Мой маленький плот. У меня сердце сжалось, когда я в первый раз услышал, как поют эту песню наши подростки, дети эмигрантов, которых родители после переезда в Германию оставили на произвол судьбы. У родителей была юность, с поцелуями при луне и запахом черёмухи. У их детей это осталось в том мире, из которого их не спрашивая увезли навсегда. Я работал как раз с такими подростками. Девчата и парни пели эту песню у ночного костра почти навзрыд. Лишь они сами могли друг друга понять. И никто больше. Ни местная молодёжь, ни родители, ни социальные педагоги ни даже те, кто остался там, в тех местах по которым плачет их душа. Жизнь круто изменилась. Ночлег в благоустроенной квартире, в которой родителям не до тебя, учёба в профтехучилище, в котором тебя не понимают, вечер на задворках в толпе, с ящиком пива посередине. Они не этого хотели. У них украли юность. Нынешней нашей молодёжи легче. Даже не легче, а вообще легко. А вот тем, юным, которых притащили в те трудные девяностые годы было невыносимо тяжело. Я был внутри их новой юности и слышал с каким надрывом они пели эту песню Юрия Лозы:
Сквозь бури дождь и грозы,
Взяв только сны и грёзы,
И детскую мечту,
Я тихо уплыву,
Лишь в дом проникнет полночь,
Чтоб рифмами наполнить
Мир, в котором я живу.