16.00. 19.11.2017.(продолжение)
А ведь сегодня ему ровно 44 года. Моему первенцу, с которым «упекли» меня в роддом на Волжской набережной нашего чудесного города. Столько лет назад и началась «закалка» моего характера на предмет пребывания в аналогичных заведениях, где «больным» положено «болеть» и ...всё!
В принципе, долго обижаться на солдатоподобную профессоршу или её менее титулованных коллег было некогда. Ведь в этом заведении не просто продолжалась жизнь. Она там зарождалась воочию и для специалистов, и для их подопечных. Для меня - тоже. Не знаю «просто так» или «по наводке» «дамы без собачки» (но - со студентами!),
но у меня зачем-то взяли анализ мочи через катетер. И началось. Сначала боли были достаточно «комфортными». Но к вечеру!
- Смотрите, какой хорошенький врач сегодня будет дежурить! - радостно вещала «рыженькая», наглотавшись своих «розовеньких».
От «былой красоты» у меня, конечно, тоже ничего к тому моменту не сохранилось, но, думаю, что более реалистично оценивала наши шансы на внимание «хорошенького» к, пусть и молодым, но уж очень изношенным условиями существования женщинам. Его досуг, как мне казалось, не был скучным. Но выяснилось, что сил молодого врача хватало и на пациентов. На меня, во всяком случае, точно - общение с ним в ту ночь даже поднадоело.
Боль была практически постоянной. А я, как и положено ночью, хотела только спать. И ничего больше! Увы. Конечно, кричать - не моё хобби. Но скрыть физические страдания полностью навряд ли кто-то сможет. Не смогла и я. А прельстивший мою соседку субъект, в силу профессиональной наблюдательности, заметил происходящее. И уже не оставлял без внимания мою скромную персону. Он всё время предлагал мне что-то «полезное»: то выпить воды, то «принять» внутримышечно или внутривенно. С последним, правда, вышла заминочка, и на его третью попытку «найти» мои вены я буквально простонала (так хотелось спать, а он всё добросовестно протыкал мне руки «не там»): «Давайте не будем больше мучить друг друга»
По-моему, он даже обрадовался, так как заскороговорил: «Конечно, конечно! Отдыхайте» И, наконец-то, где-то в начале шестого я забылась сном-обмороком, который, разумеется, был прерван с приходом утренней смены. Меня перевели в «активную» палату. «Рыженькую» - тоже. Третьей оказалась сестра шофёра с предприятия, где моя мама работала главным бухгалтером. Короче, «все свои», а спокойствия не наблюдалось. У Светы (так, кажется, звали «мамину» знакомую), начались предродовые схватки, и именно в это время появился «будущий отец». Она стояла на подоконнике и кричала (мы были на втором этаже): «Жеха!
Я, кажется, рожаю! Нет, вроде, рано! А у мамы моей был!?
Что?!» Было ощущение, что она кричит для себя. Голоса её мужа я не слышала. Так продолжалось не одну минуту. И не две. И не три. Наконец, про неё вспомнили, и буквально стащили с «переговорного пункта». Родила она быстро. А мы с Анжеликой (буду так звать «рыженькую», хотя французам такое сравнение показалось бы не объективным) остались «развлекаться». Как позднее выяснилось, каждая из нас наблюдала только за соседкой, а сама себе казалась верхом выдержки. Ну, собственно день прошёл обычно: врачи, какие-то манипуляции с нашими телами. Разнообразие внесла только не договорившая с «Жехой» Света. Но к вечеру мы уже знали, что она родила здоровую девочку, и с ней тоже всё в порядке. Позднее, правда, дочку она воспитывала одна - «бросил» её супруг.
Но наступила новая ночь. И моя боль вернулась с прежней силой. Я не хотела больше никакой помощи, поэтому старалась лежать молча, мысленно уговаривая «малыша» (не знала, кто будет, но уверенность мужа в наследнике, передалась, вероятно) «потерпеть». А вот Анжелика никого не уговаривала. Она вдруг начала на четвереньках наворачивать круги по палате и повторять, на мой взгляд, абсолютную несуразицу: «Господи! Да зачем же я ему «дала»?» И это обращение к небесам, оформленное на грубо-бытовом жаргоне, звучало так нелепо, что я временно отвлеклась от своих страданий и с удивлением вслушивалась в десятки раз повторяемую фразу. Надоело. Очень. И когда она в очередной раз проползала мимо моей кровати, я спросила: «Один раз что ли?»
- Что?!
-Один раз, говорю, с мужем спала?
Она ошалело посмотрела мимо меня. Потом снова опустила голову к полу, и началось: «Господи!»
Я сходила «на вахту». Минут через 40 за ней пришли, а заодно обратили внимание и на мою персону.
- А с этой-то что? Да у неё же и воды уже сошли?! Тужься! Вам нельзя тужиться! Она же вся в крови!
Как в калейдоскопе, мелькали лица и рекомендации. Наконец, но это было уже утро, повели в родовую. Группа студентов, увидев меня, шарахнулась в сторону. Почему-то по дороге я увидела своё отражение (Зеркало? Больное воображение? Не знаю): распущенные волосы, восковое лицо (объяснимо - двое суток без сна и еды), разорванная рубашка с пятнами крови даже в районе груди. Я поняла и не осудила студентов. Меня положили «на стол». Появилось много врачей. Они по очереди забирались руками т у д а, и всё хмурились. «Тоже, что ли, бывшие двоечники?» - подумалось мне. Долго жужжали. Кто-то подытожил:
- Ребёнок идёт хребтом!
Появилось ещё несколько человек. Перед одним все расступились. Он, в отличие от других, так засунул свою руку в меня, что я подумала: «Как в свою корзину...» Но, возможно, именно этот человек спас моего старшенького, которому сегодня 44 года, от перелома позвоночника в районе шеи. Ведь врач «вправлял» его головку в исходное положение. И думаю, у него получилось. Поскольку заговорили о другом:
- Головка большая! Не выйдет! Расстригать надо! А может - так? Тужтесь! Тужтесь!
Но у меня не было сил. Ведь ни сна, ни еды перед этим важнейшим действом организм не получал. Но думала не об этом. Вспомнила радистку Кэт из «Семнадцати мгновений...» и решила, что смогла бы кричать «мама»по-французски (выбрала этот язык сознательно в пятом классе - нравился он мне), если бы потребовалось. А окружившим меня врачам сказала: «Спать хочу». Наверное, они и удивились, и возмутились, не помню. Но «хорошенький», по определению Анжелики, встал рядом со мной и постоянно чем-то смачивал пересохшие губы мои, повторяя осипшим голосом (похоже, ему самому помощь требовалась): «Спать нельзя, тужиться надо...»
И нижняя половина тела стала отрываться от верхних запчастей, и что-то разорвало меня изнутри, и наступила тишина, и снова послышались восклицания:
- Шейка разорвалась! Пуповиной обмотан! Скорее!
Синий!
Не могу лгать. Мне было всё равно. Какое-то блаженное чувство облегчения затуманило уставшую голову. Но через определённое время пришло ощущение отсутствия чего-то необходимого. Было слишком тихо. И вдруг: слабый-слабый писк, а после него облегчённые возгласы, смысла которых я уже не воспринимала. Ко мне подошла женщина, держащая в руках сине-зелёно-красный комочек, и сказала:
- Мальчик. Копия мамы.
Я с ужасом подумала: «Неужели я так плохо сейчас выгляжу?» А с губ сорвалось: «Не может быть!» Она засмеялась (возможно, от радости, что мы с сыном оба живы) и подтвердила: «Копия! Уж я-то знаю.»
И все ушли. Предварительно меня, правда, зашили в том месте, которое не пропускало большую голову маленького человека (2650 граммов при рождении). Но он вырос в самого крупного из моих трёх детей.
Оставшись одна, я наслаждалось отсутствием суеты, ставшей кошмаром последних дней моего существования. И вдруг услышала смех с соседней «койки». Анжелика!
Она глупо хихикала, поглядывая в мою сторону. Я ужаснулась мысленно: «Сошла с ума от стресса...» А пережить удивление пришлось самой. Прекратив «ржать», «рыжик» выдала: «А я думала - ты помрёшь: такая белая лежала!» И решив, что дала и мне повод для веселья, снова погрузилась в пучину хохота. Одинокого. Я не хотела присоединяться к этому процессу. И не могла. Заснула.
Очнулась от металлического грохота и тряски - меня перевозили в палату для родивших женщин. Анжелики со мной не оказалось (Светы, кстати, тоже), чему я мысленно обрадовалась. Новые мои соседки ничем поведенчески не выделялись. Или у меня просто не осталось времени для наблюдений. Организм преподнёс сюрприз: моя девичья грудь, размер которой я всегда иронично обозначала «минус единица», сменился на пятый без кавычек! От кормления до кормления грудь превращалась в два раскалённых булыжника, мешающих и дышать, и спать. И я, наслушавшись страшных рассказов об операциях на эту тему, занималась массажем своих молочных желёз всё (без преувеличения!) своё свободное время. Включая ночи. Но не было ни усталости, ни раздражения.
Меня занимало лишь состояние того крохи, которого приносили по строгому расписанию. Муж не догадался посвятить меня в то, что традицией в их семье является передача имени деда внуку. Знай я об этом, первенца звали бы иначе. Заглядывать в святцы наша комсомольская действительность тоже не приучила. Поэтому обращалась я к младенцу по имени, которое носил начальник Управления культуры Яроблисполкома на тот момент. Отчество у них тоже получилось общее. Этот мужчина привлекал меня спокойствием и порядочностью. Мы, естественно, близко не общались. Но эти качества видны и на расстоянии. И таким я хотела тогда видеть своего малыша в будущем. Нет, не начальником. Не была бы против, но это как раз не являлось принципиальным. Речь шла о спокойствии и порядочности...