Чутье не обмануло управдома: Эмма вернулась не просто так и уж точно не из-за мамы. Тем более, что умершая доводилась ей не матерью, а свекровью и умерла много лет назад…
Жизнь Эмилии изобиловала зигзагами, шараханьями в крайности, взлётами и падениями. Белые полосы сменялись черными, сытые годы - нищетой… Она никак не могла успокоиться на достигнутом, от уюта и предсказуемости начинала хандрить и маяться.
Родилась в Воронеже. Росла непослушной непоседой, доставлявшей соседям, учителям и бабушке массу хлопот. Но бабушка всё прощала единственной внучке, рано оставшейся сиротой. А так как девочка больше всего на свете любила танцевать, то в десять лет повезла Эмму в Ленинград, поступать в хореографическое училище имени А.Я.Вагановой.
Абитуриентку досконально осмотрела компетентная комиссия. Измеряли отношение роста стоя к росту сидя. Потребовали, чтобы она как можно шире раздвинула колени в стороны, называя это выворотностью, заставляли сгибаться до пола и высоко поочередно поднимать ноги. Тщательно ощупали ступни, лодыжки, кисти… Заставили прыгать без музыки, под музыку и просто под хлопки. В конце первого тура решили, что у неё лёгкий шаг и сказали: «Годна». На втором туре вновь взвешивали, щупали, осматривали зубы, уши, проверяли глаза. И снова сказали: «Годна». Эмма знала, что при поступлении в академию Русского балета используют всего две оценки: годна или не годна. Возможно, что этот максимализм – «всё или ничего» и сформировал её характер, стал той отличительной чертой, которая во многом повлияла на дальнейшую жизнь. Третий тур прошёл спокойнее, отобранных девочек несколько раз провели по кругу, словно цирковых лошадок и отпустили в коридор до решения комиссии. Эмму приняли условно, что означало возможность отчисления в любой момент. Предупредили, что из 75 поступивших до выпускного доберутся лишь 25, а то и меньше.
Учеба, та, что связанна с танцем: классическим, характерным, историческим, дуэтно-классическим, современным и так далее, давалась Эмме удивительно легко и педагоги говорили, что у неё есть потенциал. Её хвалили за грациозность и выразительность, однако нещадно ругали за отсутствие упорства и лень. Смешно вспомнить - ругали за лень! А ведь кроме хореографии надо было учить ритмику, сольфеджио, теорию музыки, основу игры на музыкальных инструментах, историю театра... И это помимо обязательных общеобразовательных предметов, к которым добавлялись основы философии, экономика, социология, основы психологии… Эмма вставала в 7 утра, а возвращалась в общежитие не раньше 20 и то, если не было вечернего спектакля. Однако педагоги продолжали ругать её за лень…
Выносливость – основное качество балерины и Эмма приобрела его в полной мере. Мечтая стать новой Красавиной, Павловой, Улановой…, она часами стояла у балетного станка, бесконечное количество раз повторяя упражнения, оттачивала технику. Её упорство, а также пластическая индивидуальность и эмоциональность помогали в достижении цели. Уже во втором классе она танцевала детские роли на сцене Мариинки, а в девятом исполняла партию «принцессы» в «Щелкунчике» и па-де-де в «Жизели». Однако несмотря на успехи, до конца учёбы панически боялась отчисления. Её лучшую подругу Альбину отчислили из-за двух лишних килограммов. Та, пытаясь похудеть, принимала подозрительные таблетки; доведя себя до нервного срыва, попыталась выброситься из окна… Эмма в последний момент удержала подругу. Она жалела Альбину, а та долго не могла смириться с отчислением и, несмотря на дружбу, завидовала Эмме. Хотя, если разобраться, ну чему тут было завидовать?
После окончания учебы Эмме, как одной из лучших, предложили работу в Мариинском театре, она с радостью согласилась, уже видя свое имя, напечатанное крупным шрифтом на всех афишах. Но в театре сольные партии не давали, «поставили у воды», то есть определили в кордебалет. А скоро балетмейстер шепнул: «Чтобы получить роль во втором составе совсем не обязательно быть выдающейся танцовщицей... Достаточно вести себя немного покладистее…», - и провёл сухой ладошкой по её спине, сверху вниз… Огненная натура Эммы, столько лет укрощаемая изнурительными тренировками во имя блистательного будущего, не выдержала...
—Убери руку, похотливый козёл! - она с размаху отвесила балетмейстеру звонкую оплеуху.
Уйдя из Мариинки, вернулась на малую Родину. Поступила в Воронежский театр оперы и балета, где довольно быстро сумела выдвинуться в солистки. Казалось, мечта сбылась?! Но, не имея возможности добиться признания на столичных сценах, Эмма утратила любовь к балету…Дело жизни, как ей казалось, вдруг перестало радовать, поблекло, рассыпалась, превратившись в мишуру, в пустяки, сиюминутную ерунду с интригами… Прошло пять лет Воронежской ссылки, а Эмма так и не достигла ни личного счастья, ни достатка. И именно тогда в её рутинные будни неспешной походкой эстета вошёл ОН.
Импозантный, обеспеченный мужчина в расцвете лет, не красавец, но с прекрасным чувством юмора, что, по её тогдашнему наивному убеждению, могло компенсировать отсутствие многого другого. А его петербургская речь и манера общения особенно тронула Эмму, безумно скучавшую по городу на Неве…
Николай Платонович - известный в узких кругах декоратор, театральный художник, оформитель фестивалей, съездов, шоу и прочих праздничных мероприятий, решивший отдохнуть в Воронеже от суеты столичной нервотрёпки, но в силу характера не привыкший сидеть без дела, и поэтому великодушно предложивший руководству театра, почти задаром, исключительно из любви к искусству, феерический по зрелищности и невероятно выгодный с коммерческой стороны, выстраданный за долгие годы - свой новый сногсшибательный проект.
Директор, обрадованный возможностью заполучить маэстро, лично водил его по закулисью, знакомил с коллективом. В коридоре за сценой маститый художник и столкнулся с разминающейся рыжеволосой примой, и тут же мгновенно и прилюдно влюбился в неё.
В первый же вечер знакомства, отфыркиваясь шампанским, он вдохновенно декламировал:
«Блистательна, полу воздушна
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит прекраснейшая Эм-ма!»
Начав с Пушкинских строф, он продолжил ухаживания корзинами цветов, милыми подарками, доставляемые, как по расписанию, каждый день, приглашениями в рестораны, филармонию, катанием на тройках… Эмма была приятно удивлена широтой души нового поклонника и, подумав, решилась на взаимность, рассудив, что лучшей партии в Воронеже ей всё равно не найти…
Уже после замужества, ухода из театра и переезда в Петербург, она поражалась собственной глупости, не позволившей ей вовремя разглядеть в якобы известном художнике мелкого афериста.
Да, Николай Платонович, а в определённых кругах Николаша, действительно пользовался уважением, как фармазон, способный подделать любую ксиву… Будучи неплохим каллиграфом, он использовал свой талант исключительно в преступных целях. Помимо «работы» на заказ, баловался мошенничеством. Раздобыв чужой паспорт, вклеивал в него свою фотографию и вместе с фальшивым дипломом и трудовой книжкой, в которую вписывались годы работы в театрах, филармониях, киностудиях и других организациях культуры союзного значения, а также всевозможные поощрения, награды и звания, являлся куда-нибудь в периферийную глубинку, в провинциальную глушь, где обещал директорам домов культуры, заведующим клубов, руководителям самодеятельности…, некий амбициозный проект с привлечением столичных звезд.
Забалтывая местных начальников красочными историями из жизни богемы, сыпал известными фамилиями небожителей от искусства, называя их запросто по именам и прозвищам. Зачарованный чиновник двумя руками хваталось за предложение маститого «организатора побед», охотно выделял под проект определенную, обычно не очень большую и поэтому не пугающую сумму. Получив деньги, Николаша тут же скрывался, оставив у работодателя фальшивую трудовую книжку.
В Воронежский театр Николаша забрёл, окончательно потеряв всякий страх… Когда через полгода его арестовали, общий трудовой стаж, согласно записям в фальшивых трудовых книжках, равнялся 369 годам и 5 месяцам. Суд осудил мошенника на значительно меньший срок, впрочем, и этого оказалось достаточно… Николаша умер в тюрьме от туберкулеза, оставив Эмму молодой вдовой, обладательницей трехкомнатной квартиры на Васильевском острове, с обременением в виде выжившей из ума свекрови.
В том же году в ресторане гостиницы «Спутник» Эмма, как бы случайно, познакомилась со шведским пенсионером, пленив его умопомрачительной растяжкой и клятвами верности до гроба.
До гроба скупой швед не дотянул, замужество окончилось разводом, отдалив новую Эммину мечту: жить в трехэтажном домике на скале с видом на море и собственную яхту, на неопределённое время. Зато она сумела получить шведское гражданство.
Да и свекровь не подкачала… Сначала сумасшедшая старуха ни за что не хотела уезжать за границу, несла ахинею про то, что Николаша обещал похоронить её на лютеранском кладбище рядом с господином Фриксеном, справа от его супруги Марии Константиновны, дороже которой у неё не было. Чем именно эта Марина Константиновна так ей дорога, старуха уже не помнила, но помнила, что это важно. В свои 89 лет бабка страдала склерозом и деменцией. Она не верила в смерть сына, считая, что тот скрывается от ментов в Разливе, в шалаше. Бросить её Эмма не могла не в память о муже, а из-за квартиры. Пришлось пойти на хитрость. Она подыграла свекрови, показав письмо от Николаши, в котором тот сообщал, что ожидает их в Швеции, где уже всё обустроил. Только тогда «старая ведьма» согласилась ехать.
Итак, бабка не подкачала. Умерла в шведской богадельне почти сразу после приезда. А Эмма вовремя смекнула, что совсем не обязательно извещать об этом российские власти и продолжала получать пенсию покойницы на свою сберкнижку. Но недавно Альбина предупредила подругу о визите людей из собеса, желающих лично поздравить старушку с грядущим столетним юбилеем. Эмма поняла: тема: «мама» себя исчерпала…
Было ещё одно дельце, и оно тоже касалось пенсии, но уже её, Эмминой. Официально она вышла на пенсию в 33 года. Согласно законодательству, артисты балета имеют на это право при непрерывном стаже в 15 лет и при условии, что они исполняли сольные партии, что должно подтверждаться соответствующими записями в трудовой книжке. Спасибо Николаше, который заранее побеспокоился о супруге… В неразберихе 90-х было не до детальной проверки документов отставной Воронежской балерины, а в Швеции о её ранней пенсии и не догадывались. Однако следовало подстраховаться, кое-что подчистить, окончательно спрятав концы в воду.
Но главной причиной Эмминого возвращения можно считать авантюризм и неистребимое желание получить всё и сразу…
Эмма требовательно давила на кнопку звонка.
—Кто там? - послышался голос Альбины.
—Открывай, медведь! Сова пришла!
Альбина в розовом пеньюаре уставилась на гостью глазами мороженого хека. Её маленькая голова с чёрным пучком волос казалась недозрелой вишенкой, насаженной на черешок большой сочной груши.
—Ты? Зачем? Ой, что это я… Проходи, проходи…
Втащив вещи, Эмма обняла и расцеловала Альбину.
—Вот приехала квартиру продавать.
Альбина изменилась в лице. Голова-ягодка позеленела, пучок мелко задрожал, в глазах отразилось отчаянье тонущей в болоте коровы.
—Не расстраивайся, подруга, - ободрила Эмма. —Я и о тебе позабочусь. Ну, давай что ли рассказывай, как ты, с кем ты? Что сынок? Мама?
Альбина была единственным человеком, с которым Эмма не хитрила и не притворялась, ведь они знали друг о дружке всё…
Несчастная толстушка Альбина… После отчисления из Вагановки беды пиявками присосались к её располневшему телу, и ни за что не желали оставлять беззащитно-сладкую, безропотную дурёху. Поступив в медицинский институт, она проучилась всего два курса и вынуждена была уйти из-за сложной беременности. Отец ребёнка – начинающий рок-музыкант не был готов, да и не хотел случайного отцовства.
«Ещё неизвестно чей он…» - заявил он Альбине. Прогнав девушку, погрузился в наркотический дурман, из которого черпал вдохновение. Смерть настигла несостоявшегося гения через четыре года, и за всё это время он ни разу не поинтересовался сыном, который, в довершении Альбининых несчастий, родился с ДЦП.
Альбина старалась, суетилась, как могла, но всё как-то неумело, без толку. Устроившись в аптеку провизором, она взвалила воспитание малыша на мать-пенсионерку. Сама же пыталась выйти замуж, внушив себе, что только в замужестве решение её проблем. Собственно, для привлечения женихов она и снимала у Эммы квартиру. Та, жалея подружку, сделала существенную скидку по оплате…
И за девять лет, проведённых в Эмминой квартире, Альбина вросла в неё корнями, стала считать почти что своей. Неожиданное появление хозяйки расстроило, даже напугало её.
Но скоро она с искренностью исповедующейся принялась пересказывать Эмме последние события и новости, обсуждать знакомых, жаловаться и просить совета. Говорила и не могла наговориться. Эмма чувствовала то же самое. Мир этих двух женщин, давно не видевших друг друга, соскучившихся и страстно желающих излить душу, странным образом сузился до размеров кухонного стола: забулькал в стопках шведской водкой, сигаретным выдохом смешался с далёкими воспоминаниями и наконец вылился обильными слезами, и протяжными, щемящими сердце русскими напевами… Как же этого родного, душевного разговора не хватало Эмме все эти годы…
А захмелевшая, расчувствовавшаяся Альбина предложила подруге верное дело. По её словам, появилась возможность немного заработать за счёт государства. И для этого следовало срочно приобрести комнату в доме, на месте которого планируют построить станцию метро. Адрес Альбина узнала от знакомого чиновника – очередного своего жениха. Она горячо уговаривала Эмму купить комнатку, пока народ ещё не расчухал выгоды.
—Город обязательно расселит жильцов, и каждому собственнику комнаты гарантированно предоставит отдельную квартиру! А это, ты же понимаешь, уже другая цена!
—Я не против, - соглашалась Эмма. — Но есть более доходное предприятие...
И, притянув к себе подружку, она поведала тайну, сулившую не только большие деньги, но и приключения, которые невозможны в тесном мирке шведского секонд-хендовского благополучия.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2017/11/20/2275