Мне даже на мгновение показалось, что это вы.
— А чего казаться. Я и есть, — засмеялся Алексей.
— Вы прямо, как верховный бог, хотите всем дать имена, — съязвила Елена, порадовав тетушку.
— Ну, скажем, не верховный бог…
— Достаточно того, что бог кинематографа, — сказала Лена. — Значит, имеете право.
Райский расплылся в умилении самомнения.
— Улестила, племянница! — шепнула Кольгрима ей на ушко. — Так держать!
— А я верховный жрец, — пошутил начинающий фотограф Миша, — от слова «жрать». Люблю стол с едой!
— Да кто ж, голуба, не любит стол яств? — спросила больше саму себя Кольгрима. — Лишь бы на нем ничего другого не стояло.
Все знали, что они любят, не медля заказали это, и официант быстренько нагрузил стол яствами и выпивкой. Тосты взял на себя говорливый режиссер, умудряясь всякий раз сообщать о своем участии еще в одном международном или российском конкурсе и очередном дипломе или статуэтке. Все поздравляли участника и лауреата и опрокидывали рюмки и бокалы, пока всем не стало просто хорошо. Но вокруг столика пока не танцевали и на него не лезли. Может, потому что рядом спокойно трапезничали другие народные лица.
За ужином Райский сыпал анекдотами, а когда на столе опустело, увел Елену танцевать на площадку перед главным корпусом. Он не отпускал девушку, станцевав с нею три танца кряду. Каролина же вцепилась в Алексея и рассказывала ему что-то жутко интересное, сопровождая щебет порханьем ресниц и улыбками-удавками. Пришлось бедняге танцевать с ней. Когда пары удалились, Миша услаждал Кольгриму пространными рассуждениями о расцвете российского искусства, рэперах и новых версиях смартфонов с двумя дисплеями. Тетушка искусство и певцов еще терпела, но от двух смартфонных экранов пришла в экстаз. С трудом сдержав себя, спросила:
— А зачем два экрана? Одновременно смотреть? Окосеть можно! Моему родственнику Змею Горынычу, может, и подошел бы, хотя ему лучше три дисплея, по одному для каждой башки.
Миша глядел на Кольгриму широко открытыми глазами, не понимая, шутка это (аллюзия по-научному) или иная стилистическая фигура речи. Поскольку трехглавые змеи не укладывались в его жизненную концепцию, он продолжил объяснять, какой смартфон с двумя дисплеями круче — Yotaphone, Hisense A2 Pro или Meizu. Хорошо в это время вернулись пары с танцев, что дало возможность начинающему фотографу в дальнейшем совершенствовать свое мастерство.
За соседними столиками скучно пили, скучно ели, скучно перебрасывались словами, и даже не ходили танцевать. Кольгрима, заметив, что Алексей и Елена оба «хороши» и опасаясь, как бы это не возымело нежелательного развития событий с участием алчных Адама и Каролины, решила слегка позабавить публику.
Когда все уселись за стол и разлили вино, Райский, уже не вставая с места, в пятый раз произнес вариативный тост за прекрасных дам, В этот момент Алексей неожиданно преобразился. На нем оказалась желтая, как лимон, куртка, перехваченная красным льняным кушаком, перед ним лежала синяя папка, а в зубах был зажат карандаш. Преображенный фотохудожник хрипло крикнул:
— Papa Libion! Absinthe avec le champagne!*
___________________________
* Папаша Либион! Абсент с шампанским! (фр.)

Не обращая внимания на удивленных до икоты Адама и до немоты Каролину (Миша и без этого добрался до грани онемения), новоявленный тип вынимал из папки листы бумаги и рисовал на них эскизы. Похоже, он хотел передать что-то одно ему видимое, так как вовсе не смотрел на модель. Райский собирался уже спросить дам, что это с Алексеем, но вместо Елены и Кольгримы увидел молоденькую брюнетку в милой шляпке, в изящном, но старомодном платье вызывающе красного цвета и шатенку, тоже в шляпке, но в более скромном и тоже несколько старомодном платье в крупную продольную полоску. Стол перед дамами был чист, никаких крошек и следов пиршества. Шатенка и брюнетка, тоже не глядя ни на кого, очевидно пребывая в своем недоступном окружающим времени, потягивали из изящных чашечек кофе. И какой там портрет, какие обнаженные тела, господа? Какая ню? Видели бы вы эти белые руки, из-за которых мужчины потеряют головы!
Обомлевшие Адам и Каролина сдулись, как два шарика, и на цыпочках покинули кафе, боясь повернуться и увидеть еще что-нибудь такое, что было за гранью их разумения и выше их эротических и социальных фантазий.
Миша сидел напротив троицы и не иначе как в трансе повторял:
— Обалдемон!.. Обалдемон!.. Обалдемон!..
За соседними столиками спросили друг друга: «Вы что-нибудь заметили?» — и продолжили насыщаться, переваривать пищу и информацию. А вот действительно обалдевший официант, привыкший ко многим закидонам артистов любых жанров и уровней, молча уставился со своим коллегой на трех оборотней и на заколдованное место, боясь подойти к нему и положить на стол счет.

Рисунок из Интернета