Этот рассказ, правда, из-за нехватки денег с сокращениями, отправляла на соискание литературной премии "Наследие". В число победителей, конечно, не попала - снова лишь номинант. Но это и понятно. Прочитав том, в котором было опубликовано моё произведение, прониклась сочувствием к жюри. Столько талантливых авторов прислали замечательные рассказы! Но я не отчаиваюсь. Буду продолжать работать. Даже, если никогда не стану победителем. Потому что у меня есть свой круг читателей, которые ждут новые книги.
ЛЮБОВЬ И ВЕРА
В общежитии царила предпраздничная суета. Большинство студентов разъехались по домам. Остались только дальние и те, кто хотел встретить Новый год с любимым человеком. Сначала собирались отмечать каждый в своей компании, но потом решили объединиться – вместе веселее. Распределили обязанности: юноши должны были принести продукты и ёлку, а девушки приготовить всякие кушанья.
Магомед вытащил самый сложный жребий – купить ёлку. Подняв воротник, шагал по московским метельным сумеркам в поисках ёлочного базара и ворчал: «Попробуй в последний день декабря найти её. Все уже давно нарядили».
Но своё задание он всё-таки выполнил. Купил у промёрзшего насквозь мужичка, два последних кривеньких, совсем не пушистых деревца. Соединённые вместе, они имели не такой удручающий вид. Немного поторговавшись, лишь для вида, Магомед отсчитал нужную сумму, подхватил ёлки и отправился назад, в общежитие.
А там музыка гремела на весь этаж. Двери в комнаты были открыты настежь. Парни носили из них стулья на кухню. Стол в ней был один, и использовался для готовки. Ели обычно у себя, но сегодня решили не занимать ничью комнату. Магомеда встретили радостными криками:
– Ура! Ёлку принёс!
– Мага, молодчина!
– Всё-таки нашёл!
Бросив все дела, парни скрутили проволокой два ствола и стали переглядываться:
– Дальше что?
– Игрушек-то нет.
– Так что ли стоять будет?
Тут на кухню вошли Гуля с Таней:
– Ух, ты! Здорово! – Обрадовалась Гуля. Поставила на стол стопку тарелок и снова обернулась к ёлке, – жалко, что игрушек нет.
Таня поставила кастрюлю с салатом и выбежала:
– Я сейчас, – крикнула она уже из коридора.
Вернулась с небольшой пачкой открыток и яркой косынкой. Платочек протянула ребятам:
– Вместо макушки привяжите, – а сама начала прокалывать открытки канцелярскими скрепками и вешать на ветки.
Взял косынку Магомед:
– Молодец!
Таня давно ему нравилась: скромная, вежливая, добрая. Магомед был не робкого десятка, и опыт общения с девушками у него был не маленький, а перед этой терялся. Уже не раз собирался пригласить на свидание, но так ни разу и не осмелился.
Гуля, оценив придумку подруги, побежала по комнатам, собирать косынки и шарфики. Девушки заходили на кухню, расставляли на столе то, что сохранилось из привезённых домашних припасов: огурчики, помидорчики, капустка и, конечно, сало. Оставалось нарезать, купленную парнями колбасу и почистить мандарины. Магомед окинул взглядом стол, посмотрел на плиту:
– Девчата, а картошку сварили?
– Блин! Забыли, – сокрушённо хлопнула себя по бёдрам Гуля.
Магомед поглядывал, то на одну, то на другую:
– Чего ждёте-то? Варите скорей.
Собрали по всем комнатам ножи, высыпали в раковину картошку. Пока Таня её мыла, остальные взялись чистить. Лейла оглянулась:
– Ребята, помогайте! Ножи ещё есть. А то не успеет свариться.
– Это не мужское дело, – резко ответил Магомед.
– Ну, вы же всё равно ничего не делаете, – не унималась Лейла.
– А танцевать ты под ля-ля-ля будешь? – Горячился парень. – И приёмником нужно заняться, чтоб под бой курантов шампанское выпить.
– Ох, бедная твоя жена будет, – вздохнула Лейла, но Магомед уже вышел с кухни.
Пока девушки колдовали над картошкой, парни принесли транзистор и магнитофон. Радиоприёмник на кухне не хотел ловить ни одну волну. Куда только его не ставили. В конце концов, повесили на ручку оконной рамы, прикрутили один конец проволоки к антенне, другой к батарее и смогли-таки поймать «Маяк». К этому времени подоспела картошка.
– Целиковую оставить или пюре сделать? – обернулась ко всем Гуля, сливая из кастрюли жидкость.
– А ты пополам раздели. Сразу два блюда получится, – посоветовала Таня.
– А у нас не один праздник без шашлыка не обходится, – вздохнула Лейла.
Гуля поставила кастрюлю и, закатив глаза, поцокала языком, а потом сказала:
– Ммм… Какой вкусный бешбармак мама делает! Язык можно проглотить.
– А я бы сейчас гарбуза солёного съела, – размечталась Олеся, – ну, или холодца, да с горчичкой или хреном.
– А мы всей семьёй перед Новым годом лепим много-много пельменей. Потом только вари и ешь, – подхватила Таня.
– Девчонки, хорош про еду, – взмолился Ваха, – и так живот свело.
– Правда, – поддержал Серёга, – радуйтесь, что не за пустым столом сидеть будем. А то в конце семестра, как всегда ни денег, ни харчей.
Все расселись. Проводить старый год не успели. Генеральный секретарь, заканчивая свою праздничную речь, уже поздравлял всех с наступающим 1978-м годом. Пока звучал гимн, играли куранты, успели разложить по тарелкам закуску, откупорить шампанское и разлить его в чайные чашки. Часы на Спасской башне начали отсчёт последних мгновений, уходящего года. Все замерли в ожидании последнего удара. Вдруг кто-то вполголоса, словно боясь спугнуть Новый год, сказал:
– Желания загадывайте.
Перед тем, как все закричали традиционное «ура», начали чокаться и поздравлять друг друга, Магомед успел подумать: «Всемогущий Аллах! Пусть она будет моей». Что почувствовала в этот миг Таня? Почему она вдруг посмотрела ему в глаза, а потом, вспыхнув, словно рябина поздней осенью, опустила ресницы? Она никогда не смогла бы признаться в своих мыслях Магомеду. Да и себе вряд ли могла их объяснить.
Этой ночью он танцевал только с ней. Под утро, когда все начали расходиться по комнатам, Магомед позвал её пройтись по Москве:
– Только оденься теплее.
Целоваться с ней в заиндевевшей аллее было приятно и изумительно. Такого полёта он не испытал ни разу за все свои 20 лет. Согревая дыханием Танины пальцы, Магомед ругал себя, на чём свет стоит: «Что я делаю! Отец и мама никогда не позволят на ней жениться».
Его родители были довольно современными людьми, и на дворе было не средневековье. Как и во всём Советском Союзе, представителей любой национальности в его семье считали братским народом. Но традиции предков всё же чтили. Дело было не только в том, что он аварец, а она русская – невесту сыну выбирали родители. А вот отказаться от этой девушки Магомед не мог.
Чем больше проходило времени с той сказочной новогодней ночи, тем сильнее он к ней привязывался. Ему нравилось в Тане всё: как она по-детски восторженно рассматривает снежинки, как, смутившись, опускает ресницы, как грызёт колпачок шариковой ручки, когда они вместе делают курсовую, как спокойно и тактично убеждает, если он в чём-то ошибается. Правда, такое случалось крайне редко. Таня, почти всегда, была с ним согласна. Но что особенно нравилось Магомеду, так это её покорность. Любое решение, касающееся их двоих, воспринималось Таней, как единственно приемлемое и верное. Противилась она только в одном – не допускала близости. Не объясняя, не оправдываясь, твёрдо говорила: «Нет». Поэтому, боясь потерять её, Магомед не настаивал.
Расставание на каникулы было очень тяжёлым. Магомед успокаивал себя лишь тем, что дома, у него появится возможность поговорить с родителями. Как будет доказывать, что Таня единственная девушка, которая нужна ему, не знал. Но откладывать разговор не собирался – нужно было успеть уговорить их принять Таню, как невестку, чтобы летом сыграть свадьбу.
В первый же день приезда домой, Магомед сразу после ужина завёл, волновавший его разговор. Как и ожидал, родители были категорически против. Все каникулы убеждал их в своём выборе, а они – в абсурдности такого поступка. Но перед самым отъездом Магомеда в Москву, отец сказал:
– Я могу позволить тебе жениться на этой девушке, но при одном условии: она примет нашу веру.
Откуда у Магомеда была уверенность, что это не станет серьёзным препятствием? Может, он слишком надеялся на преданность и покорность Тани? Или просто не задумывался о серьёзности этого вопроса. Но совершенно счастливый, от того, что отец согласился с его выбором, стараясь не выказать радостного волнения, сказал:
– Спасибо.
– Если твоя Таня согласится, то на майские праздники приезжайте вместе. Посмотрим на неё, поговорим. Может, и впрямь достойная девушка.
– Она вам понравится.
– Если так, то быть летом свадьбе.
Всю обратную дорогу Магомед прокручивал в голове разные варианты разговора с Таней. Он не сомневался в том, какое решение она примет, но нужно было преподнести всё так, чтобы девушка сама изъявила желание стать мусульманкой. А для этого необходимо, как можно больше рассказать об исламе.
Несколько дней, оставшись с ней наедине, Магомед говорил только об этом. Рассказывал об обычаях, для сравнения спрашивал Таню о том, как принято в её православной семье. И однажды, она сделала вывод:
– Мне кажется, что Бог один. Просто люди почему-то молятся по-разному, и называют Его каждый по-своему.
Решив, что настал самый удобный момент для разговора, Магомед спросил:
– А ты смогла бы поменять свою веру? – ему хотелось добавить «на мою», но пока решил не уточнять.
– Зачем? – искренне удивилась Таня.
– Мои родители не фанатики, но у нас так заведено. Я, конечно, могу жениться на тебе без благословения, но тогда потеряю их навсегда. Они не просто перестанут со мной общаться – я для них перестану существовать. Ты же не хочешь, чтобы я при живых родителях стал сиротой?
– Конечно, нет! – воскликнула девушка. – Только мне не совсем понятно… Ты мне предложение делаешь или… Магомед, ты решил проверить меня? Если соглашусь, женишься, а если откажусь… Что тогда?
Такой реакции он не ожидал. Заготовленного заранее ответа не было. Поэтому сказал то, что рвалось из сердца:
– Я тебя очень люблю. Хочу, чтобы каждый день, каждую минуту, ты была рядом. Чтобы ты родила мне сына, а потом дочку. Таня, выходи за меня замуж.
– Я тоже тебя люблю, – ответила девушка.
Они смотрели друг другу в глаза и молчали. Он не торопил её – знал, что не оставит без ответа самый главный вопрос. И Таня решилась:
– Я приму мусульманство.
В этот момент Магомед осознал, что абсолютно никакой уверенности в таком ответе у него не было. Оказалось, он просто успокаивал себя, стараясь даже мысли не допустить о том, что придётся делать выбор между любимой девушкой и родителями. Не хотел заранее признаться, пусть лишь самому себе, кто для него важнее. А сейчас счастье заполнило всю его душу, и было настолько огромным, что с трудом помещалось в груди. От радости он боялся дышать: вдруг выдохнет этот восторг. Взял её лицо в ладони, покрывал его поцелуями. Немного успокоившись, посмотрел в глаза:
– Ты никогда не пожалеешь, что согласилась стать моей женой. Верь мне.
– Я тебе верю. – Таня прижалась к нему и вздохнула – Только не знаю, как мама с папой отнесутся к этому.
– Думаю, вдвоём мы сможем их убедить. Но теперь для тебя станет важнее моё мнение: слово мужа, а не родителей, закон для женщины.
Внимательно посмотрев ему в глаза, Таня спросила:
– Ты запретишь мне даже видеться с ними?
– Как ты могла такое подумать? – Магомед взял её руки в свои. – Я всю жизнь буду уважать твоих родителей, и заботиться о них так же, как о своих. Но слушаться отныне ты будешь только меня.
Таня, улыбнулась:
– Пока я не стала твоей женой. Значит, у меня есть время на раздумья.
– Нет, моя хорошая, ты уже дала согласие. Для меня и для Аллаха уже стала женой. Это перед людьми ты будешь моей только после свадьбы.
Конечно, он лукавил. Их традиции, даже после того, как родители жениха и невесты обо всём договорятся, не позволяли не то, что прикоснуться к руке девушки, остаться с ней наедине было нельзя. Но, испугавшись, что Таня действительно может передумать, и, воспользовавшись её незнанием обычаев, Магомед решил отрезать все пути к отступлению:
– Что-то стало прохладно. Пойдём домой, а то ещё простудишься.
Таня не спорила. У неё и впрямь замёрзли ноги, да и поздно уже, а завтра на занятия.
Но спать этой ночью не пришлось. Проводив её до дверей комнаты, Магомед снова вышел на улицу. До закрытия магазинов оставалось совсем мало времени, а ему нужно было успеть купить цветы и шампанское. В цветочном магазине особого выбора не было. Купив три слегка подмороженные гвоздики, Магомед отправился в «Гастроном». Как только он встал в очередь, кассирша крикнула:
– Больше не занимайте. Вон тот парень с букетом последний.
В комнате его встретили с ехидным удивлением:
– Мага, жениться, что ли собрался?
Ребята хотели уколоть его таким вопросом, но Магомед, совершенно не смутившись, ответил:
– Летом свадьба.
– Ты серьёзно?
– Нам ещё год учиться, а потом армия.
– А, если ребёнок родиться? Хоть доучиться Таньке дай.
Выслушав всех, Магомед спокойно ответил:
– Мне всё равно, какое образование будет у моей жены. Если она забудет буквы, я сам стану ей книги читать.
– А работать она кем без диплома будет? Дворником?
– Работать она будет моей женой и матерью моих детей, – обвёл взглядом друзей, – ребята, я вас очень прошу, переночуйте сегодня в других комнатах.
– Мага, ты наглеешь, – возмутился Саша, – нам, что теперь ради твоего удовольствия весь год по общаге скитаться?
– Я прошу только на сегодня, – стараясь не взорваться, ответил Магомед.
Серёга, взял учебники, конспекты, сложил всё в сумку:
– Одежду брать, или пустишь утром переодеться?
– Спасибо, друг, в семь утра можете заходить в комнату.
– Гыыы, если что разбудим, – миролюбиво сказал Ваха и, повернувшись к остальным, добавил, – ну, чо сидите-то? Видите, Мага уже извёлся весь.
– Да мы, чо…
– Не понимаем, что ли?
– Пошли, пацаны.
Магомед сунул цветы в графин и побежал на этаж, где жили девушки. Постучал в дверь, чуть приоткрыл её и громко сказал:
– Таня, выйди.
Она появилась в цветастом коротком халатике:
– Ты чего, Мага? Забыл что?
Схватив любимую за руку, он потянул её за собой:
– Пошли.
– Куда?
Он не остановился и не ответил. Заговорил лишь в комнате, вручив ей цветы:
– Пусть сегодня счастливым будет не только день, а и ночь тоже.
Таня решительно упёрлась руками в его грудь, не позволяя поцеловать себя:
– Мага, пожалуйста, не надо. После свадьбы… Не хорошо это… Да и грешно...
– Самый большой грех – не позволять мужу любить свою жену.
Больше Магомед её не слушал. Совершенно не заботясь о цветах, прижал к себе и целовал. Но не так, как всегда, нежно и целомудренно. Сегодня поцелуи были страстными, разжигающими в неискушённом девичьем теле огонь желания. Таня покорилась...
Зима, собрав последние силы, занавесила влюблённых от всего мира пушистым снегопадом. Он был настолько густой, что сквозь окна с трудом пробивался свет фонарей и разноцветье неоновых вывесок. После того, как страсть, достигнув пика, задремала в юных телах, Магомед, устраивая голову Тани у себя на груди, подумал: «Это добрый знак – значит, Аллах не гневается на меня. Специально зашторился снежной занавеской, словно и не видит вовсе, как я невинную девушку соблазнил». Какое-то время он мысленно благодарил его, и обещал быть достойным мужем для своей избранницы. Потом вдруг почувствовал, что Таня стала дышать ровнее и начал тормошить её:
– Эй, ты что, спать собралась? Нет, моя красавица, ночь ещё не кончилась, – и, пробуждая её тело своими поцелуями, шептал, – не бойся, боли никогда больше не будет. Иди ко мне, я покажу, какое наслаждение ты будешь испытывать до конца своих дней.
Заснули они перед самым звонком будильника. Перестав дребезжать, он привычно затикал в сумрачной тишине комнаты. Таня попыталась высвободиться из объятий Магомеда, но он удержал:
– Запомни, не поцеловав меня, никогда не вставай.
Таня закрыла глаза и подставила ему губы.
– Э, нет, – рассмеялся Магомед, – утром твой поцелуй.
Она, смущённо и неумело чмокнула щёку любимого и выскользнула из-под одеяла. Магомед смотрел, как Таня торопливо накинув халатик, застёгивает пуговицы:
– Потом научишься – не всё сразу. А сейчас, как настоящая жена, приготовь для нас завтрак.
Когда они пили свежезаваренный чай с бутербродами, он спохватился:
– Про шампанское совсем забыл. Ну, да ладно, выпьем восьмого марта с твоими родителями.
– Как это?
– На праздники к ним поедем – буду просить руку и сердце их дочери.
Таня лишь в последний день, перед самым отъездом, отправила телеграмму родителям, предупреждая, что едет домой с женихом. Она долго колебалась, нужно ли вообще это делать, но страх поставить маму в неловкое положение пустым столом, победил. Теперь, даже если они с папой и не собирались устраивать праздник, пирогов напечь и холодец сварить время есть.
На Николая Петровича и Тамару Ивановну Магомед произвёл хорошее впечатление. Сначала, правда, насторожились, что дочь привела в дом кавказца. Но потом, поговорив с будущим зятем, успокоились – уважительный и рассудительный парень. Авось не пропадёт за ним дочка. Провожая молодых на поезд, спросили у будущего зятя:
– Родители-то твои, когда сватать приедут?
Магомед извинился за то, что сватовства не будет, а познакомиться они смогут лишь на свадьбе. Николай Петрович заволновался:
– Может, они и не знают совсем о твоих планах? Или того хуже – не хотят Таньку нашу в снохи?
– Нет-нет, – заверил Магомед, – просто очень далеко. В мае мы с Таней туда поедем, чтобы мои родители с ней познакомились, а сразу после сессии зарегистрируемся.
– А свадьба? – всплеснула руками Тамара Ивановна.
– Свадьба будет в Москве. Мы, как заявление подадим, сразу вам сообщим о дате.
В поезде ему долго не спалось. Всё размышлял, как встретят Таню у него дома. То, что она такая молчаливая им придётся по нраву – женщина много говорить не должна. Но своим не знанием их порядков, она может всё испортить. Как научить этому Таню, придумал почти у самой Москвы. Только после этого заснул.
В общежитии, едва распаковав сумки с домашними гостинцами, сразу убежал на переговорный пункт. Дождавшись соединения с отцовским рабочим телефоном, зашёл в кабинку, вздохнул, и взял трубку:
– Здравствуй, папа.
Времени на намёки не было. Поэтому Магомед честно и открыто рассказал отцу о том, что его беспокоит. Тот, выслушав, спросил:
– Девочка станет мусульманкой?
– Да.
– Остальному научится – привыкнет. Где собираешься деньги брать на съемную квартиру?
– Мы с ребятами по выходным вагоны разгружаем. Теперь буду работать каждый вечер.
– Что ж, по-мужски поступаешь. Молодец!
В скором времени Магомед с Таней переехали в очень скромную однушку, где ежеминутно она познавала нравы и обычаи семьи мужа. Училась Таня прилежно. Поэтому, когда они приехали на родину Магомеда, за несколько дней сумела расположить к себе не только родителей, но и всю многочисленную родню, которая каждый день приходила в их дом в гости. На третий день Таня призналась:
– Я не смогу всех запомнить.
– Это ничего, – успокоила будущая свекровь, – будешь чаще общаться, запомнишь.
В день отъезда гостей не было, обедали по-семейному. Магомед обратился к родителям:
– Я жду вашего решения.
Ответил отец:
– Сын, ты выбрал достойную девушку. Да благословит вас Аллах.
– Я знал, что Таня вам понравится, – сдерживая радость, сказал Магомед, – поэтому мы уже подали заявление на регистрацию. Свадьба в июне. Вы приедете?
Повисло молчание. Магомед волновался: если откажутся, значит, не принимают его выбор, а лишь соглашаются с ним. Мать сидела с каменным лицом, и Магомед понял, что она ещё не смирилась. Теперь всё зависело от отца. Как он скажет, так и будет.
– Ты хочешь позвать нас, чтобы мы пели и плясали вместе с вашими друзьями-студентами?
– Нет. Приедут родители Тани. Из друзей мы пригласили только двоих – они будут свидетелями.
– Что ж, – отец утвердительно кивнул головой, – тогда и мы приедем. Надо обязательно познакомиться со сватами. А сразу после свадьбы – домой. Я уже договорился с муллой. Сначала он должен познакомить девочку с основами ислама и самыми необходимыми сурами.
Сказав это, Адилхан испытующе взглянул на Таню. Но она, уверенная в своём решении, ответила:
– Как скажете.
Теперь и Малика улыбнулась:
– Вот и славно. Пойдем, дорогая, сложим вещи.
Когда женщины ушли отец объяснил:
– Мать сомневалась: одно дело, ты говоришь, что Таня согласна, и совсем другое, услышать это от неё самой.
– Отец, она честная девушка.
– Честная девушка до свадьбы не станет с мужем ложе делить, – вспылил Адилхан.
– Зато теперь она моя, – не сумев сдержать улыбку, ответил Магомед.
Отец, почему-то сразу смягчился и, тоже улыбнувшись, с гордостью в голосе сказал:
– Мой сын, – немного поколебался, но всё же продолжил, – всё правильно сделал. Только теперь ты за неё в ответе. Она ради тебя от всего отказалась. Не дай Бог обидишь – покарает Аллах нещадно. Думаю, родители не знают, что она решила стать мусульманкой?
– Нет. Мы не говорили с ними об этом.
– А почему? – И не дав сыну ответить, продолжил. – Боялись гнева? Только он всё равно будет. Если не сумеют её понять и простить, у девочки кроме тебя никого не останется.
В Москве на молодых навалилось множество хлопот: нужно купить платье, костюм, кольца. А ещё и сессия приближалась. К приезду родителей, они устали так, что мечтали об одном: скорее бы прошёл день бракосочетания. Сначала Магомед с Таней хотели отметить это событие дома, но потом решили заказать столик в ресторане:
– Думаю, отец поможет, если у нас денег не хватит.
Таня покачала головой:
– Неловко как-то. Он и так много помогает.
– Тебя это не должно волновать. Деньги – забота мужчины. Твоя обязанность следить за домом, чтоб муж всегда был чисто одет и накормлен. Я в любой момент могу прийти с гостями. Мне не должно быть стыдно.
– Я помню, – ответила Таня, закончив мыть посуду. Вытирая руки, повернулась к Магомеду, – можем идти встречать родителей.
Напряжение между сватами стало спадать только в ресторане. Выпив, расслабились, и разговор пошёл сам собой. К концу вечера они наперебой приглашали друг друга в гости. На следующий день все поехали на вокзал. Первым отходил поезд на Кавказ. Танины родители еле сдерживали слёзы. Перед тем, как отпустить дочь в вагон, отец обнял её и шепнул:
– Мало ли чего, в жизни всяко бывает: помни, у тебя есть родительский дом, где тебя всегда примут, что бы ни случилось.
А на Кавказе, Таню ждало новое испытание. Никак не запоминались суры из Корана. Она совершенно не понимала, о чём там говорится. Даже, когда Магомед перевёл их на русский язык, они звучали, как абракадабра. Когда мулла сообщил, что завтра состоится торжественный день, до конца каникул оставалась лишь пара недель. Свекровь обрадовалась:
– Слава Аллаху! Я боялась, что не успеем свадьбу сыграть.
– Так у нас она была, – удивилась Таня.
– Э! Что это было? Так. Штамп в паспорт поставили и всё. Нет, дочка, для нашей родни, ты пока никто.
Свадьбу гуляли по Кавказским законам, целую неделю. Уставших молодожёнов отпустили лишь потому, что перед новым учебным годом, нужно было хоть ненадолго заехать к родителям новобрачной.
Волновались перед встречей с ними оба. Таня вошла в родной дом в мусульманском платке и не сняла его. Отец, ничего не подозревая, заботливо предложил:
– Сними платочек-то, дочка, жарко, поди, в нём.
Таня встала рядом с мужем, как бы ища поддержки и защиты:
– Мусульманки всегда ходят в платках.
– Так ты же вроде… – отец не закончил фразу, сел на табурет, внимательно посмотрел на дочь, – или?..
– Да, папа, я приняла веру мужа.
В комнате надолго повисло тягостное молчание. Потом отец подошёл к дочери и, глядя в глаза, спросил:
– Как ты могла?
С какой-то брезгливостью, стараясь не прикасаться, обошёл её, и вышел из дома.
Мать покачала головой:
– Эх, дочка-дочка, – и ушла следом.
Таня растерянно посмотрела на мужа:
– Что делать-то?
– Накрывай на стол.
Таня быстро достала все привезённые гостинцы, разложила по тарелкам:
– Звать?
– Я сам.
Магомед вышел на крыльцо. Тесть с тёщей сидели на приступках.
– Мама, отец, пойдёмте к столу, поговорим обо всём спокойно.
– Да чего тут говорить-то, – отмахнулся от него Николай Петрович.
Тамара Ивановна потянула мужа за рукав:
– Пойдём, она наша дочь.
Магомед заверил:
– И всегда ею останется.
За столом он пытался объяснить и оправдать поступок жены:
– Муж и жена должны быть одной веры. Ради наших будущих детей.
– Ну, так ты бы и крестился, – горячился Николай Петрович.
– Первым был сотворён Адам. Ева из его ребра. Поэтому жена идёт за мужем, а не наоборот.
Николай Петрович наливал себе одну рюмку за другой. Когда Тамара Ивановна попыталась урезонить мужа, цыкнул:
– Не мешай дочь пропивать.
Он не просыхал три дня. А Магомед в это время, старался разговорить тёщу:
– Раньше, в древности, и мы были православными. До сих пор в горах сохранились церкви.
– Отчего же сменили веру? – не глядя на зятя, спросила Тамара Ивановна.
– Когда Пророк Иса покидал нас, сказал, что после него придёт Пророк Магомет и, велел слушаться и верить Ему. Но и, когда был Иса, и потом, при Магомете, мы всегда молились Аллаху, потому что Он, а не Пророки – Бог.
Тамара Ивановна недоверчиво покачала головой:
– Причём здесь Иса?
– Вы Его зовёте Иисус.
Спорить она не решилась – боялась сказать, что-нибудь не так. В знании вопросов веры была далеко не сильна, а у Магомеда, похоже, был на всё ответ.
Наутро четвертого дня, выпив полбанки рассола, заботливо поднесённого женой, Николай Петрович сказал:
– Это наша вина – везде твердили, что Бога нет, а мы молчали. От церкви тебе, дочка, конечно, прощения не будет, но мы… Ты плоть и кровь наша. Не могу выгнать и проклясть, хотя поначалу чуть было не сделал этого. Не знаю, как мать, а я принимаю тебя и такой – повернулся к Магомеду, – только не жди, что мы в своём дому ваших икон понавешаем.
– У нас нет икон, – вставил Магомед.
Но отец, словно не услышал:
– И есть здесь нашу еду будешь, русскую. Эти гостинцы, – кивнул в сторону оставшихся фруктов и сладостей, – не выкину, вижу, старался. Но в другой раз, как поедешь к нам в гости, не привози своего. Лучше с пустыми руками, коль нашего не найдёшь.
Магомед ответил:
– Там, где я вырос, много русских. У нас и церкви ваши есть. Во всех домах – и в православных, и в мусульманских – на Пасху яйца красят и куличи пекут. А в Ураза Байрам…
– А вам-то, зачем наша Пасха? – Перебил его Николай Петрович.
– В гости могут православные соседи зайти. А детям так вообще всё равно, какой ты веры. Главное – угощение получить. Я сам видел, как моя бабушка с детьми Христосовалась.
– Ты даже слова такие знаешь? – Удивился Николай Петрович.
Магомед улыбнулся:
– Бабушка научила, что нужно говорить в таких случаях.
И, когда он совершенно спокойно произнес «Христос воскресе» и «Воистину воскресе», отец окончательно успокоился. Взял из вазы грушу и, откусив, сказал:
– Вкусная. Отцу с матерью спасибо передай, – посмотрел на жену, – чего застыла-то? Дети, небось, голодные, а у тебя и кастрюли все пустые.
– Ну, слава Богу, знать отошёл, – подошла к плите Тамара Ивановна, – и щи сварены, и картошку уже потушила.
Оставшиеся дни прошли в мирных семейных разговорах. Больше тему религии и Таниного поступка никто не обсуждал. Никогда.
Годы бежали, обгоняя друг друга. Родился Тимур, а следом за ним и Залина. Глядя на их семью, многие завидовали таким отношениям. Магомед за всю жизнь ни разу не пожалел о своем выборе. Да и Таня считала себя счастливой женщиной. Из неё получилась хорошая жена, заботливая мать и добрая мусульманка. Коран она знала, пожалуй, лучше мужа.
Незаметно дети выросли. Залина, однажды поехала погостить на Кавказ к бабушке, да и осталась там навсегда. Украл её сердце местный джигит. В прошлом году она родила ему сына. А Тимур, привел в дом русскую девушку Машу. Такую же скромную и покладистую, как свекровь.
Наступил день, когда Магомед с Таней, безуспешно прождав минут тридцать скорую помощь, отвезли невестку в роддом. Пока метались по коридору в ожидании новостей и приезда с работы Тимура, Тане стало плохо. Испугавшись не на шутку, Магомед поднял такой шум, что сбежалось пол больницы. Прямо из коридора её отправили в операционную. Хорошо, что приступ аппендицита случился именно сейчас. Если бы они уехали домой, врачи могли бы не успеть.
Совершенно измученный переживаниями, Магомед, едва переступив порог дома, рухнул на диван. Слышал, как пришёл сын, как он разговаривает по мобильному с Машей, но окончательно проснуться не смог. Встал лишь утром, когда Тимур уже ушёл. То ли на работу, то ли в больницу. Наливая кофе, Магомед улыбнулся: «Пожалел отца – не стал будить. Только мне всё равно пора вставать – Тане одежду надо отвезти».
Закончив завтракать, пошёл в спальню. Открыл шкаф: «Где, что у неё лежит?» Магомеду приходилось самому искать её белье, полотенца и всякие женские нужности – целый список в отделении дали. Он выдвигал ящики и снова задвигал – всё не то. Поискал на полках – и там ничего не нашёл. Подошёл к комоду: «Слава Аллаху!» Стал складывать бельё, сверяясь со списком. Ночные сорочки обнаружились в нижнем ящике: «Какую взять? Она вот эту вроде бы любит», – подумал он. Как только потянул ткань, на пол что-то упало. Когда поднял выскользнувший из ночнушки предмет, от удивления даже дышать не смог: в руках у Магомеда была православная икона. «Что она тут делает? Как попала в комод жены?» Наспех засунув бельё в пакет, положил туда же икону: «Сейчас поеду и спрошу».
Руки тряслись – только с третьего раза смог вставить ключ в зажигание. Ехал на предельной скорости, забыв о правилах. Припарковался и бегом побежал в отделение. К жене его не пустили. То ли вид у него был слишком возбуждённый, то ли действительно Таню ещё не перевели из реанимации. Забрав икону, Магомед отдал пакет и уехал домой. Перед приходом сына лёг в постель и сделал вид, что спит – не мог он сейчас ни с кем разговаривать. А к утру, успокоился: «Приедет жена домой, тогда и поговорим».
Через несколько дней Таня уже сидела за столом на кухне:
– Как хорошо дома.
– Главное, что ты здорова.
Магомед посмотрел на часы – Тимур придёт не скоро. Положил перед женой свою находку:
– Таня, это что?
Она посмотрела ему в глаза:
– Икона Казанской Божьей Матери.
– А, как она оказалась в твоём белье?
Таня не отвела взгляд:
– Я там прятала её от тебя.
– Зачем и почему?
Его обескуражила Танина смелость. Он думал, что она начнёт оправдываться, готов был даже ко лжи. Но она не испугалась. Говорила с каким-то вызовом.
– Если бы я тебе призналась, что в душе осталась православной, что бы ты сделал?
Магомед задумался:
– Попытался бы понять тебя.
– Вот именно – попытался. Ты всегда только пытался меня понять.
– Таня!
В голосе Магомеда были тысячи эмоций: гнев, удивление, предостережение…
– Мага, родной, помнишь наш разговор, тогда, давно, в общежитии? Мы с тобой пришли к выводу, что по-разному молимся единому Богу. Называем Его разными именами, видим разные лица, но Он един для всех.
– Помню. Тогда почему ты скрывала от меня, что в душе так и не смогла принять ислам?
– Боялась потерять тебя. Я видела, как для тебя это важно, как ты гордишься этим. Но с чего ты взял, что я не приняла мусульманство? Я верю и в Аллаха, и в Христа.
– Это не возможно!
– Почему? Для меня не пустые слова, что Бог един.
Странное чувство шевельнулось в душе Магомеда – перед ним сидела другая, не знакомая ему Таня. Он, привыкший к её покорности, увидел способную дать отпор и отстоять свои убеждения женщину. Она ему не нравилась? Наоборот – он боялся, что она исчезнет. Страх потерять её, липкой паутиной опутал сердце, стало трудно дышать:
– Таня!
Посмотрев на мужа, она всполошилась:
– Мага, тебе плохо?
– Мне страшно.
Эти слова вырвались помимо воли. Ему стало стыдно за минутную слабость, но Таня поняла всё по-своему:
– Вызвать скорую?
– Нет. Просто посиди рядом.
– Магомед, – её голос дрожал, – от этого сердце болеть не перестанет.
– Глупая, – он уже взял себя в руки, – у меня душа болит.
– Ты так расстроился из-за иконы?
Магомед решил, что она заслужила честный ответ:
– Я испугался, что ты уйдёшь. Только сейчас понял, как тебе нелегко жилось.
– Да я не смогу без тебя и одного дня!
Магомед хотел поцеловать жену, но в это время в прихожей хлопнула дверь – вернулся сын.
– Ты у Маши был? Как там она?
– Замечательно. Завтра выписывают, – буркнул Тимур и хотел уйти в свою комнату.
Отец строго окликнул его:
– Подойди сюда! Что случилось?
Поняв, что от разговора не уйти, Тимур ответил:
– Поссорились.
– Рассказывай, – велел отец.
– Маша не хочет назвать сына Заидом.
– А, какое она выбрала имя?
– Роман.
– По-моему хорошее.
Тимур удивлённо смотрел на отца:
– Она должна меня слушаться.
– Она должна быть любящей и заботливой женой и матерью. А больше ничего и никому не должна.
– Но, отец!
– Учись уважать не только свои желания, но и жены. Тогда в семье всегда будут мир и любовь. Если хочешь, чтобы Маша тебе доверяла, и ей не приходилось лгать, прислушивайся к её душе.
Магомед подошёл к окну. За чёрным стеклом мелькали огни фар, проезжающих машин. Весь город куда-то спешил. Никому в нём не было дела до его переживаний. Он задумался: а здесь, в собственном доме, он нужен? Повернувшись к жене и сыну, внимательно посмотрел на них. Таня не могла скрыть удивления, а сын взгляд прятал. Магомед спросил у него:
– За что ты полюбил свою жену?
Тимур, не понимая, к чему клонит отец, пытался подыскать подходящий ответ. Но Магомед продолжил:
– Думаю, что не за имя. Если бы её звали Катя, Света, или ещё как-то, ты бы не женился на ней?
До Тимура начал доходить смысл разговора с отцом:
– Я понял.
– Вот и хорошо. Не важно, как будут звать твоего сына, главное, каким он будет человеком. А это зависит от тебя.
Тимур улыбнулся:
– Папа, можно я позвоню Маше?
– Давно надо было это сделать. Ей переживать нельзя – она ребёнка должна кормить.
Прижав телефон к уху, Тимур вышел с кухни. До родителей долетела лишь одна фраза:
– Маша, я согласен – пусть будет Ромкой.
Потом сын, видимо закрыл дверь в свою комнату, и стало тихо.
Магомед сел рядом с женой:
– А ты сможешь меня простить?
Она положила голову на его плечо:
– Мы оба виноваты.
– В чём, Таня?
– В том, что были молодыми.
– Тебе было очень тяжело?
– Нет. Потому что ты всегда был рядом – вместе легче.
Магомед хотел сказать, что сейчас так не поступил бы, но промолчал, неуверенный в этом. А Таня, взглянув на мужа, продолжила:
– Мы были другими. Да и время тоже – то, что тогда нам казалось незначительным, сегодня стало недопустимым.
Магомед вдруг отчётливо вспомнил программу новостей, в которой рассказывалось о русском парнишке. Он запомнил его имя навсегда. Оказавшись в чеченском плену, тот под страшными пытками не снял православный крестик. Не воспользовался возможностью сохранить свою жизнь ценой отречения от веры. Гордость и уважение переполняли тогда сердце Магомеда за геройский поступок русского солдата, несмотря на то, что он не принял ислам. Снова разглядывая ночь за окном, Магомед задумался: «Почему я в тот момент не подумал о Тане? Что почувствовала она, увидев этот выпуск? Она-то предала. Или то, что сделано во имя любви, не грех? Что ждёт её после смерти – вечная мука в аду? Но моей вины, в случившемся с ней не меньше». К горлу подступил комок. Чтобы проглотить его, пришлось сжать кулаки. Справившись с волнением, повернулся к жене:
– Когда-нибудь был такой момент, чтобы ты пожалела о содеянном и проклинала меня?
– Не проклинала, но жалела.
Таня вспомнила, как после похорон отца стало невыносимо тяжело от того, что не смогла пойти в храм и помолиться о его душе. На девятый день он приснился ей: «Что терзаешься, дочка? Бог слышит любую молитву, а литию ты читаешь, или суру Ихлак ему всё едино. Главное сама вера». С тех пор она не задумывалась: в мечеть идти или в храм. Об этом и поведала Магомеду. А тот, всем сердцем соглашаясь с женой, вслух сказал другое:
– Думаю, что такие речи не понравятся ни мулле, ни православному священнику.
– Лишь тем, которые живут по законам, написанным людьми, а не по Божьим.
– В чём они?
Таня улыбнулась:
– Всё очень просто: возлюби ближнего своего, как самого себя.
– Мне бабушка часто говорила, что Бог – это любовь. А я, глупец, думал, что она имеет в виду плотскую. Хорошо хоть, дожив до седых волос, понял истину.
– А мне бабушка рассказывала, что два крыла ангела – это вера и любовь.
Сложный был у них разговор. Раньше они никогда не затрагивали эти темы. Магомед серьёзно задумался и стал искать ответы на множество вопросов: захочешь ли ты себе лгать, причинять боль, предашь ли самого себя? Обнимая жену, сделал вывод: прежде чем что-то совершить, примерь на себя последствия, а, если кто-то обидел, прости, не размышляя, нечаянно это сделано или умышленно.
Вдруг Таня перебила его мысли:
– Помнишь наш первый Новый год?
– Как будто он был вчера, – улыбнулся Магомед.
– Я часто думаю о ёлке, которую ты тогда принёс.
– Хочешь, угадаю твои мысли?
Глядя жене в глаза, продолжил:
– Это был знак свыше. Два слабеньких, неказистых деревца, соединённые вместе, стали сильнее и красивее.
Она подтвердила:
– Так и мы с тобой – накрепко связанные самой жизнью, выстояли под всеми её ветрами.
За окном забрезжил рассвет. Магомед и Таня, сидели, обнявшись, на маленькой уютной кухоньке. Аварец и русская. Мусульманин и женщина, ради любви снявшая православный крест. Семья, в которой несмотря ни на что, жили любовь и вера. А значит, была надежда, что счастье никогда не покинет их дом.