Глава 6. Анна Георгиевна Кораблёва
Жизнь. Она везде своя, неодинаково разная. В больнице жизнь идёт своим, особенным чередом. Здесь время, будто стоит на месте. Нет ни зимы, ни лета, ни дня, ни ночи, ни понедельников, ни воскресений. Вернее, это всё, конечно есть, только в том, другом, реальном мире. Жизнь в пределах больничных стен - всё равно, что «королевство кривых зеркал»: что было важным «там», совершенно неважно здесь. Здесь не притворяются, не врут и не злословят, здесь просто живут. Не замечаешь, как и сам постепенно погружаешься в эту космическую невесомость, где нет ни прошлого, ни будущего. Есть только настоящее - одна невесомость. И в ней так хорошо, спокойно и легко.
Лике становилось лучше. Исчезло ощущение тяжести в голове, мысли постепенно приобретали прежнюю ясность. Она даже попробовала больничную кухню, хотя раньше терпеть не могла столовской пищи. Что ж, всё когда –то бывает в первый раз. И тут, в больнице, с Ликой Это случилось впервые. Неожиданно для себя, она начала писать. Слова сами собой ложились в строчки, те – в предложения. За пару дней своего писательского творчества у Лики получился целый рассказ. О чём? Конечно, о своей жизни. О чём же ещё могла писать молодая девушка с израненной душой, потерявшая не просто любовь – веру. Веру в добро, в себя, в людей. Оставалось только придумать конец своему шедевру. Но писала Лика, в основном, по вечерам, когда замолкали все звуки и над больничной тишиной нависала ночь. Днём Лика мучалась от безделья, а так как валяться на больничной койке ей уже изрядно надоело, то она нашла себе другое занятие. В прочем, оно нашлось само. И имя ему, то есть, ей -Анна Георгиевна Кораблёва, Ликина соседка по палате.
Кораблёва – пожилая женщина с необычной жизненной историей.
Полноватая, небольшого роста, с изящно уложенными в классическую ракушку волосами; она, даже, здесь, в больнице всегда старалась выглядеть ухожено и опрятно. Каждое утро Анна Георгиевна вставала, точно по расписанию: строго в восемь часов. Весь женский состав больных, привыкший к особому распорядку дня своей «подруги по несчастью», ничуть не удивлялся ; за что Кораблёва получила первое в своей жизни прозвище: «жаворонок». Был у Анны Георгиевны ещё один утренний ритуал: едва встав с постели, умывшись и одевшись, она отравлялась к больничному газетному киоску, что находился как раз рядом со входом в здание больницы, за свежим номером местной прессы. Больничный медперсонал не раз заставал свою пациентку за чтением огромной кипы всевозможных журналов и газет. Расположившись в уютном коридорчике для посетителей, Кораблёва на двадцать – тридцать минут, что оставались до утренних лечебных процедур, погружалась в мир, известной лишь ей одной – мир журналистики. Казалось, толщина её профессорских очков, ничего, кроме чернеющих печатных строчек, не позволяла видеть. Однако, это было далеко не так. Анна Георгиевна не только знала практически всё, что творится в больнице и её окрестностях, но и делала какие –то странные пометки в своем толстенном кожаном блокноте.
- Что это Вы там пишете, Анна Георгиевна? Не новую ли жалобную книгу? – смеясь, спрашивали её врачи и медсестры, зная о принадлежности Кораблёвой к журналистике.
-Что Вы, что Вы, как можно? Ни в коем случае. – всё так же, смеясь, отвечала больная, приподнимая свои серые, точно серебристые лучики, глаза, в которых, казалось, отражалась сама Вечность…
Анна Георгиевна была одной из тех редких людей, которые умеют не только понимать собеседника с полуслова, но и красиво говорить. Тогда Лика ещё не знала, кто перед ней, а только слушала невероятные истории старой доброй волшебницы о её удивительной судьбе. Слушала и представляла…
Личность, Анна Георгиевна, была, действительно, незаурядная. Её незаурядность, прежде всего, выражалась в её творческих способностях. Оказалось, что перед Ликой - бывший главный редактор «Вечернего Ростова», а ещё раньше - ныне несуществующего женского журнала «Елена».
Но не сразу «Москва строилась». Не знала тогда юная Аня Шестова. (Кораблёвой она стала намного позже), что путь к журналисткой карьере усыпан не только розами, но и терниями.
…В тот год Аня только закончила школу. Лена и Оля, соседки – одногодки, поступали на филологический. Аня - за компанию с ними. Но, в отличии от соседей, семья Шестовых, которая состояла из двух человек: мамы и Ани, жила несколько скромнее. Иногда, едва хватало на безбедное существование. Так что Аня Шестова просто не могла себе позволить не «набрать балл», потому и поступила сразу на два факультета: филологии и журналистики. Каково же было удивление семнадцатилетней девчонки, приехавшей из глухой провинциальной деревни, когда в списках поступивших она дважды увидела свою фамилию! И Аня интуитивно остановилась на журналистике.
Сложно сказать, было ли это событие Случайностью или Проведением. Но так или иначе, с того самого дня, началась новая эпоха в истории журналистики. Эпоха Кораблёвой.
Соседкам Шестовой поступить не удалось. Так что в общежитие Аня устраивалась самостоятельно. Домой новоиспеченная студентка в целях экономии решила не ехать: денег было немного, а жить на них предстояло ещё несколько месяцев.
Сначала, девушка мало с кем общалась, и никуда, кроме библиотеки, не ходила. Позже, когда первый ученический порыв прошёл, и Шестова вошла в ритм, у Ани появился достаточно широкий круг всевозможных знакомых.
Был у Ани и парень – Алёша Строгонов, сын старых интеллигентов. Поэтому и ухаживал Алексей за своей «дюймовочкой» (так он называл Анюту) с особенным шиком.
Незаметно пролетел первый курс. За ним – более спокойный второй. Аня уже хорошо знала город, и в институтских кругах её все принимали за «свою».
В конце зимней сессии Аня вдруг заболела. Голова кружилась так, что она просто не могла ходить. Раз упала в обморок прямо на глазах у экзаменационной комиссии. Сдачу последнего экзамена, как и следующей летней сессии пришлось отложить…
О своей будущей дочери Аня Шестова узнала уже на третьем месяце беременности.
Стргоновы, узнав обо всем, тут же отказались от ребёнка. О возможном появлении наследника не могло быть и речи.
- Кровосмешение нам ни к чему. Я никогда не признаю отпрыска какой –то деревенщины- красноречие строгиновской мамы не знало границ.
Делать нечего; против воли родителей не попрёшь, молодой Строганов решил смириться. И оставить Аню «в покое». Шестова с маленьким ребёнком на руках осталась одна.
«Домой ни за что не вернусь!» - сразу отрезала Аня на предложение матери возвратиться в родную деревню. Из создавшейся ситуации выкручиваться ей приходилось самой.
«Не пропаду!»- подумала Аня. Её маленькой Свете едва исполнилось полгода, как молодая мама пошла работать. «Новому женскому журналу требуются молодые кадры» - гласило объявление в газете. И, Анну Шестову, студентку с незаконченным высшим, приняли на работу. Так Шестова стала корректором в издательстве «Елены». И закрутилось, понеслось….
- Неужели не испугались? – спросила Лика свою собеседницу.
-Что ты! – улыбнулась Кораблёва. На это не было времени. Надо было как –то выживать, о Светке думать…
- А потом, что потом?, – не унималась любопытная Лика.
- А потом – суп с котом.- Кораблёва была ещё той шутницей.
-Потом я закончила институт, и меня, за неимением образованных кадров, записали в журналисты. Позже, я стала ответственным секретарём. Затем редактором. Но к тому времени, в издательстве уже происходили неблагоприятные перемены. Так что в редакторском кресле сидеть мне пришлось недолго.
- И Вы бросили журналистику?
-Конечно же, нет. Журналистику бросить невозможно. Она, как мать, на всю жизнь.
- Спасибо Богу, что сложилось, всё так, а не иначе. Ведь останься я там, то не встретила бы свою судьбу – Бориса.
- Расскажите, расскажите! – тут же загорелась Лика.
-.Не спеши, всему своё время.
- Значит, слушай. И не перебивай!
В тот период развалилась не одна газетная империя , и «Елена» не исключение. Крупные редакции также претерпевали глобальные изменения. Моя подруга –журналистка тогда работала в «Вечернем Ростове». Однажды прибегает ко мне и говорит:
-Я тебе новость принесла! Не новость – сенсация!
- Что за новость?
- А ты что, разве не знаешь?
Я кисло пожала плечами. Настроения, а тем более сил, не было уже давно. Сил, чтобы начать всё сначала; «Елена» закрывалась и доживала свои последние дни. На работу в тот день я пришла только за тем, чтобы собрать вещи.
- Нашего «зама» сняли! Представляешь?!
- Ну, и чему ты, интересно, радуешься? Хочешь на его место? – Я безразличным взглядом окинула Ирку Крикунову, которую знала достаточно хорошо, чтобы принимать на веру все слова этой женщины. Была у Ирины одна, за то очень большая слабость – мужчины. Не представляю, чтобы она без них делала! Перебрав десятка два «добрых молодцев», ей наконец –то повезло: она встретила свою судьбу, своего единственного мужчину всей своей жизни. Естественно, «единственный» был из писательской среды и занимал определённый пост. А потому в скором времени нескольким тысячам советских людей довелось лицезреть новостные заметки И. Максимовой – «восходящей звезды» мировой журналистики, без которой региональная пресса просто бы обеднела.
- Да, ну, мне –то зачем? У меня и так каждый месяц повышенные гонорары, куда больше остальных. Я ведь для тебя, дурёха стараюсь. Хочешь, со своим поговорю?- хитро улыбалась Крикунова.
- Не надо. Я как – ни будь сама.
- Как – нибудь! – перекривила Ирина. Вот всегда «как - нибудь и получается!
- Ладно, узнай, есть ли что –то для меня!
- Ладно, мать. Толку с тебя никакого, – промямлила Ирка. Пойду я.
-Я, конечно, посчитала этот разговор пустым, а вскоре и вовсе забыла, -продолжала Кораблева.
Однако, буквально через пару дней мне позвонили из редакции «Вечернего Ростова» и предложили замредактора. Я, безусловно, согласилась.
Конечно, ты, детка, думаешь, что должность заместителя главного редактора – это целодневное сидение в кресле да разбор бумажной документации. Да, нет. Настоящие журналисты были тогда редкостью, и профессионализм ценился высоко. И меня, как «старшего журналиста» газеты, частенько посылали на так называемые «правительственные задания». Вот на одном из таких выездов, мы с Борисом, моим будущим мужем, и познакомились.
Он - звезда областного телеканала, известный в то время тележурналист. Высокий, белокурый, голубоглазый, Борис Садовников, был младше меня на пять лет. Кто бы мог подумать, что этот вихрастый зазнайка, любимец женщин, в качестве объекта своего ухаживания выберет меня.
Помню, с самого утра шёл жуткий проливной дождь. Точно, кто –то просверлил в небе дыру. Нужно было срочно выезжать; совещание руководителей сельскохозяйственных регионов начиналось через полчаса, а до здания мэрии был, как минимум, час езды. Естественно, я опоздала. Садовский тогда ещё не знал, кто я. Просто не успел узнать. Принял меня за обыкновенного штатного сотрудника мелкотиражной газетёнки. И, самое главное ( на моё счастье) – не догадался, сколько мне лет на самом деле. Подшучивал всё время надо мной. …Не знаю, чтобы было, если бы наша рабочая «Волга» тогда завелась. Лучшие годы моей жизни, наверное бы, прошли мимо. Выскочив из машины, я оказалась как раз под струями холодного осеннего дождя, когда в тёмно – синей «шестёрке» увидела знакомое лицо. Это, конечно, был Садовский.
- Вас подвезти? – как сейчас помню его козырную улыбочку.
- Да… И я сдалась на милость победителя.
Так начался наш роман. Потом пошли свидания, цветы и ухаживания, бесподобный, восхитительный флирт. Спустя год, Борис сделал мне предложение. А ещё через два месяца мы расписались.
С Борисом мы прожили двадцать лет. Неужели – двадцать? Не поверишь, они пролетели, как один. Только… Как ни пыталась, рёбенка родить ему так и не смогла. Светочка считала Борю родным отцом. Он даже её удочерил. Большая она уже была и всё понимала. Двенадцать лет. « Папуля», и всё тут. Любил он её очень. Мне иногда казалось, что больше меня. Ревновала, представляешь? А Боря не унимался: « Что ты мне не даёшь родную дочь побаловать? Раз ведь на свете живём» Эту фразу я запомнила на всю жизнь. Сгорел, как мотылёк. Жить двум творческим людям вместе, всё равно, что видеть своё отражение в зеркале. Не каждый выдержит. Вот он и не выдержал. Алкоголем спасался. Это- то его и подкосило. Сердце не выдержало. Ему и пятидесяти не было… Серебристые глаза –лучики Анны Георгиевны наполнились прозрачной влагой.
-Ладно. Что это я, в самом –то деле? Лучше покажи –ка мне, своё произведение. - Откуда Вы знаете? – Лика в очередной раз удивилась необыкновенной прозорливости Кораблёвой.
- Я всё знаю. Давай сюда. И Анна Георгиевна уже приготовила свои профессорские очки, вытирая их краем халата.
- А ну –ка…
После получасового вдумчивого чтения редакторша долго молчала.
- А ведь я тебя всю жизнь искала, девочка. Нашла…наконец-то, нашла…
- Анна Георгиевна, Вам плохо? Испугалась Лика, вглядываясь в бледное лицо пожилой женщины.
- Да, нет, детка. Именно сейчас, мне хорошо. Ты не представляешь, как мне хорошо. Взгляд Кораблёвой мгновенно изменился. Сделался непроницаемо – стальным.
- Учиться тебе надо. Поступай на журфак. Я помогу.
- Но как же.. Я ведь только техникум закончила. У нас.. у родителей нет таких денег!
- Об этом не думай. Я же сказала, что помогу. Если не ты, придут другие, во сто раз тебя хуже. Пожалеешь, да поздно будет.
И Анна Георгиевна с учительским видом принялась что –то писать в своём толстенном кожаном блокноте.
- Вот. Это название института, фамилии, имена и отчества людей, с которыми тебе предстоит общаться. Сдашь хорошо три экзамена, пройдёшь на бюджетной основе. И поторопись: в конце августа приём документов заканчивается.
После того разговора Лика не спала всю ночь. «Я –журналистка! Надо же! Нет, конечно, в школе сочинения я писала лучше всех, и русский знаю хорошо. Но чтобы этим заниматься всерьёз…. Никогда об этом не думала! И, в конце –концов, что скажет на всё это мама?» - в Ликиной голове неожиданно закручивался клубок новых мыслей. « А, может, и в самом деле, стоит прислушаться? Ведь Анна Георгиевна куда больше моего разбирается в творчестве. Наверное, на своём веку она повидала немало пишущих людей. Но почему я? Да, нет! Глупости всё это! Писать всю жизнь! Да у меня на это способностей не хватит!»
Следующее утро было особенным: подошёл день Ликиной выписки. Если сказать честно: то девушка не выявляла никакой особой радости по поводу этого события. Более того, она боялась после десятидневного отсутствия в реальном мире вновь окунуться в ворох житейских забот. По поводу: что же ей делать со своей жизнью дальше, она решила не спешить.
Перед выпиской необходим был завершающий осмотр, и Лика направилась в кабинет врача.
- К сожалению, обрадовать Вас мне нечем. Не подумайте, что я Вас пугаю, просто… в следующий раз, когда надумаете заводить ребёнка, Вам необходимо будет пройти курс основательного лечения. Очень хочется верить, что у Вас получится…
- То есть, Вы хотите сказать, что я больше не смогу иметь детей?
- Шанс, конечно, есть всегда… Но, и такую возможность я не исключаю.
Лика, как ни странно, подсознательно ожидала и такого удара.
- Спасибо, доктор, за совет. Учту. Но в ближайшее время обзаводиться семьей я не намерена.
В палате Лику уже ожидала мама с собранной вещевой сумкой дочерних принадлежностей.
- Вот, вроде бы всё собрала. За тебя, доча, управилась. А что у нас случилось? Чего такая хмурая? - забеспокоилась Елена Сергеевна, которая, будучи медработником, всегда переживала за Ликино здоровье. Ты что, плохо себя чувствуешь?
- Да, нет, мам. Нормально, всё нормально. Просто, грустно как –то .Наверное, это от всего происходящего.
- Ничего. « И это пройдёт!...» - ободрила мама свою дочь словами царя Соломона.
- Ты, права, как всегда. Лика решила не расстраивать мать, хотя бы какое –то время. « Неизвестно ведь, как жизнь повернётся. Может, всё и обойдётся"..