Осенью 1941 года на лугу перед дворцом Бельведер в Петергофе моряки Балтийского флота в спешке упаковывали разрезанную на фрагменты гальванопластическую скульптуру барона Петра Клодта фон Юргенсбурга «Укрощение коня».
Как известно «кони Клодта», помимо Аничкова моста в Петербурге, ещё украшают королевские ворота Потсдама и Неаполя, а также вход в имение Голицина – Кузминки. Однако мало кто знает, что в 1854 году архитектор Штакеншнейдер установил две копии около дворца, построенного по приказу Николая I для своей обожаемой жены Александры Федоровны и в котором их сын - император Александр II поклялся в любви юной княжне Долгорукой, обещая жениться на ней при первой же возможности… Эту романтическую историю любят рассказывать экскурсоводы…
Но в те военные дни, когда враг железными клиньями танковых армий круша нашу оборону, рвался к городу Ленина, было не до истории любви старого императора…
Матросы бережно уложили куски скульптуры в шесть ящиков. Ещё в два ящика запаковали часть Бибигонского фарфорового сервиза, созданного в первой половине XVIII века, восемь пар бронзовых канделябров, столовые серебряные приборы на двадцать четыре персоны, позолоченную раму работы немецкого ювелира XIX века и другую декоративную мелочь, что ещё оставалась во дворце…
Погрузив ящики на подводы, часть моряков двинулась в сторону города, но не прошло и двадцати минут, как боцман велел остановиться. Он приказал закопать груз в тени липовой аллеи и срочно возвращаться на батарею.
Позиция батареи была выбрана с таким расчётом, чтобы контролировать дорогу и мост через Старопетергофский канал, впадающий в Шинкарский пруд. Матросы тщательно приготовились к бою, вкопав и замаскировав орудия. В это время со стороны противника показался «ГАЗ-М1». Не доехав до моста, машина заглохла. Из неё выскочили двое: один в костюме и шляпе, другой в галифе и шофёрской куртке. Вытащив тяжёлый железный ящик и опломбированные мешки, пара побежала к батарее. Запыхавшийся товарищ предъявил документы на имя старшего инкассатора Панькова, объяснил командиру, что везёт деньги и ценности, собранные гражданами в фонд поддержки Красной Армии. Также он сообщил о немецких танках, движущихся за ними следом. Он требовал немедленно предоставить транспорт для доставки ценностей в тыл. Командир распорядился выделить инкассаторам телегу и двух матросов для охраны. Вскоре они отправилась в путь.
На этот раз лошадь бежала быстрее, но недостаточно быстро, чтобы убежать от «Мессершмидта». Самолёт спикировал и прицельно расстрелял повозку. Телега, наскочив на рухнувшую лошадь, перевернулась, разбросав людей и вещи в разные стороны. Впереди лежал товарищ Паньков, раненый в спину, матрос Липпе, встав на колени, пытался оказать ему помощь. Дальше, в пяти метрах от них, широко раскинув руки, застыло тело шофера. Ранение старшего инкассатора было смертельно. Тот и сам это понимал. Схватив Липпе за руку, спешил отдать последние распоряжения. Отплевываясь кровью, с трудом выдавливал отрывистые слова: «Братцы…спрячьте, закопайте… Я же ответственный… Место, место запомните. Нашим…со-о-о…».
—Умер? - спросил потрясённый восемнадцатилетний Краснухин
—Умер, - Липпе снял бескозырку.
—Что делать будем?
—Как что-о? Тебе же сказали: прято-оть…
У Липпе был мягкий эстонский акцент и может поэтому голос звучал убедительно, как у школьного учителя. Краснофлотцы подобрали мешки с деньгами, они оказались целёхоньки, даже пломбы не сорваны, а вот металлический ящик от удара раскрылся, и в пыль вывалились золотые ювелирные изделия: кольца, часы, портсигары, брошки, всё то личное, дорогое, чем жертвовали простые советские граждане для победы над врагом.
Собрав ценности, матросы оттащили ящик к канаве. Здесь рядом с валуном выкопали яму и спрятали. Краснухин забрал у покойных документы.
Липпе сказал.
—Ты по-ойдёшь в тыл и всё расскажешь, а я на батарею, доложу ко-омандиру.
Краснухин охотно подчинился товарищу. Он был молод, ему хотелось жить... Они обнялись на прощание.
А тем временем батарея вступила в смертельный бой с танковой колонной. Первый немецкий танк, въехавший на каменный мост, был подбит и, развернувшись, перегородил дорогу остальным, но также отрезал путь к отступлению краснофлотцам. Следующий выстрел подбил последний танк в колонне. Немцы попали в западню и были бы уничтожены, если бы…
В разгар боя, открыв ящики с боеприпасами, матросы обнаружили вместо снарядов гвозди. Обыкновенные простые 150 миллиметровые гвозди, слипшиеся от смазки, завернутые в вощеную бумагу. Почему это произошло? Как вообще такое могло произойти? Была ли это чья-то безалаберность или имела место диверсия? Теперь на этот вопрос никто уже не ответит, как никогда не ответят на тысячи и тысячи подобных вопросов, нелепых и роковых, возникших в первые, самые тяжелые месяцы войны.
Немецкие танки, развернув башни, открыли убийственный огонь. Ответить краснофлотцам было нечем…
В том неравном бою геройски погиб весь личный состав батареи. Альвар Липпе не успел добежать до своих и наблюдал гибель товарищей из кустов, со стороны посёлка Сашино. Вечером того же дня он был схвачен и отправлен в лагерь для военнопленных.
Краснухину также не удалось добраться до своих; немецкие мотоциклисты отрезали дорогу на Ленинград. Дождавшись ночи, Сергей вернулся на место гибели инкассаторов. Переоделся в одежду водителя. В дачном посёлке от мальчишек узнал о гибели батареи и об аресте Липпе. Скрывался несколько недель в лесу, пока не встретился с партизанами. В отряде Краснухин воевал до марта 1942, а затем вместе с обозом продовольствия, собранным жителями партизанского края, прорвался в осаждённый город.
Это было одно из тех знаковых событий, которые, в конце концов и определяют исход войны. Прорвавшийся в блокадный город обоз давал надежду на жизнь, вселял силы, заставлял сопротивляться...
В те дни все газеты Советского Союза печатали стихи Веры Инбер:
«Подарки ваши - их мы не забудем.
Вы жизнью рисковали их везя.
Спасибо Вам! Где есть такие люди-
Такую землю покорить нельзя!»
В конце апреля партизаны вернулись к в родные леса, а в сентябре 1942-го фашисты почти полностью уничтожили непокорное население края. Но Краснухина среди них не было. В Ленинграде его, как краснофлотца, направили на крейсер «Киров». 24 апреля «Киров» получил несколько пробоин от попадания авиабомб, матроса Краснухина контузило. После госпиталя он вернулся на отремонтированный крейсер, пришвартованный около Университетской набережной, на котором продолжил охранять город от вражеской авиации. Смерть так и не настигла молодого моряка, хотя и ходила за ним по пятам.
После войны Сергей демобилизовался, устроился на Балтийский завод токарем, женился на девушке Тоне - работнице фабрики «Скороход», и счастливо зажил в Кирпичном переулке, дом 14/1, в 16-ти метровой комнате. О спрятанных ценностях он никому не сообщил. Сначала, пока воевал в партизанах, было некому, а как попал в город, его сразу прихватил НКВД. Допрашивали не то что с пристрастьем, но строго... Особенно допытывались, где он провёл две недели после гибели товарищей и до вступления в партизанский отряд.
Напуганный Краснухин решил ничего не рассказывать об инкассаторах, а то, чего доброго, пришьют хищение ценностей… Лишь в декабре 1947-го, когда вышло постановление Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б): «О проведении денежной реформы», сдавила жадность: «Это ж сколько деньжищ пропадает!» Однако выкапывать мешки зимой было опасно, да и деньги меняли десять к одному, а тех, кто менял большие суммы, брали на заметку… К тому же по-прежнему оставалась неопределённость в судьбе Альвара Липпе, а что, если он жив? В итоге страх перевесил жадность, и Сергей решил обождать. Чёрт с ними, с бумажками... Вот золото - оно не гниёт! И даже если Липпе найдётся…, то можно сослаться на контузию: мол, память отшибло, извиняйте, товарищи чекисты… Я же ничего не украл…
Военнопленного Альвара Липпе освободили американцы. Возвращаться в СССР он не захотел, боялся посадят за плен. Некоторое время жил в Бельгии, затем перебрался в Швецию в город Мальме… Ему и в голову не приходило, что ценности всё ещё в земле. Он пребывал в полной уверенности, что Краснухин в тот же день благополучно добрался до Ленинграда и обо всём доложил командованию.
Прошло много лет. Неожиданно развалилась непобедимая красная держава, Эстония стала независимой, но Липпе не стремился на Родину несмотря на то, что давно овдовел, а единственная дочь вышла замуж и уехала в Стокгольм. Одинокий старик спокойно гулял по набережной, с удовольствием подставляя морщинистое лицо морскому бризу.
Так бы и закончилась эта история, если бы однажды дочь старого Липпе вместе с мужем и сыном не отправились в путешествие по России и странам Балтии.
Задремавшего старого Альвара разбудил телефонный звонок.
—Папа, слушай внимательно! Мы сейчас в Петергофе, около дворца Бельведер… Постаменты пусты! Гид уверяет, что две скульптуры «Укрощение коня» во время оккупации немцы вывезли в Германию, где они были расплавлены.
—Э… Как расплавили? Мы же их под липами закопали…, - забеспокоился старик.
—Похоже, никто об этом не знает! Помнишь, ты мне в детстве рассказывал про царских коней и сокровища? Если это не сказка…, а коней нет на постаментах… То…?
—Получается, их до сих пор не нашли…
—Папа, это не телефонный разговор. Мы вернёмся и поговорим… Люблю тебя!
Липпе не находил себе места, его ослабленное возрастом, концлагерем, тяжёлой послевоенной работой сердце, стучало размашистыми ударами пьяного молотобойца…
—Кони на месте! Золото на месте! Значит, Краснухин погиб?! И теперь он, только он один, знает где…, знает место. Как поступить? Потребовать вознаграждение за информацию о кладе или выкопать самим? Ведь там ящик золота! Надо посоветоваться с зятем и дочкой… Скорее бы они вернулись!
…Сердитые волны зло и монотонно раскачивали корабль; пассажиры, измученные качкой, разбрелись по каютам, пытаясь отдохнуть и хоть немного поспать… Но около полуночи судно резко накренилось; люди попадали с коек, на них посыпались вещи; замигал, запульсировал красными лучами аварийный свет, женский голос из репродуктора завизжал по-эстонски: «Тревога, тревога, тревога…». Моментально возникло всеобщее смятение, перешедшее в панику. Крен всё увеличивался. Стена стала полом, коридоры быстро заполнялись водой. Лестницы на верхнюю палубу превратились в глубокие колодцы. Обезумевшие люди, пытаясь из них выбраться, хватались за перила, подтягивались, карабкались наверх. Перила, не выдержав, отрывались от стен, люди падали на головы стоявших внизу. Женщины и дети погибали первыми; не помнящие себя мужчины затаптывали их, рвавшись наружу, а кому неимоверными усилиями всё же удавалось добраться до палубы, бестолково метались из конца в конец в поисках спасательных средств, которых не было…
Судно, медленно перевернувшись вверх дном, погружалось в пучину, утягивая за собой барахтавшихся вокруг людей. Когда оно окончательно исчезло, воздух, скопившихся в отсеках и каютах, смешавшись с последним выдохом сотен пассажиров, вырвался на поверхность моря, лопаясь, бурля миллионом пузырьков, создавая впечатление у плавающих, что вода вокруг них закипела. Но вода была смертельно холодна… и даже те, кто сразу не утонул, вскоре умерли от переохлаждения…
В ночь с 27 на 28 сентября 1994 года затонул паром «Эстония», шедший из Таллинна в Стокгольм. Из 989 пассажиров и членов экипажа погибли, пропали без вести 852 человека, среди них были дочь, зять и внук Альвара Липпе.
Прослушав сообщение о кораблекрушении и многочисленных жертвах, старик, схватившись за грудь, упал. Обмякшее, беспомощное тело накрыла, придавив к полу, ледяная волна ужаса…
Ввиду того, что родственников у Липпе не осталось, беднягу определили в государственное учреждение, куда по чистой случайности устроилась на работу рыжеволосая эмигрантка из России.
Новая санитарка легко справлялась с молчаливо лежащим стариком, сказывался опыт ухаживания за свекровью… Но однажды она услышала невнятные бормотания. Прислушавшись, разобрала русскую речь, сначала показавшуюся старческим бредом… Однако вскоре ей удалось уловить некий смысл. С тех пор Эмма стала очень внимательной и предупредительной к одинокому ветерану.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2017/11/18/924