- Надоел мне этот Сингапур хуже горькой редьки! – сказал в сердцах Игорь. - Изжога у меня от этого города!
- Выпей содовой.
- Господи! Да у меня уже и от содовой изжога!
Пятый год они живут в узкоглазом мегаполисе, в который угодили стараниями старшего сына. "Мне, сказал он, без вас скучно. И вообще – не по себе. Так что приезжайте и живите". – Надолго ли? – "Пока не выгоню".
И слово держит – не выгоняет.
Игорь давно бы уехал, если б не Маша. Ей в Сингапуре нравится. Для русских женщин, думал Игорь, главное в жизни тепло, пусть даже это адское пекло, хотя и там, в аду, им будет зябко. Они от тепла, как кошки от валерианы, дуреют. Не потому, что намёрзлись, - раздеться им хочется и профланировать по какому-нибудь знойному взморью, чтобы такие же бездельницы, как они, глазели на них и балдели.
Кстати, о безделье. Целыми днями Игорь изнывал от ничего неделанья, валялся на какой-то непонятной штуковине сродни оттоманки, мацал айпэд и отслеживал события происходящие в Москве, поражаясь их неисчислимому многообразию.
И были на нём трусы с ширинкой и пуговками, а ещё - рекламой "Кока-Колы", и бутылка этого напитка была изображена таким образом, словно лезла из ширинки. Рядом с ним коротала сингапурское время Мария, его суженная и одновременно ряженная в огромную, похожую на ночную рубашку майку, из которой она, казалось, не вылезала неделями, хотя и меняла регулярно на точно такие же необъятные чехлы…
В этот день он отслеживал маршруты общественного транспорта, начинавшиеся у Рижского вокзала. Автобусы и троллейбусы, похожие на букашек, выявлялись на городской карте сразу же, едва Игорь активизировал запрос. Сейчас его внимание занимал автобусный маршрут № 19. Букашка под этим номером ползла по карте медленно, рывками, и когда останавливалась, Игорь произносил названия остановок. Произносил громко, надеясь вовлечь Машу в виртуальное путешествие по хорошо знакомому маршруту. Машу такое его поведения ужас, как раздражало, она готова было запустить в Игоря каким-нибудь тяжёлым предметом, но ничего достойного для этой цели взгляд её не находил, а то, что взор выискивал, лежало в таком отдалении, что не было никакого желания подняться…
Да и жарко было очень, так жарко, что никакой кондиционер, надоедливый звук которого тоже выводил из спокойного состояния, не помогал…
- Улица Гиляровского, - сказал Игорь. И чуть позже назвал следующую остановку:
- Улица Щепкина…
- Ты, как водитель автобуса, - сказала Маша.
- Ага, - согласился. Игорь. И продолжил: - Трифоновский храм…
Армянскую церковь, пишут, достроили. Да и не церковь это вовсе, а самый что ни на есть величественный храм, с гостиницей, подворьем и другими атрибутами достойного богослужения - всё как полагается. Долго строили, лет двадцать – двадцать пять. Туфом отделали – туф у них главный отделочный материал…
Здесь и фотография есть. Красивый храм. Хочешь глянуть?
- Нет, - сказала Маша, – не хочу.
- Итак, Олимпийский проспект…
Помнишь скверики на Олимпийском проспекте?
Екатерининский сад?
Фестивальный парк?..
- Помню! – буркнула она. – Слушай, отстань, а?!
- Улица Советской Армии…
Лазаревский переулок…
"Марьина Роща"…
Маша жила когда-то недалеко от синагоги, расположенной в этой самой Марьиной Роще. Он ещё думал: а не еврейка ли она? Ну не может быть такого, чтобы русская девушка рядом с синагогой жила! Своим недоумением он поделился с Машей, и та долго смеялась и говорила, что все её подружки были вроде как еврейки, но ни одна из них не ходила в синагогу, и родители этих девочек тоже не посещали сего богоугодного заведения. "Атеисты, мать твою!" – помнится, подобным образом он охарактеризовал тогда это обстоятельство.
- Театр "Сатирикон", вотчина Константина Райкина.
И хотя это было давно, очень давно, Игорь хорошо помнил то время, когда ходил в "Современник" на Райкина – только потому, что тот разительно отличался от других артистов этого театра. Шумный, весёлый и неуёмный, он буквально брызгал энергией.
А через пятнадцать лет ненароком попал в "Сатирикон"… -
и был предельно разочарован: вся труппа состояла из Райкиных – шумных, весёлых и неуёмных. Находчивых…
И вспомнил он давнего знакомого Эльдара, который вдруг, нежданно-негаданно оказался евреем, хотя всё советское время считался азербайджанцем. Подобных знакомых у Игоря было много – и среди грузин, и среди поляков, и среди русских, и все они переквалифицировались в евреев, как Остап Бендер в управдомы (неужели это явление одного порядка?)…
Но в данном случае речь об Эльдаре. Уехал он, как водится, в Израиль, поселился в каком-то крошечном городке, которого даже на карте не найдёшь, и очень часто звонил Игорю, предлагая деловые прожекты в виде реализации сухосолёных шкур и несусветного количества красной ртути. Сам же в это время скромно обучал несведущих израильтян причудам первых неполовозрелых версий "фотошопа".
- И много у тебя учеников? – помнится поинтересовался у него.
- Пока двое, - ответил Эльдар.
Во время одного из таких телефонных общений он попросил Игоря поговорить с его приятелем, бывшим москвичом. "Он когда-то жил на проспекте Мира, - сказал Эльдар. - Сейчас я передам ему трубку".
- Здгаствуйте, - сказал бывший москвич. – А вы действительно живёте на пгоспекте Мига?
- Действительно, - ответил Игорь.
- А подойдите, пожалуйста, к окну.
- Подошёл, - ответил Игорь.
- И что вы видите в ваше окно? – "Рижский вокзал". – Настоящий Гижский вокзал? – "Самый что ни на есть рижский. Тот самый, что ненавидела Анна Ахматова". – Она много чего ненавидела, - сказал бывший москвич. – А что вы ещё видите? – "Больше ничего не вижу, потому что пошёл снег". – Настоящий снег?! - "Самый что ни на есть настоящий. Восхитительный. Бесподобный. Московский. Алло! Вы меня слышите? Алло!"
Москвич почему-то молчал. Потом трубку взял Эльдар. "Он плачет", – сказал бывший азербайджанец и тоже шмыгнул носом...
"А чем я сегодня отличаюсь от них?" – подумал Игорь, а вслух произнёс:
- Метро "Марьина роща". Я ещё не видел эту станцию. Хотелось бы, конечно, посмотреть. И, вообще, проехаться по одной из веток московского метрополитена. Или по кольцу. На нём теперь ни одной станции без пересадок нет. А на некоторых по два и даже по три перехода, представляешь?
Маша зевала и нервно перелистывала страницы глянцевого журнала. Фотографий в этом журнале было больше, чем страниц, а уж иероглифов – вообще не счесть.
- 6-й проезд Марьиной рощи…
6-й автобусный парк…
Поликлиника…
Ул. Шереметьевская…
Промэнерго…
Метро Бутырская… И эту станцию я тоже не видел. И сколько же их в Москве понастроили за последние годы! Одним бы глазом окинуть успеть. Так ведь не приведётся, наверное…
- Типун тебе на язык! – крикнула Маша. – Ну что ты такое болтаешь! что ты болтаешь! Накаркаешь!
- Ай! – отмахнулся он от неё. И продолжил: - Останкинский мясокомбинат под наполеоновской буковкой "N"…
Пивоваренный завод…
Станция метро "Фонвизинская" на одноимённой улице. А разве её уже построили?
- Понятия не имею…
- И я не знаю. Метро "Тимирязевская". Ну, эта станция нам почти что родная. Как "Рижская". И места вокруг сердцу близкие, как среднерусская полоса. Не то, что в этом захолустном Сингапуре.
Подумал: "Боже! как я хочу домой! домой! домой! домой!..", а вслух сказал:
- Ну вот, поехал назад. Двинулся, как говорится, в обратный путь: Фонвизина… пивоваренный завод… мясокомбинат…
Что-то он долго стоит… Задержка какая-то. Может, сломался?
- Бензин кончился, - хмыкнула Маша.
- Это – вряд ли. Хотя…
- Вот тебе и хотя! Ладно, я спать пошла. Ты идёшь?
- Иди, а я ещё посижу - погляжу… Что-то с ним случилось – с этим автобусом…
Он разбудил её ровно в 2 часа ночи по местному времени.
- Представляешь – стоит!
- Что стоит? – не поняла спросонья Маша (тёпленькая такая!) и с подозрением глянула на его трусы с бутылкой "Кока-Колы" на взводе.
- Автобус стоит.
- Какой ещё автобус?
- Номер 19…