В палату не подселятся ни завтра, ни послезавтра, когда выпишется моя немногословная палатная соседка Галина.
А уже сегодня после обязательного контроля давления пригласили новые знакомцы меня на игру в карты. Должна сознаться (что не делает образ рассказчицы, верно, положительным, но зато правдивым), я – поклонница карточной игры. Должно быть, в этом пристрастии виновато моё слишком суровое воспитание мамой-учительницей, где многое было под запретом, в том числе и карты. И муж мой, с которым уже почти сорок лет вместе, карты на дух не переносит, считая это пустой тратой времени. Наверное, он прав. Как всегда прав…
Но, ещё Геродот сообщал, что в карты играли в Мидии в VIII-VII веках до нашей эры. Говорят, что в Россию французские игральные карты проникли из Германии, сохранив немецкое название мастей: бубны, черви, трефы, вини. Ну, коли старушка Европа карты с её мудрецами не отрицала, то чего мне, поперёк идти? Как незабвенной моей бабуле – Анне Петровне – любительницы карточного «дурака», игра даёт возможность излиться наружу авантюрным ноткам и моей натуры. Ну не с «тарзанки» же мне сигать за всплеском адреналина?
Любая игра имеет свои нюансы. Игра в «дурака» требует, как и любая другая карточная игра, хорошей памяти (запоминать отбойные карты), умения блефовать (когда с бескозырным набором выведешь соперника выложить все козыри, подбрасывая свой «неликвид»). В каждой игре важно и везение, ведь, как в том анекдоте: «На «Титанике» у многих было здоровье и богатство, а вот везения досталось не всем».
Мне лично не страшно остаться в «дураках» пару-тройку раз подряд. Напрягать начинает, когда всякий раз остаёшься при своих, так сказать, «интересах». Но, памятуя о том, что настоящий игрок воспринимает проигрыш без отчаяния, стараюсь держать удар с улыбкой на лице, вышучивая себя, горе-картёжницу.
Проигрывать не любят все. Но все себя ведут по-разному в таких случаях. Здесь - то и проявляется человек: один бросает карты, сославшись на вдруг неотложные появившиеся дела, другой начинает «давить на жалость», третий – отчаянно мухлевать. В игре человек раскрывается лучше, чем, порой, в долгой беседе «за жизнь».
Зайдя в палату пригласивших меня на игру женщин, я обнаружила и двух мужчин из нашего же отделения. Один из них, Николай, был нашим сверстником, а другой - Юрий, лет на десять всех старше. Ирина и я были игроками неопытными, но увлекающимися, а остальные – чуть ли не профи. Но так как игра была трое - на - трое, командная, нам с нею удавалось кое-как держаться на плаву в разных командах.
Заводная Надежда бурно обсуждала ходы свои и чужие, беспрерывно шутила, подтрунивая и над собой. Каждый раз, когда она замышляла очередной карточный финт, она говорила что-либо смешное. Так, пару раз она отозвалась о себе:
-Мы, нефтяники, люди основательные, но рисковые.
Увидев мой немой вопрос,она, засмеявшись, пояснила, что работает обыкновенной заправщицей у себя в селе.
В таком духе и проходила наша игра. Но главным делом Надежды в игре было, безусловно, желание понравиться Николаю.
Тот шутливо отбивался от её словесной атаки, а потом не выдержал и серьёзно сказал:
- Не люблю навязчивых людей, - и чуть помедлив, добавил, - особенно навязчивых …мужчин.
Я мысленно спросила себя, а как повёл бы себя мой муж в такой ситуации? Льстило ли ему? Поощряло ли на ответные подвиги?
Вся компания уважительно посмотрела на Николая.
Надежда была смущена.
Ситуацию сгладила наша молчунья Таня. Она вдова и ей понятно Надино желание привлечь мужское внимание к себе. Хотя бы и в шутку, доказать самой себе, что "поезд ещё не ушёл"
- У Надюхи - язык без костей, мелет и мелет, мы от неё тоже иногда устаём.
Мы согласно заулыбались.
А ночью Надежда плакала.
Об этом мне по секрету следующим утром сказала Таня, которая, как и я, спит чутко.
Мне захотелось сделать нашей "Зажигалке" что-то приятное. В послеобеденное время я поэкспериментировала с её волосами, показав, как лучше причёсывать волосы с таким овалом лица, а Ирина категорично запретила ей красить веки тенями ярко- ядовитых расцветок.
Перед своей выпиской: Надя уезжала первой, на третий день нашего знакомства (хотя ей ещё предстояло вернуться в кардиологическое отделение на следующей неделе), она неожиданно раскрылась передо мной. Быть может, сыграло здесь и моё сочувствие, и мой искренний интерес к её обмолвкам о своей судьбе.