Социализм и жемчуг свиньям

Геннадий Гаврилов
По воспоминаниям  старшего поколения, в предвоенное время люди жили в бараках, расположенных в непосредственной близости от заводов.
 Семейные от неженатых отгораживались простынями или тем, что годилось для ширмы.
О таких пустяках, как крысы или туалеты на улице если и упоминали, то вскользь, как о чём-то второстепенном.
Ко времени великого переселения из барачных трущоб в «хрущёвки»  семьи  жили уже в отдельных комнатах более благоустроенных бараков с длинными общими коридорами и общими кухнями, в которых запахи  пищи перебивал перегар от керосинок.
За счастье было жить в домах, построенных пленными немцами.
 Микрорайоны с панельными хрущёвками стоят ещё до сих пор, хотя все допустимые сроки их эксплуатации истекли.
Идею «временного» жилья в домах быстрой постройки взяли, оказывается,  у американцев, которые строили легкие и быстрые в сборке каркасные дома для переселенцев.
Технологии взяли также из-за границы.
              Лишь недавно стала известна история жилого  комплекса «Пруит-Айгоу».американского   города Сент-Луиса.
В ней много удивительного. Советская пропаганда никогда не упоминала, что загнивающий капитализм США ещё в 1949 году  провозгласил принцип «Достойный дом в достойном окружении для каждого американца».
Первый «блин» воплощения этого принципа в жизнь вышел таким неприятным комом, что через 20 лет после создания жилого комплекса власти приняли беспрецедентное решение… взорвать его и сравнять с землёй.
И - какая ирония судьбы! – комплекс этот был первым крупным проектом того самого архитектора, который спроектировал взорванные террористами небоскрёбы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке.
Результатом решения квартирного вопроса в Сент-Луисе стало горькое разочарование американцев в самых добрых намерениях: вскоре после того, как самых бедных жителей из трущоб поселили в благоустроенные дома  – с лифтом, мусоропроводом и новой мебелью -  жильцы начали  выбрасывать бытовые отходы на пожарные лестницы, а лифты использовать как туалеты.
После отказа жителей платить за квартиры, коммунальные службы прекратили обслуживание домов.
Жители начали воровать из домов всё металлическое, чтобы сдать на металлолом.
Вслед за нищетой и вандализмом проявила себя преступность. Дети и взрослые становились жертвами насилия и грабежей.
Прорывы систем водоснабжения и канализации сделали жизнь в домах невыносимой.
Расселить жителей посчитали дешевле, чем ремонтировать дома.
Решение квартирного вопроса по такому гуманному варианту полностью себя скомпрометировало. 
Многие американцы, когда узнали все подробности разрухи и упадка квартала Пруит Айгоу, резко убавили свой пыл в отстаивании идеалов равенства и братства в расовом вопросе. Автор проекта публично пожалел, что сделал его.
История стала наглядной иллюстрацией к евангельским словам о свиньях, которые топчут брошенный им под ноги жемчуг.

Почему же в СССР кварталы хрущёвок не повторили эволюцию американского жилого комплекса?
И преступность, и коммунальная  нечистоплотность в советских микрорайонах нигде  не обострялись до чрезвычайности.
Дети с первого класса ходили в школу и обратно без сопровождения взрослых!
 Можно вспомнить сеть детских клубов, спортивные площадки, школы по месту жительства, детские сады – ничего общего с тем американским гетто, в который превратился Пруит Айгоу, наши микрорайоны не имели.
Не было металлических дверей с кодовыми замками на подъездах!
 Конечно, были коммунальные инциденты.
Редко кто из жителей домов советской эпохи не «проливал» соседей или не терпел потопа от них. Жители первых этажей особенно хорошо знали, что такое забитая канализация.
 И проблема вывоза мусора обострялась иногда до переполненных контейнеров и целых гор бытовых отходов. – Но это всё как-то решалось, не доходило до катастрофы, хотя крысы во многих городах и домах стали обычным явлением.
Из компании моего детства в возрасте от 14 до 20 лет 15 процентов не избежали тюрьмы.
Но не было в нашем дворе ничего подобного криминальному беспределу американского квартала Айгоу с его наркоманией, изнасилованиями и грабежами.
Воровали сироп у продавцов газировки, хлеб в столовых, семечки у продавцов на базаре, но во дворе, по месту жительства – никакого криминала, выходящего за рамки средних показателей преступности по стране. Возможно, соблюдался принцип «не воруй, где живёшь». Даже карточные игры на мелочь, запрещённые   законом, никогда не приводили к конфликтам.
Были дети, которых отдавали на неделю в интернат. Были дети, которые целыми днями, а иногда и ночами оставались одни в доме, потому что  родители работали в сменах.
Но ни дети, ни взрослые  не помышляли ни о чём таком, что сделало Пруит Айгоу позором  Америки.
Можно признать, что  советская система воспитания своих граждан была противоядием против самых низменных и преступных побуждений человеческой природы.
Она выдержала испытание в условиях, может быть, не самой крайней, но достаточно ощутимой нужды во всём необходимом для жизни.
Достаточно сказать, что в начальных классах школ позволить себе питаться за деньги могли не более половины учеников.   
А подростки, принятые без экзаменов в «ремесленные училища», где кормили досыта,  выдавали форменную одежду на все времена года и небольшую стипендию, уже не чувствовали себя  «лишними ртами» в семье.
 Несмотря на очевидные несовершенства организации коммунального обслуживания – фильм «Афоня» немножко даёт представление о них – мало кто  помышлял «протестовать» неуплатой за квартиру, порчей домового имущества и, тем более, вываливанием мусора под дверь соседей.
И нельзя сказать, что среди жителей были какие-то сильные личности, облагораживающие всех вокруг:  в основном, все были одного сословия, сословия трудящихся.
К пьяным было сочувствие и снисхождение до тех пор, пока они своим поведением никому не мешали. Пьяных подростков во дворе не могло быть, потому что их быстро поставили бы на место родители или соседи. В то время ещё не было принято грубить старшим.
Одним словом, не было абсолютно никаких признаков того, что население микрорайонов в условиях советского скромного благополучия  и «застоя»  пренебрегало общепринятыми нормами поведения.
Не  удивительно, что советская пропаганда не воспользовалась такой показательной историей американского   жилого квартала: сам факт попытки американских властей дать жильё самым бедным гражданам никак не укладывался в доктрину хищного загнивающего капитализма.
Пруит Айгоу был наглядной иллюстрацией к сюжету «Собачьего сердца» М.Булгакова и явным подтверждением мысли профессора Преображенского о «разрухе в головах».

И вот в России наступила перестройка.
Всего за несколько лет после пришествия «демократии», в наши микрорайоны стало приходить всё то уродливое и преступное, что в Сент-Луисе заставило сравнять жилой квартал с землёй.
Всё повторялось до схожести в деталях: от массовой неуплаты за квартиры до насилия в лифтах и разворовывания металла. Разница только в масштабах вандализма и криминала.
 Особенно в яркой и плачевной форме деградация проходила в общежитиях.
В редком городе не найдётся так называемых «чудильников», в которые местные власти переселяют людей, не способных платить за нормальные квартиры.
Процесс выселения людей в квартиры меньшей площади шёл и в добровольном порядке: выручка от обмена  жилья на более дешёвое давала некоторым гражданам средства какое-то  время «пожить в своё удовольствие».
Некоторые их них не успевали докатиться до «чудильников» по причине некачественных спиртных напитков, неумеренного питья или «передоза».
В российском варианте нерешения квартирного вопроса обращает на себя внимание другая крайность: люди  живут в аварийных домах с гнилыми полами, худыми крышами и неисправным отоплением  что называется, «до последнего».
Уже типичным случаем стали и поджоги домов, из которых жители не хотят переселяться в другой  район.
 
Неужели наши власти не могли предвидеть последствий массовой невыплаты зарплат и систематического повышения тарифов ЖКХ?
Никто ещё не подсчитывал урон, который нанесли стране сборщики металлолома: громили даже действующие предприятия и электролинии. Металл тащили из войсковых частей.
Синдром Шарикова проявлял себя погромами электричек, агрессивным  пачканием стен с претензией на граффити,  поджогами машин во дворах…
Долги граждан по коммунальным платежам и сегодня составляют огромные суммы.
Известны случаи, когда на работников ЖКХ при их попытке отключать, например,  электричество «за неуплату», нападали жильцы.
Резкое обогащение чиновников ЖКХ видно невооружённым взглядом.
Похоже,  власть считает такое развитие событий нормальным.
Если в Америке  взорвали жилой комплекс Пруит Айгова, исправляя  ошибку властей в  попытке решить квартирный вопрос для бедняков, то в России эпохи перестройки фактически «взорвали» часть страны, потому что убыль населения в несколько миллионов можно уподобить взрыву.
 
В отношении людей к тем, кого сегодня называют «бомжами», наверное, больше презрения, чем сочувствия. Ну, пусть собирают пивные банки, роются в помойках – вреда-то от них нет…
Комедия Э.Рязанова  «Небеса обетованные»  показывает сказочный вариант  российского перестроечного гетто. Там даже на скрипке играют…
Ещё более уродливым и циничным отражением темы являются фантазии на тему бомжей с Рублёвских помоек.
Реальности  жизни не располагают к юмору. А попытки его свидетельствуют о том, что народу предлагают не принимать близко к сердцу тех, кто опустился ниже определённой планки.
 Как можно относиться, например, к женщине, которая, напивается пьяной до полного бесчувствия, ночует в подъездах и не хочет ночевать в приюте, потому что там её «обижают»?
Или к такой, которая, ночуя в тепловом колодце, становится беременной и, в лучшем случае, отказывается от ребёнка сразу после его рождения. 
Или к такой, которая, проживая в собственной квартире с двумя детьми от года до 3 лет, по ночам работала проституткой на трассе. И однажды погибла «при исполнении» от случайной машины.
А дети были обнаружены мёртвыми в своих кроватках только через 3 дня после пропажи  матери...
 Это, конечно, не совсем типичные крайности, хотя и не выдуманные…
Бездомных кошек или собак приютить – это похвально.
От власти есть такой посыл обществу: социальная помощь должна быть адресной.
То есть, все наши беды, будто бы, пошли от чрезмерной гуманности: раздавали блага всем подряд, вот и обеднела страна так, что приходится для пополнения казны распродавать и землю и недра...
Против  «адресности»  трудно спорить, если у неё есть чёткие критерии, основанные на чётких  принципах справедливости.
А здесь-то как раз, как говорят,  и скрывается дьявол.
Перестроечная реформа доказала, что она  рождает и плодит Шариковых.
Прививка советского социализма ещё так сильна, что мутация  не достигла, пока, масштабов эпидемии. Но угроза такая есть.
У власти сегодня нет другого способа остановить социальную катастрофу, как вернуть в жизнь всё то лучшее из социализма, что уже прошло проверку временем и трудностями. 
К несчастью, всё слишком похоже на то, что власть сегодня или не свободна в выборе своих приоритетов, или они не имеют ничего общего с теми, которых называют общечеловеческими.
 Социализм эпохи  позднего СССР не давал поводов «взрывать» его и сравнивать с землёй, подобно «гадюшнику» американского гетто.
При всех  бедах и недостатках социализма,  он гораздо меньше оскорблял чувство справедливости и человеческого достоинства, чем демократия перестроечного разлива.
Если в США никто не отрицает, что определённые группы населения паразитируют на социальные пособия, не хотят ни учиться, ни работать, ни соблюдать приличия и законы, то в СССР люди уже без помощи ГУЛАГа осваивали и целину, и сибирские стройки.
Не было у власти оснований обвинять  народ в нежелании работать.
А вот у народа было много поводов упрекать власть в том, что она злоупотребляет его терпением.
Народ толкнули в перестройку как слепого в яму. Демократию дали как голодному камень вместо хлеба.
Осознание этой, мягко говоря, несправедливости, не замажешь пожеланиями счастья в новый год и компенсациями инфляции.
Бесспорно, что  толерантность к тем, кто не хочет соблюдать даже такие нормы общежития, которые подобны светофору на оживлённом перекрёстке, становится попранным жемчугом.
Но, возможно, что уже и чрезмерное терпение этой несправедливости, становится жемчугом под ногами свиней.