В заботах пролетели январь, февраль и март. Весна разыгралась не на шутку. К концу апреля почти весь снег сошёл с промёрзшей за зиму земли. Только кое-где по оврагам да в угорах лежали ещё грязно-серые лохмотья снега. Уже грачи и вороны сидели в гнёздах, напоминающих лохматые шапки, деловито обживали скворечники прилетевшие сквор-цы, гулко куковала кукушка. В начале мая Двина вынесла лёд, и пришло долгожданное тепло. Распустилось нежно-зелёное берёзовое марево клейких листочков. Баба Глаша, позвав с собой Генку, отправились нащипать их про запас. Она каждой весной собирала листочки величиной с ноготок, как самое верное лекарство при простуде, обкладывала ими больные суставы, повязав сверху шерстяную ткань.
– Генюшка, – поучала она внука, – ты маленькие веточки оккурат-ненько срывай, да не порато много с одного-то дерева дери, оставь, штобы оно не засохло. А дома листочки с тобой осмонем, и гожи будут на леченьё.
– Баба Глаша, – пыхтел не очень довольный Генка, – а скоро Троица, и ты опять меня потащишь за троицкими листочками.
– Дак, Генюшка, в троицких листочках у берёзок большая силушка имеется.
– Вот-вот, – пробурчал парнишка, – имеется. – С маличка с тобой хожу листовье рвать. Зови в другой раз Витьку.
– Ладно, ладно, – примирительно сказала старушка.
А землю уже прокололи острые шильца первых травинок. Прошёл тёплый дождик, и всё как-то разом оживилось, зелень стала ярче и насыщенней. Старики выползли на завалинки, грелись на солнышке и блаженно щурились. Слава Богу, ещё одну зиму скоро;тали. Они курили махорочку, давали дельные советы сыновьям, как лучше и когда лучше пахать и сажать, делали прогнозы погоды, прислушиваясь к своим болящим костям.
После майских праздников Гагарины стали готовиться к пахоте. Степан ладил упряжь, проверял наличие семян к посеву. Похоже, семян немного не хватит. Обеспокоенный, он пришёл домой.
– Шура, я прикинул, что у нас не хватит семян жита на посев. Не знаю, как быть? Надо попросить у кого-нибудь взаймы, осенью вернём.
– Бывает, попросить у общины? В магазею с осени много засыпали, и мы тоже сдавали.
– Дак это для бедных.
– Я думаю, что для тех, кого нужда прижала. Спроси.
– Ладно.
Зерна Степану, конечно, дали, и он спокойно засеял свою житную полосу. На второй полосе он посадил картошку. На следующий год посадки менялись местами. Степан соблюдал севооборот, впрочем, как и все хозяева в деревне.
В деревне была своя магазея, и её по весне открывали. В ней хра-нилось зерно, собранное общиной. Его бесплатно раздавали бедным людям.
Когда Васе было около двух лет, Александра снова забеременела. Женщина не на шутку встревожилась. Она боялась предстоящих родов, и признаться мужу со свекровью о новой беременности боялась тоже. Увидев у снохи день ото дня увеличивающийся живот, Глафира Петровна едва пришла в себя.
– Шура, это што у тебя?
– Где что, мама? – тревожно спросила жёнка, понимая, что свек-ровь догадалась, что она опять на сносях.
– Брюхо, вот што! Ты, жёнка, с Васькой едва в доски не ушла. Вот ведь не зря люди говорят: больна ранка, да забывчива.
– Дак, может, там деушка, – Александра смотрела на свекровь гла-зами, полными слёз. – Что я поделаю, коли мужик только штанами тряхнёт, а я уж понесла.
– А я это ваше «понесла» докуле вываживать буду, скажи ты мне на милость? Никакого вздоху бабке нет. Уйду я от вас. Куплю какую-нибудь избёнку, а вы живите, как хотите. Да ишо одних парнишов рожаёшь. Как ростить-то будете? Чем накормишь эку ораву?
– Мама, не переживай. Господь даёт робёнка, даст и на робёнка.
Баба Глаша недовольно поджала губы и отошла к русской печке. Она расстроилась, но теперь уже ничего не изменишь. «Дак хошь бы деушку Господь послал, покуля ишо силы есь, дак повожусь малёхонь-ко». Она машинально заправила выбившуюся седую прядку волос под колпак, повязала сверху ситцевый платочек.
Бабе Глаше от роду шестьдесят один год. Это была ещё довольно не старая женщина, много натрудившаяся на своём веку. Лет восемь назад она овдовела. У мужа случился «разрыв» сердца, и он скоропо-стижно скончался. В доме ещё жила её младшая дочь Вера, но она недавно вышла замуж.
Особенно Глафиру Петровну утомляли внуки, которые рождались в семье сына почти каждый год. За всеми нужен догляд: тот упал, тот мокрый, тот пить просит, тот куда-то выскочил, а сын со снохой посто-янно в работе. Ох, и много заботушки в большой семье. Семь мужиков – не малёхонько землицы нарезано было, всю обработать надо, а работ-ников раз, два и обчёлся. Правда, потом третью часть земли пришлось уступить «о;хоботням* и лентякам», которые при установлении Совет-ской власти начали качать свои права и раскулачивать справных мужи-ков. Степан не спорил, когда у него отхватили большой кусок земли.
*Охоботень – лодырь.
Дети малы, помощники неважные, а они с женой едва-едва справлялись до морозов. А, кроме земледелия, он ещё занимался побочным занятием – смолокурением, которое тоже требовало сил и времени.
В хозяйстве Гагарины держали лошадь, корову, овец, кур. Это сколько же надо наставить всего по утрам в русскую печь, чтобы на весь день хватило еды и семье и скотине!? Вот и крутилась баба Глаша изо дня в день, ворочая чугуны. Ей очень не хотелось уступать снохе своё право хозяйничать у печи, но понимала, что время пришло. Обредня и постоянно нарождающиеся внуки стали ей не по силам. А как-то раз вечером она с виноватой улыбкой сказала снохе:
– Шура, принимай место у печи. Хошь ты опять на сносях, да только я не железная.
– Мама, давно бы так. Сколько раз тебе было говорёно, что я сама управлюсь. Ведь всё равно я со скотиной обряжаюсь и корову дою. Вот и толчёмся с тобой вдвоём у печи, одна другой только мешаем.
– Дак мне жалко тя было. На сносях ведь.
– Справлюсь я. Не первый раз рожать собралась.
И Александра стала полноправной хозяйкой в доме. Высокая, статная, она ловко управлялась по хозяйству. Женщина, не смотря на то, что рожала почти каждый год, цвела неброской бабьей красотой. Её голубые глаза смотрели на мир доверчиво и приветливо. Прямой нос и полноватые губы украшали почти круглое, тронутое первыми морщин-ками лицо. Вроде бы и не красавица, но посмотришь – и диву даёшься – до чего может быть хороша обыкновенная деревенская жёнка. Она, когда-то засидевшаяся в девках, самозабвенно любила мужа, детей и даже свекровь, которая как могла помогала тянуть семье сына этот нелёгкий семейный воз.
Продолжение следует...