Антон Паладин
ЛЕКАРСТВО ОТ ЖИЗНИ
социальный рассказ
9.02.2013
;
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи ещё хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.
А. Блок
***
– Вон отсюда!
– Мне нужно лекарство! Вы не понимаете… – в отчаянии закричал Роман на лицо, торчавшее в окошке для ночной торговли.
– Я тебе сказал нет, значит нет! – сердито рявкнул аптекарь.
– А где есть?
– Мне почем знать? Вали отсюда, не задерживай других клиентов!
Роман понял что нужно уходить пока это лицо не превратилось в злого амбала в белом халате. Судя по форме и мясистости физиономии, туловище тоже должно было бы быть огромным, а значит затрещины и подзатыльники могли оказаться весьма болезненными.
Роман повернулся, и едва не столкнув с лестницы какого-то человека ждущего своей очереди, быстро сбежал по ступенькам вниз.
«Что же делать?» – подумал Роман загрустив. Мрачное настроение усиливала сырая погода, холод и мелко моросящий дождь, оставляющий частую рябь на рассыпанных по асфальту лужицах. Сырость холодной ночи, казалось, пробиралась в самые кости, минуя одежду, кожу и ткани внутренних органов.
Роман скукожился и, ссутулившись, поплотнее закутался в легкую весеннюю курточку с капюшоном.
«Было бы лекарство, было бы не так плохо… Дьявол побрал бы этих фармацевтов! Неужели они не понимают? Как можно быть такими черствыми к чужим проблемам, к чужой беде? А если б я умирал? Небось, даже не вышел бы, так и заставил бы подыхать на улице!», - пробормотал студент, направляясь в сторону проспекта.
Самочувствие продолжало ухудшаться. Тело разбирала легкая дрожь, плавно переходящая в лихорадку – поднялась температура. Морозило. Ему захотелось вернутся домой и лечь в постель. Но, нет! Ему необходимо это лекарство, этот чертов… Х-флю! Ему нельзя болеть, ведь завтра важный день – трудная пересдача. Преподаватель – слишком принципиальный человек. Он не может позволить себе не пойти на этот экзамен по «катому» талону – его отчислят. Ему нужно найти еще одну аптеку…
В районе насчитывалось около десяти аптек. Он обошел уже девять из них: четыре аптеки не работают ночью. С остальных пяти его попросту послали - где-то культурно, где-то по-хамски, как в этой аптеке где он только что был. И в каждой аптеке, в каждом окошке, одинаковые – недовольные и заспанные лица.
«Клонируют их что ли?» – пробормотал себе под нос Роман, вспоминая увиденных за последний час аптекарей.
– Какого хрена ты здесь шатаешься? А ну иди сюда! – послышался сзади грубый, хамоватый бас.
Роман повернулся. Из темноты ночи выплыло два темно-серых пятна.
– Тебе какое дело? – огрызнулся студент.
– Сейчас узнаешь, какое дело! Сюда иди! – рявкнуло одно из пятен, и приблизилось.
Вблизи пятно приобрело знаки отличия сотрудника патрульной полиции службы. Второе пятно, так же внезапно превратилось во второго полицейского.
– Что вам надо? Я спешу! – сказал Роман. Ему сильно начинала не нравится сложившаяся ситуация.
– Проверка документов! Пошли в отделение!
Патрульные, явно, искали любой повод вернуться в отделение полиции, чтобы согреться. Патрулировать улицы в такую погоду им было так же неприятно как и Роману искать по аптекам нужное лекарство.
– Зачем в отделение? У меня есть с собой паспорт – вот!
Студент протянул патрульному помятую книжечку с гербом.
– Здесь не видно ни черта! Пошли в отделение! – отмахнулся полицейский.
– Фонариком посвети! – едва сдерживаясь, чтоб не сказать грубость, возразил Роман.
– Нет фонарика!
– Как это нет, вон же на поясе висит!
– Батарейки сели от сырости. Пошли, и без возражений мне тут! – рявкнул второй патрульный, теряя терпение.
– Вы не имеете права задерживать меня без причин. Батарейки не моя проблема, а ваша! – попытался защитить свои права Роман.
– Умный, да? – злобно процедил сквозь зубы первый патрульный.
«И тут клоны» – подумал Роман, отметив, что эти двое одинаково круглолицые, и чем-то даже похожи на тех аптекарей.
– Я знаю свои права!
– Хе-хе. Будут тебе права! Все по закону! – самодовольно сказал полицейский, поворачиваясь к напарнику. – Дружище, а тебе не кажется, что этот гражданин похож на того маньяка из ориентировки?
– Ха, и точно похож! – ответил второй полицейский, доставая наручники из чехла на поясе.
– Не имеете права! Без понятых! Покажите удостоверение! Ваши фамилии! – испуганно закричал Роман, судорожно вылавливая из памяти советы с популярных видеоблогов, из разряда: «как вести себя при встрече с полицией».
– Г-г… Да он юрист! – засмеялся первый патрульный, пряча паспорт студента в нагрудный карман, и доставая с пояса резиновую дубинку. – В ориентировке на маньяка писали, что очень опасен и может оказывать сопротивление…
– Эй, парень, а кем ты работаешь? – спохватился вдруг второй патрульный.
– Я не работаю, я учусь!
– Студент, что ли?! – обрадованно воскликнул патрульный.
– Да!
– Ну, это наши любимые клиенты, – хмыкнул второй полицейский, – проблем не будет, вяжем его!
Сказав это, полицейские набросились на Романа.
Мокрый асфальт больно ударил по лицу. Руки еще больнее выкрутились за спину. Стальные браслеты сильно сдавили запястья. От боли и обиды Роман не сдержался и процедил сквозь зубы:
– Все-таки не зря вас люди мусорами…– удар в почку вынудил студента прервать реплику.
«Стражи порядка» подняли Романа под руки и потащили к районному отделению милиции.
– Ты слышал как он нас назвал? – спросил напарника патрульный.
– Да, эти наркушники вконец оборзели! Ничего, сейчас в отделении он нам хорошо заплатит за свои слова, или родители заплатят или, на худой конец, под показатель пустим – следак только спасибо скажет! – ответил второй.
***
Отделение полиции располагалось в новом помещении, нового здания, нового спального микрорайона.
«Внутренние органы» совсем недавно переехали сюда, со старого, выдержанного в классическом стиле сталинских казематов, «райотдела».
Новое здание являлось гордостью местных властей. О нем кричали все местные радиостанции и телеканалы; и писали хвалебные статьи все городские газеты.
Главное «ноу-хау», которым так бахвалилась власть – это кабинеты с прозрачными стенами: мол, все прозрачно и на виду, а потому, якобы, в отделении исключено выбивание признаний с подозреваемых и прочие пытки.
Однако, все те же власти, то ли не учли, то ли забыли (а может просто не захотели) сделать прозрачными подвалы нового здания. Так, или иначе, но переселившиеся сотрудники очень быстро приноровились создавать иллюзию честности и «прозрачности» безо всякого ущерба наработанным долгими десятилетиями методам.
Стеклянное окошко дежурной части открылось и в него выглянуло очередное заспанное, наглое и недовольное лицо. «Еще один клон, – подумал Роман.– Кто это? – спросило «лицо».
– Очередного наркомана возле аптеки словили. Второй, за ночь! Оформляй! – сказал патрульный «лицу».
Роман, наконец, на свету смог разглядеть «клонов–патрульных»: первый оказался блондином с торчащими ушами; второй – горбоносый брюнет.
«Ошибка клонирования!» – мысль позабавила студента-биолога, и он невольно улыбнулся.
– Вон гляди, как его прёт – лыбится как дибил! – сказал горбоносый, заметив улыбку на лице Романа. Дежурный просунул голову в окошко, чтобы рассмотреть задержанного. Роман отметил, что этот также отличается от остальных – дежурный был рыжий и губастый.
– И чего мне с ним делать? – недовольно спросила голова дежурного.
– Оформляй! – сказал блондин. – Пусть проспится в обезьяннике а то шибко умный! Всю дорогу про права орал, адвоката требовал. Угрожал даже!
– Проще говоря, все как всегда! – добавил брюнет, и засмеялся. Роман отметил, что смех патрульного чем-то напоминает ржание лошади.
– Да, нынче все умные, насмотрятся этих ютюбей... Ничего, посидит до утра, а там вызовем родителей, пусть документы привезут. И, само-собой, «справочки» …,– дежурный подмигнул.
– У меня с собой документы были! – заявил Роман.
– Да, неужели? – сделав удивленное лицо, сказал Рыжий.
– Да, были у него. Вот, паспорт! – кивнул патрульный, протягивая дежурному потертую книжечку.
– Так! У него ж документы при себе! Я чего-то не понял! – дежурный злобно глянул на патрульных, – Значит погреться захотели?! А мне теперь бумажки полночи писать, да? Чего вы его притащили, если на месте могли документы проверить!
– Так он же наркоман! – попытался возразить блондин.
– Наркоман? А у него это на лбу написано? А если и наркоман то что? Я похож на медбрата или здесь, может быть, санчасть, а не отделение полиции? Вы привели его, согрелись и оставили, а мне разгребать… А вдруг он мажор и родители у него шишки важные? Смотри, одет вполне прилично. А если еще и не наркоман? Так мне ж вообще голову оторвут… – распалился рыжий.
– Зуб тебе даю, что он НАРКОМАН! – настаивал горбоносый. – Он у аптеки вертелся. Таблетки эти… как их…чето-флю, хотел купить. Мы неподалеку стояли, курили. Его так ломало, что он чуть на аптекаря не бросился, если б тот не в окошке был… Орал на фармацевта что уже в пятой аптеке ему таблетки не продают! Так что оформляй, не бойся – гарантирую - он конченый наркоман!
– Ага, значит хотел таблеточки купить? – повернулся дежурный к студенту.
– Да. Это что преступление? Что хочу, то покупаю. Препарат не запрещенный! И вообще, я больной – простудился. Пошел в аптеку, а тут эти! – Роман кивнул на патрульных. – Это, произвол!
– «Произвол!» – слово-то какое! Точно кино пересмотрел про ментов и погони. Надеюсь вы ему права зачитали? – заржал дежурный, поворачиваясь к патрульным.
– Ага, «зачитали» – улыбнулся блондин, погладив эфес резиновой дубинки.
– Значит ты хотел купить таблетки от простуды? – спросил рыжий повернувшись к Роману.
– Да. И что тут такого? Меня морозит! Мне плохо. Я замерз. Мне нужно согреться и выпить лекарство. Мне нельзя болеть – у меня экзамен завтра.
– Нельзя болеть, говоришь?! Да-да, все наркоманы говорят что простудились. Чего же тогда сам в аптеку пошел, если температура? Родители что инвалиды? – дежурный опять заржал, сочтя свою иронию очень смешной шуткой.
– Нет, родители на даче. А у меня сессия. Завтра экзамен. Полночи готовился, поднялась температура. Пошел за таблетками. Лекарства нигде нет, устал искать, замерз. На улице противно и сыро, настроение испортилось, вот и разозлился на аптекаря!
– Складно звонишь! – хмыкнул блондин, попивая капучино из кофейного автомата, установленного возле проходной.
– Это ты яйцами звенишь, а я говорю! – огрызнулся Роман.
– Чего?! – рявкнул блондин, и поставив стаканчик с кофе на крышку автомата, сдернул с пояса ПР-1 , и сделав шаг к Роману, сильно ткнул торцом дубинки под дых.
– Еще будешь хамить? – с ухмылкой сказал блондин, дождавшись пока у студента восстановиться дыхание.
– Роман интенсивно помахал головой со стороны в сторону.
Вот и отлично, – хмыкнул рыжий. – Ладно оформлю вам задержание. Ответственный сегодня – начальник следствия, подпишет «админку». Родители приедут, заберут. По журналу оформим на три часа, как положено. По факут же, день, другой посидишь в обезьяннике, студент! Когда родители возвращаются?
– Какие еще два дня?! – закричал Роман в ужасе. – У меня экзамен завтра, меня ж отчислят!
– Какой университет? – поинтересовался рыжий.
– Национальный. Биофак.
– Да не волнуйся ты так за университет. Сегодня или послезавтра выйдешь, мы ж все равно отправим уведомление о задержании по подозрению в свершении тяжкого преступления, и тебя так или иначе отчислят. Так что экзамен тебе уже не нужен! – ухмыльнулся рыжий.
Уроды! – закричал Роман.
Новый удар по печени резиновой палкой (или палкой резиновой, как любят классифицировать всё биологи) поумерил пыл студента.
– А может, ты не такой уж и плохой парень? – пристально глядя на корчащегося студента, сказал рыжий. – Как думаешь, родители тебе помогут? С ними можно договориться?
– Наверное, можно... – прохрипел Роман.
– Сотовый есть у них? Номер помнишь? Надо бы чтоб «справочек» подвезли, что ты не наркоман! – рыжий в очередной раз потер пальцами, намекая о деньгах.
– Помню номер.
– Говори!
Роман продиктовал номер мобильного телефона матери. Рыжий оперативно набрал абонента. Патрульные с жадным блеском в глазах, уставились на звонящего.
– Ну? Что спят? – спросил блондин, подпрыгивая на месте от нетерпения.
– Вне зоны действия сети. Как говорят в народе – «ваш абонент, уехал па цемент»! Не повезло тебе – «Бывший студент»!
– Говорю же, они на даче! Там покрытие слабое. Связь не тянет!
– Тем хуже для тебя. Пойдешь ребятам на показатель, по админке. Дадим в университет уведомление, а там как карта у тебя ляжет, авось родители в университете замнут.
Рыжий повернулся к патрульным:
– Шашлык и банька отменяются – «справочек» не будет. А теперь подписывайте протокол, тащите малого в клетку и шуруйте отсюда; согрелись и будет с вас, валите дальше искать – волка ноги кормят!
***
«Обезьянник» – оказался комнаткой размером три на четыре метра. Всю меблировку камеры составляла широкая деревянная скамья, расположенная у противоположной от входа стены. Дверь в обезьянник, как и вся лицевая стена, была выполнена из фигурно сваренных прутьев.
– Принимай собрата! – рявкнул блондин, развалившемуся на скамье человеческому телу.
«Тело» приподнялось и уставилось сонными глазами на Романа.
– Тебя за что загребли? – спросило «тело», дождавшись пока закроется решетка и патрульный отойдет подальше; голос «тела» звучал как-то пискляво и хрипло.
Роман молчал. Он с интересом и испугом разглядывал нового знакомого. «Телу» на вид было около тридцати лет. Впавшие, словно подведенные тушью глаза и гнилые зубы на грязном небритом лице, увенчанном спутавшимися черными волосами, красноречиво говорили о социальном статусе собеседника.
«Наркоман» – подумал Рома, и невольно поёжился, поддавшись отвращению, навеянному стереотипами и страшилками про этих людей.
«Тело» заметило выражение лица студента и рассердилось:
– Слышь, парнишка! Ты чего глухонемой?
– Нет! – машинально ответил Роман.
– Так за что тебя повязали?
– Проверяли документы у аптеки. Решили что я наркоман, но я не наркоман, – поспешил уточнить студент, будто оправдываясь перед собеседником.
«Тело» наконец слезло со скамейки, потянулось и проворно подскочило к Роману.
Мутные, словно покрытые плевой глаза впились в лоб Романа.
– Так, так, мажор значит? Сам «двигаешься» а таких как я за людей не считаешь?!
– Я такого не говорил! – прохрипел студент пятясь.
– Говорить не говорил, но подумал! – «тело» усмехнулось, обнажив коричневые полуразвалившиеся зубы; изо рта «тела» страшно воняло ацетоном.
– Нет, я не думал! – промямлил Роман, невольно поморщившись и пытаясь втиснутся в выросшую вдруг у него за спиной стену.
– Ну вот, опять! – фыркнуло «тело» и опустив голову, звучно сплюнуло студенту под ноги. – А мог, между прочим, и на твои шузы харкнуть. Ладно, не ссы!
– Я не боюсь, – с трудом сдерживая дрожь в теле, вызванную то ли страхом то ли температурой ответил Роман.
– Ссыш, ссыш! Ладно, проехали! Но, отвращение своё держи при себе, усёк? Слушай, а чего тебя так трясет? Ломка? – осклабился сокамерник.
– Я же говорю – простуда! Температура высокая.
– Ты эту байку ментам трави! Ты на себя сам глянь – лоб потный, глаза навыкате и трясешься как холодец. По-любому – ломка! На чем сидишь? Ширка, винт, крокодил – вряд ли, это всё для таких как я – бедных. Кокс, фен, гера?
– Я не наркоман! Я – студент! Я простудился, идиоты мус… менты тоже подумали как и ты, что я наркоман и сюда привели. – Роман вывернулся от нависшего над ним «тела» и, схватившись за голову руками, сел на скамью. – Блин, у меня же экзамены завтра, меня отчислят теперь…
– Так ты чего, реально студент а не нарик?! – удивилось «тело».
– Да. Я же говорю: готовился к экзамену, вчера еще немного кашлял, думал само пройдёт; сегодня ночью температура поднялась, пошел в аптеку за этим… как-то там «флю». Хороший препарат – снимает жар и можно на ногах переболеть, вот только мне его нигде не продали…
– И что дальше?
– Ничего. Обошел с десяток аптек – нигде не продали. Разозлился, нахамил очередному аптекарю, а менты рядом стояли, приняли за наркомана и привезли сюда.
– И чего хотят?
– Денег. Насколько я понял, хотят получить с родителей.
– Так позвонил бы домой… Много за такое не возьмут – стольник, или потолок пятихатку!
– Сколько? – переспросил Роман, малознакомый с жаргоном.
– Пятихатку – это пятьсот типа, усёк?!
– За что?! – возмущенно вскрикнул студент.
– За глазки твои красные-красивые. – ухмыльнулся наркоман. – Кстати, я не представился, я – Пупа. Это погрём такой!
– Погрём?
– Да, погрём – на киче два года назад прокричали.
– Киче? В смысле прокричали?
– Киче – СИЗО. Обычай есть такой тюремный: выходишь в прогулочный дворик и кричишь.
– Чего кричиш?
– Орёшь тупо: «Тюрьмуха, тюрьмуха, дай погремуху! Дай воровскую, не мусорскую!» А с других двориков тебе и кричат, кому что в голову взбредёт; понравится – орёшь, что подходит, не понравится – кричишь чтоб дальше орали. И так до тех пор, пока не выберешь.
– А дальше?
– Дальше, это твоё новое имя.
– И что, это обязательно всем кричать?
– Нет, конечно. Только те кто хочет. А так, могут и в хате окрестить, а можно вообще без погрёма жить. Но, это если мужиком живешь; если же «пхнешь» – тогда обязательно, погремуха должна быть!
– Куда пхнешь?
– На гору Сион, ёпт. – раздраженно рявкнул Пупа. – «Пхнуть» – значит идти по блатной масти, короче, делать карьеру вора. Так понятнее?
– А, ясно. А ты, стало быть пхнёшь?
– Кто, я? Не-е, я не пхну. Я мужичком в тюрьме жил, и теперь если закроют, буду тоже мужиком жить.
– Закроют? Разве еще не закрыли – ты ведь уже в клетке!
– Не путай. Клетка – еще не тюрьма: мусора если не придумают как свои «висяки» на меня скинуть, отпустят. Я здесь часто бываю. Иногда даже сам прошусь – если сильно ломает и хочу дозу сбить.
– Чего сбить?
– Дозу. Эх, как же тебе объяснить-то. Короче, со временем ширка гребсти от частого употребления перестаёт и надо дозу повышать. Если время от времени не сбиваться, то доза увеличивается так, что Ницше и не снилось!
– Разве философ тоже наркоманом был? – удивился Роман.
– О, да! Ницше – был тот ещё философ! Как вмажет в трубы баян на десять кубов, так его на такую философию пробивало, закачаешься. Ницше – это кореш мой, пять лет на системе. Ни разу дозы не сбивал. Так прошлой зимой и помер бедолага.
– А-а. – протянул несколько обалдевший от количества новой терминологии, студент.
– Ну вот, я и говорю – чтобы сбить дозу – нужно какое-то время не ширятся. Я и прошусь в клетку. Видишь, там в углу решетка покусана так, что краски нет. Это я зубами грыз! Во как меня ломало!
– Ясно.
Роману показалось, что этот эпизод своей жизни Пупа рассказывает с особой гордостью.
– Чего тебе там ясно?! Прекращай своё высокомерие, студент! Ты, небось, думаешь что я всегда таким наркоманом был? Нет! Жизнь мне сломали, а я и не выдержал. Воля у меня слабая; искал утешения, вот и сел на иглу.
– Если так, то почему не бросишь? – скептически спросил Рома.
– Ха, думаешь это так просто?! Сколько раз уж пробовал, но не могу! Говорю ж воля слабая. – Пупа грустно вздохнул.
– Просто не хочешь! – нравоучительно сказал Роман.
– Глупый ты! Человек – раб этой гадости. Бросить может один из тысячи!
– Не правда! Хочет один из тысячи. А кто хочет – тот бросит. Это вопрос желания!
– Ага, умных книг начитался? Это, вообще хорошо, это правильно, это молодец, – ехидно процедил Пупа сквозь гнилые зубы. – А сам-то пробовал, чтоб так уверенно советы раздавать?
– Не пробовал! А если бы и пробовал, то смог бы отказаться. Но мне эта дрянь ни к чему, так что и пробовать не собираюсь.
– Всё что ты хорошего сказал сейчас, так это то, что пробовать не хочешь! Но, никогда не говори никогда, студент! – Пупа помахал перед носом Романа пальцем. – Как говориться: от сумы и тюрьмы не зарекайся… Дай-то Бог, чтоб тебя минула чаша сия!
– Я знаю что говорю! Никогда – значит, никогда! – отрезал Роман.
– Дело твоё. Уверенность в себе – хорошее качество, самоуверенность – наоборот.
– Не понял? – переспросил студент.
– Когда-нибудь поймешь. Все, меняем тему. – отрезал наркоман.
– Ладно. Скажи, почему аптекари и менты так относятся к тем, кто ночью хочет купить таблетки от кашля, или этот «флю» или даже йод, в конце концов?
– А про таблетки от кашля и йод ты откуда знаешь? – Пупа хитро прищурился и снова вонзился своими мутными глазами в лицо Романа.
– Знакомый говорил что в похожую ситуацию попал, когда хотел ночью в аптеке йоду купить – у него сестра руку порезала. Правда там без бинтов обошлось.
– Всё просто: из таблеток от кашля варят «крокодил», из «флю» этого – «первитин» или «винт», а йод тоже нужен чтоб «винт» делать.
– Что это за «винт»? – принялся расспрашивать Роман, решив узнать поподробнее за что же его всё-таки задержали.
– А хрен его знает! Я вообще на медленной теме сижу – ширка, «Крокодил». А «винт» – то быстрая тяга, что-то вроде фена.
– Какого фена?
– Точно не того, которым голову сушат. «Фен» – сокращение, от амфетамин – порошок белый, его клаберы-тусовщики любят.
– А что значит медленная тяга?
– Ну, это когда кумарит – вмазался, и тебе хорошо, прикольно. Никуда идти не тянет. Лежишь себе где-нибудь и кайф ловишь.
– А быстрая тяга?
– А это когда сидеть на месте не можешь и кайф получаешь когда танцуешь, бегаешь, дёргаешься. Короче, когда двигаешься!
– Ясно. А «крокодил» — это что?
– Варево такое поганое. Его с таблеток делают в которых кодеин имеется, ну которые от кашля. Я не знаю, как он варится, брал готовый у барыг на точке. Жесткое дерьмо, и в систему втягивает очень быстро! Сбиться нереально! А потом, два-три года и в квартирку на погосте переедешь.
– Ты на этом «крокодиле» сидишь?
– Кто, я? Боже упаси! Я ширкой двигаюсь – от неё так не загибаются, хотя дрянь не сильно лучше. «Крокус» брал пару раз, когда ширева не было и ломало сильно. Тогда мусора все точки «прикрыли» на неделю, потому что комиссия из министерства была какая-то. Вот они и объявили операцию «Мак». Барыги на дно легли и пришлось «крокодил» по вене двигать.
– И как?
– Крышу сносит! Сильная штука, но не для меня. Я еще пожить хочу.
– А «винт»?
– Я ж говорил уже – «винт» варят из «флю» всяких за которые и тебя приняли. А как он гребёт, я не в курсах.
– Пупченко, с вещами! – В дверях обезьянника вдруг выросла неуклюжая пузатая фигура рыжего дежурного.
– О! Я же говорил, не нашли что повесить! Ну, бывай студент, и держись от этой всей дряни подальше!
Пупа мигом очутился у открывшейся решетки. Роман поспешил за ним.
– Куда?!
– Я понял, почему вы приняли меня за наркомана! Я всё объясню, отпустите только! – взмолился дежурному студент.
– Смешной! Да пойми ты, мне теперь уже параллельно – наркоман ты или святой Лука. Тебя теперь только следователь отпустить может. А он будет послезавтра, так что иди отдыхай. Послезавтра и отпущу!
- А как же три часа?
- Ну так по документикам ты и пробудешь у нас задержанным три часа, остальное время – «милым гостем» будешь!
– Но Пупу вы ж выпустили!
– Подружились смотрю, – хмыкнул милиционер. – У него как раз три часа истекли. А ты у нас «добровольно приглашенный».
– Но, у меня же экзамен!
– За экзамен не волнуйся! Я документики оформил – утром с почтой предписание в деканат твой уйдет. Так что, был студент – будешь не студент, – рыжий снова заржал лошадиным смехом.
– За что?! – с отчаяньем воскликнул Роман. – Я так трудился над поступлением, хотел учится! – Студент почувствовал, что ноги отказываются его держать и попятился к скамье. Слёзы крупными каплями потекли из глаз, смывая с души осколки разбитой мечты.
– Но, но! Чего раскис?! Подумаешь университет? На кого-то хоть учился? – спросил рыжий.
– На биолога, – выдавил из себя Роман. – Я всегда мечтал!
– Фу ты, ну ты! Тоже мне горе! Я бы понял, если б ты на врача или юриста учился. Было бы для чего расстраиваться. А так… Ты еще спасибо мне потом скажешь что из этой богадельни тебя отчислили.
– Что?! – переспросил Рома, не понимая шутит дежурный или говорит всерьез.
– Ну, ты сам подумай, – продолжал милиционер, – что за работа такая, «ботаник»?! Это же нищеброд! Будешь всю жизнь в нищете жить, семью не сможешь прокормить. А так, пойдешь работать на стройку, или если повезет - на заработки за границу уедешь – клубнику собирать или апельсины. Станешь приличным человеком, домой деньги присылать будешь. Будешь нормальным мужиком как все, а не вшивым интеллигентишкой!
– Я не хочу на стройку или на заработки! Я с детства мечтал заниматься биологией! Я хочу делать что-то полезное, оставить что-то после себя! – едва не плача возразил Рома.
– Ну вот и оставишь! Плитку и гипсокартон на даче чиновника какого-нибудь. Я, знаешь, в детстве тоже много мечтал – космонавтом стать и героем. Жизнь – она такая штука, никуда не денешься. Смотри на всё проще – думай, что значит «не судьба», студент!
– В данном, конкретном случае, мою судьбу сломали Вы!
– А вот хамить не надо!
– Правда – не хамство!
– Ладно, проехали. Кушать хочешь? – смягчился вдруг дежурный.
– Нет. Пить хочу. Чаю горячего. А то морозит меня.
Роман ощущал, как новая волна лихорадки спутывает его тело в свой душный саван.
– С лимоном или без? –спросил Рыжий.
Студент так и не понял – шутит над ним милиционер, или спрашивает всерьез.
– С лимоном! – ответил Роман, решив, что разница не велика.
– Ишь ты! Прям граф, не пойми какой губернии! Ладно, сделаю с лимоном.
Рыжий закрыл решетку и удалился, поигрывая ключами.
***
Романа морозило всё сильнее. Он чувствовал боль в суставах и прилег на деревянную скамью. В висках стучало, а кожа, казалось, горела изнутри.
Он не мог лежать прямо – становилось холодно; он не мог поджать под себя ноги – конечности начинало крутить и ломать.
Тело Романа исчерпало запасы адреналина, и теперь истощенный организм стал бессилен против инфекции.
Студент почти уснул, когда за спиной решетка вновь открылась. Послышался голос рыжего:
– Ваш чай, граф Ботаньё!
Роман с трудом разлепил глаза и едва приподнял ставшую сейчас невероятно тяжелой голову.
Милиционер протянул студенту алюминиевую кружку с обмотанной дратвой ручкой – чтоб не обжигаться когда держишь в руках.
– Я тебе меду добавил – сменщик в тумбочке оставил, болел недавно. Думали в водку плюхнуть чтоб медовуху сделать, но как-то руки не дошли. А тебе сейчас думаю нужнее будет.
– Спасибо! – стуча зубами прохрипел Рома, с трудом приподнявшись на локтях, взял кружку с горячим напитком.
Чашка мгновенно обожгла губы. Но Роман не обратил на это внимания. Он с удовольствием отхлебнул пересохшими губами благодатный кипяток.
– Слышь, студент! – обратился к Роману дежурный. – Ты уж не серчай что так с тобой вышло. Пойми, у нас работа волчья – платят гроши, вот и добираем на жизнь с отбросов общества. Семью кормить-то надо; ну а ты под горячую руку попал… Так уж вышло…
– Отпустите меня! Пожалуйста! – взмолился Роман.
– Я бы отпустил. Понял уже что ты не нарик. Но, следак подписал уведомление и домой поехал. Он на сутки заступал ответственным. А без его подписи я никак не могу.
– Тогда может хотя бы в университет не пишите ничего! Я по талону попробую экзамен сдать!
– Тоже поздно. Я обязан сообщить – я же тебя оформлял. Мне ж зарплату за такое порежут, премии лишат, а мне семью кормить надо!
– Ну может можно что-то сделать?
– Я ж говорю – со следователем договаривайся, но его нет.
– Может, тогда попросить того, кто вместо него будет?
– Не вариант! Сегодня заступает начальник сектора борьбы с незаконным оборотом наркотиков, а он еще та гнида, как и все остальные в этом отделе – наркоманы ловят наркоманов. Хех! Его ж и у нас в отделении все нормальные люди терпеть не могут!
– А нормальные это кто? Те, которые меня сюда привели? Эти нормальные? – ехидно заметил Роман.
– Да брось ты! Нормальные они мужики. Замерзли на улице, хотели согреться а тут ты им как предлог подвернулся. Войди в их положение – всю ночь по такой мерзкой холодине патрулируют.
– А в моё положение они войти не захотели! Больного студента приволокли в отделение как бомжа какого-то! – голос Романа задрожал от обиды.
– Ну, что поделать! Ошибки случаются. Жизнь такая. А кто не ошибается?
– Errare humanum est! – съязвил Роман.
– Чего?! Какая хумань? Ты чего материшься? – рассердился рыжий.
– Это латынь – человеку свойственно ошибаться, значит.
– А-а, ну вот и я всегда говорю, что свойственно! Ладно, пойду я – восемь утра, надо смену сдавать. Удачи, студент!
– До свидания! – Упавшим голосом ответил Рома, поворачиваясь к стенке. Чай немного помог ему, и лихорадка отступила. Спустя несколько минут он крепко уснул.
***
Роман наконец был дома.
Тёплая постель. Уютная комната. Родная мебель.
Простуда прошла. Болезнь отступила как-то сама по себе, за те трое суток, которые он провёл в «обезьяннике».
Придя домой Роман первым делом принял душ, чтобы смыть с себя ужасный осадок последних дней, и хотя он большую часть времени проведённого в милиции проспал, выйдя из ванной комнаты он обессилено повалился на кровать.
Теперь он проснулся. Роман не знал, сколько времени он провёл в гостях у Морфея. Часов в комнате не было, на мобильном села батарея. За окном чернела темень и молчала тишина – не было слышно оживлённого уличного движения на шоссе возле дома.
Он поднялся с кровати и потянулся. Голова побаливала, как это часто бывает от пересыпа. Роман вышел из комнаты в коридор и посмотрел на часы с кукушкой – такие часы были популярны в квартирах, обставленных еще во временя застоя.
Хронометр показывал половину двенадцатого ночи. В конце коридора, сквозь матовое стекло кухонной двери лился мягкий желтоватый свет и доносились голоса родителей.
«Хорошо что они не спят!» – подумал Рома. Он сильно соскучился за отцом и матерью. Ему хотелось поскорее увидеть их, обнять, рассказать о том что же на самом деле случилось. Ему хотелось выговориться и получить понимание от самых дорогих и близких на свете людей.
Он бросился к дверям, но на секунду задержался – из кухни донесся злой голос отца:
– Поверить не могу! Мой сын – наркоман. Это позор!
– Может, всё-таки это ошибка? Наш сын ведь не такой как эти несчастные подростки, шаркающие по подъездам! – вступалась за сына мать.
– Ошибка? Какая к черту ошибка?! Мы возвращаемся с дачи и находим в почтовом ящике уведомление из милиции. Потом в тот же день звонят из деканата – говорят что Рому отчислили! А ему, – отец на секунду умолк, переводя дыхание, – Ему наплевать! Он спит! Спит вторые сутки уже! Наверное, хорошенько обширялся своей дряни, или нанюхался, чёрт их наркоманов знает, как они это делают!
– Может он просто сильно устал? Он ведь столько перенёс за эти дни. Я говорила с дежурным в милиции. Он мне сказал, что Рома был у них три дня. Бедненький. Как ему там было одному, без нас? Может его там били?
– Значит мало били! Ничего, я утром ему так всыплю, когда проспится, что менты покажутся ему добренькими Леопольдами из его любимого мультфильма.
– Но, может он не виноват?! – настаивала мать.
– Как же, не виноват. Ты что, не слышала, что сказал участковый по телефону? «Задержали в три часа ночи у аптеки!» А еще он сказал, что Роман покупал лекарство, из которого наркоманы какую-то «гайку» варят!
– «Винт» – поправила мать.
– А, да «винт», точно, так и сказал участковый – «винт». Представляю себе, как эта дрянь мозги ввинчивает!
– Но, даже если так! То, почему он влез в это? Может его беспокоило что-то? Может нужно с ним поговорить?
– Поговорить? Нет, уж! Довольно разговоров! Это ты виновата во всём! – резко оборвал отец.
– Я? И в чем же?
– Как это в чем? А кто потакал сыночку – пусть наш мальчик поступает, пусть учиться? Не надо ему в армию идти. Я еще тогда говорил и недаром – чтоб он сначала в армии отслужил – там бы его быстренько уму разуму научили. А потом бы в университет поступал! Тогда бы не превратился в конченого наркомана!
– Не называй так нашего сына! – сквозь слёзы вскрикнула мать.
– Сына? Нет у меня больше сына! И тебе его жалеть не позволю! Пусть катится к своим обнюханным дружкам! И не вздумай его жалеть! – отец распалился еще больше.
Боль. Обида и разочарование в жизни, людях, в этом несправедливом мире. Всё это мигом вырвалось наружу, обретая форму крупных словно горох слезин. Роман не ожидал, что его родители поверят этим ублюдкам в серой форме. Он надеялся, хотя бы от отца с матерью услышать слова утешения, почувствовать поддержку и защиту. Но, нет! – Они тоже оказались против него. Весь мир, вся вселенная, всё вокруг ополчилось против парня, которому совсем недавно исполнилось каких-то двадцать лет.
Удар оказался слишком сильным для молодой неокрепшей и не готовой к разочарованиям психики Романа, выросшего в тепличных условия, созданных для единственного ребёнка в семье. Роман не хотел больше находиться в этом доме – его гнал отсюда запоздалый юношеский максимализм. Он не хотел больше никому доказывать что он – не слон. Студент желал поскорее убраться прочь, уйти куда-нибудь, только ни секунды более не оставаться здесь.
Роман тихо, чтобы не услышали ругающиеся на кухне родители, вернулся в комнату и быстро оделся. Взял паспорт и кое-какие сбережения (он копил деньги на покупку компьютера), собрал в спортивную сумку вещи и аккуратно открыв входную дверь, выскользнул на лестничную клетку.
В подъезде Рома вспомнил, что оставил дома сотовый, но возвращаться назад не захотел.
Сбежав вниз по ступенькам, он оказался на улице. Погода вызывала у него ощущение «дежа вю» – снова так же холодно, мерзко и сыро, как и несколько дней назад, в ту злополучную ночь возле аптеки.
***
Куда идти? Что делать?
Роман не знал.
Как жить дальше?
Ведь он теперь не хотел жить.
Не жить… не жить…
– Не жить! – воскликнул Роман в пустой мрак ночи.
Из мелкого зёрнышка отчаянья, страшная мысль пустила свои ростки, прорастая в самую глубину сознания. Она быстро, словно политый живой водой росток бамбука, выросла и окрепла, налилась соком и созрела.
Роман брёл по плохо освещенным улочкам своего микрорайона и вдруг упёрся в рифлёный забор – такими обычно огораживают строящиеся дома.
Он задрал голову. Над Романом высилась громада незаконченного жилого дома. Тень башенного крана стоявшего рядом с бетонным монолитом устало облокотилось своей стрелой на этого каменного голема.
– Туда! И только туда! – шепнул себе Роман. – Там, там конец всем моим бедам! Конец всем несчастьям
Он перебросил через забор сумку и бодро подтянувшись, перелез через ограду. Разыскивая на другой стороне в темноте свою кладь, Роман вдруг подумал, что на том свете вещи ему вряд ли понадобятся и бросил это дело.
Подойдя к зданию, Роман огляделся. В сером бетоне чернело большое пятно, и он направился к нему.
Вход оказался закрыт дверью, сваренной из обрезков арматуры. Он дёрнул прутья, и скрипя завесами, врата в другой мир подались вперёд.
– Значит, всё-таки судьба, – прошептал он.
Внутри было еще темнее чем снаружи. Рома достал зажигалку со светодиодом и подсветил: впереди серели бетонные ступени. Он быстро взбежал по лестничной клетке на последний этаж новостроя.
На уровне чернели дверные проёмы ведущие в будущие квартиры.
Вдруг из правого, зияющего смоляной чернотой прямоугольника послышались голоса.
Рома настороженно погасил фонарик. В темноте, он смог различить отблески источника света на дальней стене квартиры. Вдруг на фоне отблеска возникла тень.
– Кто тут? – наугад спросил неизвестный.
Роман решил что завязывать лишнее знакомство перед смертью бессмысленно и бросился к ближайшему проёму. В темноте он, спотыкаясь, пробрался сквозь незаконченную прихожую и очень быстро очутился в комнате с широким окном. На самом деле, никакого окна здесь не было – в стене просто зияла большая прямоугольная дыра. И в этой дыре сверкали огни ночного города.
– Сейчас, или никогда! – крикнул себе Роман и взяв разбег запрыгнул на подоконник. – Прощай жизнь, и будь проклят этот мир! – продекламировал он словно актёр играющий Гамлета и оттолкнулся от кирпичной рампы…
Чья-то рука схватила вдруг Романа за подол куртки и вместо красивого полёта ласточки, парень соскользнул с подоконника и, расквасив нос, растянулся на полу.
– Не спеши на тот свет, приятель! – произнес позади, чей-то знакомый голос.
Роман приподнялся, и вытирая рукавом кровь из расплюснутого носа, оглянулся на говорившего.
Над ним нависала какая-то тень, скорее всего та самая, от которой он поспешил сбежать с лестничной клетки.
– Не хочу жить! – стоя на коленях, сказал он тени, напоминающей костлявого вестника смерти, которому не хватало лишь косы.
В ночном небе из-за кулис тёмных туч выглянул старый месяц осветив мрачную мизансцену серебристыми пучками света.
– Опа-па, знакомое лицо! – вдруг рассмеялась тень. – Что такое, студент? Жить, говоришь надоело… Не узнаешь?
Только теперь увидев сухие черты лица незнакомца, Рома понял, где уже слышал этот писклявый и в то же время хриплый голос.
– Пупа?!
– Он самый. Ну-ка, пошли со мной! Посидим, покалякаем. У нас тут тусовка сегодня. А на тот свет еще всегда успеешь!
– А ты откуда здесь? – спросил Роман, пытаясь собраться с мыслями.
– Угадай с трёх раз! Хех, ну что может делать такой наркоман как я, в таком месте как это!
– Ширяетесь, что-ли?
– Ну да, хорошее место. Мусорам лень на пятнадцатый этаж переться. Так что здесь ни одна облава не страшна!
– Я лучше пойду. Не буду мешать.
– Ага, чтоб с моста прыгнуть? Нет уж приятель, пошли поболтаем. Я тебе между прочим жизнь спас, так что ты мне должен. Жизнь – она конечно дерьмовая штука, но не настолько чтобы от этого дерьма отказываться.
– Конфуций считал, что спасший жизнь становиться должником того кому эту жизнь спас.
– Фи, подумаешь Конфуций. Не знаю, что это за узкоглазый чувак такой, но по-моему у него с мозгами похуже чем у Ницше было! И я не о философе, если помнишь. Но, это не важно. Так что у тебя случилось-то?
– Это всё из-за ментов, – всхлипнул Роман. – Меня отчислили с университета. Родители поверили мусорам, что я наркоман…
– Расслабься! Пойдем, у нас там фляндр конины завис. Бахнешь себе, успокоишься. Нам-то алкоголь не в прикол, понял да?! – Пупа ухмыльнулся, обнажив на лунный свет свои коричневые гнилые зубы.
Роман невольно вздрогнул.
– Чего ты? Пошли, не волнуйся – никто не тронет, головой отвечаю!
– Ладно, пошли. – согласился Роман, решив, что поскольку и так жить дальше он не планировал, то плохого с ним точно ничего случиться не может.
Пупа поманил за собой, и они прошли в небольшую (не более девяти квадратных метров) комнатку без окон. Вероятно, в будущем это помещение должно было стать ванной.
В комнате, в свете диодных фонариков с зажигалок, разложенных на полу, виднелись три парня и две девушки, которые валялись на картонных подстилках. У всех был какой-то отрешенный вид.
– Знакомьтесь, братва! Это Рома.
– Опа-ча! И кого это ты привел? – прогундосил парень на левой лежанке. Роман попытался разглядеть говорившего. Гундосому на вид было лет двадцать пять. Лицо его было настолько истощенным, что он напоминал жертву холокоста. Черные заплывшие глаза и редкие спутанные волосы придавали наркоману сходство с толкиеновским голлумом.
– Это кент мой, сидели в обезьяннике в райотделе. А сидели вместе, значит кент! У него с предками не лады, хотел в окно сейчас прыгнуть. Я не дал, и сюда привел, так что поаккуратней, а то пасти порву!
– Хочет вмазаться? – хихикнула девушка, в свете белых диодов напоминающая сказочную банши – такая же бледная и с писклявым, похожим на трение пальца по стеклу, голосом.
– Нет! – резко ответил Пупа. – Он не по этой теме! У нас коньяк где-то валялся – нам все равно без надобности. Дайте ему, пусть выпьет, отвлечётся!
– Конина? Есть, вот тут где-то валяется! – сказал голлум, вытаскивая из-за головы грязный брезентовый рюкзак.
Пошарив в мешке, наркоман выудил флягу дешевого коньячного напитка, который можно найти в любой обрыгаловке по цене ниже водочной.
– На, парниша, – протянул наркоман бутылку Роману. – Меня кстати, Электроником зовут.
– Почему Электроник? – поинтересовался Роман, взяв фляжку.
– От забазарили, а я и не представил корешей! – спохватился Пупа. – В общем, студент: вон тот у двери – у него погоняло Поганка, но он нормальный чел, почему его так прозвали, я не в курсе вообще; прыщавый посерёдке – Шляпа, забавный малой – спёр шляпу отцовскую и на ширку сменял, а отец то генерал, а шляпа-то – фуражка генеральская; ну а Электроник этот, потому что его однажды ломало так что перегрыз шнур от кипятильника под напряжением, вот теперь без зубов и ходит…
– Ясно. – кивнул Роман с интересом поглядывая в сторону девушек. Пупа заметил его взгляд и ухмыльнулся.
– Это наши шмары – Клава и Шиза. Клава – потому что реальная Клава, а Шиза – потому что иногда у неё башню сносит, в остальном так обычная тёлка. Так что, добро пожаловать в наш маленький коллектив! Падай где нравиться.
Рома еще раз огляделся и выбрал место возле одной из девушек, той которая ему показалась посимпатичней.
– Может вмажешь себе? – спросил Поганка, протягивая студенту грязный шприц с каплями свежей крови на игле. В продолговатом тубусе плескалось какое-то серо-зелёное варево.
– А ну отвянь от него! – заорал Пупа. – Даже не думай предлагать ему эту дрянь!
– А че он маленький, что ты за него базаришь-то? Тебе что кенту кайфа жалко? – ехидно сказал Поганка.
– Нет! Он не нарик, и нечего ему себе жизнь портить! У него впереди еще всё, не то что у нас. Он студент, учится, умным будет!
– Уже не студент, меня отчислили, – поправил Роман, грустно вздыхая и с интересом поглядывая на шприц.
– Не бери в голову, студент! Всё будет в шоколаде, восстановишься ещё в универе своём, и с родными помиришься. Всё проходит, и это пройдёт!
– Да-да… – машинально кивая, ответил Роман. Его глаза словно приросли к игле шприца. Что-то непонятное творилось внутри него. Ни вид крови на блестящей игле, ни мерзкий цвет жидкости в тубусе, не вызывали почему-то отвращения. Что-то тянуло Романа к этой дряни.
– Я отлучусь, братва. – сообщил вдруг Пупа, отдирая кусок газеты, валявшейся на полу.
– Иди-иди. – хмыкнул Электроник, поворачиваясь на бок.
– А ты смотри мне, не вздумай эту дрянь пробовать! – нравоучительно приказал Пупа Роману.
Пупа направился к лестничной клетке, подсвечивая себе путь фонариком-зажигалкой.
– Может попробуешь, всё-таки? – повторил предложение Поганка, когда Пупа скрылся в темноте коридоров.
– Не знаю, – неуверенно ответил Рома. Шприц гипнотизировал студента, словно глаза кобры.
– А чего терять-то тебе? – хмыкнул Электроник подключаясь к агитационной работе коллеги. – Ты же всё равно хотел порешить себя. А эта штука уж точно лучше чем смерть!
– Но, и лучше от неё мне не станет! – возразил Роман.
– Не скажи. Лучше станет, точно! Это ж самое лучшее лекарство – лечит от всех проблем. Лечит всё, даже хреновую жизнь, отвечаю!
– Лекарство от жизни говоришь?! – оживился студент.
– Оно самое! Всё в душе лечит, отвечаю! А не поможет, так бросишься себе из окна, делов-то. Попробуй! – подобострастно прошептал наркоман.
– А знаешь, чёрт с ним! Давай! – не выдержал напора студент. – Всё-равно меня все наркоманом считают, даже родители. Пускай уж не зря! Хотели сына наркомана, будет им!
– О-о, вот это уже по-мужски базар пошел. – хмыкнул Поганка. – Шляпа, ну-ка дай жгута!
– Он у Электроника…
– Электроник, дай жгут!
– На-а, – вяло протянул грязный кусок медицинского шланга наркоман.
– Только, я не знаю что делать!
– Закати рукав до плеча! – резко скомандовал Поганка.
Роман послушно выполнил. Наркоман тут же проворно обвязал жгут на уровне бицепса и крепко затянул. Студент невольно поморщился.
– Не очень сильно? – заботливо спросил Электроник.
– Ничего, нормально, потерплю.
– Это недолго. – хмыкнул Поганка, и схватил студента одной рукой за запястье, вонзил второй рукой иглу в невидимую вену у основания предплечья. – О, отлично, попал в трубу с первого раза! – довольно сказал наркоман, пошевелив немного иглой под кожей. Затем он оттянул поршень, поднабирая в тубус немного крови, и через секунду, когда живая и мёртвая жидкости смешались, впрыснул содержимое шприца в организм Романа.
Студент ойкнул, то ли от боли, то ли от неожиданности. Поганка развязал жгут и нежно похлопал ладонью по месту укола.
– Согни и разогни пару раз. – приказал он.
Роман выполнил.
– Ничего не чувствую!
– Погоди, сейчас начнётся. Иногда нужно подождать минуты две… – принялся объяснять Электроник.
– Роман уже не слушал.
«Это» – действительно началось:
Лёгкая дрожь пробежала по телу, и он ощутил прилив настроения и радости. Волна наслаждения и эйфории словно цунами накрыла его разум, смывая все неприятные мысли и унося в океан бесконечности депрессивную грусть. Было невероятно хорошо. Тело стало лёгким как пух и Роме показалось что он сейчас взлетит. Он закрыл глаза, и вместо привычной чёрной темноты увидел фейерверк цветов. Светлые пятна, круги и вспышки заполонили всё пространство вокруг.
Роман почувствовал что сидеть на корточках ему не очень удобно и прилёг на картон. Что-то тёплое прижалось к нему, вызывая очередной всплеск восторга. Он открыл глаза, и увидел - к нему прислонилась девушка, возле которой он выбрал себе место. Она лежала закрыв глаза и улыбалась, даже слегка посмеивалась. Тело её вздрагивало время от времени.
Было превосходно, прекрасно, восхитительно, возбуждающе!
Он никогда не испытывал в жизни ничего лучше. Приятная нега разлилась по всему его телу. Роман больше не принадлежал своему сознанию. Теперь его сознание принадлежало Роману. Казалось, что Он – БОГ, Он – Король Мира, Он – Альфа и Омега, и Он есть ВСЁ!
Мысли покинули студента и больше не возвращались. Эйфория казалось, длилась вечно. Грань между сном и явью исчезла, и теперь он не мог сказать – спит или бодрствует.
Роман находился в Нирване.
Твою ж по голове! – воскликнул Пупа, вернувшись из отхожего места. – Какая, сука?! Кто дал ему?!
– Я дал. А чё, мне не жалко, – тупо хихикнул Поганка.
– Ублюдок! Ты его на иглу присадил! – распалялся Пупа.
– Слышь, ты слова выбирай! – Наркоман приподнялся со своей лежанки. – Он не маленький, и на силу ему в трубы баян не пихали. Захочет – собьётся. Раз – не экстаз!
– А если присядет? У него ж депресуха. Ты чё думаешь, я не понимаю, что ты его присадил чтоб лишнюю дозу на халяву у барыги выпросить за нового клиента?! – зашипел Пупа.
– А если и так? Это его проблемы, не мои.
Пупа звучно выругался от бессилия и направился к Роману. Оттянув студенту пальцами веки, он посмотрел на зрачки.
– Что ты ему влил?
– Крокодил. Два куба – как раз в баяне было.
– Сука ты! Теперь точно присядет на иглу, – вздохнул старый наркоман.
– Да и хрен с ним. Забей, всё равно он выброситься из окна хотел. Как по мне такая альтернатива получше будет, – хмыкнул Поганка и закрыв глаза удовлетворённо откинулся на своей лежанке.
***
Прошло три недели с того времени как Роман попробовал наркотик.
Роману понравилось, и несмотря на все уговоры Пупы сбиться с иглы, он продолжал колоться.
Роман попробовал и несколько других видов дурманящих веществ, в том числе и «винт», о котором рассказывал Пупа в обезьяннике отделения милиции.
Домой несостоявшийся студент-биолог так и не вернулся. Большую часть времени он проводил в своей новой компании наркоманов. Все помыслы их группы ограничивались поиском средств для покупки наркотиков. Ночевали они в основном в подвалах, на той стройке где он попробовал «крокодил», в люках теплотрасс, когда погода была слишком холодная.
Роман изменился и внешне – грязный, немытый, волосы спутались как у Пупы; нечищеные зубы потемнели от налёта, лицо заросло щетиной. Одежда его загрязнилась а тело покрылось прыщами и смердело.
От Ромы стали шарахаться прохожие, принимая его за бомжа со стажем. Он и выглядел как бомж, фактически он и был им. Глядя на это «нечто», мало кто смог бы поверить, что еще месяц назад этот бродяга был приличным воспитанным молодым человеком.
Всего минуло несколько недель и Роман изменился до неузнаваемости, опустившись на самое дно социума.
Опустился потому что хотел забыть прошлую жизнь и обиду, и он заставил себя забыть!
Наверное, никто из других обитателей социального дна не опускался в эту яму так быстро и стремительно как Роман. Этот путь стал его целью, его смыслом жизни. В своем роде, такое самобичевание было для Романа способом самоубийства – медленного, постепенного, не требующего импульсивного решения сделать шаг в бездну с высоты пятнадцатого этажа.
Однажды, идя по улице и пугая своим внешним видом прохожих, Роман почувствовал, как его схватила чья-то рука за плечо.
Он повернулся. Перед ним стояла женщина с изможденным лицом, осунувшимся от долгих бессонных и полных слёз ночей. Он узнал эту женщину – это была его мать. Она смотрела на него и губы её дрожали, из глаз лились слёзы.
Едва слышно мать прошептала:
– Ромочка, сынок! Сыночек, родненький, неужели это ты! – рыдая, мать попыталась обнять свою кровиночку. – Прости нас! Прости отца! Он сгоряча наговорил тогда, он же не знал, что ты всё слышишь! Мы с ног сбились, разыскивая тебя! Весь город, все морги, больницы, всё… Полиция сказала что не будет искать нар… – мать осеклась, – они отказались помочь. Я не сплю совсем от горя, сынок! Родненький, дорогой ты мой, идём домой, ведь мы любим тебя!
Роман отстранился и на секунду замер глядя злыми глазами на маму. Потом он резко выдернул руку из нежных рук родительницы и побежал к своим «сошприцовникам».
Кто-то подумает про него – «тварь», а кто-то скажет «дурная гордыня!». Но, в этот момент не гордость, а стыд руководил им. Ему было стыдно перед матерью, за то что онтстал таким. Начиная убивать себя, Роман подсознательно хотел отомстить родителям. Но, теперь Роман слишком далеко зашел в своем самобичевании и самоуничтожении. Он топил в наркотиках все свои чувства – и депрессию и тоску. Он похоронил себя для себя самого. Он решил, что пути назад нет. Он был слишком слаб духом, для того чтобы вернуться к жизни и жить дальше, и слишком слаб волей, чтобы во второй раз перешагнуть подоконник на пятнадцатом этаже новостроя.
Он просто не хотел больше жить.
Он существовал. Без решений. Без действий.
Он не хотел жить, и не хотел быть.
Он существовал, не более. Словно ремарковский «труп в отпуске», только хуже – не без паспорта, а без души!
Роман бежал от матери, бежал в грязный заблёванный подвал к своим новым «друзьям». Он бежал за своим лекарством – лекарством от жизни!
9.12.2013