На БПК «Сообразительный» нас, молодых лейтенантов, пришло четыре человека: Павлюк, Фельдман, Сучков и я.
Первые два были артеллеристами, а Сережа Сучков – механик. Как-то ближе мне был Сережа Сучков.
Механики, вообще, люди, обделенные судьбой. Они всегда вызывали у меня чувство жалости.
Возьмем два человека. Один сеет хлеб и пашет землю, а второй этот хлеб ест. Так вот, второй, - это не механик. Это - замполит. Он и ест, он и пьет, он и моется и справляет другие естественные надобности.
А первый и светит, и крутит, и варит, и греет и еще масса всего прочего, что и пожрать-то некогда.
Лейтенантские годы хоть и тяжелы, но интересны. Каждый день ты совершаешь какое-то для себя открытие, познаешь что-то новое, неизведанное, учишься творить добро и избегать зло.
Короче, познаешь азбуку флота.
Закончилась осень, когда я поехал в Одессу, получать медикаменты.
Дело, в принципе, пустяковое. Посчитал, погрузил и привез, предварительно, естественно, подав на медицинский склад заявку. И ее писать не сложно, только хлопотно.
Честно говоря, ничего не сложно делать, если к этому подходить ответственно.
Вместе с медикаментами и кое-каким оборудованием я получил пятнадцать килограмм «шила». Целое состояние.
Где хранить столь ценное богатство на корабле? Его либо сопрут, за что получишь по башке, либо отберут, что, в принципе, одно и тоже.
А надо сказать, что за месяц до этого я получил комнату в общежитии, привез жену с сыном, а три дня назад пришел контейнер с вещами.
Вещи еще в коробках горой стояли по углам комнаты и ждали своего часа.
В Николаев мы вернулись поздно ночью.
Свое решение я уже принял.
Прежде, чем заехать в завод, мы, вначале, подрулили к общежитию.
Все емкости, что имелись в доме даже чайник, были наполнены спиртом, а оставшиеся три килограмма я взял на корабль.
Когда занесли в амбулаторию последний ящик, было далеко за полночь.
Дежурным по кораблю стоял Саня Павлюк.
Мы легонько отметили мою поездку и разошлись по каютам спать. Утром доклад командиру.
- «Шило» ко мне в каюту принесешь.
То, о чем я думал, начало свершаться.
- Дали всего три килограмма, товарищ командир.
-
- Почему так мало? Где накладные?
-
- Не знаю. А накладные, сказали, пришлют почтой, - опять соврал я.
- Хорошо. Принесешь мне, что есть.
-
- Но мне нужно уколы делать, инструменты стерилизовать, еще что-то.
- Отлей себе в бутылку. Тебе хватит. А остальное принесешь!
На большой сход, а это половина субботы и воскресенье, мы с
Сережей Сучковым пошли ко мне.
Вообще-то, у жены по плану была разборка вещей. Но…, коль гость не запланировано пришел, надо его встретить по одежке и проводить без ума.
Все, что было в доме съестного, поставили на стол.
По наличию в доме крепкого напитка, еды, казалось, не было вовсе.
Сережа был скромным, тихим молодым человеком.
Учился он под Ленинградом, поэтому жена восприняла его как
родственника.
За мирной беседой не столько елось, сколько пилось.
И вот Сережа потух.
Отключился как-то сразу, в одно мгновение. Причем, одновременно с этим, он начал громко икать.
Сложив руки на стол, он положил на них свою светлую голову и, с периодичностью в одну минуту, громко икал. При этом стол каждый раз глухо ударялся в стенку.
Попытки уложить его ничего не дали.
Так он проикал до четырех утра, громко бухая столом о стенку.
Затем встал и, слегка шатаясь, пошел на корабль.
А я, в муках похмелья, проспал все воскресенье.
Вещи опять были не распакованы.
До самого Нового 1978 года, до моего ухода в Красное море, наша комната была самой посещаемой.
Весть о «шаровом шиле» пронеслась по всей общаге.
Приходили люди, которых я и в глаза не видел.
Я уже не мог пить это «шило», но другие-то его любили больше Родины и партии.
В комнату входили по-свойски, - Док! У тебя еще там что-нибудь осталось? Плесни в стаканчик.
Я плескал.
Он выпивал.
И так до следующего визита.
Удивительно, но двенадцать килограмм закончились очень быстро. Общага – это сотни квартир, в которых хозяин – моряк. А для моряка «шило», что для Земли Луна. Каждый по сто грамм, - в неделю три литра как не бывало. Через полтора месяца оно закончилась.
А Серега благополучно дошел до корабля, отоспался и продолжал свою незавидную механическую карьеру.