ПАВЛОВ.А.Н
ЛЕКСИКОН ПРОСТЫХ ИСТИН.Е.
(навеяно Г. Флобером)
Евнух. Метать громы и молнии против кастратов Сикстинской капеллы.
Епакта (золотое число). Имеется в календарях, никто не знает, что это такое.
[Флобер. Лексикон прописных истин.]
ЕВА.
Бог изгнал их из Едема, и запретил возвращаться.
Начались несчастья. Она ощутила это ещё в Едеме. Адам предал её. Указал на неё Создателю как на «взломщицу сейфа». Испугался взять вину на себя. Она простила его. А Бог их не простил.
Груз Тайны Бытия стал проклятием для них. И не только для них, но и для всех, кто будет после. Груз оказался слишком тяжёл. Их старший сын убил брата. Это был первый удар судьбы. Страшный удар. Как Она кричала, когда ей сообщили об этом. Ей казалось, Она лишится разума. Хотела умереть. Но наложить руки на себя не смогла.
А потом несчастья так и посыпались на людей. История человечества превратилась в историю войн. Народы истребляют друг друга. Почему? Изначально в этом виновата Она. Ведь она первая вкусила запретный плод. И через неё в Мир пришла тайна Зла.
– Господи! Как это страшно. Какой вселенский грех лежит на ней. Неужели во всём виновата Женщина? А как же Добро? Где оно? Ведь Добро тоже было в Не-Бытии Рая, в «сейфе Бога». Куда же оно делось? Не могло же оно пропасть. Добро нейтрализует Зло.
Зло многолико. Многоликим должно быть и Добро. Что же в Добре главное?
Она задумалась, глядя в тёмное окно вагона. Заказала мороженое. Оно было вкусным и освежало голову. Думать стало легче. Недалеко за столиком ужинала молодая семья. Прекрасная девчушка с золотистыми кудряшками и синими, синими глазами смеялась, поглядывая то на отца, то на мать. Она тоже ела мороженое и радовалась вкусной еде и тому, что скоро увидит тёплое море, будет купаться и загорать.
– Ребёнок! Как хорошо быть ребёнком, когда у тебя есть добрые и умные родители. Так вот в чём безусловное Добро. Оно в детях. В их чистоте и любви к миру.
Абсолютное же Зло, самый большой грех – это истребление человека человеком. Дети призваны ликвидировать это Зло.
В них – шанс выжить. Дети делают человека бессмертным.
Детей рожают женщины. Значит, в женщине заключено Добро. Она его носитель и гарант. Грехи и прощение в ней.
ЕГОЗИТЬ.
Резвиться, бегать шаловливо, вертеться или метаться туда и сюда, юлить, быть неспокойным, непоседой; без толку суетиться. Добиваться чего льстивой болтовней, угодливостью, рассыпаться мелким бесом. У сороки егозный хвост [В.Даль].
Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку посадив,
Себя в коня преобразив;
Шалун уж заморозил пальчик,
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно... . [А.Пушкин].
Сорока-воровка.
Сорока-белобока кашку варила, деток кормила.
Этому кашки дала, этому дала, этому дала, этому дала, а этому не дала!
ЕГОР.
Из-за леса, из-за гор
Едет дедушка Егор:
Сам на лошадке,
Жена на коровке,
Дети на телятках,
Внуки на козлятках.
Мой дед по матери имел фамилию Егоров. Звали Яков Егорович. В большинстве крестьянских семей фамилии детей записывались по имени отца. Многое зависело от внимательности дьячка, оформлявшего крестины. К этому относились легко. Моя мама и её сёстры были записаны по своему деду – Егоровыми, а братья – по отцу, Яковлевыми.
Родился Василий.
– Чей он?
– Да сын Якова.
– А! Стало быть, Яковлев.
Родился сын у него (Василия):
– Чей?
– Да деда Егорова внук.
– А! Стало быть, Егоров. И пошёл мой кузен по жизни Егоровым, а не Яковлевым.
Родилась его сестра.
– Чья девчушка?
– Да, дочь Василия.
– Отлично, запишем Васильевой.
Так и получилось, что у супругов Яковлевых дети стали носить разные и не их фамилии. Василий погиб вначале войны. Мать прожила довольно долго. Замуж больше не выходила. Дети разъехались по городам и весям. После смерти матери остался дом, построенный до войны ещё их отцом, Василием. Наследство. Детям пришлось доказывать:
Они (Егоров и Васильева) – родные отпрыски Яковлевых.
Их мать (Яковлева) – родная кровь.
Всё это тянулось довольно долго. Слава богу, закончилось благополучно. Хорошо, что ещё живы были тётушки.
Какая уж тут родословная. Думаю, для России подобная ситуация типична. А ведь истории таких семей – это история России. Взять хотя бы моего деда Егорова. Воевал в китайскую войну 1904 года. Так написано на одной из его фотографий. Первую мировую. Пережил коллективизацию. Дети, мои дядья, погибли в Великую Отечественную. В общем, семья хватила по полной. Ничего героического не совершили. Жили, строили, растили детей, защищали Россию. Погибли за неё. Таких десятки миллионов.
А Вы говорите, генеалогическое дерево. Тут не дерево, а лес дремучий.
Его рубят-рубят, а он всё-таки растет. И пока он есть и растёт, будет и Россия.
ЕГОРИЙ.
Егорий землю отмыкает. Пришел Егорий, и весне не уйти. Егорий храбрый зиме ворог лютый. Промеж гор лежит бугор, пришел Егор, унес бугор.
Великомученик и победоносец – один из наиболее популярных христианских святых.
Герой многочисленных сказаний и песен у всех христианских народов и мусульман.
ЕГОРУШКА.
Ласковое от Егора.
Когда бричка проезжала мимо острога, Егорушка взглянул на часовых, тихо ходивших около высокой белой стены, на маленькие решётчатые окна, на крест, блестевший на крыше. Еще ранее, на Пасху, он приходил в острог с кухаркой Людмилой и с Дениской и приносил сюда куличи, яйца, пироги и жареную говядину; арестанты благодарили и крестились, а один из них подарил Егорушке оловянные запонки собственного изделия. [А.П.Чехов.].
ЕДИНЫЙ.
Не хлебом единым сыт человек.
Работать? Для чего? Чтобы быть сытым? Я всегда презирал людей, которые слишком заботятся о том, чтобы быть сытыми… Не в этом дело, Барон! Не в этом дело! Человек – выше! Человек – выше сытости! [Горький].
Он (Короленко) выпрямил спину так, что хрустнули позвонки, и спросил:
– Что же вы – стали марксистом?
Когда я сказал, что – близок к этому, он невесело улыбнулся, заметив:
– Неясно мне это. Социализм без идеализма для меня – непонятен! И не думаю, чтобы на сознании общности материальных интересов можно было построить этику, а без этики – мы не обойдемся.[Горький].
ЕДУН.
О хорошем аппетите, желании есть.
Робин-Бобин
Кое-как
Подкрепился
Натощак:
Съел телёнка утром рано,
Двух овечек и барана,
Съел корову целиком
И прилавок с мясником,
Сотню жаворонков в тесте
И коня с телегой вместе,
Пять церквей и колоколен,
Да ещё и недоволен! [С.Я. Маршак].
Возьмите барана, – продолжал он, обращаясь к Чичикову, –это бараний бок с кашей! Это не те фрикасе, что делаются на барских кухнях из баранины, какая суток по четыре на рынке валяется! Это все выдумали доктора немцы да французы, я бы их перевешал за это! Выдумали диету, лечить голодом! Что у них немецкая жидкостная натура, так они воображают, что и с русским желудком сладят! Нет, это все не то, это всё выдумки, это всё… У меня не так. У меня когда свинина – всю свинью давай на стол, баранина – всего барана тащи, гусь – всего гуся! Лучше я съем двух блюд, да съем в меру, как душа требует. – Собакевич подтвердил это делом: он опрокинул половину бараньего бока к себе на тарелку, съел все, обгрыз, обсосал до последней косточки. …
За бараньим боком последовали ватрушки, из которых каждая была гораздо больше тарелки, потом индюк ростом в телёнка, набитый всяким добром: яйцами, рисом, печенками и невесть чем, что всё ложилось комом в желудке. [Н.В. Гоголь].
ЕЗДА.
И какой же русский не любит быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: «чорт побери всё!» – его ли душе не любить её? Ёе ли не любить, когда в ней слышится что-то восторженно-чудное? Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и всё летит: летят версты, летят навстречу купцы на облучках своих кибиток, летит с обеих сторон лес с темными строями елей и сосен, с топорным стуком и вороньим криком, летит вся дорога нивесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сём быстром мельканьи, где не успевает означиться пропадающий предмет, только небо над головою, да легкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны. [Н.В.Гоголь].
ЕМЕЛЯ.
Емеля и говорит:
– По щучьему веленью,
По моему хотенью –
ступайте, ведра, сами домой...
Только сказал – ведра сами и пошли в гору. Емеля пустил щуку в прорубь, а сам пошел за ведрами. Идут ведра по деревне, народ дивится, а Емеля идет сзади, посмеивается... Зашли ведра в избу и сами стали на лавку, а Емеля полез на печь.
Мели Емеля – твоя неделя.
ЕРМОЛАЙ.
…я должен вас сперва познакомить с Ермолаем.
Вообразите себе человека лет сорока пяти, высокого, худого, с длинным и тонким носом, узким лбом, серыми глазками, взъерошенными волосами и широкими насмешливыми губами. Этот человек ходил и зиму и лето в желтоватом нанковом кафтане немецкого покроя, но подпоясывался кушаком; носил синие шаровары и шапку со смушками, подаренную ему, в весёлый час, разорившимся помещиком. К кушаку привязывались два мешка, один спереди, искусно перекрученный на две половины, для пороху и для дроби, другой сзади – для дичи; хлопки же Ермолай доставал из собственной, по-видимому неистощимой, шапки. Он бы легко мог на деньги, вырученные им за проданную дичь, купить себе патронташ и суму, но ни разу даже не подумал о подобной покупке и продолжал заряжать своё ружьё по-прежнему, возбуждая изумление зрителей искусством, с каким он избегал опасности просыпать или смешать дробь и порох. Ружьё у него было одноствольное, с кремнем, одарённое притом скверной привычкой жестоко «отдавать», отчего у Ермолая правая щека всегда была пухлее левой. Как он попадал из этого ружья – и хитрому человеку не придумать, но попадал.[И.Тургенев].
ЕСЛИ БЫ ДА КАБЫ.
Если бы да кабы,
Выросли во рту грибы,
Кабы не было зимы,
В этом нет секрета –
От жары б увяли мы,
Надоело б лето.
Не пришла бы к нам метель
На денек хотя бы.
И снегирь не сел на ель,
Кабы, кабы, кабы..
ЁСАНО АКИКО.
Потрясла литературный мир удивительным лиризмом для танка, страстностью и вызывающим эротизмом.
Я в прозрачном ключе
принимаю целебную ванну –
притаилось на дне
белой линии отраженье.
В двадцать лет так прекрасно лето.
С плеч соскользнули
просторной одежды шелка.
Зелёный ветер –
проплывает во тьме ночной
рой порхающих мотыльков.
ЁСАНО ТЭККАН.
Настоящее имя – Хироси (1873–1935). Японский поэт и критик. Родился в семье буддистского священника секты Чистой Земли, впоследствии сам принял духовный сан.
Говорить о любви
Мы оба ещё не устали.
Что ж, удел наш таков –
вновь и вновь умирать, воскресая
под напев восходящего солнца…
ЁСИИ ИСАМУ.
Богемная лирика. Раскованный стих с изощрённой ритмикой и утончённой образностью (танка).
От смутной тоски,
от невыразимой печали
трепещет оно,
сжимается и замирает,
моё беспокойное сердце!..
ЁРШ.
Нечто колючее, ёжистое, ерепенистое, часто неуправляемое, то, что топорщится по всякому пустяку. Одним словом, кипучий на пустом месте.
Заканчиваем первый курс. Полевая практика по геодезии. Наконец, зачёт сдан. Возвращаемся в Ленинград. До станции 25 километров. Как и в день приезда идём пешком. Устали. Ждём поезда. Некоторые пошли выпить пива. И вдруг, Исаак. Лицо в крови, под глазом огромный синяк. В чём дело? Недалеко от нас задрались между собой местные парни. Задрались и задрались. Мы их не знаем. Они не знают нас. Какие-то свои разборки. Исаак же вмешался разнимать. Что он полез? Одному богу известно. Роста мелкого, силой не отличался. Он походил на слесаря-интеллигента Виктора Михайловича Полесова с его кипучей натурой в «Золотом телёнке» Ильфа и Петрова. Что-то в этом роде.
Конец второго курса. Геологическая практика в Крыму. Вечером по палаткам забивают в карты «козла». В одной из компаний Исаак. Проигрывает. Злится. Ему начинает казаться, что Коля Дружин мухлюет. Громко обвиняет. Дружин, наш староста, исключительно честный человек. Честный как-то болезненно. Прелюдное же обвинение, совершенно незаслуженное, воспринял как пощёчину. Был он прямолинеен и вспыльчив. Блокадный Ленинград. Мальчишкой на военном заводе. Психика подорвана. Может, и натура была такая.
Его прямо в жар бросило. Едва сдержал себя. Хрипло с угрозой в голосе выдавил:
– А ну, повтори, Исаак. Что ты сказал?
Исаак не почувствовал опасности и повторил, да ещё со злостью:
– Ты мухлюешь, Коля. Жульничаешь. Мошенник ты.
Дружин вскочил, бешеный. Наотмашь ударил Исаака в лицо. Кровь хлынула ручьём из носа. Кто был рядом, кинулись оттащить. Повисли на нём. Исаака увели. Он сник, присмирел. А из Дружина будто пар выпустили. Отходчив был, не злобив. Занервничал. Выскочил виноватым. Повёл Исаака к крану, помог умыться и остановить кровь. Кончилось миром. Не помню только садились ли они снова за карты вместе.
Правда, если речь идёт о рыбе, на ум приходит вкусная наваристая уха.