Самоубийца ли Чулкатурин?

Мита Пе
Herz, mein Herz, warum so traurig?
Сердце, мое сердце, почему так грустно?
Чулкатурин.

Иван Сергеевич Тургенев написал совершенно изумительное произведение "Дневник лишнего человека".  Известно, что Тургенев писал стихи в прозе, но чтобы целая повесть производила впечатление одного большого стихотворения – это исключительное явление! Но я хочу поразмышлять не о художественных достоинствах повести, а о жизненной трагедии её героя.

Сюжет повести достаточно банальный.
Некто Чулкатурин тридцати лет от роду болен чахоткой, и жить ему осталось недели две.  Он решает отобразить свою прожитую жизнь в дневнике и каждый день записывает по кусочку воспоминаний: "Э! расскажу-ка я самому себе всю свою жизнь. Превосходная мысль! Перед смертью оно и прилично и никому не обидно".
Но  его жизнь оказалась короткой и  уместилась в описание любви к девушке Лизе.   

Образ героя Чулкатурина вызывает ассоциации с самим автором повести Иваном Сергеевичем Тургеневым и напоминает некоторые факты из  биографии писателя, недаром Тургенев признавался, что  "в этом произведении схвачен кусок подлинной жизни". 

Уже в самом начале чтения у читателя возникает доброе отношение к герою повести, хотя он сам называет себя невезучим, ненужным и  лишним:  "Во все продолжение жизни я постоянно находил свое место занятым, может быть оттого, что искал это место не там, где бы следовало".

С лёгкой руки Тургенева термин "лишний человек" обрёл в русской литературе вполне определённое значение. К лишним людям стали причислять всех представителей русского дворянства, которые были разочарованы окружающей действительностью  из-за невозможности реализовать свои  способности. 

Размышляя о том, почему Чулкатурин считал себя лишним, я  опять убеждалась  в смысловой точности  известного высказывания "мы все родом детства".  Из счастливого детства вырастают счастливые люди, из несчастливого - несчастливые. 

У  Чулкатурина  детство было несчастливым, оно прошло, по его словам,  "дурно и невесело". Мальчик рос в семье единственным ребёнком, которого, по идее, должны были любить, лелеять, баловать, питать любовью, как  солнце питает цветок. И, действительно, родители  любили сына, но "от этого ему не было легче".

Мать Чулкатурина была властная, но добродетельная дама, отец был "страстный игрок". 
Чулкатурин пишет в дневнике: "Мать моя  <…> обращалась со мной всегда одинаково, ласково, но холодно. В детских книгах часто встречаются такие матери, нравоучительные и справедливые. Она меня любила; но я ее не любил. Да! я чуждался моей добродетельной матери и страстно любил порочного отца".

Сын чуждался своей матери, то есть отказывался от какой бы то ни было материнской любви, а это всегда приносит вред детской душе. Чулкатурин видел, что его мать была вечно занятой по дому, "она ни разу не отдохнула, не сложила рук; она вечно копошилась и возилась, как муравей, – и без всякой пользы".  Смысл жизни эта женщина видела лишь в труде и в беспокойстве о муже-игроке, это были те причины, которые отодвигали её женственность и материнство на второй план.

Мальчик жил и рос дома один, лишённый даже сверстников. Чулкатурин невесело и саркастически отмечает это в Дневнике: "Да и чем бы стала заниматься моя матушка? На то и дети, чтоб родители не скучали".

Мать любила сына, но любила "про себя", молча, в то время как сын хотел быть частью своей матери, ощущать единение с ней, чувствовать нежные материнские прикосновения. 

Почему так важна материнская любовь?
Потому что тот, кто ощущает себя с матерью единым целым в их общей душевной близости, способен чувствовать единение со всем миром.  Такой человек гармонически воспринимает всё вокруг себя,   обретает единение с отцом, с сестрами, братьями, с дедушками и бабушками, со всеми  родственниками и  с друзьями. Он чувствует единение с самой жизнью. 

Если нет любви от матери, то ребёнок ищет её у отца, каким бы тот ни был.  Отец любил сына, и маленький Чулкатурин  отвечал ему горячей любовью, но их обоюдная любовь имела горький привкус от невозможности открыто проявлять свои чувства. "Отец не имел в собственном доме никакой власти и никакого значения <…> старался по крайней мере своим постоянно ласковым и скромным видом, своим уклончивым смирением заслужить снисхождение своей примерной жены". 

Здесь обязательно надо привести цитату, которая ярко показывает отношения отца и сына:

Отец "ласкал меня украдкой, как бы сам боясь заразить меня своим присутствием. Но искаженные черты его дышали тогда такой добротой, лихорадочная усмешка на его губах сменялась такой трогательной улыбкой, окруженные тонкими морщинами карие глаза светились такою любовью, что я невольно прижимался моей щекой к его щеке, сырой и теплой от слез. Я утирал моим платком эти слезы, и они снова текли, без усилия, словно вода из переполненного стакана. Я принимался плакать сам, и он утешал меня, гладил меня рукой по спине, целовал меня по всему лицу своими дрожащими губами. Даже вот и теперь, с лишком двадцать лет после его смерти, когда я вспоминаю о бедном моем отце, немые рыдания подступают мне под горло и сердце бьется, бьется так горячо и горько, томится таким тоскливым сожалением, как будто ему еще долго осталось биться и есть о чем сожалеть!"

Цитата длинная, но её никак нельзя сократить, чтобы не нарушить созданный воображением образ двух любящих людей. Отец и сын плачут, и у читателя тоже проступают слёзы. Иван Сергеевич знал, о чём писал!  Если Чулкатурин чувствовал холодную любовь матери, но горячую любовь отца, то Тургеневу повезло меньше: его мать тоже не имела к сыну искренней привязанности, а отец, хоть и занимался воспитанием сына, но душевной близости к нему не испытывал. 

Отец Чулкатурина умер, когда сыну было 12 лет.  Смерть отца произвела на мальчика неизгладимое впечатление: "Я бросился на грудь отцу, обнял его, залепетал: "Папаша, папаша..." Он лежал неподвижно и как-то странно щурился. Я взглянул ему в лицо - невыносимый ужас захватил мне дыхание; я запищал от страха, как грубо схваченная птичка".

И вот тут Тургенев пишет очень важную подробность: "Ни одной мысли у меня не было в голове; я весь отяжелел, но чувствовал, что со мною совершается что-то страшное... Смерть мне тогда заглянула в лицо и заметила меня... "

Возможно, читатель не обратит внимания на эту фразу, поглощённый дальнейшим чтением, но Тургенев именно ею обозначил  порог душевного состояния Чулкатурина – порог-черту,  перекрывающую  путь к его дальнейшему душевному развитию. С этого момента Чулкатурин застрял на том пороге, и потерял возможность перешагнуть  через него. Этот порог – стресс страха, который отразился на всей  последующей жизни Чулкатурина.

Вместе со смертью отца из души мальчика ушла любовь, и он почувствовал себя никому ненужным. А если ненужный, значит, лишний: "Лишний, лишний... Отличное это придумал я слово. Чем глубже я вникаю в самого себя, чем внимательнее рассматриваю всю свою прошедшую жизнь, тем более убеждаюсь в строгой истине этого выраженья. Лишний - именно. К другим людям это слово не применяется...". "Про меня ничего другого и сказать нельзя: лишний - да и только. Сверхштатный человек - вот и все".

В одной из записей дневника Чулкатурин упомянул случай. 
"Помнится, однажды ехал я из Москвы в дилижансе. Дорога была хороша, а ямщик к четверке рядом припрег еще пристяжную. Эта несчастная, пятая, вовсе бесполезная лошадь, кое-как привязанная к передку толстой короткой веревкой, которая немилосердно режет ей ляжку, трет хвост, заставляет ее бежать самым неестественным образом и придает всему ее телу вид запятой, всегда возбуждает мое глубокое сожаление. Я заметил ямщику, что, кажется, можно было на сей раз обойтись без пятой лошади... Он помолчал, тряхнул затылком, стегнул ее взатяжку раз десяток кнутом через худую спину под раздутый живот - и не без усмешки промолвил: "Ведь, вишь, в самом деле, приплелась! На кой черт?"

Чулкатурин и есть, образно говоря, та самая пятая, лишняя,  лошадь: "На мое появление природа, очевидно, не рассчитывала и вследствие этого обошлась со мной, как с нежданным и незваным гостем".

Представив себя в детстве под прицелом смерти, Чулкатурин впал чувство страха перед жизнью, а испуганный человек не способен правильно оценивать себя и свои чувства, он начинает путать  причину со следствием. На момент смерти отца Чулкатурин был ещё ребёнком, и ему ещё можно было помочь. Большую ошибку надо исправлять, пока она маленькая, но никто не помог мальчику, мать была далека от него, хоть и рядом, а другого мудрого человека не было рядом и подавно.

Стресс страха перед жизнью укрепился в Чулкатурине и начал отравлять его сознание. Возник замкнутый круг, в котором бегала  одна и та же мысль, а это – застой, в конечном счёте губящий человека.
Все проблемы надо решать в срочном порядке сразу после их возникновения, но никто не помог  мальчику Чулкатурину объяснить природу его страха, и чем старше он становился, тем привычней  держался за свои взгляды, и додумался до того, что он – лишний.

Не бывает лишних людей. Если ты родился на этот свет, значит, самому Богу было угодно для чего-то дать тебе жизнь. Надо понять – для чего, поискать дорогу, а не  топить себя ещё глубже под грузом неправильных понятий и принципов.

Что удивительно, Чулкатурин и сам это понимал: "Несчастие людей одиноких и робких - от самолюбия робких - состоит именно в том, что они, имея глаза и даже растаращив их, ничего не видят или видят все в ложном свете словно сквозь окрашенные очки".

Люди, подобные Чулкатурину,  не понимают (и никто не научит), что  прежде всего надо переделать себя.  Внутренний голос  заставил Чулкатурина начать вести дневник, как ещё одну попытку самоспасения. Ведь записывая день за днём и попутно анализируя прошедшие события, человек может осмысленно взглянуть на самого себя, заметить негатив и  захотеть себя изменить.

Возможно, Чулкатурин хотел (с очень большим трудом) пересмотреть убеждения о своей "лишности", но болезнь, возникшая именно по этой причине, не дала ему времени.

Бедный Чулкатурин, почему же он так упорно считал себя лишним? Ведь у него было всё, как у множества других людей: "Родительский дом, университет, служение в низменных чинах, отставка, маленький кружок знакомых, чистенькая бедность, скромные удовольствия, смиренные занятия, умеренные желания…"
Всё, как у всех!

Чулкатурин очень хотел быть и жить "как все", но в нём  вдруг поднималась страшная тревога, и он начинал заниматься въедливым самокопанием: "Я разбирал самого себя до последней ниточки, сравнивал себя с другими, припоминал малейшие взгляды, улыбки, слова людей, перед которыми хотел было развернуться, толковал все в дурную сторону, язвительно смеялся над своим притязанием "быть, как все", - и вдруг, среди смеха, печально опускался весь, впадал в нелепое уныние, а там опять принимался за прежнее".

Чулкатурин предполагал, что причина его мнительности, застенчивости, раздражительности в том, что он болен, а болен от  излишнего самолюбия или вследствие неудачного устройства его особы. Его убеждения и   бесплодная "кропотливая  возня"  с самим собою исподволь делала своё чёрное дело, и Чулкатурин чувствовал, что он, как личность, разрушается.

Он ощущал себя "пустым местом" и находил  подтверждение этому даже в поведении знакомых: они при встрече с ним то отводили глаза, то торопливо здоровались и отходили в сторону и "даже некоторое время оставались потом неподвижными, словно силились что-то припомнить".

Когда человек болен и не умеет исцелиться,  судьба посылает ему, как последнее спасение,  возможность ощутить великую и животворящую силу Любви.  Чулкатурин полюбил Лизавету Кирилловну 17-ти лет от роду.  Он ощутил в себе благотворные волны любви, и его душа ожила от этого живительного чувства. Тургенев поэтично-возвышенно   описывает состояние Чулкатурина, когда тот понял, что любит Лизу:

"Если б во мне хоть что-нибудь напоминало цветок и если б это сравнение не было так избито, я бы решился сказать, что я с того дня расцвел душою. Все во мне и вокруг меня так мгновенно переменилось! Вся жизнь моя озарилась любовью, именно вся, до самых мелочей, словно темная, заброшенная комната, в которую внесли свечку. Я ложился спать и вставал, одевался, завтракал, трубку курил - иначе, чем прежде; я даже на ходу подпрыгивал - право, словно крылья вдруг выросли у меня за плечами".

Лиза сначала благосклонно принимала молчаливую любовь Чулкатурина и, возможно, ответила бы ему взаимностью, но тут появился петербургский гость, яркий и обворожительно-обольстительный князь N, и Лиза отдала ему своё сердце. Чуткий, как все влюблённые,  Чулкатурин почувствовал опасность в ухаживаниях князя и хотел предупредить Лизу, но она отстранилась от Чулкатурина, как от пустого места. 

Излечение любовью не получилось, но любовь оставила в Чулкатурине след, хотя не стала его спасительницей. Пренебрежение Лизы окончательно  убедило Чулкатурина в своей вселенской ненужности, что поставило точку в состоянии его здоровья.  1 апреля Чулкатурин  умер. Причина смерти – чахотка.

Чахотка (от слова "чахнуть")  или  "туберкулёз лёгких"  - болезнь, возникающая на почве длительных нервных переживаний, причина которых кроется в возвышенности чувств человека, несовместимые с условиями его существования.  Больные чахоткой принимают мир, как враждебный,  и отрицают его, тем самым отрицая себя. Если сказать короче, то чахоткой заболевают от внутренней несвободы.

Вспомним тот момент, когда умер отец Чулкатурина? Мальчик вдруг подумал, что смерть заприметила его, и поверил в это. Он сам наложил на себя "каинову печать", смирился, сник и  стал жить  под грузом  сжимающей грудь неизбежности. 

Умирать жутко, смерть страшна, но Чулкатурин покорно ждёт её прихода. Жажда жизни ещё подаёт в нём голос и заставляет записать в дневнике: "Сердце, способное и готовое любить, скоро перестанет биться... И неужели же оно затихнет навсегда, не изведав ни разу счастия, не расширясь ни разу под сладостным бременем радости?"

Неплохой человек был Чулкатурин и очень жаль, что он запрограммировал себя на разрушение. Человек не должен этого делать.  Человек может обрести счастье и поверить в себя, в свои силы, найти место под солнцем, если поймёт, что он не пустое место, а Личность!

Что помешало Чулкатурину стать личностью?
Ответ один – страх.

Страх перед матерью (решил, что она его не любит)
Страх за отца (боялся, что мать узнает о его любви к порочному отцу)
Страх перед знакомыми и друзьями (странно посмотрели, не так себя вели)
Страх перед любимой девушкой (показал себя рохлей и неудачником)
Страх перед собой (не доверял себе и не верил в себя)
Страх перед смертью (если смерть неизбежна, то зачем стараться жить)

Когда несколько страхов сливаются в один большой страх, то создаётся стойкое ощущение, что  "меня никто не любит!"

Меня не любят, потому что я неинтересный, некрасивый, неталантливый, нецелеустремлённый, не обаятельный, неразговорчивый, застенчивый, бедный  ... есть тысячи причин убедить себя в ненужности. Ненужный человек тот же лишний ...

Кто-то не соглашается с этой установкой, начинает протестовать и перекраивать себя, кто-то начинает активно бороться за любовь, кто-то меняет мировоззрение, а кто-то тихо угасает, опустив руки. Без Любви люди не живут.

Я закрыла книгу, закрыла дневник лишнего человека и прислушиваюсь к себе (как в эпиграфе): "Herz, mein Herz, warum so traurig?" А грустно мне оттого, что Чулкатурин мог бы жить, но он выбрал обратное.

И я хочу помечтать на тему: а если бы!

А если бы мальчик Чулкатурин не остался бы в страшном одиночестве после смерти отца?
Если бы его мать "проснулась" и полюбила его?
Если бы ему встретился верный и понимающий друг?
Если бы в лице Лизы он ощутил самое главное, животворящее  чувство на Земле – Любовь?
Если бы он нашёл в себе силы полюбить себя и не заниматься самоедством?
Если бы он захотел посмотреть на себя не изнутри, а снаружи?

Тогда Чулкатурин смог бы смело повторить за Валерием Кипеловым торжествующие слова:
Я свободен, словно птица в небесах.
Я свободен, я забыл, что значит страх.

Не надо винить в своих бедах  кого-то.
Показывая на кого-то пальцем, остальными мы показываем на себя!





Иллюстрация: Портрет И.С. Тургенева. Акварель К.А.Горбунова, 1839 г.