Глава вторая
Не к миру, но к победе.
В квартире Томашевских идут последние приготовления к торжеству. Посредине гостиной стол внушительных размеров уставлен яствами домашнего приготовления, бутылками красного вина с красивыми этикетками. Посредине стола – испечённый мамой торт с воткнутыми в него 18-ю свечками. Кроме семьи Томашевских в гостиной ещё одна пара – пани и пан Любаньски, крёстные Анджея. У окна стоит виновник торжества – Анджей, cгрустным видом разглядывает желтеющие клёны. К нему подходит Иоланта, кладёт руку на плечо брата, тихонько произносит:
-Может, их скоро освободят. Тогда мы пригласим и Арона, и Фриду, и их родителей и устроим ещё один праздник.
Отец Анджея оглядывает сервировку стола, довольно потирает руки. Обращаясь к крёстным, произносит извинительным тоном:
- Пшепрашам, паньстфо, мы ждём ещё одного гостя.
За окном слышится урчанье мотора. Красивые часы на стене гостиной бьют дважды. Иоланта устремляется к входной двери.
- Это Генрих, - восклицает она на бегу. В голосе её радость. Предчувствие Иоланту не обманывает. В гостиной появляется офицер вермахта в безукоризненно подогнанной форме.
-Гутен так, - произносит он бесстрастным голосом. Хозяева дома и гости также отвечают офицеру на немецком: “Гутен так”. Анджей, однако, безмолвствует,выражение лица юноши непроницаемо. Иоланта представляет обер-лейтенанта присутствующим.
- Прошэ, - глава семьи Томашевских жестом приглашает родных и гостей к столу.Все, не спеша, рассаживаются. Начинаются обычные в такие минуты разговоры:
-Вам положить рыбки, или салатика?
- И того, и другого, прошэ.
- Спасибо-спасибо, достаточно вполне, я на диете, слежу за фигурой.
- Моя супруга на трёх диетах сразу, на одной слишком голодно.
Общий смех за столом. Иоланта сидит рядом со Штайнером, переводит с польского. Отец Анджея поднимает бокал с вином:
-Герр обер-лейтенант, панове, мы собрались сегодня здесь в непростое время нашей с вами жизни. За стенами дома война, и сколько она продлится, известно лишь Господу. Мы будем молиться, чтобы война закончилась как можно скорее и чтобы мы были живы и здоровы. Я предлагаю тост за нашего сына Анджея, которому сегодня исполняется 18 лет. Да хранит тебя Господь, сынок.
Все выпивают, закусывают, живо беседуют друг с другом. Порозовевший Штайнер что - то говорит соседке по столу – Иоланте и ждёт, судя по выражению лица, ответа. Иоланта, красиво задумавшись, скользит взглядом по уставленному яствами столу. Обер-лейтенант, не дождавшись ответа, вдруг поднимается с бокалом в руке. Присутствующие замолкают.
- Разделяя высказанные мысли о непростых временах, хочу дополнить. Сегодня мы являемся свидетелями начала новой эпохи в истории немецкого народа. Её первую страницу открыл фюрер Германии, Адольф Гитлер. Он указал немецкой нации путь на восток для осуществления исторической миссии – завоевания необходимого жизненного пространства и управления судьбами народов мира. ( Обращаясь к Анджею):
- Поздравляю. Cегодня у вас поистине знаменательный день. Вы, немец по крови и, надеюсь, по духу, достигли возраста, обязывающего вас принять непосредственное участие в реализации великой идеи фюрера, встав в ряды доблестного вермахта. Хайль Гитлер!
Генрих Штайнер залпом выпил вино и грохнул стакан об пол. Глаза обер-лейтенанта горят, щёки на узком лице пылают огнём вдохновения. Мать Анджея бросилась на кухню за веником. Сидящие за столом цепенеют и лишь через какое-то время понемногу приходят в себя. Анджей, не проронивший до этого момента ни слова, резко поворачивается к офицеру:
-Объединить в единое целое разбросанных по разным странам немцев – действительно великое дело. Но надо ли для этого убивать женщин и детей других народов?
Обер-лейтенант мгновенно оборачивается к Анджею, испепеляет юношу взглядом. Гнев Штайнера, впрочем, быстро исчезает. Лицо принимает покровительственное выражение. Чувствуется, что затронутая тема его чрезвычайно интересует. Встаёт. В позе оратора произносит веско, с расстановкой:
-В жизни ни в чём не бывает равенства. Это касается и народов. Каждому – своё. Есть множество людей, которые лишь вредят мировой цивилизации, пытаются жить за счёт других. Для вас, не имевших доступа к идеям национал-социализма, такие мысли новы и кажутся, возможно, жестокими. Мы же, рейхсдойче, глубоко изучили идеи Адольфа Гитлера, его бесценную книгу“Майнкампф”, которую воспринимаем как руководство к действию. Мы уверены, как в своём выборе, так и в своей правоте. За фюрером идёт сегодня вся нация, и вы, фольксдойче, не должны оставаться в стороне.
Крёстные Анджея, пани и пан Любаньски, растерянно переглядываются. Затем пан Любаньски осторожно задаёт Штайнеру вопрос:
-Пшепрашам, пане обер- лейтенант, а что, в этой связи, ожидает Польшу, всех поляков?
Ответ следует мгновенно:
- Польшу ожидает, во- первых, быстрый разгром, а, во-вторых, ей придётся возвратить все захваченные у Германии земли. Поляков же ожидает то, что им суждено Богом и фюрером – полное подчинение представителям высшей расы, то есть нам, немцам. Очень скоро будет точно определено, какие поляки и в каком количестве необходимы Рейху.
Продолжение беседы на темы политики неинтересны Иоланте. Она подходит к патефону и, перебрав пластинки, ставит медленный фокстрот. Штайнер кивком головы приглашает девушку на танец. Совершенно ошарашенные, тихонько покидают гостиную крёстные – пани и пан Любаньски. Выйдя на улицу, пан Любаньски растерянно роняет спутнице:
-Если всё, что говорил нам обер-лейтенант, правда, то у поляков просто нет будущего.
Пани Любаньска беззвучно плачет.
В доме Томашевских продолжается праздник. Фокстрот завершается. Штайнер усаживает довольную Иоланту, садится сам. Смотрит на два опустевших полукресла:
- Поляки, ваши знакомые, ушли? Тем лучше. Вершить новую историю будем мы, немцы. В этом процессе полякам нет места. (Наливает вина Иоланте, себе.Хозяева следуют его примеру.)
Анджей не пьёт, глядит на переливающееся рубиновыми оттенками вино в бокале рассеянно. Мысли его далеко, и это замечает Иоланта. Отпив из бокала, она обращается к Штайнеру:
-Скажите, Генрих, евреи, которые сейчас на территории фабрики, их отпустят?
Вопрос сестры возвращает Анджея“на землю”. Он вертит в руке вилку, напряжённо ожидая ответа обер-лейтенанта. Штайнер сосредоточился на поглощении мастерски приготовленного хозяйкой дома тушёного мяса и отрывается от этого процесса с явной неохотой:
-Я уже касался вопроса о ненужных и вредных народах. К примеру, цыгане. Что полезного дали миру эти двуногие? Живут воровством и обманом. Евреи, конечно же, не бездельники. Среди них много способных и даже талантливых людей. Но они – страшная угроза германской нации. Прозорливость фюрера открыла немцам истинное лицо этого хитрого и коварного народа. Жидо-масонские диаспоры множатся в странах Европы. В их планах – охватить лапами весь земной шар. Если мы очистим мир от этой скверны, навсегда заслужим благодарность человечества. Фюрер утверждает:”Когда случается что-то ужасное, иди к еврею, это дело его рук”.
Завершив тираду, обер-лейтенант с удовольствием поглощает содержимое своей тарелки. Тадеуш смотрит на него глазами, полными ужаса. Выдавливает из себя:
-Их уничтожат?
-Фюрер найдёт решение еврейского вопроса, - Штайнер отвечает небрежно. Видно, что эта тема ему надоела. – Мы должны сегодня сосредоточиться на более важных задачах. Взглянув на часы, обращается к Тадеушу:
-Завтра в 8 утра вам надлежит прибыть в комендатуру для постановки на учёт. Через неделю все фольксдойче города – мужчины призывного возраста, начнут проходить курс военной подготовки в учебном подразделении.
Штайнер говорит” филен данк” хозяевам, целует руку Иоланты, выбрасывает правую руку вверх: “Хайль Гитлер!” Пани и пан Томашевские в свою очередь отвешивают Штайнеру глубокий поклон. Иоланта, провожая гостя до входной двери, говорит не без смущения:
-Мы всегда рады видеть вас, Генрих, и… будем ждать.
Опель обер-лейтенанта отъезжает.
Утро следующего дня. Комендатура города. В одном из кабинетов тучный унтер-фельдфебель внимательно изучает документы, принесенные Анджеем.
-Восемнадцать лет вам исполнилось только вчера. И уже сегодня вы заявляете о желании стать солдатом фюрера. Похвально, но почему такое рвение? Мы бы известили вас повесткой на следующей неделе, - резюмирует унтер, внимательно глядя на юношу.
-Обер-лейтенант Штайнер рекомендовал мне поступить подобным образом, - кратко отвечает Анджей.
¬-Герр комендант? – брови унтер-фельдфебеля лезут вверх. Ни слова не говоря далее, он молча принимается оформлять какую-то бумагу, затем протягивает её Анджею:
-Это ваша повестка. Время и место сбора в ней указаны. Всё, что необходимо иметь с собой, – тоже. Можете идти.
За день до убытия на призывной пункт отец пригласил Анджея прогуляться по парку поговорить по-мужски о проблемах, которые время привнесло в их жизнь столь внезапно и неумолимо. Первым разговор начал Анджей:
-В моей голове, отец, сейчас полный сумбур, впрочем, как и в душе. Завтра я одену форму солдата вермахта, стану частичкой мощной военной машины, которой предстоит установить новый, немецкий, порядок в Европе, а затем и во всём мире. Штайнер говорил, что этим мы лишь займём место, давно определённое немецкому народу самим Богом. Но ведь путь к этой цели нельзя прокладывать по трупам детей, женщин и стариков. Я видел на площади, как обер-лейтенант…
-Тихо! – отец резко обрывает взволнованную речь Анджея.-Ты знаешь, что в городе начались аресты. В тюрьмы отправляют всех явных и скрытых врагов Германии. И мы, немцы, должны понимать…
- Польские немцы! – теперь уже Анджей в сердцах перебивает отца. – И ты, и я,- мы родились здесь. Судьба страны, где я вырос, дорога мне не менее, чем будущее Германии –родины моих далёких предков.
Отец выслушивает страстные слова сына с уважением. Помолчав, отвечает в раздумье:
- Эта война, сын, будет долгой, кровавой и невероятно жестокой. Война на уничтожение. Война за победу арийских народов над неарийскими. Доктрина Гитлера не оставляет в ней места жалости, пощаде, состраданию. Тебе придётся стрелять, выполнять приказы командира. Одно я тебя прошу – старайся поступать так, как тебе подскажет сердце. И береги себя, сынок.
Отец порывисто обнимает Анджея, прижимает к груди. Сын, не пряча слёз, крепко обнимает отца.
К зданию гимназии, которую оккупационные власти превратили в сборный пункт для новобранцев – фольксдойче, Анджея провожала вся семья Томашевских. Анджей коротко пострижен, одет в простую одежду, в руке чемоданчик, за плечами брезентовый вещевой мешок. У парадного входа в здание застыли с карабинами на груди два рядовых вермахта. Унтер-фельдфебель с папкой в руке поглядывает на часы. На площадке перед входом шумно переговариваются десятка три будущих солдат. Они, хотя и разного возраста, очень похожи друг на друга одеждой и экипировкой. Провожающих – родственников и друзей, раза в три больше. Взглянув на часы ещё раз, унтер-фельдфебель кричит, что есть силы: “Ахтунг!” Затем прибывших по повесткам он выстраивает у самого входа. Кося глазами в список, проверяет у каждого документы и принадлежности. После этого следует новая команда, и, прощаясь с родственниками приветственным взмахом рук, новобранцы по одному, гуськом, исчезают за дверями парадного входа бывшего польского учебного заведения.
Будущих солдат вермахта унтер-фельдфебель разместил в спортивном зале гимназии. Гимнастические снаряды сдвинуты к стене, на полу – три десятка матрацев.
- Покидать здание запрещено. Курить в туалете. Подъём завтра в шесть утра, затем двадцать километров маршем в учебный центр, - голос у унтера отрывистый, словно лай собаки, - всё своё понесёте с собой, как говорил древний философ. Расслабляться не советую. Часть пути придётся преодолевать бегом. В центре вы должны быть не позднее десяти часов утра. В случае опоздания вся группа будет наказана.
Высказавшись, унтер-фельдфебель уходит. Новобранцы собираются группами. Многие хорошо знают друг друга. На матрац Анджея присаживаются два его школьных товарища. Богатый событиями первый месяц осени даёт им пищу для бесед заполночь.
В шесть тридцать призывники, построенные в колонну по три и сопровождаемые четырьмя солдатами-велосипедистами, двинулись в направлении учебного центра, который командование вермахта организовало на базе захваченного польского военного городка. Марш- бросок по пыльной грунтовой дороге оказался нелёгким. Кое- кто из призывников натёр ноги и в конце пути, прихрамывая, едва выдерживал заданный темп. Тем не менее, в отпущенное на передвижение время группа уложилась.
У КПП новобранцев встретил невысокого роста унтер-офицер в очках с толстыми круглыми стёклами. После переклички ворота КПП открылись, и новобранцы очутились на территории учебного центра. Здесь они воочию убеждаются, что процесс подготовки молодого пополнения вермахта уже идёт полным ходом. На плацу несколько групп тренируют строевой шаг. Десятка три раздетых до пояса новобранцев бегут по гаревой дорожке вокруг футбольного поля стадиона. В районе полосы препятствий фельдфебель обучает молодых солдат приёмам штыкового боя.
Унтер-офицер подводит группу новичков к зданию казармы. Внутри её длинный коридор. По одну его сторону - пронумерованные двери. У одной из них, с номером 6, унтер-офицер взмахом руки останавливает новобранцев. Дежурный по казарме открывает двери длинным ключом. В узкую, длинную комнату заходят двадцать человек, которых унтер зачитал по списку. Остальные следуют далее вдоль коридора. В комнате двадцать коек с настланными на них матрацами, десять тумбочек – одна на двоих, у входной двери два громоздких шкафа. Новобранцы быстро распределились с местами. Анджею досталась койка возле одного из трёх больших окон помещения. Устало присев на матрац, он принялся развязывать вещмешок. В дверном проёме появился унтер-офицер в очках. Доброжелательным тоном произнёс:
-Располагайтесь. В 13.00 обед. После обеда общее построение на плацу перед штабом. Там вы получите дальнейшие указания.
В послеобеденное время указания, а, точнее, приказы стоявшим на левом фланге общего строя новобранцам отдавал чётким голосом светловолосый, подтянутый лейтенант:
-Я назначен командиром шестого учебного взвода, то есть, вашим командиром. Моя фамилия Литце. Сегодня во взводе занятий не будет, за исключением политической информации для всего личного состава центра после ужина в 20.00, но это не означает, что сейчас вам нечем заняться. До ужина всем надлежит пройти санобработку, после чего на вещевом складе получить форменную одежду и постельные принадлежности. Всё это вы будете выполнять под руководством моего заместителя, обер-гефрайтера Майера - лейтенант указал на стоящего рядом коренастого блондина, с наглыми, чуть навыкате глазами.
Санобработка, выдача и подгонка обмундирования затянулись до вечера. Но в клуб призывники заходили ужеодетые в новую с иголочки форму солдат вермахта.
Политинформацию в зале со сценой и киноэкраном проводил высокий, худой гауптман. Сидячих мест для всех не хватало, и весь шестой взвод расположился, как и положено “салагам”, в проходе. Приняв торжественный вид, гауптман стал вдохновенно вещать собравшимся:
-Вчера доблестные войска фюрера ворвались на улицы столицы Польши –Варшавы. Танковые части вермахта, таким образом, преодолели от границ Рейха за восемь дней боевых действий более трёхсот километров, и нет сомнения, что завтра на ратуше главного польского города будет развеваться германский флаг. Впрочем, какова обстановка на фронтах, вы сейчас увидите собственными глазами. Только что в наш учебный центр доставлена фронтовая кинохроника.
Гауптман коротко взмахнул рукой. В зале погас свет, застрекотал киноаппарат. На экране – горящие города и деревни. Под ударами немецких Люфтваффе в реки обрушиваются мосты, разбиваются железнодорожные вокзалы, уничтожается польская боевая техника, расстреливаются из пулемётов колонны польских войск и многочисленных беженцев. Немецкие танки грохочут по мостовым захваченных польских городов – Краков, Катовице, Лешно,Торунь, Ченстохова…
Конец кинохроники. Гауптман вновь берёт слово:
-Сейчас вы воочию убедились, насколько успешно германские солдаты сражаются с польскими войсками. Ещё два-три дня боёв, и польские армии капитулируют. Я знаю, что многие из вас уже сегодня хотели бы принять непосредственное участие в этой великой битве Германии за жизненное пространство. Однако, вы пока не готовы к выполнению боевых задач, определённых немецкому народу фюрером Рейха. Чтобы стать настоящим солдатом вермахта, вам следует овладеть многими навыками и знаниями. Вы сможете их получить в данном учебном центре. У Германии много врагов, а это значит, что боевых походов, которые предстоят, на ваш век хватит. Хайль Гитлер!
Боевая подготовка новобранцев-фольксдойче, (а именно из них полностью состоял контингент обучающихся), велась напряжённо. За два месяца курсантам необходимо было изучить конструкцию нескольких видов стрелкового оружия и выполнить нормативы стрельбы из него, научиться штыковому бою, уметь метать гранату точно в цель на положенное расстояние, окапываться в полевых условиях, преодолевать проволочные заграждения и многое ,многое другое.
Учёба давалась Анджею легко. От природы подвижный, он легко преодолевал полосу препятствий, в числе первых финишировал на кроссах, метко стрелял, ловко выполнял упражнения на гимнастических снарядах. А вот занятия по строевой подготовке вызывали у него отвращение. Главным образом потому, что их проводил обер-гефрайтер Майер. Заместитель лейтенанта Литце с самого начала Анджея невзлюбил. На первом занятии, прежде, чем приступить к отработке простых строевых приёмов, обер-гефрайтер выстроил подчинённых в шеренгу и произнёс следующее:
- Строевая подготовка – самая важная дисциплина в процессе подготовки солдата вермахта. Я полагаю, что поляки отступают именно из-за недостаточной строевой выучки своих войск. Строевая подготовка дисциплинирует солдата, учит его беспрекословно и быстро выполнять приказания командира. В польской армии этому не уделяли должного внимания. Мы все видели фронтовую кинохронику. Из поляка солдат , как из собачьего уха топор. Я ясно говорю?
- Не совсем, герр обер-гефрайтер, - это подал голос Анджей, которому стало не по себе от столь злобного унижения Майером польских солдат и офицеров, - мне видятся причины быстрого продвижения германских войск не в том, что у польских солдат не отработан строевой шаг, а в том, что немецкая техника превосходит…
- Молча-а-ть! - обер-гефрайтер заорал так, что солдаты взвода испуганно вжали головы в плечи.- Ты, я вижу, до мозга костей ополячился, проживая здесь, на исконно германских землях. Ничего, я выбью из тебя польскую спесь. Выбью, как выбивают пыль из залежалого матраса.
С тех пор строевые занятия превратились для Анджея в ад. Майер мастерски владел умением “выбивать пыль” из подчинённых.Анджея обер-гефрайтер заставлял отрабатывать на плацу строевые приёмы и во время коротких перекуров, и после окончания дневных плановых занятий, и во время послеобеденного отдыха. Стиснув зубы, обливаясь потом, Анджей мерно печатал шагами плац учебного центра. В голове его один за другим рождались планы отмщения своему мучителю. Конец издевательствам положил, как ни странно, лейтенант Литце. До него, очевидно, дошла информация о “воспитательной работе”, проводимой обер-гефрайтером с Анджеем. Посетив очередное строевое занятие взвода, лейтенант в перерыве подозвал своего заместителя:
- Я заметил, что в ходе занятия вы львиную долю учебного времени тратите на обучение рядового Томашевски, который выполняет строевые приёмы лучше других. Чем это обусловлено?
- Герр лейтенант, начал пояснять Майер с заговорщицким видом тихим голосом,- рядовой Томашевски насквозь пропитан польским духом. Я пытаюсь выбить из него всё польское.
- Дополнительной муштрой?- лейтенант Литце чуть усмехнулся. - Духовный багаж человека следует менять более тонкими методами. Впредь распределяйте время равномерно между всеми обучаемыми.
Воздействие на сознание призванных на службу фольксдойче в учебном центре велось целенаправленно и интенсивно. Ежедневно после ужина со всеми солдатами в клубе проводились политинформации. В утренние часы весь личный состав в обязательном порядке прослушивал радиосводку о событиях на фронте. Утром же дежурный по казарме доставлял во взводы свежие газеты.Три раза в неделю командиры взводов проводили со своими подчинёнными политические занятия.
Как – то на одном из них лейтенант Литце вручил Анджею книгу в сером переплёте:
- Читайте её, и вы на многое станете смотреть по-новому. С мыслями о прочитанном выступите перед товарищами через неделю.
Анджей взглянул на обложку: Ф. Ницше “Так говорил Заратустра”. Книгу неизвестного ему автора Анджей прочёл с интересом. Его увлекла как широта темы, так и меткость суждений Ницше о месте человека на земле, его взаимоотношений с окружающей природой, устремлениях и желаниях, о смысле человеческого бытия.
Через неделю Литце, как и обещал, предоставил Анджею слово на занятии взвода по политической подготовке.
- Я хочу поблагодарить, во-первых, герра лейтенанта за предоставленную мне возможность прочесть эту замечательную книгу, - голос Анджея звучал искренно, - а, во-вторых, считаю, что её должен прочесть каждый, кто носит форму солдата вермахта.
Лейтенант Литце (живо, с удовлетворением в голосе):
-Что привело вас к такому выводу?
- Очень многие утверждения автора разрушают стереотипы, которые мешают людям найти правильный путь в жизни. Вот что, к примеру, говорит Ницше о войне и воинах: “ Своего врага вы должны искать, на своей войне сражаться, за свои убеждения. Война и мужество совершили больше великого, чем любовь к ближнему. Не к работе призываю я вас, но к борьбе; не к миру, но к победе.”
-Зэр гут, шютце Томашевски, - довольный Литце жестом показал Анджею, что можно сесть на место. Затем, полистав записную книжку, произнёс:
- Вот уже четыре недели Германия ведёт жестокую борьбу с Польшей за возврат исконно германских земель. Мы все знаем о беспримерных успехах немецких войск в этой священной борьбе. Через месяц вы станете полноправными бойцами вермахта и будете принимать непосредственное участие в боевых действиях там, куда вас направит фюрер. Фридрих Ницше, величайший из философов прошлого столетия, говорил также: “ Только благо войны освящает всякую цель. Любите мир как средство к новой войне.”
C победоносным видом лейтенант захлопнул записную книжку. Посмотрев на часы, добавил:
- В 17.00 всем быть в клубе на просмотре “Дойче Вохеншау”.
Хотя в казармах и служебных помещениях учебного центра были установлены радиоприёмники для регулярного прослушивания в специально отведённое время передач на военные темы и, конечно же, сводок с фронта, еженедельный немецкий киножурнал – хронику военнослужащие учебного центра смотрели с особым интересом.
По окончании просмотра киножурнала перед собравшимися выступил начальник центра оберст лейтенант Кромм:
- Если у кого-то ещё оставались сомнения по поводу возможностей германской армии, то сейчас они окончательно рассеялись. Весь мир увидел воочию, как силён сегодня вермахт, сколь отважно и умело воюют его солдаты, офицеры и генералы. Сопротивление польской армии окончательно сломлено. Только что радио Рейха сообщило о капитуляции Варшавы. На пятое октября фюрер назначил парад в бывшей польской столице.
Чуть передохнув, начальник центра завершил:
- В процессе освоения военного дела требую от каждого из вас полной самоотдачи. Отступлений от пунктов боевого устава быть не может. Ваша задача – овладеть всем, что необходимо уметь солдату вермахта. Хайль Гитлер!
Нагрузки на обучаемых, как физические, так и моральные ,возрастали в учебном центре с каждым днём.
В первый день октября шестой взвод в полном составе с утра прибыл на занятие по инженерной подготовке, которое проводилось в полевых условиях и считалось одним из самых сложных.
Вводный инструктаж перед выстроившимся в шеренгу солдатами проводил, сидя верхом на каурой лошади,сухощавый майор:
- В ходе занятия вам предстоит доказать своё умение действовать в обстановке, максимально приближённой к боевой. Каждый из вас в течение одного часа обязан вырыть окоп из положения лёжа. Не воз-браняется оказывать помощь товарищу при условии соблюдения маскировки. По истечении указанного времени по окопам пройдут танки, - майор указал стеком на две стоящие метрах в пятидесяти поодаль гусеничные бронемашины с двумя пулемётами и, чуть помолчав, отрывисто скомандовал:
- Erste Gruppe,zwanzig Schritt evorwarts Marsch!(первое отделение двадцать шагов вперёд, шагом марш!).
Десять солдат взвода (среди них Анджей), сминая сапогами пожелтевшую траву и невысокие стебельки увядающих полевых растений, отмеряли указанную дистанцию.
Команда “Hinlegen!” (ложись) бросает испытуемых на землю. Анджей крепко, до боли в суставах, сжимает в руках сапёрную лопатку. Старается не смотреть на застывшие, готовые в любой момент рвануться вперёд танки. Глаза – в дышащую утренней влагой землю. По жухлой травинке ползёт паучок, торопится по одному ему ведомым неотложным делам.
Хлёстко, словно выстрел, разрывает настороженную тишину команда “Eingraben!” ( Окопаться!). Десять сапёрных лопат одновременно вгрызаются в луговую почву. Руководитель занятия спешился и прохаживается за спинами солдат. Время от времени он ударами стека пригибает головы тех, кто, орудуя лопатой, приподнимается, по его мнению, чересчур высоко.
Тяжёлое дыхание испытуемых, в их глаза и рты набивается песок, по лицам струится пот. Тем не менее, первое отделение шестого взвода держится пока молодцом – сапёрные лопаты ритмично выбрасывают дёрн на места для устройства брустверов.
-Eine Viertel Stunde vergangen! ( Прошло четверть часа!) – сообщение майора ускоряет движения лопат. Через некоторое время почти все “окопники” вырывают укрытия, из которых можно вести стрельбу лёжа.
Мозг Анджея работает лихорадочно: “ Углубился сантиметров на тридцать пять – сорок. Надо хотя бы на семьдесят. Только не сбавлять темп, чего бы это ни стоило.”
Майор, между тем, смотрит на часы и хладнокровно извещает о том, что половина отпущенного на выполнение норматива времени - позади.
Солдаты начинают выдыхаться. Некоторые устали настолько, что в изнеможении замирают на минуту-другую в вырытых нишах.
Справа от Анджея роет окоп его сосед по казарменной койке Рихард Вольцов, коренастый белобрысый крепыш. Он углубился в землю на добрых полметра, однако наткнувшись лопатой на большой, неподъёмный камень, обкапывает сейчас его со всех сторон, чтобы потом попытаться хотя бы переместить неожиданное препятствие в угол окопа.
Руководитель занятия щёлкает стеком по голенищу высокого хромового сапога, кричит: “Blieb funfzehn minuten!”(Осталось 15 минут!) и, вынув из кармана белый платок, делает резкий взмах рукой.
Ожили, взревев моторами, танки. Ветер доносит до окопов бензиновую гарь.
Анджей, переведя дух, в очередной раз измерил глубину выкопанного окопа – лопатка плюс ширина двух ладоней. С облегчением вновь принялся за работу: “Ещё сантиметров десять вглубь, и никакие танки не страшны.” Вновь бросил короткий взгляд на соседа справа и замер – обняв обеими руками увесистый камень на уровне пояса, Рихард Вольцов со вздувшимися от напряжения венами на шее отчаянно пытается вытолкнуть его из окопа.
В две секунды Анджей перекатился к соседу. Четыре руки поднимают камень на бруствер.
Танки медленно начинают движение, приближаются к окопам.
Один из испытуемых выскакивает из окопа. Его глаза полны ужаса, он отбегает прочь и что-то кричит. Всё вокруг объято грохотом надвигающихся на окопы танков.
Анджей сворачивается на дне окопа клубком, прижимается что есть силы к земле, стараясь ни о чём не думать. От рёва моторов закладывает уши. Гусеница танка нависает над бруствером. Земля густо обсыпает Анджея с ног до головы. Бронированная машина медленно переползает через окоп. Затем танк отъезжает на десяток метров, разворачивается и столь же неторопливо принимается утюжить окоп соседа.
Закончив своё дело, танки возвращаются на исходную позицию.
Для первого отделения испытание также окончено. Звучит команда “Zehn Minuten Ruhe!” (отдых – десять минут), по которой измученные, грязные солдаты первого отделения вылезают из вырытых окопов и валятся в изнеможении на траву. Анджей и Рихард лежат рядом. Рихард нащупывает руку Анджея, молча пожимает её.
Через десять минут отделение выстраивается в шеренгу. Майор – руководитель занятия медленно движется вдоль неё. Покручивая стек, вглядывается в лица солдат. Поравнявшись с не выдержавшим испытание, коротко бросает: “Weg!” (Солдат покидает шеренгу.) Майор останавливается напротив Анджея, смотрит на солдата изучающе. Затем принимает положение “Смирно” и отдаёт рядовому Томашевски честь.
Общие итоги занятия подвёл во второй половине дня командир взвода. Пятерке солдат, не выполнивших норматив, по окончании учёбы предстояло проходить службу в вермахте на тыловых должностях.
До окончания срока обучения в центре оставалось совсем немного времени. Анджей очень скучал по родным и друзьям, хотя и регулярно получал от них письма. А вот от Арона вестей не было. Иоланта в письмах сообщала, что вся его семья, как и другие евреи города, по-прежнему находятся на территории бывшей фабрики, и что о них ничего нельзя узнать, так как фабрику всё время охраняют солдаты и никого к ней не подпускают.
Увидеться, тем не менее, довелось.
В один из дней, следуя в столовую на завтрак, солдаты учебного центра, взвод за взводом, проходили мимо припарковавшегося у ворот штаба незнакомого легкового автомобиля.
- Какая-то важная птица прибыла, - заметил Анджей шагающему рядом Рихарду. – Интересно, что она принесла на крыльях?
После завтрака весь личный состав учебного центра выстроился на плацу. Из здания штаба вышел начальник центра вместе с долговязым офицером, облачённым вмундир и бриджи светло-серого цвета. Окинув взглядом ровные шеренги солдат и офицеров, оберст-лейтенант Кромм скомандовал:
- Шестой взвод, десять шагов вперёд, шагом марш!
Выполнив команду, солдаты подошли совсем близко к вышедшим из штаба офицерам и с интересом рассматривали необычную форму стоящего рядом с Кроммом незнакомца. Кокарда его фуражки была выполнена в виде черепа со скрещёнными костями; на правой петлице светло-серого кителя красовались две серебристые молнии, на левой – три звёздочки золотистого цвета.
Начальник центра, окинув взглядом вышедших из общего строя солдат, произнёс:
- Вам предстоит участвовать в выполнении особого задания. С этого момента вы поступаете в распоряжение гауптштурмфюрера Редлиха (жест руки в сторону стоящего рядом долговязого офицера), который проведёт с вами инструктаж по прибытию к месту назначения.
Повернувшись к гауптштурмфюреру: “Bitte.”
Через пять минут все три отделения взвода разместились в крытых брезентом кузовах тупоносых грузовиков. Гауптштурмфюрер приглашает командира взвода Литце в свою двухдверную, чёрного цвета, легковушку, и колонна из трёх автомашин, пыля и фыркая моторами, покидает территорию учебного центра.
Примерно через час езды машины остановились. По команде обер–лейтенанта солдаты шестого взвода высыпали из грузовиков. По обе стороны грунтовой дороги шумели листвой деревья, окружённые густым кустарником. За небольшой поляной угадывался уходящий в лесную чащу глубокий овраг.
Литце построил взвод на поляне, доложил гауптштурмфюреру о готовности к выполнению задания. Офицер в светло-сером мундире обвёл взглядом стоящих по стойке “смирно” солдат, скомандовал:
-Ruhrt euch! (Вольно!)
Взглянув на часы, произнёс чётким, ровным голосом:
-Вам предстоит участвовать в осуществлении важного мероприятия – уничтожении евреев, врагов германской нации. Район уничтожения – овраг, который вы видите перед собой. Расстреливать наших с вами врагов будет специальная команда, по прибытии которой вам выдадут карабины и патроны. Ваша задача – находиться в оцеплении места проведения акции и применять оружие без предупреждения по любому, кто попытается уйти от возмездия. Вы также должны быть готовы прийти на помощь спецкоманде в случае возникновения беспорядка среди еврейского отродья. Вопросы?
Солдаты шестого учебного взвода стояли молча. Было очевидно, что сообщение гауптштурмфюрера их явно встревожило.
До прибытия спецподразделения солдатам разрешили перекурить и оправиться.
Анджей, присев на поваленную временем берёзу, размышлял о предстоящем задании. От внезапной мысли в груди стало холодно: “А вдруг речь идёт о еврейских жителях его родного города, согнанных на бывшую фабрику? Если так, тогда и Фрида, и Арон… Нет, только не это.”
Анджей находит глазами Вольцова, подбегает к нему, просит сигарету.
Товарищ Анджея удивлён:
-Ты же не куришь.
-Дай, Рихард,!
Дрожащими пальцами Анджей берёт сигарету, закуривает. Затянувшись, кашляет,выбрасывает окурок.
Шум мотора вдали. Вновь взвод строится в две шеренги. Из кузова подошедшего грузовика выпрыгивают два солдата, из кабины вылезает белобрысый обер-гефрайтер. Все трое – в эсэсовской форме. Грузовик привёз оружие. Шестой взвод получает карабины и патроны. Приехавшие солдаты-эсэсовцы выбрасывают из кузова на обочину дороги десятка два лопат. Обер-гефрайтер подходит к гауптштурмфюреру, что-то докладывает ему. Затем оба идут по направлению к оврагу. Литце следует за ними.
Где-то вдалеке неясный шум. Обрывки команд, приглушённые крики. Выстрел, ещё один. Солдаты шестого взвода быстро рассыпаются вдоль дороги, занимают боевые позиции, укрываясь за толстыми стволами деревьев.
-Kommando zuruck! (Отставить!) – команда, поданная гауптштурмфюрером, возвращает взвод на поляну.
Белобрысый обер-гефрайтер небрежно машет рукой, сплёвывает. Тоном превосходства над “салагами” сообщает:
-Жидов ведут, на вечный отдых. Доходяг по пути пристреливают.
Из глубины леса на дороге вырисовывается узкая колонна людей. Она движется медленно. В колонне мужчины и женщины всех возрастов. Держась за руки матерей, бредут дети, многие из них плачут.Колонна приближается. По бокам её – охранники, часть из них - в штатском, с белыми повязками на рукаве.
Анджей, Рихард и их товарищи по взводу смотрят на приближающихся людей во все глаза – “Вот они, главные враги рейха!”
Голова колонны подходит к поляне. Следует команда “Halt!” Теперь “врагов” можно рассмотреть с близкого расстояния.
Худые, измождённые лица, многие со следами побоев. Отрешённые взгляды. Порванная одежда. У некоторых на руках маленькие дети. Сейчас они опускают их на землю, растирают занемевшие мышцы.
Подтягивается хвост колонны. Двое отставших, пожилые мужчина и женщина, ковыляют из последних сил, поддерживая друг друга.
-Schnelle! -грозный окрик конвоира не может заставить их сделать невозможное – идти быстрее. Выстрелы валят стариков на землю. Держась за простреленные животы, они безмолвно извиваются на обочине лесной дороги, словно две гигантских гусеницы.
Работа по выполнению “спецзадания”, между тем, закипела.Охрану еврейской колонны, поляны, оврага, и подходов к нему гауптштурмфюрер возложил на взвод обер-лейтенанта Литце. Доставившие еврейскую колонну полицейские и солдаты были построены на гребне оврага. Обер-гефрайтер и солдаты, привезшие оружие, вывели из колонны два десятка наиболее крепких мужчин, снабдили их лопатами и отконвоировали в район оврага. Затем по команде гауптштурмфюрера первая партия евреев в количестве пятидесяти человек переместилась из колонны на поляну. Следующая, прозвучавшая в их адрес команда, потрясла солдат – новобранцев учебного взвода.
-Entkleiden sie! Los! (Всем раздеться!Быстро!)
Вышедшие на поляну люди стояли молча, не шевелясь. К ним подбежал полицейский. Услужливо глянув на гауптштурмфюрера, зарычал на польском:
-Wszystkim rozneglizowacsie!Szybko!
Для убедительности направил карабин на стоящего перед ним старика.
Всё так же молча люди стали снимать с себя верхнюю одежду, оставаясь в нижнем белье. Гауптштурмфюрера это не устроило:
-Аlle Kleidung entfernen!Schnelle! ( Раздеться полностью!Быстро!) – В голосе эсэсовца слышится явное раздражение.В считанные минуты солдаты-эсэсовцы и полицейские ударами прикладов и сапог заставляют стоящих на поляне людей выполнить приказ гауптштурмфюрера.
Анджей отворачивается, сжимает кулаки, с ненавистью смотрит на бесстрастное лицо эсэсовского офицера.
- Зачем же надо так унижать человека перед смертью? Пусть даже он является врагом. – С этими мыслями Анджей переносит взгляд на поляну.
“Враги Рейха” стоят на ней, тесно прижавшись друг к другу. Многие молятся, обратив взоры к пасмурному небу.Мужчины пытаются успокоить жён, дочерей. То там, то здесь слышатся рыдания. Матери прикладывают младенцев к груди.
Посыпался колючий, мелкий дождь. Солдаты набрасывают на себя цельтбаны – брезентовые накидки.
Анджей вытирает ладонью глаза.Ждущие своей участи люди на поляне видятся ему сейчас каким-то одним огромным обнажённым человеческим телом, мокрым, посиневшим на холодном октябрьском ветру.
Эсэсовцы и полицейские по команде обер-гефрайтера залезают в кузов грузовика. Анджею видно, как они вытаскивают из ящика бутылки, заглатывают содержимое. Покончив с выпивкой, расстрельная команда занимает свои места на гребне оврага.
Приходятв движение и люди на поляне. Один за другим, они покорно следуют к месту своей Голгофы под дулами карабинов солдат, стоящих в оцеплении.
Анджей видит отрешённые, безучастные ко всему лица и лица суровые, гордые. Глаза, в которых тоска вытеснила ужас, и глаза, полные гнева и ненависти к своим убийцам.
Первые десять узников поставлены на колени у самого края оврага. Почти одновременный залп в затылки жертвам, и их тела падают на дно оврага. За первой партией узников следует вторая, третья… Конвейер смерти заработал с немецкой методичностью.
Вначале Анджей пытался сосчитать, сколько человек проследует мимо него, однако в какой-то момент на гребне оврага разыграласьужасная сцена.
Молодая мать, крепко прижав к себе годовалого младенца, изо всех сил сопротивлялась дюжему эсэсовцу, который пытался вырвать дитя из материнских рук. Вопли несчастной матери прервал гауптштурмфюрер. Подойдя к жертве, выстрелил точно в затылок. Женщина рухнула на землю вместе с ребёнком. Эсэсовец схватил младенца за ножки и с размаху ударил его головкой о ствол стоящей рядом сосны. Окровавленное тельце полетело в овраг. Туда же палач ногой спихнул тело матери.
Чтобы не упасть, Анджей непроизвольно опустил карабин, оперся о приклад. Подскочил стоявший рядом в оцеплении Вольцов:
-Тебе помочь?
-Спасибо. Им бы вот кто помог, - Анджей кивнул на евреев, двигающихся внутри оцепления к месту своего перехода в небытие.
Обер-лейтенант Литце, который тоже заметил, что с рядовым Томашевски не всё в порядке, подошёл к Анджею:
-Вас заменить? – Голос командира взвода прозвучал без обычной сухости.
-Нет, нет, герр обер-лёйтнант, всё нормально.
Литце обошёл всех, стоящих в оцеплении солдат взвода, и направился к гауптштурмфюреру, который по завершении экзекуции очередной партии жертв объявил пятнадцатиминутный перерыв. Расстрельная команда - эсэсовцы и полицейские, вновь полезли в кузов грузовика.
- Тяжёлое психологическое испытание для моих солдат-новобранцев, гауптштурмфюрер, - высказался Литце, подойдя к эсэсовскому офицеру.
- Между теорией и её практическим воплощением всегда большая дистанция. Чем быстрее обучаемые вами подчинённые её пройдут, тем будет лучше для Рейха,- небрежно ответил гауптштурмфюрер ,выпуская сигаретный дым. Затем, взглянув на часы, произнёс с удовлетворением:
- Акция выполнена наполовину. Ещё два часа и солдаты вашего взвода успеют на обед в учебном центре. Кстати, честь уничтожения последнего еврея я могу предоставить вам, обер-лёйтнант.
- Я - солдат, меня обучали воевать с вооружённым противником, - отрезал побледневший Литце, - я хотел бы отстаивать честь своего мундира на поле боя.
Гауптштурмфюрер не удивился. Очевидно, подобная реакция офицера вермахта была ему не в новинку. Внимательно взглянув на Литце, он медленно произнёс:
-Что ж, я позабочусь о предоставлении вам такой возможности.
Заканчивается перерыв. Стоящие на поляне под моросящим осенним дождём обнажённые люди гуськом потянулись к месту казни. Конвейер смерти вновь приходит в движение.
В кошмаре событий дня, Анджей уже не всматривается в проходящих рядом людей. Ему представляется, что он находится в потустороннем мире, в царстве белых теней, проплывающих мимо бесконечной вереницей и исчезающих один за другим во всепоглощающем чреве Земли.
Внезапно нечто заставляет его обернуться, взглянуть на поляну, где раздевается очередная партия узников. Взгляд Анджея вдруг натыкается на знакомые и дорогие ему лица - подгоняемые руганью конвоиров и ударами прикладов, на мокрую траву сбрасывают остатки одежды Фрида, Арон и их родители.
Оглушённый увиденным, Анджей не замечает, как прекрасна Фрида в девичьей своей наготе. Мысли его начинают работать только в одном направлении:
- Их надо спасти, спасти, во что бы это не стало!
Движется цепочка обречённых на смерть людей. К оврагу приближается семья Гринбергов. Впереди Фрида, за ней Арон, далее – их родители. Ещё немного и они поравняются с Анджеем.
Решение приходит неожиданно – Анджей передёргивает затвор карабина, досылая патрон в патронник. Резкий звук заставляет девушку испуганно поднять глаза. При виде Анджея она спотыкается от неожиданности и падает на четвереньки. Арон помогает ей подняться. Он тоже замечает Анджея.
-Uciekajcie! Wszystkie! Szybko! – (Убегайте! Все! Быстро)– Голос Анджея звучит негромко, но очень решительно.
Арон понимает его с полуслова. Он толкает Фриду мимо Анджея в кусты лесной чащи, а сам бросается в противоположную сторону. За ним устремляются его родители. Анджей, взяв высокий угол прицела, палит по кустам, за которым скрылась Фрида, и пускается за ней в погоню. В помощь ему жестом гауптштурмфюрер отправляет стоящего рядом Вольцова. По убегающим Арону и его родителям ведётся стрельба. Их преследуют трое эсэсовцев.
Анджей настигает Фриду – босые ноги не позволяют девушке быстро бежать по колкой лесной почве- набрасывает свой цельтбан на плечи Фриды. Она плачет, обнимает, целует Анджея, спрашивает сквозь слёзы:
- Как Арон? Что с мамой, папой?
- Не знаю пока. Беги. – Анджей отстраняет девушку, легонько подталкивает её в сторону зарослей.
Появляется Вольцов, смотрит на удаляющуюся девушку, потом на Анджея, дважды стреляет в воздух, достаёт пачку сигарет, закуривает. Оба молчат.
-Дождь перестал, - говорит Вольцов. Докурив сигарету, он не спеша сворачивает свою плащ-палатку, закрепляет её ремнями. Не глядя на Анджея, произносит негромко:
-Скажешь, что свою потерял во время преследования.
Анджей кивает головой. Солдаты идут на звуки сухо и равномерно раздающихся выстрелов. Внезапно их треск прекращается.
Анджей и Рихард подходят к поляне. На ней гора одежды и ни одного узника. Лишь солдаты и полицейские. В центре – гауптштурмфюрер чистит пистолет куском серой материи.
Томашевский и Вольцов подходят к нему, отдают честь.
-Беглянка уничтожена? – спрашивает эсэсовец, просматривая на свет чистоту дула “вальтера”.
-Яволь, гауптштурмфюрер! – хором отвечают солдаты.
-Гут,- эсэсовец, не отрываясь от чистки оружия, небрежно кивает головой.