"Не то несчастье, что с
нами происходит, а то счастье,
с каким достоинством мы
можем это пережить."
(Марк Аврелий)
"Белой вороне недоступна
мудрость чёрных лебедей"
Вертолёты летят на малой высоте - делают разворот, плавно садятся. Мы, как на тренировке, десантируемся, занимаем круговую оборону. Борты уходят. Определив своё местонахождение, уточняем свою задачу и уверенно ползём по серпантину на вершину горы.
Под ногами при каждом шаге поднимается столб пыли, а за спиной рюкзак этак килограммов пятьдесят. Впереди идут наши сапёры, а по-другому никак, ведь тех, кто шёл без сапёров, называли "смертниками", потому что на этой земле мины везде, и на дороге, и на тропах, и кажется просто так, сапёры всегда идут первыми, первыми они и бой принимают.
Нас выбросили на пяти вертушках. Выбросили вблизи горного кишлака... Задача блокировать горное ущелье с перспективой прочесать этот горный кишлак. Почему какой-то? А потому что на наших картах его нет, а в реальности он довольно-таки большой, даже просматривается торговая площадка. Хотя само по себе - это небольшое селение, девятнадцать дувалов, зажатое в тесном ущелье, в шершавых ладонях гор смотрится красиво.
На краю кишлака отдельная глинобитная мазанка.
Дома, если можно их так назвать, тесно примыкают друг к другу; они составляют сплошную цепь построек, которая тянется вдоль ущелья.
Заняв господствующую высоту, вот уже сутки ведём наблюдение, и самое интересное сложилось впечатление, что в кишлаке нет ни одной живой души. Всё как будто бы вымерло. Не возможно описать то, что неописуемо, его можно лишь почувствовать и через разум осознать. Вот и мы пытаемся осознать, пошли предположения, что население кишлака увидев наши вертушки, вероятно, ушло под землю. Как говорят: - Словно провалились сквозь землю. А больше куда? Вокруг горы. Сами горы какие-то абсолютно не приветливые, нет той красоты, которая завораживает глаз, краски гор кажутся тусклыми, выцветшими, и никаких запахов растительности, да и она как-то выглядит приунывшей. Днём солнце словно бесится, сжигает всё и всех, прямо так и хочется спросить у него, если твоя цель - растопить мозги иноверца, превратить их в бесформенную запеканку, то видно определённый результат уже есть, мы все вопреки нашей вере, молим Аллаха, чтобы быстрее наступила ночь.
Ночь тянулась мучительно и долго. А когда у тебя сна нет, а вокруг неопределённость, в голову лезут разные мысли и воспоминания, видно мы так устроены. Вот и я, вспомнил моё детство, и юность, но вернёмся к горам, а тут ничего живописного, пёстрого, нет тех сочных бликов и ярких тонов, все эти горы какие-то серые и однообразные. Но, как только прикрываю глаза, тотчас же передо мной возникают деревенские сады и сосново-берёзовые рощи - сквозная, синяя, прошитая солнцем хвоя, идеально белые стволы наших берёз, потому что под этими шумящими соснами прошли все мои ранние годы.
Почему-то вспомнилась горная ночь, которую я провёл в первые месяцы моего пребывания на этой земле, она была насыщена запахами буйного цветения, набегающих густыми ароматными волнами прямо на наши окопы, если их можно так назвать, потому что окопаться в горах практически не возможно. Эти же горы, где мы сейчас сидим, совсем не приветливые, даже свет луны, который освещает вершины, и то какой-то тусклый, да и сама луна висит не над горами, а за горами. Вокруг стоит гробовая тишина. Вот это выбросили нас, ни муллы, ни шакалов! Такое впечатление, что горы ушли на ночной покой, и спят словно младенцы. Афганское небо всегда похоже на афганский ковёр; густой, насыщенный чёрно-серебряный небосвод с десятками тысяч звёзд - это в других местах, здесь же бесконечный небосвод, а звёзды какие-то слишком яркие, словно их вчера нарисовали на этом голубом куполе.
Если всё, что я пишу, назвать "творчеством", то хочется отметить - творчество требует сосредоточенности, отрешённости от быта, от суеты. А где ещё сыщешь большую отрешённость, чем в перерывах между выходами. А их бывает крайне редко, постоянно какие-то проблемы, отчёты, проверки, вот и пишешь какими-то отрывками. Слова вроде бы получаются, но художественная линия вызревает трудно и медленно. Мысли после боёв неровны, чувства смутны; полностью отрешиться от быта я не могу, ведь жизнь-то продолжается. Всегда крутится фраза: - Сегодня жив, завтра - жил.
Мы получили команду: - Вести наблюдение за ущельем, где-то в этом районе должна пройти крупная банда.
За светлое время мы обследовали все близлежащие ущелья, никакого намёка на жизнь. Все окрестные горы и ущелья не несут признаков войны, то есть нигде нет воронок от разрывов снарядов, весь горный массив "девственный". Кишлак внизу тоже не подаёт признаков жизни. Наша группа приличная, ведь сорок человек - это кое что да значит. А вот насчёт вооружения мы слабоваты; есть три пулемёта, а остальное личное оружие АК и АКМ, гранат правда хватает.
В составе группы авианаводчик, и я, - артиллерист. "Наземный летун" всегда нужен при таких выходах, а вот начальник разведки артиллерии без артиллерии - это, как говорят "нонсенс", потому что ни один ствол не достаёт до нашего местонахождения.
На всю группу два ночных бинокля, и "усё", вот и воюй. Да, насчёт этих приборов наблюдения какая-то катастрофа, их просто нет на складах.
Особенно нравится команда: - Усилить наблюдение в ночное время! Спрашивается чем, и как? Будем считать. что мы совы и владеем их способностью видеть ночью. В ночное время остаётся одно - острота слуха.
Организовали круговую оборону и ведём наблюдение, лежим в мини окопах и курим "смерть на болоте", то есть сигареты "охотничьи", которые я курил постоянно. Вообще-то все сигареты имеют своё солдатское название, так "Охотничьи"; - "Смерть на болоте", "Смерть в горах", "Замполит на охоте". "Гуцульские"; - "Нищий с торбой", "Замполит в горах". "Северные"; - "А где замполит?", "Мечта прапора".
Уже закончились вторые сутки, эфир молчит, мы в режиме радио молчания. Как передали, что "сарбазы" где-то прочёсывают горы, так больше ничего. Да, "сарбазы" - солдаты правительственных войск Афганистана.
Поступила команда: - Рано утром зачистить кишлак по полной программе.
Удивительно, мы должны, а не проще было бы пустить вертушку и обработать "нурами". Но команда поступила и она обсуждению не подлежит.
Рано утром, снарядили группу, организовали прикрытие, и пошли чесать кишлак. Всё вокруг кажется вымерло, за два дня мы ничего не обнаружили, словно племя майя - было и нет. Одни вопросы. Кругом квадратные глухие дувалы с узкими бойницами, напоминающими пулемётные гнёзда. Если на других зачистках, практически всегда, стреляли во всё, что шевелилось, прежде чем выйти за дувал или куда угодно, вообще, прежде чем посмотреть или заглянуть куда-нибудь, обязательно бросаешь гранату - "эфку" или "эргэдэшку". Много гибло "бачей" и "ханонок" после этих "прочёсок". Очень много. А кто их считал, выполняли команду сверху. Вот и сейчас - граната, очередь и дальше по пыли в конец кишлака.
После прочёсывания дали команду: - Личный состав вернуть на эту забытую Богом гору, и ждать дальнейших указаний.
Даже сейчас пишу и не могу понять, зачем мы уничтожили все строения, конечно не в хлам, но практически восстановить уже не получится.
Ночью наблюдали за разрушенным кишлаком, полу руины, а их по-другому не назовёшь, виднелись смутно, неотчётливо; на фоне неба выделялось только одно строение, почему-то уцелевшее, над кишлаком висела низкая ущербная луна. Вот уж действительно забытый край, даже природа настроена как-то против нас, а может наоборот - мы не понимаем эти горы.
Какое-то время я вёл наблюдение в этом секторе, и в голове крутились, вертелись мысли; а ведь зачем-то люди строили эти дома? В окрестностях ущелья нет ни одного ручейка, нет и искусственных ариков, нет полей, и вообще ничего нет, а сейчас тем более, мы поработали не плохо.
- Ну как там? - спросил командир группы.
- Да всё тихо! - ответил я и передал ему бинокль, - смотри сам.
Остаток ночи прошёл в сплошной тишине, лишь под утро где-то рядом пролетела птица.
За мою службу перехватили несколько караванов. Сейчас сидим и ждём, когда какая-то банда выйдет на нас. Было и раньше, сидели и ждали, но там были уверенны, что караван будет, пару раз приходилось бить мирные караваны - по ошибке, и да, и нет. Ночью все кошки чёрные, трудно ведь разобраться, что там везётся. Ну, следим, смотрим в приборы ночного видения, но ведь разве определишь, что там во вьюках? Да и как определить мирный он или нет, бывает он и на мирный похож, а в нём боеприпасы, а ведь к ним не спустишься, не спросишь: - Чьи вы будете? Что везём ребята? Да и выходили всегда по наводке их царандоя, или наших советников, а они тоже могли ошибаться.
Были мы правы или нет? Не знаю, не знаю. Да и какая, в конце концов, разница? Был кишлак и не стало его.
На рассвете к работе приступил наш "авиатор", приготовили цветной дым и все в готовности стали слушать эфир и воздух. На фоне тишины в прозрачном горном воздухе, работу наших винтов можно слышать на приличном расстоянии, вот и они. На борта садились быстрее чем при занятии гор.
( 1987 год, конец лета)